ению   рабочих  к  русскому
инженеру.  Президенту  хватает  своих  забот,  да  и  жаловаться  Талызин не
привык.  Ему просто хотелось снова пообщаться с этим зажигательно интересным
человеком.
     Ближайший  выходной  Талызина  не  совпал  с  воскресеньем.  Ему выпало
отдохнуть  только  после  того, как новая дренажная система с его поправками
была  опробована  и  дала  неплохие  результаты. Особенно радовался француз,
отвечавший  за систему. Во время краткого перекура в аппаратной он с детским
восторгом   хлопал   в  ладоши,  наблюдая  за  стрелкой  манометра,  которая
стабильно   показывала   "норму".   Директор,   который   присутствовал  при
испытаниях,  тоже, видимо, радовался успеху, хотя и не проявлял свои чувства
столь бурно.
     Все,  кто  участвовал в монтаже и доводке дренажной системы, получили в
виде  поощрения  день  отдыха.  Талызину  этот выходной пришелся кстати - он
падал  от усталости. Сначала решил было завалиться на койку и отоспаться. Но
потом все же решил махнуть в Санта-Риту.
     Около президентского дворца он встретил Франсиско Гуимарро.
     Тот обрадовался ему как старому приятелю.
     - Тебе  не повезло. Президент выехал из Санта-Риты, - сказал Франсиско.
-  Снова  какое-то дело, связанное с контрабандой наркотиков. К сожалению, в
последнее время такие вещи участились.
     Гуимарро пригласил Талызина на чашку кофе.
     За   столиком   в  кафе  на  площади  перед  дворцом  было  уютно.  Они
разговорились,   и   Франсиско   поведал   Ивану  про  свою  нелегкую  жизнь
профессионального революционера.
     Не  вдаваясь  в  частности,  Талызин рассказал Франсиско о том, как ему
работается на руднике.
     - Да,  сложно там, - вздохнул Франсиско. - И Орландо, конечно, знает об
этом.  Но  что мы можем сделать? Специалистов не хватает, приходится идти на
компромиссы...   Как  сложились  у  тебя  взаимоотношения  с  директором?  -
неожиданно спросил Франсиско. - Не конфликтуете?
     - Бывает,  ссоримся,  когда  того  требуют  интересы  дела,  -  замялся
Талызин.  -  По-моему,  директор  слишком  жестко  ведет себя по отношению к
персоналу.
     Франсиско  внимательно  посмотрел  на  Талызина  в произнес, отхлебывая
кофе:
     - Директор  медеплавильного  комбината  - сложная фигура. До переворота
он  был  одним из совладельцев рудника. Более того, у нас есть сведения, что
он   через   подставных   лиц   владел   контрольным  пакетом  акций.  А  ты
представляешь себе, какое это могущество и деньги?..
     - И вы назначили его директором? Зачем?
     - Он  один  из  крупнейших  в  Оливии  специалистов по горному делу. Мы
долго  с  ним  беседовали,  прежде чем он согласился сотрудничать с Народным
правительством.  А  уж  какое жалованье пришлось ему положить... - Франсиско
закатил  глаза:  - Умопомрачительное!.. Но этих денег не жалко: с работой он
справляется.  А  работа  у  него,  надо  сказать,  адовая.  Оборудование  на
комбинате  в основном старое, непрерывная утечка кадров... А медь республике
нужна!
     Несколько  минут  они  молча наблюдали, как у фонтана мальчишки кормили
голубей.  Голуби  безбоязненно склевывали корм с ладоней, садились на плечи.
За  фонтаном,  под  полосатым  тентом,  шла  бойкая торговля мороженым. Люди
деловито шагали по своим делам.
     - Жизнь  в республике налаживается, - нарушил паузу Франсиско, провожая
взглядом  машину,  которая въехала в ворота президентского дворца. - Рабочие
и  крестьяне  живут теперь намного лучше, чем при прежнем режиме. Понимаешь,
народ  поверил, что может строить собственную судьбу, что он хозяин ее. Это,
пожалуй, главное. Жаль, отец мой не дожил...
     - Умер?
     - Погиб.
     - Во время переворота?..
     - Нет,  накануне. Отец мой был редкой души человек, - сказал Франсиско,
закуривая.  -  Жил  только  для  других.  Он  переменил  много  занятий, а в
последнее  время  работал конюхом на гасиенде у одного помещика, недалеко от
Санта-Риты,  близ  цитадели...  Есть  тут  у  нас  такая  крепость,  которую
построили  еще  испанские  завоеватели.  Обязательно,  Иван,  побывай там. В
цитадели  сейчас  музей  оливийской  революции.  Отец не дождался революции,
которой  так  жаждал...  Его  хозяин  был  человек культурный, начитанный. Я
бывал  у  отца  на  гасиенде,  помню:  полки в доме ломились от книг. Однако
образованность  не  мешала  хозяину  обращаться со своими работниками, как с
рабами.  Я-то  отца,  к  сожалению,  видел  редко. Сам понимаешь, подпольная
работа,   даже  семью  не  успел  завести...  Ну  ладно,  довольно  грустных
воспоминаний!   -   оборвал   себя   Франсиско   и  махнул  рукой  человеку,
пересекавшему площадь. Тот подошел к ним, улыбаясь.
     - Рамиро  Рамирес,  наш  поэт, сотрудник "Ротана баннеры", - представил
его Франсиско.
     - А мы знакомы, - сказал Талызин, крепко пожимая протянутую руку.
     - Знакомы? - удивился Рамиро.
     - Заочно.  Я  знаю  и  люблю ваши стихи, - пояснил Талызин, с интересом
разглядывая нервное, красивое лицо Рамиреса.
     - Какие  у  тебя  планы  на  сегодня? - спросил Франсиско, когда Рамиро
отошел от них.
     Талызин пожал плечами.
     - Может быть, съездим в цитадель?
     - В другой раз, Франсиско.
     - В  таком  случае,  могу  предложить стадион, - подмигнул Франсиско. -
Сегодня интересный футбол.
     - Бог  с ним, с футболом, - махнул рукой Иван. - Мне бы хотелось просто
побродить по улицам, получше познакомиться с Санта-Ритой.
     - Хорошая  мысль,  -  одобрил  Гуимарро.  -  Ладно,  на сегодня я смогу
составить тебе, как гостю, компанию.
     Они   долго,   до   самого  вечера  бродили  по  столичным  улицам.  На
медеплавильный  комбинат  Талызин  возвращался  уже  глубокой ночью. Автобус
поскрипывал,  покачивался  на поворотах, в приспущенные окошки ударял ветер,
напоенный  неведомыми  запахами. В салоне находился один пассажир - Талызин,
на  остановках  автобус  никто не ждал, и машина глотала и глотала мили, все
еще  полные  для  Ивана  экзотики: не так уж долго пробыл он в Оливии, чтобы
страна утратила для него прелесть новизны.
     Обычно  в  автобусе  Талызина клонило непреодолимо в сон, но теперь он,
несмотря   на   свинцовую   усталость,  не  мог  даже  задремать,  настолько
переполняли его впечатления от дня, проведенного в Санта-Рите.
     Освещение   на  территории  рабочего  поселка,  увы,  оставляло  желать
лучшего:  часть  фонарей  была  разбита,  часть  просто не горела, и Талызин
поднимался  по  щербатым  каменным  ступенькам  осторожно, ежеминутно рискуя
оступиться.
     К счастью, выручала луна, лившая на окрестные горы желтоватый свет.
     "А  ведь  отсюда  до  космоса  -  рукой  подать",  -  подумал  Талызин,
продвигаясь  вперед по узкой лестнице, прорубленной в скале, и поглядывая на
по-южному крупные звезды, усеявшие небо.
     И тут Талызин заметил, как сверху медленно спускается темная фигура.


x x x

     Миллер   решил  немного  размяться.  Главное  было  сделано:  подведены
предварительные  итоги  акций  на  медеплавильном  комбинате, выработан план
дальнейших  действий.  Каждый  из  завербованных  агентов получил конкретное
задание.
     Особый  интерес  Миллера  вызвал  рассказ  директора  о  проекте  новой
дренажной системы, закончив который тот спросил:
     - Как быть с этим русским инженером?
     - Я  останусь  здесь  на  некоторое  время,  -  ответил Миллер, - и сам
займусь им. У меня есть опыт в этом деле. Как зовут вашего русского?
     - Иван.  Фамилию  все  время  забываю. Трудная фамилия, - развел руками
директор, - из головы вылетает.
     - Русские почти все Иваны, - изрек Миллер.
     - Вредный  субъект.  Мешает  работать,  всюду  нос  сует, - пожаловался
директор.
     - Русский сейчас на комбинате?
     - Нет, я звонил недавно вахтеру, у него свободный день.
     Совещание   происходило   в  особняке  директора  -  мрачном  коттедже,
стоявшем  на  отшибе.  От  него  в разные стороны уходило несколько лестниц,
прорубленных в горе, к которой прилепился дом.
     Миллер  вышел из дома и остановился на площадке, дыша полной грудью. "И
луна здесь не такая, как в Европе", - подумал он.
     Карл  Миллер  имел все основания быть довольным - пока все шло так, как
было  задумано.  План  Шторна  осуществлялся.  Ему придется осесть здесь, на
комбинате,  на  некоторое  время, приструнить строптивого русского, коли эта
размазня  директор  не  может  с  ним  справиться  своими  силами.  Не нужно
форсировать  события.  Плод  должен  созреть  - тогда он сам упадет с ветки,
только  легонько  потряси  дерево. Ну а месяца через два, сколотив группу из
верных  людей,  можно  будет нанести визит в бывшую усадьбу Шторна, где, как
признался  Четопиндо, были закопаны его сокровища. Шторна, пожалуй, лучше не
посвящать  в  этот  план.  Впрочем,  впереди  еще  достаточно времени, чтобы
подумать над этим...
     Навстречу   Миллеру   кто-то,   тяжело  дыша,  поднимался  по  каменной
лестнице. "Запоздавший гуляка", - подумал он.
     В  этот  момент  луна  вышла  из-за тучи, осветив гору, лестницу и двух
людей, идущих навстречу друг другу.
     Миллер  глянул  вниз - и ему показалось, что он сходит с ума: навстречу
ему поднимался Иван Талызин.
     Миллер  подошел  к  самому краю лестницы и отвернулся от поднимавшегося
Талызина,  сделав  вид,  что любуется звездным небом. Он вздрогнул, будто от
удара током, когда рука Талызина коснулась его плеча.
     - Звезду   свою   ищешь,   камарадо?   -   приветливо  спросил  Талызин
по-испански.
     Миллер  развел  руками и покачал головой, давая понять, что не понимает
языка.
     Талызин повторил свой вопрос по-русски - с тем же успехом.
     - Все  ясно,  камарадо:  ты  тоже  иностранец,  как  и  я, - рассмеялся
Талызин.  Русский  был  настроен  благодушно  и,  похоже, не собирался скоро
расстаться  со  случайным  прохожим,  несмотря  на  обнаруженный  между ними
языковой барьер.
     Миллер  пришел в себя и несколько приободрился, вспомнив, что благодаря
работе Шторна Талызину узнать его мудрено.
     Наконец,  отчаявшись  добиться взаимопонимания, Иван оставил встречного
в  покое,  пожелал  ему  доброй  ночи  и  двинулся вверх по лестнице, что-то
напевая под нос.
     Когда  они разминулись, Миллер перевел дух. У него было такое ощущение,
что  он  чудом избежал смертельной опасности, словно перескочил через рельсы
перед  самым  носом  бешено  мчащегося  поезда.  Следующей  мыслью, когда он
увидел,  что  Талызин  от  него  удаляется,  было:  бежать прочь! Бежать без
оглядки.
     Все  это было похоже на наваждение: как очутился Иван Талызин здесь, на
краю земли, за океаном?! Да, против судьбы человек бессилен.
     Сначала  Миллеру  не приходило в голову, что встреченный им на лестнице
Иван  Талызин  и  есть  тот  самый  русский  инженер,  о  котором только что
говорилось  в  доме  директора.  Чуть позже он догадался об этом и попытался
заставить  себя  рассуждать логически. Ну, ладно, он нос к носу столкнулся с
Талызиным.  И что же из этого следует? Да ровным счетом ничего. Ведь Талызин
его  не  узнал?..  И  не узнает. Хорошо, что он сумел отмолчаться. По голосу
можно  узнать  человека  и через тридцать лет, он где-то слышал об этом. Все
вроде  сошло  гладко.  Гладко?..  А  что,  если у Талызина все-таки возникли
какие-то  подозрения?  Тогда  бегство  не  спасет,  и никуда он не скроется.
Ведомства  Четопиндо,  которое  могло  бы  его  прикрыть,  не  существует, а
народная  полиция  в  два  счета  отыщет его в любом уголке Оливии. И все же
пока  надо  остаться  здесь,  на  комбинате.  И  вести  себя как ни в чем не
бывало.  Прежде  всего  попытаться  выяснить,  какова реакция Талызина на их
встречу.  И если что-то покажется подозрительным - убрать Талызина. Здесь, в
горах, это сделать несложно.


ГЛАВА ПЯТАЯ

     Педро,  говоря  его  собственными  словами,  был человеком с изломанной
судьбой.
     О  многом  мечтал  он в жизни, за многое хватался, иногда, казалось бы,
давалась  ему  в  руки  синяя птица удачи - но никогда Педро не мог удержать
счастье надолго.
     Если  доводилось  сорвать  изрядный  куш  -  то  ли в азартной игре, до
которой  он  был очень охоч, то ли за счет доставки в нужное место важного и
денежного   пассажира,  то  ли  на  контрабанде,  -  богатство  у  Педро  не
задерживалось,  деньги  ускользали  из  рук  подобно морскому песку, который
просыпается из горсти.
     Он  был натура увлекающаяся, пылкий фантазер. Отсюда, видимо, появились
и  никогда  не  существовавшие  предки голубых кровей, и многое другое, чему
Шторн,  как  медик, поставил безапелляционный диагноз: "Все это от комплекса
неполноценности".
     Друзей  у  Педро не было. Приятели, собутыльники - этих сколько хочешь.
Особенно  когда  гулевых  денег  полны карманы, а руки хозяина щедро швыряют
монеты  -  лови  кто  хочет!  В  сущности,  он, Педро, любил и уважал только
одного  человека  -  Рамиро  Рамиреса.  Вот за кого он с радостью пошел бы в
огонь и в воду. Но Рамиро, похоже, не воспринимал его всерьез.
     Педро  часто  вспоминался  их давнишний разговор в Королевской впадине,
когда  он предложил Рамиро основать с ним дело, намекая на деньги, которые у
него  завелись.  Рамиро  поначалу  принял  слова  Педро  за  шутку,  а потом
предложил  раздать  их  докерам. Педро вспылил тогда, возмутился. Но денежки
эти  пошли  прахом,  и  Педро  подумал,  что, пожалуй, Рамиро давал недурной
совет.  Уж  лучше было раздать деньги обездоленным, чем так бездарно пустить
их по ветру.
     Хотя  к  печатному  слову Педро всю жизнь относился скептически, однако
после  переворота  незаметно  для  себя стал заглядывать в газеты, приучился
листать  книги. Однако самый прямой путь к сердцу Педро находили не газетные
статьи, не книги, пусть горячие, умные и правдивые, а стихи Рамиро.
     Политические  события  в родной стране на многое раскрыли ему глаза. Он
не  раз  наблюдал жестокость прежней полиции, охранки Четопиндо. Педро долго
удивлялся,  куда  подевался  его  пассажир,  немец  с той же фамилией, что и
первый  помощник генерала Четопиндо. Этого немца он в конце войны доставил в
Оливию,  после  чего  следы  его затерялись. Если он отдал концы, то это и к
лучшему, рассудил Педро.
     Сильнее  всего  беспокоило,  что  не  без  его, Педро, помощи Четопиндо
удалось опорочить исчезнувшего Гарсиа.
     Педро,  правда,  не  знал,  что  в действительности произошло с шофером
Четопиндо,  но  выполнил  задание  генерала,  результатом  чего явился номер
зарубежной  газеты  с  фотографией  улыбающегося,  преуспевающего  Гарсиа, а
также   статья  "возмущенного  очевидца",  рассказывающая  о  сладкой  жизни
беглого шофера, укравшего важные государственные документы.
     Со   временем  это  беспокойство  перешло  в  угрызения  совести.  А  с
некоторых  пор Педро почувствовал, что больше не может носить этот камень на
душе.
     Он  решил разыскать единственного человека, которому полностью доверял,
-  Рамиро  и  рассказать ему все, как было. Решение это окрепло окончательно
месяц  назад,  после  того  как  его  шхуну  с  грузом  наркотиков задержали
пограничники Королевской впадины.
     Этим  своим  рейсом Педро решил сыграть ва-банк: он вложил в него почти
все  свои  деньги, рассчитывая, и не без оснований, на немалые барыши. Когда
его  поймали с товаром, он надеялся еще как-то выкрутиться, но, услышав, что
в  Королевскую  впадину  по  случаю  его  поимки  с  поличным вызвали самого
Орландо Либеро, понял, что дело худо.


x x x

     После  памятных  событий в цитадели и прихода к власти Демократического
фронта наладить нормальную жизнь в стране было непросто.
     Промышленные   магнаты   и   крупные   землевладельцы,   поначалу  было
затаившиеся,  осмелели  и  на  каждом  шагу  старались  тормозить проведение
демократических  преобразований. Национализация промышленности наталкивалась
на  бешеное сопротивление местной буржуазии, чувствовавшей, что почва уходит
у  нее  из-под  ног.  К  тому  же  ее  всячески  поддерживала могущественная
соседняя держава.
     Вскоре  после победы Демократического фронта поселок фавел близ столицы
снесли  бульдозерами.  Весь,  подчистую.  Беднота,  ютившаяся  там, получила
благоустроенные квартиры в Санта-Рите и ее пригородах.
     Себе  Орландо  взял  жилье  последним  и  долго  после  этого  не хотел
переезжать в президентский дворец.
     - Что  мне  там делать, в таких апартаментах? - отшучивался он. - Там в
одном зале разместится добрая четверть бывших фавел.
     - Будешь играть там в футбол, - посоветовал ему невозмутимый Гуимарро.
     - Увы,  не  умею,  ты  же  знаешь,  - развел руками Орландо, - хотя сам
страстный болельщик.
     Через  некоторое  время  Орландо  переехал,  конечно,  в  президентский
дворец,  но  новую  свою  квартиру  не любил, да и жил больше в гостиницах -
приходилось все время колесить по стране.
     Слухи  о  Гарсиа давно заглохли, докопаться до истины так и не удалось.
Даже Росита уже потеряла надежду.
     Странно,  но  Орландо  вспоминал Гульельмо Новака чаще, чем Гарсиа. Да,
дело  прошлое  -  Орландо  больше  симпатизировал  Новаку,  несмотря  на  их
разногласия.   Впрочем,   в  главном  они,  конечно,  были  единомышленники.
Расходились  в  вопросах  революционной тактики. Но уж зато как расходились!
До самых ожесточенных споров, даже до размолвок.
     Гульельмо  Новак  весь  был  устремленный порыв, человек, чуждый любому
компромиссу.  Но  революцию  на  одном  порыве  не сделаешь. Теперь, правда,
Орландо  частенько  думал,  что в чем-то Гульельмо был прав. Разве стихийные
события,  захлестнувшие  Оливию  после  осады  цитадели и приведшие к власти
Демократический  фронт,  не  подтвердили  его  правоту?  Как был бы счастлив
Гульельмо, узнав, что их общее дело восторжествовало!
     А  как  бы нужен был сейчас Гульельмо, сколько бы дела ему нашлось! Как
пригодился  бы  его  авторитет:  и  докеры  Королевской  впадины, и сезонные
батраки, и рабочие медных рудников прислушивались к нему, шли за ним.
     Ведь   сколько  крови  попортили  правительству  Орландо  Либеро  фирмы
транспорта,  грузовых  и  пассажирских  перевозок, объединившись, объявили в
свое  время  забастовку.  Оливия  -  страна немалая, но железных дорог в ней
немного,  основными  коммуникациями  служат  шоссейные  пути. Поэтому, когда
грянула   стачка   транспортных   фирм,   промышленность   страны  оказалась
парализованной.  Чтобы  выправить  положение,  пришлось принимать энергичные
меры...
     В   настоящее  время  президента  больше  всего  беспокоили  две  вещи:
распространение   в  стране  наркотиков  и  положение  на  медных  рудниках.
Учащались и акты диверсий.
     Не  следует  поэтому удивляться, что поимке в Королевской впадине шхуны
Педро  с  наркотиками президент придал большое значение. Дело было, конечно,
не  в  самом  Педро,  а  в  том,  что наркотики постепенно становились сущим
бедствием для страны.
     Орландо  очень  хотелось  выяснить, каковы корни наркомании, откуда, из
каких  краев,  из  каких темных источников тянутся к Оливии мерзкие щупальца
контрабанды?  А главное, почему она находит сбыт в стране? Подчас президенту
казалось, что наркотики приносят стране вред больший, чем диверсии.
     Капитана  Педро  президент знал давно, еще до цитадели. Впрочем, кто не
знал капитана-авантюриста из тех, кто бывал в Королевской впадине?
     Президент  поднялся  на  борт  шхуны, поздоровался с Педро и матросами,
спустился в трюм, где осмотрел хитро задуманный тайник для наркотиков.
     - Ну,  что  будем  делать,  капитан? - спросил Орландо Либеро, выйдя на
палубу.
     Глаза  президента  смотрели  устало.  Лицо  его  вдруг показалось Педро
старым-престарым,  как  древняя  индейская маска, хотя, в общем, Орландо был
сравнительно молод.
     Педро снял головной убор.
     - Ваша воля, ваша и власть, президент, - произнес он наигранно бойко.
     - Воля...  -  задум