Миллер приоткрыл дверь в кабину:
     - Что случилось?
     - Довольно с нас этой кареты, - сказал Педро.
     - А что?
     Педро сплюнул:
     - Слишком много шума. Не нравятся мне что-то эти безлюдные улочки...
     Улочки  не  нравились  и  штурмбанфюреру.  Он вошел в кабину, аккуратно
притворив за собой дверь.
     Трамвай еле полз, готовый каждую минуту остановиться.
     Миллер спросил:
     - Высаживаемся?
     Педро кивнул.
     Немец посмотрел на скорчившегося в углу вагоновожатого:
     - Этого убрать?
     Миллер   и  сам  не  заметил,  как  в  разговоре  с  Педро  перешел  на
подчиненный тон.
     Педро пожал плечами:
     - Зачем? Пусть живет.
     Миллер  понимал, что связан с Педро и его людьми одной ниточкой, потому
что  без  них он был беспомощен как младенец. В то же время он сознавал, что
ниточка достаточно тонка и в любой момент может оборваться.
     Трамвай   остановился.   Они   соскочили   и  углубились  в  пустынные,
беспорядочно   петляющие  переулки,  которые  привели  их  в  пустой  сквер.
Посреди,   рядом   с   памятником   из   позеленевшей   бронзы,   возвышался
бездействующий  фонтан,  вокруг  которого аккуратно расставлены облупившиеся
скамейки.
     - Наверно,  с самого начала войны не красили, - заметил Педро, потрогав
пальцем  отслоившуюся краску. - Все в вашей Европе вверх дном. Не правда ли,
"бывший узник"?
     Миллер  промолчал. Впрочем, Педро, кажется, и не ожидал от него ответа.
Он  озабоченно  обвел взглядом своих людей. Усталые, запыхавшиеся, в измятой
одежде, они производили неважное впечатление.
     Необходимо  было  найти  местечко,  где  все  они могли бы перекусить и
привести себя в порядок, не опасаясь нарваться на неприятность.
     Капитан   раздумчиво  пожевал  губами.  Он  понимал,  что  от  малейшей
неосторожности   сейчас  зависит  многое,  и  в  первую  голову  -  жизнь  и
безопасность  команды,  да  и  его  собственная.  Мало  ли  в какую ситуацию
попадешь в этом заряженном грозовой тишиной Нильсене?..
     Наконец он принял решение.
     - Вот  что,  Карло,  -  обратился  он  к  Миллеру.  - Ты должен пойти и
разыскать  для  всех  нас  кафе  с надежным хозяином. Запомни этот сквер, мы
ждем  тебя  здесь.  Только  ее  попади в "Якоб", там, помнится, всегда много
народу толклось.
     По  знаку  Педро  команда  заняла  скамьи.  Педро  с  явным облегчением
откинулся на спинку скамьи. Кажется, он нашел правильное решение!..
     - Может,  возьмешь  в  помощь  кого-нибудь  из ребят? - бросил он вслед
Миллеру.
     - Не  нужно.  Один  человек, пожалуй, менее подозрителен. А кроме того,
говорю я без всякого акцента.
     - Но говоришь-то по-немецки! - усмехнулся Педро.
     - И  что?  К  немцам  и  немецкому местное население, думаю, достаточно
привыкло.
     - Резонно,  - согласился капитан. - Эй, а багаж-то свой куда тащишь? Ты
уж его оставь, налегке идти сподручнее.
     Вскоре  Миллер  убедился,  что  жизнь в городе, как это ни удивительно,
теплилась,  хотя  и  не  била  ключом.  Открывались  мелочные лавки, кое-где
выстраивались очереди.
     Он  чувствовал всей кожей, что вскорости здесь начнется такая заваруха,
в  которой  он,  без  денег  и без документов, едва ли уцелеет. К тому же не
исключено  и  то,  что  кто-то  просто  сможет опознать его, и тогда... Даже
подумать  страшно.  Нет  уж,  планов  своих ломать не стоит. Как знать, быть
может,  судьба в лице капитана Педро предоставляет ему неплохой шанс. К тому
же  багаж, который оставил у себя этот проходимец, удерживал Миллера, словно
некий мощный магнит.
     Однако   прежде   чем   приступить  к  выполнению  поручения  капитана,
необходимо  было  сделать  еще  одну  важную  вещь.  Миллер  разыскал почту,
которая,  к его приятному удивлению, была открыта. Он попросил бланк, присел
к  столику  и  долго  ломал  голову  над  тем,  как составить текст, который
выглядел  бы  достаточно  невинно.  С  адресом проблем не было, хотя он и не
знал  его. Дело в том, что человек, которому предназначалась телеграмма, был
достаточно важной персоной в далекой стране.
     У  окошка долго копошилась старушка, Миллер терпеливо ждал. Наконец она
отошла, что-то бормоча под нос, и Карл протянул телеграмму.
     - Как   фамилия   адресата?   Не  могу  разобрать,  -  строгим  голосом
произнесла  девица с обесцвеченными перекисью буклями, близоруко разглядывая
телеграфный бланк.
     - Генерал  Четопиндо, с вашего разрешения, - четко, по складам произнес
Миллер.
     В  этот  день удача решительно сопутствовала ему. Интуиция завела его в
подвальчик  с грязной вывеской, глядевший на мир несколькими подслеповатыми,
хотя и тщательно вымытыми окнами, до половины утопленными в землю.
     В  кафе было пусто, если не считать пожилой женщины, лениво протиравшей
стаканы  у  стойки. Стулья были аккуратно перевернуты, пахло прокисшим пивом
и чем-то горелым.
     - Доброе утро.
     - Да уж куда добрее, - пробурчала женщина, не прерывая своего занятия.
     - Могу я видеть хозяйку?
     - Зачем  вам хозяйка? - насторожилась женщина. Бросив быстрый взгляд на
посетителя,  она  отложила  в  сторону влажную тряпку. - Господин из военной
полиции?  Все  распоряжения властей мы выполняем, а что касается затемнения,
то...
     Миллер улыбнулся.
     - Упаси  бог,  какая  там  полиция,  -  добродушно произнес он. - Нужно
просто перекусить.
     - Ну, я хозяйка. А карточки у вас есть?
     - В том-то и дело... - замялся Миллер.
     - Все ясно, - деловито перебила хозяйка. - Чем рассчитываться будете?
     - Есть рейхсмарки.
     Хозяйка покачала головой:
     - Оставьте их себе.
     - Найдется   и  еще  кое-что,  -  добавил  Миллер  многозначительно.  -
Колечко...
     - Поставьте стул и садитесь, - решила хозяйка.
     - Но я не один. Нас несколько человек, и все голодны как волки.
     - Ладно. Ведите сюда своих волков.
     Миллер  застал  Педро  и его команду на прежнем месте. Кое-кто разлегся
на  скамьях.  Карл  подумал,  что  его попутчики довольно удачно вписались в
городской   пейзаж,   гармонируя  с  невзрачным  памятником  и  облупленными
скамейками.
     - Чем порадуешь, Карло? - лаконично спросил капитан.
     Штурмбанфюрер   кратко   проинформировал   его   о   результатах  своей
экспедиции.
     - Хозяйка не предаст?
     - Она  сама  боится  полиции.  Видимо, есть к тому основания, - пояснил
Карл.
     - Ладно,  рискнем,  - решил Педро после короткого раздумья. - Веди нас.
Да  бери,  бери свое имущество. - И добавил снисходительно: - Я же вижу, как
ты переживаешь.
     Выбрав  момент,  когда  здоровенный  боцман,  сидевший  рядом  с Педро,
куда-то отлучился, Миллер сел за его стол.
     - Что скажешь, "узник"? - подмигнул ему капитан, ковыряясь в зубах.
     - Пора  в  порт, - произнес Миллер, делая вид, что не замечает ехидного
тона Педро.
     - А французов встретить там не боишься?
     - Чего  их  бояться,  -  пожал  Карл плечами, - мы им ничего плохого не
сделали.
     - "Мы"! - повторил Педро и хохотнул. - Шутник ты, Карло.
     Миллер не ответил.
     - Что же прикажешь нам делать в порту? - снова спросил Педро.
     - Посудину искать и готовить к отплытию.
     Подошла  хозяйка. Оба умолкли, ожидая, пока она уберет со стола грязную
посуду.
     - Хочу  тебе,  Карло,  дать  добрый  совет,  -  заговорил  Педро, когда
женщина отошла. - Почему бы тебе не остаться здесь?
     - Где это - "здесь"?
     - Здесь,  в  Нильсене.  Тихий  городок,  приятный  во  всех отношениях.
Видишь,  даже  поесть  дают  без  карточек.  Не  бойся, что-нибудь из твоего
багажа  я  тебе,  так и быть, оставлю. Купишь документы, лавочку откроешь, и
живи  себе  как порядочный бюргер. А еще того лучше - женись на хозяйке, чем
не  невеста?  Молчишь?  Да,  для невесты она, пожалуй, старовата. Но в таком
случае, почему бы ей не усыновить тебя?
     - Все?
     - Нет,  серьезно.  А  то ведь путешествие через океан полно опасностей,
говорю  тебе  как человек опытный. Глядишь, или волна за борт смоет, или еще
что-нибудь случится...
     - Зря  стараешься,  Педро,  меня не напугаешь, - усмехнулся Миллер. - А
вот тебе не мешает напомнить, что за океаном меня ждут.
     - Вот  как?  Интересно,  кто  же  это ждет тебя на причалах Королевской
впадины?  Может  быть,  прекрасная дама, которая влюбилась в тебя заочно, по
фотографии, и проплакала все очи, ожидая своего ненаглядного Карло?
     Закончив  длинную  тираду, капитан откинулся на спинку стула, испытующе
глядя на Миллера.
     - Прекрасную даму можешь оставить себе, - сказал Карл.
     - Так кто же ждет тебя?
     - Генерал Четопиндо.
     - Генерал... Четопиндо? - недоверчиво переспросил Педро.
     - Собственной персоной, - подтвердил Миллер.
     - Ладно,  -  миролюбиво  произнес  Педро,  - забудем прошлое. По рукам,
"узник"?
     - Кстати,  чтобы  этого гнусного словечка я больше от тебя не слышал, -
повысил голос Миллер.
     - Не   услышишь,   Карло,  -  пообещал  капитан,  спеси  которого  явно
поубавилось.
     Добравшись   до   пакгауза,   расположенного   у   входа  в  порт,  они
остановились, и капитан послал боцмана на рекогносцировку местности.
     Ожидая его, грелись на неярком весеннем солнышке.
     - Какое  это  солнце?  Видимость  одна, - пренебрежительно махнул рукой
Педро.  -  Вот  у  нас  дома... Даст бог, сам убедишься, Карло. Оно столь же
горячо и страстно, как наши женщины.
     Боцмана  не было довольно долго, так что Миллер даже начал волноваться,
не случилось ли чего. Однако опасения его были напрасны.
     Возвратившись,  боцман  доложил, что в порту ни души - он словно вымер.
И причал пуст, близ него ошвартована только одна "Пенелопа".
     - Кто на борту? - спросил Педро.
     - Никого, кроме вахтенного, - ответил боцман.
     - Добрый  знак, - потер руки капитан. - А ты уверен в этом? Твоя ошибка
может нам дорого обойтись.
     - Я  долго  наблюдал  за судном. Никого на нем нет, кроме вахтенного, -
твердо повторил боцман.
     - Видно,  все  сошли  на  берег, рассеяться после морского путешествия.
Что ж, пусть рассеиваются, - решил Педро. - Это им дорого обойдется.
     Он  подозвал  самого  молодого  из  своей  команды, почти мальчишку, и,
отведя  в  сторонку,  несколько  минут что-то горячо втолковывал ему. Матрос
понимающе  покивал,  затем  разделся,  взял  нож  в  зубы,  прыгнул в воду и
бесшумно  поплыл  к "Пенелопе" со стороны кормы, где небрежно болтался трап,
оставленный кем-то из команды. Он плыл ловко, бесшумно, без брызг.
     Подчиненные  Педро  внимательно наблюдали тем временем за портом, но он
по-прежнему был пустынен.
     Между  тем  ни  о  чем  не  подозревающий  вахтенный, докурив сигарету,
бросил   ее  за  борт,  проследив  за  траекторией.  Затем  принялся  лениво
расхаживать по палубе.
     Посланец  Педро  быстро,  по-обезьяньи  вскарабкался  на  "Пенелопу"  и
затаился  за  рубкой,  наблюдая  за  вахтенным.  Нож он сжал в руке, немного
отведя  ее  назад. Выждав момент, он сзади накинулся на беспечного француза,
никак не ожидавшего нападения, и вонзил ему нож под левую лопатку.
     Вахтенный упал, не успев даже вскрикнуть.
     - Точный удар, - удовлетворенно заметил боцман.
     - Моя школа, - добавил капитан.
     Через  несколько  секунд  глухой  всплеск от тела, переброшенного через
борт, возвестил, что все кончено.
     - Остается  переименовать  посудину  в  "Кондор".  Или,  если угодно, в
"Викторию",  в  честь  нашего  уважаемого  пассажира,  -  галантно улыбнулся
капитан  Миллеру.  -  Между прочим, я случайно узнал: "Пенелопа" пришла сюда
за оружием. А пиво - лишь прикрытие...


ГЛАВА ШЕСТАЯ

     Всегда,  приближаясь  к  Москве,  ехал  ли на машине, поездом, летел ли
самолетом, Талызин чувствовал особое волнение.
     Вот  и  сейчас, глядя в окно вагона на подмосковные березки, уплывающие
за горизонт, он ощутил, как привычно перехватило горло.
     Еще  видны  были  следы  минувших  боев:  разбитые  танки и автомашины,
воронки,  зигзаги  окопов с насыпанным бруствером - словно раны, которые уже
начали затягиваться.
     Талызин  долго  не  отходил  от  окна,  с каким-то невыразимым чувством
вглядываясь  в  пыльные  железнодорожные  березки,  обгоревшие  остовы  изб,
сиротливо  торчащие  русские  печи, уцелевшие посреди пепелища, покореженные
срубы  колодцев,  не  часто  попадающиеся  фигуры  людей. Кое-где можно было
увидеть противотанковые надолбы, проволочные заграждения.
     Незаметно  подкрались  сумерки,  и  только  когда  замелькали  знакомые
очертания привокзальных строений, он оторвался от окна.
     Белорусский   вокзал  выглядел  по-военному  строгим:  много  теплушек,
груженных  военной  техникой  товарных  составов.  Хриплый  женский голос из
динамика буднично оповещал о прибытии и отправлении поездов.
     Талызин  вышел  на  площадь  и направился к небольшой очереди на такси.
Перед   ним  стояла  женщина  с  тремя  малолетними  детьми  и  целой  кучей
разнокалиберных узлов.
     - Куда собрались? - улыбнулся ей Талызин.
     - Из эвакуации вот вернулись. Эшелон только что прибыл.
     - Домой, значит?
     - Домой!
     Таксист  в  лихо  заломленной  кепке  переспросил у Ивана адрес и резко
тронул машину с места.
     После   узких  и  кривых  улочек  Гамбурга  улица  Горького  показалась
Талызину  необычайно  широкой.  Он  жадно  глядел  на  прохожих,  на  хорошо
знакомые дома.
     Таксист  попался  на  редкость  словоохотливый.  Он подробно отвечал на
расспросы, часто улыбался, будто чувствуя необычное состояние пассажира.
     В  столице  властвовала  весна.  На  газонах пробивалась первая зелень,
трепетала  юная листва деревьев. На улицах полно народу. Многие одеты совсем
по-летнему.
     Перед  входом  в  старинный  особняк  Талызин  невольно  замедлил  шаг,
поправил галстук, пригладил непокорные вихры, застегнул пиджак.
     Кажется,  сто  лет  прошло  с  тех  пор,  как он приходил сюда. Сколько
событий  сумело  уместиться  на сравнительно коротком отрезке времени, после
памятного   ночного   разговора  с  начальником  Управления:  "внедрение"  в
немецкий  плен,  кошмар  лагеря,  лазарет...  Смертельно  избитый  фашистами
француз,  который  поверил  Талызину  и  назвал  исходное  сырье  и  формулы
отравляющих  веществ,  такие  длинные,  что  от  сложности  их  запоминания,
кажется,  мозги  переворачивались...  А  дальше  -  побег  из лагеря, полный
опасностей  путь  в  Гамбург.  Город  и порт, превращенный в груды развалин.
Явка   антифашистов,  чудом  уцелевшая  после  гестаповских  прочесываний...
Наконец, долгий, полный приключений путь домой.
     Зато  возвращался  он со спокойной душой и чистой совестью, считая, что
теперь  и  погибнуть  не  обидно: Талызин знал, что сведения, раздобытые им,
передала в Москву в зашифрованном виде гамбургская подпольная радиостанция.
     ...Пропуск ему был уже заказан.
     Массивная  дверь закрылась за Талызиным беззвучно. Он про себя отметил,
что  дорожка  в коридоре та же - упругая, плотная, ворсистая, идешь по ней -
словно  по  воздуху  плывешь.  Отметил  знакомую лепнину на высоком потолке.
Ведь  тогда,  в  предыдущее  свое  посещение, все чувства его были обострены
волнением, и потому малейшие детали прочно запали в память.
     Он постучал в дверь нужного кабинета.
     - Перефразируя   известную   поговорку,   можно   сказать:  точность  -
вежливость   разведчиков!  -  Улыбаясь,  Андрей  Федорович  вышел  навстречу
Талызину  из-за  стола,  обнял,  крепко,  по-отцовски, расцеловал. - Спасибо
тебе,   Иван!   Дважды   спасибо.   Во-первых,   за  раздобытую  информацию.
Радиограмма   получена   и   расшифрована,   наши  химики  и  биохимики  там
разбираются.
     - А во-вторых?..
     - Во-вторых,  что  живым  вернулся,  -  еще  шире  улыбнулся  полковник
Воронин. - Да ты садись, садись, в ногах, как говорится, правды нет.
     Они сели рядом.
     - Ну, рассказывай, - произнес Андрей Федорович. - Круто пришлось?
     - По-всякому, - коротко ответил Талызин.
     - А  ты  немногословен,  -  рассмеялся  начальник  Управления.  - Между
прочим, я знал, что ты обязательно вернешься.
     - Это как?
     - А так. Есть у меня свои особые приметы.
     - Что же вы мне сразу не сказали?
     - Не  хотел тебя размагничивать. Нельзя, чтобы разведчик поверил в свою
неуязвимость,  это  может  плохо  обернуться...  Какие у тебя планы? - И, не
дожидаясь  ответа,  предложил:  -  Хочешь  в  санаторий?  Путевку  подберем,
отдохнешь с месячишко. Результаты медкомиссии мы получили...
     - Некогда  отдыхать.  Потом,  после  войны. Я чувствую себя нормально и
готов  к выполнению нового задания, - выпалил Талызин заранее приготовленную
фразу.
     Андрей  Федорович  встал,  не  спеша  прошелся  по кабинету, выглянул в
окно, обернувшись, веско произнес:
     - Нового  задания  не  будет,  Иван  Александрович.  -  И,  отвечая  на
недоуменный  взгляд  Талызина, пояснил: - Войне каюк, пойми наконец это!.. А
со здоровьем, брат, у тебя неважно.
     Впервые    за   время   беседы   Талызин   почувствовал   нечто   вроде
растерянности.  Кончается  война,  наступает  мирная  жизнь,  сумеет  ли он,
военный разведчик, найти в ней место?..
     - Не  робей,  дружище,  -  полковник  Воронин словно угадал его мысли и
положил  Талызину  руку на плечо. - Давай попробуем вместе помараковать, как
тебе жить дальше.
     Талызин   отметил,   что  седины  у  Андрея  Федоровича  за  время  его
отсутствия прибавилось.
     - Что смотришь? Я не невеста. А вот невесту тебе подыскать надо.
     Иван снова промолчал.
     - Как рука? - неожиданно спросил Андрей Федорович.
     - Откуда вы знаете, что я был ранен? - удивился Талызин.
     - Я все, брат, про тебя знаю! Немецкие товарищи передали из Гамбурга.
     - Все в порядке, рана зажила.
     - Хорошо. Ты на фронт ушел из Горного института?
     - Из Горного.
     - Дело  золотое...  -  мечтательно  произнес Воронин. - Инженер-горняк,
строитель  шахт.  Или, допустим, разведчик полезных ископаемых... К учебе не
тянет?
     Иван на мгновение задумался.
     - Если  сказать  честно, тянет. Но беспокоит вот что... Перерыв большой
в  учебе. Позабыл, боюсь, все, что знал. Сумею ли наверстать? А отстающим уж
очень быть не хочется.
     - Послушай,  Иван  Александрович, - нарушил паузу начальник Управления,
- а что самым трудным было в последнем деле?
     - Самым трудным?
     - Да.
     - Пожалуй,  химические формулы выучить наизусть, - улыбнулся Талызин. -
Думал, голова от них лопнет.
     - Однако выучил.
     - Выучил.
     - Значит,  память  прекрасная,  институт  успешно закончишь, - заключил
Андрей Федорович.
     Оба поднялись.
     - Еще  раз спасибо за службу! - Полковник Воронин крепко пожал Талызину
руку на прощание.


     Когда   за   Талызиным  закрылась  дверь,  полковник  подошел  к  окну,
отодвинул  тяжелую портьеру и, приложив лоб к холодному стеклу, на несколько
мгновений  прикрыл  глаза.  Хорошо все получилось, естественно. Похоже, Иван
Талызин  не  почувствовал, как он осторожно "подталкивал" его к решению уйти
из кадров.
     Авось теперь все обойдется...
     Он  во  всех  деталях  припомнил  последнее совещание у наркома. На нем
Воронин  доложил,  что  сложное задание, связанное с добыванием информации о
разрабатываемом  гитлеровской  Германией  новом  оружии, выполнено. Получены
сведения   о  жестко  засекреченных  работах,  которые  ведутся  немцами  на
Свинемюнде.
     - Наши  химики  уже  приступили  к расшифровке полученной информации, -
заключил Андрей Федорович свой доклад.
     Лицо  наркома оставалось непроницаемым. Поправив плавным жестом пенсне,
он произнес, глядя куда-то поверх голов собравшихся в кабинете:
     - Помню,  помню  эту  операцию.  Она нам недешево обошлась. - И спросил
как бы вскользь: - Как доставлена информация?
     - Радиограммой из Гамбурга.
     - Представьте разведчика.
     -