ьностью, все
чаще переходили в голые каменистые скалы.
     Иван  жадно  глядел по сторонам, словно губка впитывая впечатления. Ему
казалось,  что  когда-то  давно  он уже бывал здесь. Быть может, это чувство
было связано с тем, что он много читал об Оливии.
     Глубоко  в  ущелье  мелькнул  целый  лес  труб.  Дым,  скученный в одно
огромное облако, был неправдоподобно зеленого цвета.
     - Плавят  медь. - Хозе откинул волосы со лба и, уверенно крутя баранку,
негромко продекламировал:

                Утоли мои печали,
                Пламенеющий закат,
                Дерзко всхолмленные дали
                И медеплавильный чад...

     - Чьи это стихи? - спросил Иван.
     - Рамиро.  Они  еще  не  опубликованы.  Рамиро  читал  их на днях перед
рабочими, на комбинате.
     - А сколько у вас рабочих?
     - Шестьдесят тысяч.
     - Целый город!
     - А людей не хватает.
     Наскоро  перекусив  на  заправочной станции, они двинулись дальше. Хозе
предложил  полазить  по  горам,  подняться  на  вершину,  с  которой, как он
уверял,  виден  действующий вулкан - "тот самый", приманка и отрада туристов
со  всех концов света, - но Талызин отказался: ему не терпелось добраться до
места и приступить к работе.
     Теперь  дорога  то  извивалась  серпантином, то вдруг вгрызалась в гору
напрямую  и  ныряла  в  тоннель,  то  шла  над  самым  краем пропасти, такой
глубокой, что если посмотреть вниз, холодело сердце.
     Неожиданно Хозе сбавил ход.
     Сразу за поворотом неожиданно для Талызина показался комплекс зданий.
     "Обогатительная  фабрика меднорудного комбината. Народное предприятие",
- прочел Талызин на табличке, когда они подъехали поближе.
     - Пробежимся по цехам? - предложил Хозе, лихо притормаживая.
     Они  вышли  из  машины  и, миновав охрану, направились к десятиэтажному
зданию,  похожему  на аквариум. Хозе здоровался с каждым встречным - его тут
знали все.
     - Руда на фабрику идет с шахты, - сказал Хозе.
     - А где вагонетки?
     - Руда поступает сюда по подземным трубам, - пояснил Хозе.
     Они остановились.
     - Раньше   все   это,  -  сделал  Хозе  широкий  жест,  -  принадлежало
иностранным  компаниям. Теперь предприятие национализировано. Прежде рабочие
жили  в  ужасных  условиях. Я-то этого не видел, но те, кто застал... О том,
как  жили  рабочие на руднике, тебе расскажет Франсиско Гуимарро, он работал
здесь.
     - Это тот, который привез нас утром к президенту?
     - Он самый.
     От  посещения обогатительной фабрики в памяти Талызина остались размах,
масштабность   предприятия.   Перед   глазами  плескались  тяжелыми  волнами
циклопических  размеров  бассейны,  где  шевелилась,  словно  живая,  темная
плотная масса. Это была измельченная медная руда.
     Хозе  и  Талызин  на  фуникулере  поднялись  к  медеплавильному заводу,
расположенному высоко в горах.
     Завод  явно  нуждался  в  реконструкции  -  Талызин понял это с первого
взгляда.
     Они  вошли  в  конверторный  цех.  Стенами цеха служили бока скал, лишь
слегка  обтесанные.  Они  источали  жар. Скальные стены были покрыты толстым
слоем копоти и гари. Пламя в конверторных печах гудело грозно и устрашающе.
     Рабочие,  обслуживающие  печи,  носили  на  лице  повязки,  оставляющие
открытыми только глаза. Среди волн дыма они походили на привидения.
     Хозе  что-то  сказал  нескольким рабочим - что именно, Иван не разобрал
из-за грохота, - но люди у печей стали проявлять к нему знаки внимания.
     Сделав  несколько  шагов,  Талызин нагнулся я поднял кусок ноздреватого
шлака  красного  цвета.  "Возможно,  в  отходы  попадает медь, - подумал он,
пряча  шлак в кардан. - Нужно будет отдать в заводскую лабораторию. И вообще
посмотреть, как она работает".
     Близ крайнего конвертора их остановили.
     - Сейчас  пойдет  медь,  - сказал дочерна закопченный рабочий. В голосе
его  звучали  торжественные  нотки.  -  Сеньор  руссо может посмотреть, если
пожелает.
     - Меня зовут Иван, - произнес Талызин и крепко пожал руку рабочему.
     - О, Иван! Хорошо, - расплылся рабочий в улыбке.
     Повязка  его  сбилась, обнажив худые, глубоко запавшие щеки, изрезанные
густой  сетью  морщин.  Какого он возраста? Это мог быть пожилой человек, но
мог быть и юноша.
     Несколько  умелых  ударов  ломом  -  и  медь хлынула из образовавшегося
отверстия   неожиданно   тонкой,   ослепительно   яркой   струей.  Небольшие
изложницы, пододвигаемые рабочим, заполнялись одна за другой.
     Подошел  подсобник с лейкой. Струйки воды, встретившись с расплавленным
металлом, зашипели, вмиг образовав облако белого пара. Слиток затвердел.
     Рабочий  осторожно  поддел  его  ломом.  Медь  червонно поблескивала, в
капельках воды она выглядела удивительно красивой.
     Следующий  рабочий отработанным движением опрокинул изложницу в канаву,
дно  которой было выложено плиткой. По канаве струился мутный поток. Он-то и
охлаждал окончательно плитки меди.
     Рядом,  на  специальной  площадке, стояла длинная шестиосная платформа,
больше  чем наполовину заполненная слитками. Резиновые шины колес были почти
стерты,  и  Талызин  подумал,  что  вести  такую  махину  по горным дорогам,
которые они только что преодолели, - дело нешуточное.
     - Когда  кузов  загрузят  полностью,  меди здесь будет тридцать тонн, -
кивнул Хозе в сторону платформы. - Вот такие машины я и вожу.
     Внезапно  рабочий,  который  обслуживал  конвертор, пошатнулся. Видимо,
ему  стало  плохо.  Он  сорвал с лица повязку и сел на глыбу шлака. Даже под
слоем копоти было заметно, как побледнело его высохшее лицо.
     - Воды, - прохрипел он.
     Кто-то  сунул  ему  манерку с водой, кто-то расстегнул куртку на груди.
Человек дышал тяжело, судорожно хватая ртом воздух.
     - Позовите врача! - крикнул Хозе.
     Через  несколько  минут  из подсобного строения, расположенного поодаль
под  покатым  навесом,  на  котором был грубо намалеван красный крест, вышел
тощий  высокий  старик.  Когда  он  подошел  поближе,  рабочие расступились,
освобождая путь.
     Старик нагнулся, привычно пощупал пульс и озабоченно покачал головой:
     - Снова тепловой удар.
     Врач  вытащил  из  кармана  пузырек,  отвинтил  крышку  и сунул под нос
рабочему.  Иван  ощутил  острый  запах  нашатырного  спирта.  Рабочий мотнул
головой, глаза его приобрели осмысленное выражение.
     - Сегодня не работай, - сказал ему врач. - Отдыхай до конца дня.
     - Нет,  -  покачал  головой  рабочий, - больше некому обслуживать печь.
Нужно довести плавку до конца... Людей нет... Медь пропадет...
     - Что  ж,  -  пожал  плечами  врач, - если медь тебе дороже собственной
жизни... Как знаешь...
     Двое рабочих подняли сидящего и отвели в тень, под навес.
     - В  нашем  аду  никакой  дьявол  долго не выдержит, - обратился врач к
Талызину.  -  Вы,  видимо,  с  экскурсией  у  нас  на  заводе? Теперь многие
интересуются...  Народная  власть  собирается  реконструировать  рудник, для
этого необходимы опытные инженеры.
     - Я новый инженер.
     - А,  из России, - подхватил старик. - Как же, как же, слышал. Мы ждали
вас.  Работы  для  специалиста,  как  видите,  непочатый  край.  Меня  зовут
Феррейра, будем знакомы. - сказал он, протягивая руку.
     - Иван Талызин, - ответил гость, пожимая ладонь. - Очень приятно.
     Талызин  осмотрел  завод, познакомился с руководством. Ему не терпелось
определить круг своих обязанностей.


x x x

               Шторнинг - Центру

               Дальнейшее  пребывание  на  гасиенде становится небезопасным.
          Новое  правительство готовит закон о национализации крупных имений
          в  пользу  государства.  Необходимо сменить дислокацию. Переберусь
          либо в Санта-Риту, либо в Королевскую впадину: врачи нужны всюду.
               Часть  агентуры  рассеяна,  другая  раскрыта.  Сеть  придется
          создавать заново.
               По  сообщению  нашего  человека, близкого к правительственным
          источникам,  руководство  Орландо  Либеро  готовит  амнистию,  под
          которую подпадут многие, арестованные во время переворота.

               Центр - Шторнингу

               Вам  надлежит перебазироваться на медные рудники - этот район
          становится  экономически  главным  для  Оливии. Готовьте диверсии,
          выступления  недовольных режимом. На рудниках имеются наши люди, в
          том числе и среди руководства предприятия.
               Через     агентуру    разыскивайте    оппозиционеров    среди
          амнистированных и привлекайте на нашу сторону.
               Дезорганизация   работы  на  рудниках  помимо  экономического
          ущерба призвана пошатнуть престиж правительства Орландо Либеро.
               В   следующей   шифровке  передадим  список  наших  людей  на
          рудниках, так же как и инструкции на ближайшее полугодие.


x x x

     - Хозе  вам  все  здесь  покажет.  Мы  прикомандировываем  его к вам на
четыре  для, - сказал Талызину директор, крупный мужчина с бритой головой. -
Осмотритесь пока, отдохните с дороги. Окрестности у нас живописные.
     - Я хотел бы приступить к работе завтра с утра.
     - Что  ж,  похвальное  желание,  -  безучастно  согласился  директор. -
Приходите   завтра  к  восьми  в  заводоуправление,  для  начала  что-нибудь
придумаем.
     Талызину не понравилась последняя фраза, но он промолчал.
     Рабочий  поселок,  в  котором  должен был жить Талызин, располагался на
полпути между заводом и рудником.
     - Поедешь  устраиваться  или  посмотрим  сразу  рудник? - спросил Хозе,
когда они вышли от директора.
     - Сначала рудник, - сказал Талызин, вытирая с лица обильный пот.
     Путь  к  руднику,  расположенному в вершине одной из самых высоких гор,
образующих  гряду,  был  крут  и  опасен.  Тот  подъем,  который им пришлось
преодолеть,  чтобы  добраться  до  медеплавильного  завода, показался теперь
детской  забавой.  Впрочем для попутчиков Талызина да и для самого Хозе этот
подъем  был,  видимо, делом привычным. Не спеша, степенно разместились они в
четырех  крохотных  вагончиках.  К  составу,  пыхтя,  прицепился  игрушечный
паровозик.  "Времен Стефенсона", - подумал Талызин, разглядывая его фасонную
трубу.
     В  вагоне  были  шахтеры  в  касках,  женщины, немало было и детей, что
удивило  Талызина.  Широкоскулая  индианка, улыбнувшись, подвинулась, и Иван
сел у окна.
     Паровозик  загудел,  низко,  протяжно,  и состав тронулся. Дорога сразу
пошла  ввысь  неправдоподобно круто. Отчаянно пыхтя, паровоз тащил вагончики
вверх, в вечереющее оливийское небо.
     Стало  прохладнее.  Ветер, врываясь в открытое узенькое окошко, освежал
разгоряченные лица.
     Люди  в вагоне разговаривали мало. Даже Хозе примолк. Иван не отрываясь
глядел в окно.
     "Здесь   необходимо  оборудовать  фуникулер  непрерывного  действия,  -
подумал Талызин. - Любые затраты окупятся, факт. Скажу завтра директору".
     Чем  выше  в  горы  они  забирались,  тем  становилось  холодней.  Иван
почувствовал,  что  продрог.  Он  застегнул  все пуговицы на рубашке, но это
мало  помогло.  Горняк,  сидевший  напротив,  снял  с  себя пончо и протянул
Талызину.
     - Бери. Гостю у нас должно быть тепло, - сказал Хозе с улыбкой.
     Время  от  времени,  словно устав, маленький поезд замирал на несколько
минут на каких-то горных полустанках, кто-то входил, кто-то выходил.
     Вскоре  началась  зона  вечных  снегов.  Едва  завидев за окошком снег,
Талызин  почувствовал  желание  выскочить,  погрузить руки в рыхлую холодную
массу,  слепить  снежок.  Но  выскакивать  было  некуда:  с одной стороны от
узкоколейки  дымилась  пропасть,  с  другой - возвышалась почти вертикальная
скальная  стена,  на неровностях которой, каким-то чудом зацепившись, висели
клочья снега.
     Ветер сыпанул горсть снежинок.
     Хозе сказал:
     - Приехали.
     Платформы  как  таковой  не  было. Сразу от дверей вагончика начиналась
лестница,  ступени  которой  были  вырублены  прямо  в  скале.  Вместо перил
торчали обрезки труб, вбитые в каменные щели слева и справа от ступеней.
     Едва  Иван  вышел из вагона, как почва под его ногами дрогнула. Глубоко
внизу ахнул взрыв, и эхо долго повторяло протяжный перекатывающийся гул.
     Люди  остановились.  Обернувшись  на  гул,  они  заглядывали  в ущелье,
которое  недавно  покинули.  На  дне его сверкали еле заметные сверху тонкие
иглы пламени.
     - Разве  вы  разработку  руды  ведете  открытым  способом?..  - спросил
Талызин,  но,  глянув  на  Хозе,  осекся:  ладони  парня сжались в кулаки, в
глазах горели гнев и горечь.
     - Это  не  разработка  руды  открытым  способом, - с трудом разжал губы
Хозе. - Это диверсия, Иван.
     Словно прорвав плотину оцепенения, люди на лестнице загомонили:
     - Четвертый взрыв за эту неделю...
     - Опять, наверно, жертвы...
     - Сволочи, саботажники, к ногтю их!
     - Контрреволюционеры!
     Пожилой горняк поправил каску и сказал, ни к кому не обращаясь:
     - Неужели  народная  полиция  настолько  слаба,  что  не может выловить
диверсантов?
     - Боюсь, диверсантов у нас слишком много, - сказал Хозе.
     - При  чем  тут  диверсанты?  -  с возмущением спросил человек с гладко
прилизанными  волосами,  который успел выше всех забраться вверх по каменной
лестнице.  -  Все дело в нехватке специалистов. Старых разогнали, а новых не
хватает, вот и не ладится дело. Отсюда и неурядицы.
     - Чепуху болтаешь, мастер, - перебил его Хозе.
     - Нет,  не  чепуху!  Некоторым  всюду  шпионы  мерещатся.  Сваливать на
диверсантов  -  последнее  дело,  это  легче  всего.  Работать  нужно,  а не
придумывать сказочки про шпионов!
     - Специалистов,  между  прочим,  народное правительство не разгоняло, -
сказал  спокойно  Хозе.  -  Вот это и есть сказочка, и вредная сказочка. Они
сами разбежались, надеясь, что производство без них остановится.
     - А  кто  остался  -  те  стараются  нам  вредить, - добавила индианка,
стоявшая рядом с Талызиным.
     - Ладно,  мы  сумеем  определить,  кто  нам  враг, а кто друг, - сказал
Хозе.
     Перепалка   с  длинноволосым  внесла  какую-то  разрядку,  хотя  каждый
остался при собственном мнении.
     От  главной  лестницы ответвлялись боковые, те в свою очередь ветвились
еще  и  еще,  так  что  со  стороны  вся  эта система лестниц представлялась
исполинским  диковинным  деревом,  распластанным  на  скале. На каждой ветке
висел  плод:  лестница  оканчивалась  жильем  - домом, прилепленным к скале.
Дома  были  разнокалиберными  -  от  старых  одноэтажных  до  новых больших,
построенных, видимо, сравнительно недавно.
     Талызин сказал:
     - Не завидую я здешним почтальонам.
     - Я тоже не завидую им, - кивнул Хозе.
     - Сколько  людей  живут  в этих ласточкиных гнездах? - полюбопытствовал
Талызин, когда они одолели еще сотню ступеней.
     - Семнадцать  тысяч  человек,  -  ответил Хозе быстро, будто ждал этого
вопроса.
     Они остановились на площадке передохнуть.
     - Вон  твое  гнездо,  Иван,  -  указал Хозе вверх и вбок. Высотный дом,
словно  бы  состоящий  из  одного  фасада, казался нарисованным на плоскости
скалы.
     Талызин удивился:
     - Четырнадцать этажей?
     - Только с фасада, - улыбнулся Хозе.
     - А с тыла?
     - С тыла здание имеет всего два этажа - тринадцатый и четырнадцатый.
     Не  поднимаясь  в  дом, где должен был жить Талызин, они отправились на
рудник.
     Вход  в  центральный  штрек  украшала  отлитая  из  бронзы фигура нагой
индианки.  В  одной  руке женщина держала весы, в другой - молот. Чаши весов
были припорошены непрерывно сеющейся снежной крупкой.
     Хозе  пояснил, что это памятник женщине, которая, по преданию, случайно
открыла  эти  богатейшие копи. А теперь вот ее дух незримо покровительствует
тем, кто эти копи разрабатывает.
     - Хозяйка  Медной  горы,  -  сказал  Талызин,  вспомнив давным-давно, в
детстве, читанную книжку.
     - Как точно ты сказал, Иван: хозяйка медной горы, - повторил Хозе.
     В  узком  дощатом помещении им выдали тяжелую прорезиненную спецодежду,
шахтерские каски, лампочки в металлической сетке, сапоги.
     - Я готов! - Талызин выглянул из кабины, в которой переодевался.
     Хозе посмотрел на него и в комическом ужасе закрыл лицо ладонями.
     - Я  что-то  не  так  надел?  -  обеспокоенно спросил Иван, ища глазами
зеркало.
     - Русские  танки  на  улицах Санта-Риты, - замогильным голосом произнес
Хозе, убирая ладони с лица.
     - Ты о чем, Хозе?
     - О  том,  что советские танки оккупируют оливийскую столицу, - пояснил
Хозе.
     Талызин удивленно спросил:
     - Что с тобой?
     - Со  мной  все  в  порядке,  я только повторяю сенсационное сообщение.
Именно  такую  утку  с  месяц  назад напечатала одна оливийская ультраправая
газета,  -  сказал Хозе, становясь серьезным. - Целый разворот она посвятила
репортажу  о  том,  как русские высаживаются с подводных лодок в Королевской
впадине,  занимают  Санта-Риту  и  так  далее.  На первой полосе красовалось
большое  фото:  советская  танковая  колонна  на  главной  улице  оливийской
столицы.  На  головной  машине  из  люка  высунулся  танкист - очень на тебя
похожий,  Иван,  когда  ты  в этой каске! Фотография была сделана мастерски,
она  выглядела  как  подлинная  и,  конечно,  вызвала поначалу шум. Газетный
материал  излагал  с  "документальной"  точностью,  - слово "документальной"
Хозе  иронически  подчеркнул,  -  как  советские  войска  занимают  улицу за
улицей,  район за районом, как штурмуют президентский дворец. А в самом низу
полосы  шла  малюсенькая  приписка,  еле  заметная,  набранная  самым мелким
шрифтом:  "Вот  что  произойдет с нашей страной, если вы будете поддерживать
Орландо  Либеро".  Однако  читатели  разобрались,  что к чему. Перед зданием
редакции  начались  возмущенные  демонстрации, в окна полетели тухлые яйца и
гнилые  помидоры.  Короче, газете пришлось приносить публичные извинения уже
в  следующем  номере:  это,  мол,  была  неудачная  шутка, желание увеличить
тираж, ну и прочее в таком роде.
     - Такая шутка имеет совершенно точное название: провокация.
     - Верно.
     - Газету закрыли?
     - Ну,  что  ты. До сих пор выходит. Можешь купить, если хочешь. Вон она
продается,  рядом  с  "Ротана  баннерой",  - кивнул Хозе в сторону газетного
киоска.
     Они  подошли  ко  входу  в  туннель,  остановились. Из зияющего провала
тянуло  сыростью,  прелью,  время  от  времени  из темной глубины доносились
глухие удары, похожие на вздохи.
     Туннель,   ведущий   в  глубину  горы,  был  коротким.  Он  оканчивался
площадкой,  с  которой  можно  было  попасть  в  вертикальный  ствол  шахты.
Стальные   тросы  подъемного  устройства,  двигаясь,  подрагивали  и  тускло
поблескивали в свете шахтерских лампочек.
     Хозе и Талызин стояли в ожидании клети, привыкая к полутьме.
     - Будем спускаться? - спросил Талызин.
     - Подниматься,  - поправил Хозе. - Рудник расположен под самой вершиной
горы.
     Подошла и остановилась клеть, звякнув цепью.
     Вверх  ползли  медленно, со скрипом. У штрека Хозе опустил рубильник, и
клеть остановилась.
     Они   двинулись   сквозь   лес   крепежных  балок,  освещая  себе  путь
лампочками.  Шахтеры  им  не  встречались,  хотя  с  разных сторон все время
доносились  удары.  Иван шел не торопясь, иногда останавливался, по-хозяйски
осматривал   почву   под   ногами,   обстукивал  балку,  пробуя,  прочно  ли
поставлена.
     Хозе  больше  поглядывал  по сторонам, словно ожидая какого-то подвоха.
Но увидеть что-либо в стороне было невозможно: все скрадывала темнота.
     Потолок  штрека  начал  понижаться,  теперь им приходилось идти, слегка
пригнувшись.  Кое-где  с  потолка  капало,  под  ногами  появились  лужицы и
ручейки.
     Внезапно   впереди   покачнулось   что-то  темное,  одновременно  вд