ть не мог, что оно будет таким для него удачным.
     Когда  они прибыли в Санта-Риту и кое-как отбились от оравы крикливых и
развязных  репортеров,  прижимистый  генерал поместил своего новоиспеченного
помощника  в  дешевый  третьеразрядный  отель, с хлопающими дверьми и наглой
прислугой.
     Спускаться  вниз, в ресторан, Миллеру не хотелось. Кое-как объяснившись
с  горничной,  толстой  и  неопрятной  негритянкой,  он  вытребовал  в номер
скудный  ужин  и  бутылку  пива.  Пиво  оказалось теплым, но он выпил все до
капли:   одолевала   жажда.   В  голову  лезли  тревожные  мысли.  Беспокоил
фотоснимок, сделанный Четопиндо во дворе клиники Шторна.
     Миллер  не  мог  не понимать, что отныне он целиком и полностью в руках
генерала.  Кто  его  знает,  что  у  Четопиндо  на  уме? Разумеется, генерал
возится   с   ним  не  для  того,  чтобы  выдать  полиции.  Это  соображение
обнадеживало,  но  полностью  успокоить  не  могло. А вдруг, достигнув своих
тайных целей, Четопиндо захочет избавиться от него?
     Душа  в  номере  не  было.  Он, как разъяснила негритянка, помещался на
этаже,  но  выходить  из  комнаты  Миллеру не хотелось. Он сбросил пропахший
потом костюм и надел гостиничную пижаму, напомнившую ему одежду лагерников.
     Воздух  в  комнате  был  несвежий, застоявшийся. Миллер подошел к окну,
распахнул  его.  В  номер  хлынул  уличный шум, ворвались неведомые запахи -
острые, пряные, дразнящие. Миллер высунулся в окно, рискуя вывалиться.
     Хотя  солнце  давно  зашло, было все еще душно. Прохожих было немного -
город,   видимо,  засыпал  рано,  даром  что  столица.  "Словно  Берлин",  -
подумалось ему.
     Наезжая  в  Берлин, Миллер всегда останавливался у сестры отца, которая
занимала  квартиру, всеми окнами выходящую на Унтер ден Линден. Миллер любил
постоять  у  окна,  наблюдая  размеренную,  неторопливую  жизнь  столицы. Не
верилось,  что где-то гремит война, отвоевывая рейху жизненное пространство,
маршируют  солдаты  фюрера,  льется  кровь,  рвутся  бомбы и рушатся здания.
Здесь,  в  Берлине,  было  тихо и уютно. Карл стоял у окна долго. Все реже и
реже  проезжали  по  Унтер ден Линден машины, чистенько подметенные тротуары
пустели,  а  на  ближнем  перекрестке все еще маячила фигура регулировщика в
аккуратной  белой  хламиде.  Редкие  пешеходы пересекали улицу с педантичной
осмотрительностью.  Едва  зеленый глазок светофора сменялся красным, как они
замирали  у  кромки  тротуара,  даже  и  не помышляя о том, чтобы перебежать
улицу.  Проезжая  часть  могла  быть  совершенно  пустынной, машин и духу не
было,  и  полицейский-регулировщик  ввиду  позднего времени уже покинул свой
пост, но они продолжали покорно стоять, ожидая зеленого сигнала.
     В  этом смысле Санта-Рита разительно отличалась от Берлина. Днем машины
мчались  по  улицам  с  бешеной  скоростью,  шоферы  весьма вольно толковали
правила  уличного  движения.  Машины  обгоняли друг дружку, неистово гудели,
только  что  не  наскакивая  одна  на  другую,  а пешеходы переходили улицы,
отважно  лавируя  между фырчащими моторами и совершенно игнорируя светофоры.
Даже  такси  останавливали  здесь не так, как за океаном - поднятием руки, а
каким-то особым свистом, который Миллеру никак не давался.
     И  только  теперь,  поздним  вечером, малолюдная Санта-Рита уподобилась
Берлину.  Бархатную  ночь  над  оливийской столицей прошивали нещедрые огни.
Город затихал, готовясь отойти ко сну.
     Снизу  вдруг послышался незнакомый гортанный возглас. Миллер вздохнул -
он  почувствовал  себя  бесконечно  чужим в этой гостинице, в этом городе, в
этой стране.
     Плотнее  запахнув  на груди застиранную пижаму, прислушался: возглас не
повторился. Глянул вниз: под самыми окнами целовалась молодая парочка.
     Из-за  угла  вынырнула веселая компания - несколько парней и девушек, и
сонная  одурь  города  мигом  отступила.  Один из парней напевал, подыгрывая
себе  на  гитаре.  Странная  вещь  - песня показалась Миллеру знакомой. Где,
черт  возьми,  он слышал эти слова о шквале, который разрушает стены темницы
и  несет  с собой свободу?.. Наконец его осенило. Ну да, он слышал эту песню
в  порту,  в  Королевской  впадине, едва только, полуживой, ступил на берег.
Эту песню пели докеры.
     Компания  с гитарой медленно прошла мимо здания отеля и скрылась вдали.
Парочка  внизу  тоже  куда-то  исчезла,  словно растворилась в душном, сыром
воздухе...
     Хлопнула  дверь  на  этаже,  кто-то  визгливым  голосом настойчиво звал
дежурную.
     И  город,  и  отель  жили  своей  жизнью, и не было им никакого дела до
Миллера,  в  прошлом - немца, а ныне - бразильца, который благодаря стечению
семейных  и  прочих  обстоятельств  перебрался  в  Оливию  и стал помощником
грозного генерала Четопиндо...
     Что  ж,  прошлое  отрезано намертво, к нему нет возврата. Завтра с утра
начнется  его официальная служба в Комитете общественного спокойствия. Ровно
в 8.30 он должен быть у генерала Четопиндо.
     Стало  свежо,  он  закрыл  окно,  аккуратно  опустив шпингалет, и лег в
постель.
     Спал плохо.
     Утром  он  явился  в  Комитет общественного спокойствия, хмурое здание,
расположенное  близ  центра  Санта-Риты.  Прежние  его  встречи  с генералом
Четопиндо проходили в другом помещении.
     Охранник  скользнул  по  нему взглядом и пропустил, не сказав ни слова:
видимо, был предупрежден.
     Четопиндо  был уже на месте. Когда Миллер вошел в кабинет, он посмотрел
на часы.
     - Ты  опоздал на одиннадцать минут, - строго сказал генерал, не замечая
протянутой руки.
     - Но я...
     - На  первый  раз  прощаю,  - перебил Четопиндо. - На второй - пеняй на
себя.   Мой   аппарат   должен  работать  с  точностью  часового  механизма.
Разболтанности среди сотрудников я не потерплю...
     Миллер  с тоской посмотрел, как генерал потянулся к коробке с сигарами.
После первой же затяжки шефа его начало мутить.
     - У  меня  для  тебя  дело,  -  сказал  Четопиндо,  стряхивая  пепел, -
посерьезнее, чем предыдущее.
     Он  вышел  из-за  стола  и  подвел  Миллера  к  огромной  карте Оливии,
занимавшей почти всю стену кабинета.
     - Обстановка  в  стране,  как  я предполагаю, начнет быстро накаляться.
Вот-вот  я ожидаю взрыва... Дай бог, чтобы это скорее произошло. Тогда одним
ударом  можно  будет  расправиться  с  левыми,  которые начинают приобретать
слишком большое влияние в стране. - Четопиндо помолчал, что-то соображая.
     Миллер старался не смотреть на сигару, дымящуюся в его руке.
     - Прижать  эту  свору  к  ногтю, сам понимаешь, будет не так-то просто.
Верные  люди  у  меня  есть, оружие тоже. А вот боеприпасы меня беспокоят, -
вздохнул  Четопиндо. - Мои части в них нуждаются. - Генерал отыскал на карте
точку.  -  Вот,  -  указал  он. - Название запомни, ничего не записывай. Это
небольшой городок. Поедешь туда, отыщешь завод химических удобрений...
     - Удобрений?!
     - Неужели  все  немцы  так  тупо соображают? - Четопиндо картинно пожал
плечами.  -  Пора  бы  уж  знать:  где  удобрения,  там  и  взрывчатка. Ею и
занимаются   подпольно  мои  люди,  но  что-то  давно  нет  от  них  никаких
сигналов...
     - Ясно.
     - Фамилию  и  адрес я тебе дам. Выяснишь на месте, как там идут дела. И
чем  быстрее,  тем  лучше.  Не  забудь  уточнить,  сколько  в наличии бомб и
гранат,  они  могут  понадобиться  в  любую  минуту.  Эти левые - повсюду. -
Четопиндо  снова уселся за стол. - В каждую щель пролезли, всех перетягивают
на  свою сторону. Я не удивлюсь, если встречу какого-нибудь типа из компании
Орландо  Либеро  в  собственной ванне... Но к такой встрече я подготовлен, -
похлопал  он  себя  по  слегка  оттопыренному  карману.  -  Я  опережу их. Я
придумал  для  них  одну  занятную  штуку...  -  Генерал  помолчал и спросил
неожиданно:  - Ты видел наш стадион, Карло? У тебя ведь было вчера несколько
свободных часов для осмотра достопримечательностей Санта-Риты.
     Миллер,  неравнодушный  к  футболу, успел вчера побывать на стадионе, и
он знал уже, что это сооружение - гордость страны.
     И  в  самом  деле,  это  был  великолепный стадион, вмещающий более ста
тысяч  зрителей,  что  для четырехсоттысячной Санта-Риты составляло огромную
цифру.
     Футбольное  поле  было  тщательно ухожено. Сверху, трибун, оно казалось
огромной  шахматной  доской  -  светлые  квадраты  чередовались  с  темными.
Миллера  водил по стадиону добровольный гид из местных жителей. Он рассказал
Карло,  что  администрации  стадиона  не нужно держать в штате озеленителей:
травой  на  поле занимаются оливийские мальчишки, которые с пеленок грезят о
футболе.
     Поскольку  стадион  широко  посещали  иностранцы,  оборудован он был по
специальному  указанию  президента,  что  называется,  с  размахом: шикарные
раздевалки  с  разрисованными  стенами, холл для пресс-конференций, закрытый
бассейн  и  многое  другое. В стране был весьма популярен лозунг, выдвинутый
президентом:  "Оливийская  сборная  должна стать чемпионом мира по футболу!"
Этот  лозунг  Миллер  видел  в витринах магазинов, на стенах домов и в самых
неожиданных местах.


     - Да,  я  побывал  там,  а  почему  ты  вспомнил  о стадионе, Артуро? -
спросил Миллер.
     Генерал произнес:
     - Совершить  переворот  в  стране  -  только  полдела. Нужно еще суметь
удержать бразды правления. А это не так-то просто.
     - Что же ты предлагаешь?
     - Ну-ка  рассуди  сам.  Мы арестовали несколько десятков тысяч человек.
Это  потенциальные  наши  враги  -  одни  более активные, другие менее. Куда
прикажешь их девать?
     - В расход.
     Четопиндо покачал головой.
     - Негуманно,  -  сказал он. - Гитлер в таких делах, увы, явно перегибал
палку,  за  что,  в  конечном  счете,  и поплатился собственной шкурой. Я не
собираюсь  повторять  его  ошибки,  да  и  времена  теперь не те. Во-первых,
большую  силу  забрало так называемое общественное мнение, мировая пресса, и
с  этим  нельзя  не  считаться. Если мы сразу уничтожим наших врагов (что, в
общем-то,  наше  внутреннее дело), за границей такой вой поднимут, хлопот не
оберешься.  Ну,  а  во-вторых,  у  некоторых  арестованных  найдутся богатые
родственники  за  рубежом.  Они  пойдут на все, чтобы выкупить своих дорогах
родичей,  попавших  в  беду.  Собранные деньги можно будет обратить на нужды
нации...
     Когда    Четопиндо   произнес   "нужды   нации",   Миллер   подумал   о
драгоценностях,  с  которыми  пришлось  расстаться,  как только он ступил на
землю  Королевской  впадины.  О  возврате  хотя бы части из них генерал и не
заикался.
     - Стадион превратить в лагерь?
     - Конечно. Он достаточно вместителен, обладает приличной оградой...
     - Постой,  постой,  -  перебил  Миллер.  -  Футбольное  поле  огорожено
колючей проволокой. Это твоя работа?
     - Тут  ты  попал пальцем в небо, - улыбнулся Четопиндо. - У нас на всех
стадионах  имеется колючая проволока. Без нее наши болельщики могут судью на
части  разорвать.  -  И  без  всякого  логического  перехода напутствовал: -
Поезжай, Карло, займись боеприпасами. И поскорее возвращайся.
     В  дороге  Миллер припомнил, как допрашивал доставленного из Свинемюнде
француза,  подозреваемого  в  связях  с саботажниками. Пуансон в полубреду и
наболтал  много  всякой  всячины,  в  частности,  об  удивительном  открытии
некоего  неведомого  Миллеру  доктора  Гофмана,  которое  тот  сделал совсем
недавно  в  Швейцарии...  После  того  как француз потерял сознание, Миллер,
обыскав  его  вещи, нашел в подкладке клочок бумаги с химическими формулами.
Он  в  химии  ничего  не  смыслил,  но бумагу на всякий случай припрятал. Уж
больно  диковинные вещи рассказывал француз о препарате, структурная формула
которого   была  изображена  на  измятом  листке.  Препарат  был  зашифрован
аббревиатурой,  начинавшейся  буквой  "Л".  Последующие  буквы  вытерлись, и
разобрать их не удалось.
     Листок  с формулами Миллер сразу после допроса сунул в бумажник и тогда
же  думать  о  нем  забыл,  поскольку  препарат, по словам Пуансона, не имел
никакого отношения к военному делу.
     Нынче  утром  в  отеле,  пересчитывая  перед  поездкой свою наличность,
Миллер  высыпал  содержимое  бумажника  на стол. Он сразу вспомнил, откуда у
него   этот   словно   изжеванный  клочок  бумаги,  испещренный  загадочными
символами.  Листок  был немного подпорчен влагой - вероятно, это случилось в
трюме "Кондора" либо на плоту, когда судно Педро уже затонуло.
     Он  решил было выбросить бумажку в корзину, но что-то, однако, удержало
его.


     ...Миллер  слез  с  автобуса,  огляделся.  Кроме  него, на остановке не
сошел никто. Предвечерний городишко был пуст, словно вымер.
     Автобус  прогудел  и  удалился,  волоча  за  собой  тяжелые клубы пыли.
Привязанная  поодаль  к  колышку коза равнодушно посмотрела на Карло и снова
принялась щипать траву.
     Немец  наугад  двинулся  по улице. После многочасовой тряски в автобусе
он  устал  и  насквозь пропылился. Впрочем, эта пыль отлично гармонировала с
одеждой батрака-сезонника, в которую он обрядился.
     - Работу  ищешь, парень? - неожиданно окликнул его из-за низкого забора
старик.
     - Ищу, - остановился Миллер.
     - И  напрасно.  Здесь  работы нет, - вздохнул старик. - Поезжай в горы,
на  медные  рудники.  Или  на  селитру...  Или  того  лучше  - в Королевскую
впадину,  там  всегда  докеры  требуются.  Вон  у  тебя какие плечи - мне бы
такие!..
     - Я  слышал,  у  вас  тут  есть  завод, связанный с химией, - осторожно
спросил Миллер.
     - Есть.
     - Не  знаешь, нужны там чернорабочие? - Слово "чернорабочие" он выпалил
без  запинки,  поскольку  много  раз повторял его про себя в автобусе, как и
другие.
     - Вряд  ли,  -  вздохнул  старик.  -  Оттуда  сейчас тоже пачками людей
выгоняют.
     - А где этот завод? Пойду все-таки, попытаю счастья.
     - Что ж, попробуй. - И старик подробно объяснил дорогу.
     Завод  химических  удобрений  помещался  на самой окраине. Он был легко
узнаваем по трубам, которые извергали в осеннее небо желтые клубы дыма.
     Путь  к заводу преграждала узкоколейка. Миллер терпеливо подождал, пока
допотопный  паровозик  проволочит  товарный  состав,  и  подошел  к входу на
территорию  завода.  Он  знал,  что  нужный ему человек работает в фосфатном
цехе.
     Его  одежда  инкилина  -  бедного  крестьянина-батрака  -  не вызвала у
сторожа-охранника  никаких  подозрений: мало ли их шляется нынче по дорогам,
ищущих работы ради куска хлеба!..
     Миллер  подошел к охраннику и, униженно поклонившись, сказал, что хотел
бы  увидеть  брата, который работает на заводе. Много лет они не виделись, и
вот ему выпала судьба попасть в этот городок...
     - Как зовут твоего брата? - спросил охранник.
     Здесь-то   и   вышла  заминка.  Имя  нужного  человека  было  настолько
труднопроизносимым  для  немца,  что,  хотя он много раз по бумажке повторял
его,  выскочило  из  головы.  Охранник  подозрительно посмотрел на Карло, но
тот, собравшись, припомнил и выпалил:
     - Ильерасагуа!
     Охранник почесал в затылке:
     - А в каком цеху он работает?
     - В фосфатном.
     - Что  же  ты сразу не сказал, остолоп! - воскликнул охранник. - Это же
изобретатель.
     - Он  самый, - на всякий случай согласился Миллер, хотя и не понимал, о
чем идет речь.
     Охранник по местному телефону вызвал Ильерасагуа.
     Сквозь  полуоткрытую дверь заводской охраны было видно, как из ближнего
корпуса  вышел  маленький  взъерошенный  человечек. Недоуменно прищурясь, он
огляделся,  затем  заковылял  к  проходной. Сердце у Миллера упало: в первую
минуту  ему  показалось,  что  это  воскресший  Пуансон направляется к нему.
Впрочем,  волнение,  изобразившееся  на  лице инкилина, показалось охраннику
естественным: десять лет разлуки - не шутка.
     Заключив  не  успевшего  опомниться  человечка в крепкие объятия, Карло
похлопал его по спине и громко сказал:
     - Дядя прислал тебе привет.
     Ильерасагуа вздрогнул.
     - Ты тоже передай поклон дяде, - уныло попросил он.
     Услышав ответ на пароль, Миллер облегченно вздохнул.
     Они  условились  встретиться вечером, после работы, Ильерасагуа дал ему
свой  адрес.  Карло отправился бродить по городу - в оливийской провинции он
очутился впервые.
     Если  Ильерасагуа  вызвал  в  его  памяти  француза,  то здешние улочки
чем-то  напомнили  нижнесаксонский  городок.  Такие  же  островерхие домики,
утопающие  в  зелени, аккуратные ограды, вытертые плитки каменных тротуаров,
даже  лавочки  у  калиток и медные кольца на дверях. Правда, подобной зелени
не  увидишь  в  Нижней  Саксонии. Это сколько же тысяч миль отсюда до Нижней
Саксонии?!
     Близ  одного  особенно  фешенебельного  особняка - их было несколько на
главной  площади - немец остановился. Дом был выстроен в готическом стиле, с
лепным  гербом  на  фронтоне.  Стрельчатые  окна, занавешенные гардинами, не
давали  возможности  рассмотреть,  что  там  внутри. Карло подошел поближе и
попытался присмотреться - гардины были воздушными, ячеистыми.
     Через   минуту   отворились   ворота,  из  них  вышел  дюжий  детина  в
брезентовом фартуке.
     - Чего тебе? - спросил грубо вышедший из ворот.
     - Да  вот...  работу  ищу...  -  пролепетал  Миллер,  припомнив, что он
всего-навсего батрак.
     - Нет  работы.  Проваливай  давай,  бродяга. Еще раз увижу тебя здесь -
бока  намну,  -  пообещал  брезентовый  фартук  и  прошипел вслед: - Инкилин
паршивый.
     Настроение   испортилось.  Миллер  без  всякого  аппетита  перекусил  в
какой-то  подозрительной  лавчонке, у высокой грязной стойки, где был принят
за  своего обедавшими там погонщиками скота. Расплачиваясь, Карло лишний раз
проверил   содержимое   своего   бумажника,   что  отнюдь  не  улучшило  его
настроения.  Он вытер жирные пальцы бумажной салфеткой, оглядел посетителей,
никак не реагируя на их разговоры, и отправился убивать остаток дня.
     Явившись по адресу, он застал Ильерасагуа уже дома.
     - Ужинал? - спросил Ильерасагуа.
     - Да.
     - Это  хорошо,  - кивнул хозяин. - Я, как видишь, живу один, питаюсь на
заводе, это выходит дешевле. Да и возни поменьше.
     - Никак не запомню твое имя, - пожаловался Карло.
     - Зови  меня  изобретатель,  -  улыбнулся  растрепанный  человечек. - Я
привык уже к этому прозвищу.
     - Изобретатель  так  изобретатель,  -  согласился  гость,  опускаясь на
некрашеный стул.
     - А тебя как зовут?
     - Карло,   -   ответил   Миллер.   Он   внимательно   присматривался  к
изобретателю.  Видимо,  тот  не  так  прост,  как кажется с первого взгляда,
недаром  же  он  отвечает за такое важное звено в планах генерала Четопиндо,
как обеспечение боеприпасов.
     - Что   передал   генерал  Четопиндо?  -  спросил  Ильерасагуа,  словно
прочитав мысли гостя.
     - Нужно подготовить тысячу гранат со слезоточивым газом.
     - Срок?
     - Неделя.
     - Сложно за такой срок. - Ильерасагуа прошелся по комнате.
     - Это не ответ.
     - Вот  что,  Карло,  - сказал Ильерасагуа. - Мне нужно некоторое время,
чтобы переговорить с нашими людьми. Можешь ты подождать два-три дня?
     - Двое суток - и ни часу больше.
     - Ладно,  -  кивнул  Ильерасагуа.  - Живи у меня, это самое безопасное.
Днем только нос на улицу особенно-то не высовывай.
     - А что?
     - У  нас  городок  небольшой,  каждый чужой человек на виду. Попадешь в
поле  зрения  полиции,  начнут  копать  -  кто  да  откуда, неприятностей не
оберешься...
     - Почему  тебя  прозвали  изобретателем?  -  поинтересовался  Миллер за
чаем.
     - Ты  обратил  внимание,  Карло,  что  наш  завод довольно основательно
охраняется?
     - Как не обратить.
     - Тебя это не удивило?
     - Честно  говоря, удивило, - кивнул Миллер. - Можно подумать, что у вас
там не удобрения, а алмазные россыпи.
     Ильерасагуа усмехнулся.
     - А  ведь  ты