Фрэнк.
   - То-то и оно. Если Хейли выйдет сухим  из  воды,  никто  из  нас  не
сможет больше чувствовать себя в безопасности. Каждый  ниггер  в  округе
станет таскать с собой оружие, и тут такое начнется!
   - Это мне в голову не приходило, - признался Джо Фрэнк.
   - Я очень рассчитываю на тебя, Джо Фрэнк. Я  надеюсь,  ты  войдешь  в
состав жюри. Там понадобятся люди со здравым смыслом.
   - Интересно, почему они выбрали меня?
   - Я слышал, что они разослали сто пятьдесят повесток.  Полагают,  что
явятся не меньше сотни.
   - И какие же у меня шансы быть избранным?
   - Один из ста, - ответила ему жена.
   - Тем лучше. У меня не так много  времени,  чтобы  заниматься  еще  и
этим. Слишком много забот с фермой и всем прочим.
   - Ты нам там просто необходим, - настаивал Тиэрс.
   Они перешли к  обсуждению  политики  местных  властей,  к  тому,  как
бездарно, судя по состоянию дорог, преемник Тиэрса справляется со своими
обязанностями.
   Перримэны   привыкли   ложиться   рано,   с   наступлением   темноты.
Попрощавшись, Тиэрс отправился домой. Приехав, он сел за  кухонный  стол
со списком кандидатов в присяжные и полной чашкой кофе. Руфус, его друг,
мог бы гордиться им. В списке Уилла шесть фамилий были обведены кружками
- и Уилл успел побеседовать с ними со всеми. Напротив каждой из  фамилий
он поставил две буквы: "ОК".  С  ними  все  о'кей,  они  будут  хорошими
присяжными, такими, с  которыми  Руфус  без  труда  сможет  поддерживать
законность в округе на  должном  уровне.  Парочка,  может,  и  отнеслась
поначалу ко всему этому равнодушно,  однако  после  того  как  уважающий
порядок Тиэрс объяснил им, что к чему,  они  переменили  свое  мнение  и
готовы были признать Хейли виновным.
   Руфус может гордиться им. К тому же он пообещал, что молодой  Джейсон
Тиэрс, племянник Уилла, за  свои  игры  с  наркотиками  отделается  лишь
отеческим внушением.
 
*** 
 
   Корочкой хлеба Джейк подбирал с тарелки оставшийся  после  свинины  с
бобами соус, наблюдая за  тем,  как  Эллен  делает  то  же  самое,  сидя
напротив него. Помещавшийся во главе стола Люсьен  не  обращал  никакого
внимания на еду,  вертел  в  руке  стакан  с  виски,  время  от  времени
вглядываясь в список и давая краткие  характеристики  тем,  чьи  фамилии
были ему знакомы. Пьян Люсьен был чуть более,  чем  обычно.  Большинство
фамилий ему ни о чем не говорило, однако  поток  комментариев  лился  не
переставая. Чувствуя комизм ситуации, Эллен уже несколько раз подмигнула
своему боссу.
   Наконец Люсьен небрежно выронил лист  и  громко  постучал  вилкой  об
стол.
   - Салли! - Он повернулся к Эллен. - А тебе известно, сколько в  нашем
округе насчитывается членов Национального союза  защитников  гражданских
свобод?
   - По меньшей мере, должно быть, восемьдесят процентов населения.
   - Один. Я. Первый и, совершенно очевидно, последний. Люди, которых ты
видишь вокруг, Ро-арк, просто дураки. Они и понятия не имеют о том,  что
такое  гражданские  свободы.   Это   просто   кучка   коленопреклоненных
республиканских фанатиков самого консервативного, крайне правого  толка,
таких, как наш друг Джейк.
   - Не правда. Я хожу к Клоду по меньшей мере раз в неделю.
   - И это дает тебе основания считать себя прогрессивным?
   - Это дает мне основания считать себя радикалом.
   - А мне почему-то кажется, что ты республиканец.
   - Слушай, Люсьен, можешь говорить о моей жене, о моей матери,  вообще
о моих предках, но не смей называть меня республиканцем.
   - Ты выглядишь как республиканец, - заметила Эллен.
   - А он выглядит как демократ? - спросил Джейк, указывая на Люсьена.
   - Ну конечно. Как только я увидела его, сразу же поняла, что Люсьен -
демократ.
   - Ну тогда я республиканец.
   - Ага! Ага! - завопил Люсьен,  сталкивая  со  стола  на  пол  стакан,
который тут же разбился. - Салли! Ро-арк,  угадай,  кто  был  третьим  в
Миссисипи белым, присоединившимся к Ассоциации борцов за права черных?
   - Руфус Бакли, - подсказал Джейк.
   - Я. Люсьен Уилбэнкс. В шестьдесят седьмом. Белые решили, что я сошел
с ума.
   - Вы только подумайте! - ужаснулся Джейк.
   - Черные, или негры, как мы тогда их называли, естественно,  подумали
то же самое. Тогда, дьявол, все считали, что я рехнулся.
   - Хоть кто-нибудь с той поры передумал? - поинтересовался Джейк.
   - Заткнись, республиканец. Ро-арк, почему бы тебе  не  перебраться  в
Клэнтон, мы открыли бы с тобой юридическую фирму, которая занималась  бы
исключительно защитой  гражданских  свобод.  Привози,  черт  побери,  из
Бостона своего старика - сделаем его партнером!
   - Почему бы тебе самому не отправиться в Бостон? - спросил Джейк.
   - Почему бы тебе самому не отправиться в преисподнюю?
   - А как мы ее назовем? - Любопытство Эллен не знало границ.
   - "Дурдом", - предложил Джейк.
   - "Уилбэнкс, Ро энд Арк. Адвокаты".
   - Причем ни у кого из вас нет лицензии, - добавил Джейк. Веки Люсьена
совершенно отяжелели, голова непроизвольно качнулась  вперед.  Убиравшую
со стола Салли он звучно хлопнул пониже спины.
   - Это была дешевая острота, Джейк. - Голос его прозвучал серьезно.
   - Ро-арк, - Джейк копировал Люсьена,  -  угадай,  кто  был  последним
адвокатом, навсегда лишенным лицензии по решению Верховного  суда  штата
Миссисипи?
   Очаровательно улыбнувшись обоим мужчинам, Эллен промолчала.
   - Ро-арк, - громко обратился  к  ней  Люсьен,  -  угадай,  кто  будет
следующим в этом округе адвокатом, которого с  позором  изгонят  из  его
офиса? - От хохота его массивное тело затряслось.
   Джейк подмигнул Эллен.
   Успокоившись, Люсьен перешел к более серьезным темам:
   - Что за встречу ты назначил на завтрашний вечер?
   - Хочу пройтись по списку жюри с тобой и кое с кем еще.
   - Это с кем же?
   - С Гарри  Рексом,  Стэном  Эткавэйджем,  может,  подойдет  еще  один
человек.
   - Где?
   - У меня в офисе в восемь. Никакого спиртного.
   - Это мой офис, и если я захочу, то  принесу  целый  ящик  спиртного.
Здание построено моим дедом, если ты позабыл.
   - Помню.
   - Ро-арк, давай напьемся.
   - Спасибо, Люсьен, нет. Я в восторге от ужина и от беседы, но мне еще
нужно возвращаться в Оксфорд.
   Они встали, оставив Люсьена  за  столом  в  одиночестве.  Вошедшее  у
Люсьена в привычку приглашение посидеть на крыльце Джейк отклонил. Эллен
уехала, и он поплелся в свое  временное  обиталище  -  комнату,  которую
Люсьен отвел ему наверху. Джейк пообещал Карле не спать дома.
   Сняв  телефонную  трубку,  он  позвонил  жене.  И  Карла,   и   Ханна
чувствовали себя превосходно.  Волновались  за  него,  но  со  здоровьем
проблем не было. Про Бада Туитти Джейк не сказал жене ни слова.
 
Глава 29 
 
   Вереница школьных автобусов, ярко расписанных  белой  и  красной  или
черной и зеленой красками, с нарисованными на бортах эмблемами церквей в
среду,  после  обеда,  медленно  двигалась  вокруг  центральной  площади
Клэнтона. Всего автобусов было тридцать один, и в каждом сидели  пожилые
чернокожие леди  и  джентльмены,  размахивавшие  бумажными  веерами  или
носовыми  платками  в  безуспешной  попытке  заставить  хоть   чуть-чуть
двигаться абсолютно неподвижный знойный воздух. Сделав три круга  вокруг
здания суда, головной автобус замер  у  почты,  за  ним  остановились  и
другие. Сквозь их раскрытые дверцы люди торопились выбраться  на  улицу,
спеша к возведенной на лужайке перед  главным  входом  в  суд  невысокой
трибуне, с которой выкрикивал что-то преподобный  Олли  Эйджи,  раздавая
налево и направо  бело-голубые  флажки  с  надписью  "СВОБОДУ  КАРЛУ  ЛИ
ХЕЙЛИ!".
   Боковые улочки, выходившие на площадь, были  забиты  прибывавшими  из
разных мест автомобилями, стремившимися  оказаться  как  можно  ближе  к
зданию суда, но ввиду полной невозможности продвинуться вперед  хотя  бы
на дюйм брошенными своими хозяевами где попало.
   Сотни чернокожих торжественно шествовали по тротуарам  в  направлении
площади. Они толпились на лужайке, дожидаясь, пока Олли вручит им флажок
или какой-нибудь плакат. Затем  в  поисках  тени  они  устраивались  под
ветвями дубов или магнолий, взмахами  рук  и  восклицаниями  приветствуя
знакомых.
   Продолжавшие подъезжать автобусы уже не  могли  въехать  на  площадь,
теперь им приходилось  останавливаться  и  высаживать  своих  пассажиров
рядом с кафе.
   Впервые в этом году столбик  термометра  поднялся  выше  стоградусной
отметки, и было похоже, что останавливаться он не  собирается.  Небо  не
предлагало людям ни единого облачка  для  защиты  от  палящих  лучей,  в
воздухе не ощущалось ни ветерка, отнесшего бы,  может  быть,  в  сторону
невыносимую влажность.  В  тени  мужские  рубашки  становились  насквозь
мокрыми и облепляли спину минут через  пятнадцать,  на  солнце  -  через
пять. Кое-кто из наиболее пожилых и слабых нашел себе убежище  в  здании
суда.
   А люди все прибывали и прибывали. Большинство были уже  в  годах,  но
тут и там виднелись группки  молодежи,  воинственно-рассерженной,  из-за
возраста не смогшей поучаствовать в маршах и демонстрациях 60-х и  вдруг
получившей такую редкую возможность покричать и выразить  свой  протест,
попеть "We Shall Overcome" и в целом как-нибудь отпраздновать тот  факт,
что все они являются черными,  изнывающими  под  игом  белого  человека.
Носились обрывки разговоров о ком-то,  кто  взял  бы  на  себя  смелость
выступить первым. Наконец к лестнице главного входа в  суд  приблизились
трое студентов, размахивая флажками, они прокричали: "Свободу Карлу Ли!"
Толпа тут же подхватила этот боевой клич:
   - Свободу Карлу Ли!
   - Свободу Карлу Ли!
   - Свободу Карлу Ли!
   Выйдя из тени, из здания суда, люди плотнее обступили лестницу,  куда
были перенесены трибуна и громкоговорители. Движимые единым чувством, ни
к кому, собственно, не обращаясь, они слаженным хором скандировали:
   - Свободу Карлу Ли!
   - Свободу Карлу Ли!
   Здесь  и  там  в  здании  суда  распахивались  окна,  из  которых  на
происходящее смотрели судебные чиновники и хорошенькие  секретарши.  Рев
толпы был слышен за несколько кварталов, магазинчики  и  конторы  вокруг
площади вымерли: их владельцы и посетители стояли  рядом  на  тротуарах,
изумляясь  событиям  дня.  Очень  скоро  толпа  заметила  эти   взгляды,
казалось, только подлившие масла в огонь, - клич стал  более  громким  и
динамичным.  Журналисты,  подобно  стервятникам,   окружавшие   площадь,
колебались  между  выжиданием  и  желанием  оказаться  в  гуще  событий.
Повысившийся накал страстей  склонил  их  к  последнему.  С  камерами  и
микрофонами наперевес они бросились на лужайку перед главным входом.
   Вместе со своими людьми Оззи пытался регулировать  уличное  движение.
Это удавалось ему до тех пор,  пока  все  улицы  и  переулки  центра  не
оказались  наглухо  забиты  машинами.  Однако  и  после  этого   полиция
оставалась на своих местах, хотя не было и  признака  того,  что  где-то
может понадобиться ее помощь.
   В  окружении  приехавших  из   трех   соседних   округов   чернокожих
священников - молодых, пожилых, а то и вовсе  ушедших  уже  на  покой  -
сквозь расступавшуюся толпу с достоинством прошествовал к  трибуне  Олли
Эйджи.  При  виде  своих  пастырей  люди  почувствовали  прилив   нового
воодушевления - теперь уже не только ближайшие улицы, но и расположенные
ближе к окраинам жилые кварталы могли слышать требовательный и в  то  же
время какой-то мелодичный призыв. Тысячи флажков развевались над толпой,
тысячи глоток без устали продолжали выкликать одно и  то  же.  Вместе  с
толпой из стороны в сторону ритмично покачивался  и  преподобный  Эйджи,
чуть ли  не  пританцовывая  на  маленькой  трибуне.  Он  и  его  коллеги
принялись хлопать в ладоши, задавая присутствовавшим единый темп. В  эту
минуту на него стоило посмотреть.
   - Свободу Карлу Ли!
   - Свободу Карлу Ли!
   В течение последующих пятнадцати  минут  ему  удалось  довести  толпу
почти до экстаза. Но как только его  тренированное  ухо  уловило  первые
признаки усталости людей, Эйджи,  приблизившись  к  микрофону,  попросил
тишины. Разгоряченные, потные люди продолжали  скандировать,  но  уже  с
меньшим  накалом.  Вскоре  смолкли  последние  голоса.  Эйджи   попросил
освободить место перед лестницей  для  прессы,  чтобы  ничто  не  мешало
журналистам исполнить их профессиональный долг. После этого он обратился
к собравшимся, призывая к полной тишине, в которой преподобный  Рузвельт
обратился   к   Создателю   со   столь   длительной,   красноречивой   и
проникновенной речью, что на  глазах  многих  слушавших  его  заблестели
слезы.
   После того как он в последний раз произнес "Аминь", к микрофону вышла
необъятных размеров негритянка в рыжем парике. В  воздухе  вновь  поплыл
первый куплет "We Shall Overcome", исполняемый низким, богатым по тембру
и удивительным по  силе  голосом.  Святые  отцы  за  ее  спиной  тут  же
принялись прихлопывать в ладоши  и  раскачиваться  в  такт.  Две  тысячи
голосов  слились  в  один.   Над   городком   поплыли   победные   звуки
торжественного гимна.
   После того как пение закончилось, кто-то в который уже раз выкрикнул:
   - Свободу Карлу Ли!
   И в который уже раз толпа подхватила этот клич. Однако и сейчас Эйджи
удалось утихомирить  свою  паству.  Вытащив  из  кармана  шпаргалку,  он
приступил к проповеди.
 
*** 
 
   Как и ожидалось, Люсьен появился последним и уже изрядно набравшимся.
Он и с собой принес бутылку и по очереди обратился к Джейку,  Эткавэйджу
и Гарри Рексу с предложением выпить и от каждого получил отказ.
   - Уже без четверти девять, Люсьен, - сказал ему Джейк. - Мы ждем тебя
почти час.
   - А мне что, заплатят за это, а?
   - Нет, но я просил тебя быть здесь ровно в восемь.
   - Еще ты сказал мне, чтобы я не вздумал приносить с собой выпивку.  А
я поставил тебя в известность о том, что дом этот мой, что его  построил
мой дед и что я всего лишь сдаю тебе его в аренду, причем, я бы добавил,
за какую-то смешную плату. А посему я имею право  приходить  и  уходить,
когда мне вздумается, с бутылкой или без.
   - Можешь забыть об этом. Ты...
   - А что эти черные делают там, на той стороне улицы в такой тьме?
   - Это называется "бдение", - пояснил Гарри Рекс. - Они  будут  ходить
вокруг здания суда с зажженными свечами и бдеть  до  тех  пор,  пока  их
соплеменника не выпустят на свободу.
   - Это может стать весьма и весьма долгим  бдением.  То  есть  я  хочу
сказать, что бедные люди смогут ходить  таким  образом  до  самой  своей
смерти. Лет двенадцать, а  то  и  пятнадцать.  Может,  им  даже  удастся
установить рекорд. Если закапают себя свечным воском по  самые  задницы.
Добрый вечер, Ро-арк.
   Эллен уселась на крышку бюро под портретом Уильяма Фолкнера, держа  в
руках густо испещренный  пометками  лист  с  именами  присяжных.  Она  с
улыбкой кивнула Люсьену.
   - Ро-арк, - обратился к ней Люсьен,  -  я  полон  к  тебе  всяческого
уважения. Я считаю тебя ровней. Уверен в твоем праве на равную оплату за
равный труд. Я признаю за тобой  право  самой  решать,  рожать  ли  тебе
ребенка или делать аборт.  Словом,  я  верю  во  всю  эту  чушь.  Будучи
женщиной, ты в моих глазах не располагаешь никакими привилегиями, как-то
связанными с твоим полом. - Сунув руку в  карман,  Люсьен  достал  комок
смятых купюр. - А поскольку ты к тому же еще и клерк, то  есть  существо
бесполое, ты остаешься единственным среди нас человеком, способным пойти
и купить ящик холодного "Коорса".
   - Нет, Люсьен, - прозвучал голос Джейка.
   - Заткнись, Джейк.
   Глядя на Люсьена, Эллен поднялась:
   - Конечно, Люсьен. Но за пиво я заплачу сама.
   Она вышла из кабинета.
   Джейк покачал головой, выпустив в Люсьена струю дыма.
   - Сегодняшняя ночь может оказаться долгой. Видимо,  передумав,  Гарри
Рекс плеснул все же немного виски в свою чашку из-под кофе.
   - Пожалуйста, не напивайтесь, - принялся умолять Джейк. - У нас полно
работы.
   - Я работаю лучше, когда пьян, - ответил на это Люсьен.
   - И я тоже, - присоединился к нему Гарри Рекс.
   - Интересно, - бросил малопонятную реплику Эткавэйдж. Положив ноги на
стол, Джейк запыхтел сигарой.
   - Ладно, первое, что мне хотелось бы сделать, - это уяснить для  себя
портрет идеального присяжного.
   - Черный, - подал голос Люсьен.
   - Черный, как задница угольщика, - уточнил Гарри Рекс.
   - Согласен, - и в самом деле согласился Джейк. - Но только ничего  не
выйдет. Бакли этого не допустит. Это понятно  каждому.  Нет,  мы  должны
остановиться на белом человеке.
   - На женщине, - предложил Люсьен. - Для  уголовного  процесса  всегда
следует подбирать женщин. У них сердце кровью будет  обливаться,  исходя
от сочувствия. Нужно обращаться к женщинам.
   - Нет, - протянул Гарри Рекс. - Только не в нашем случае. Женщине  не
понять, что заставляет мужчину браться за ружье и  отстреливать  кому-то
голову. Вам нужны отцы - молодые отцы, кто на месте Хейли сделал  бы  то
же самое. Папы с маленькими дочками.
   -  С  каких  это  пор  ты  стал  экспертом  в  подборе  присяжных?  -
поинтересовался  Люсьен.  -  Мне  всегда  казалось,  что   ты   ловчила,
занимающийся исключительно разводами.
   - Я  ловчила,  занимающийся  разводами,  но  я  знаю,  как  правильно
подобрать членов жюри.
   - И подслушать, о чем они говорят в совещательной комнате.
   - Дешевая острота.
   - Бросьте, парни, - примиряюще поднял вверх руки  Джейк.  -  Как  вам
Виктор Онзелл? Ты знаком с ним, Стэн?
   - Да, у него дела с нашим  банком.  Ему  около  сорока,  женат,  трое
детей, если не четверо. Белый. Откуда-то с  Севера.  Владелец  магазина,
торгующего грузовиками. Живет здесь уже лет пять.
   - Я не стал бы его брать, - заметил  Люсьен.  -  Если  он  с  Севера,
значит, он не станет размышлять так, как мы. Контроль за оружием  и  вся
прочая дребедень. В уголовных процессах янки  меня  всегда  пугают.  Мне
давно приходила в голову мысль о  том,  что  хорошо  бы  нам  принять  в
Миссисипи закон, запрещающий любому янки быть в составе  жюри  присяжных
вне зависимости от того, сколько он прожил здесь лет.
   - Благодарю тебя, - повернулся к нему Джейк.
   - А я бы его взял, - сказал Гарри Рекс.
   - Почему?
   - У него дети, возможно, что среди  них  есть  и  дочь.  Если  же  он
северянин, то у него не должно быть особых  предрассудков.  По  мне,  он
подходит.
   - Джон Тэйт Астон.
   - Мертв, - буркнул Люсьен.
   - Что?
   - Я говорю, что он мертв. Вот уже три года.
   - Тогда почему же он в списке? - Не будучи юристом, Эткавэйдж  ничего
не понимал.
   - Они использовали списки для выборов,  но  не  внесли  туда  никаких
уточнений, - пояснил Гарри Рекс между двумя глотками спиртного. - Кто-то
умер, кто-то уехал - слишком уж хлопотное дело все время править данные.
Они выписали сто пятьдесят повесток в расчете на то, что человек  сто  -
сто двадцать  появятся.  Остальные  либо  померли,  либо  сменили  место
жительства.
   - Кэролайн Бакстер. Оззи говорит, что она чернокожая. - Джейк  быстро
пролистывал записи. - Работает на карбюраторном заводе в Кэрауэе.
   - Возьмите ее, - предложил Люсьен.
   - Пожалуй, - согласился Джейк.
   Вернулась  Эллен  с  пивом.  Поставив  картонную  коробку  на  колени
Люсьену, извлекла из нее одну банку, вскрыла ее  и  уселась  на  прежнем
месте. Джейк от пива отказался, но Эткавэйдж  решил,  что  его  начинает
мучить жажда. После того как банку взял и Гарри Рекс,  Джейк  остался  в
одиночестве.
   - Джо Кит Шеферд.
   - Судя по имени, это какой-то деревенщина.
   - Почему ты так решил? - спросил у Люсьена Гарри Рекс.
   - Двойное имя, - пустился в объяснения  тот.  -  Почти  у  всех  этих
олухов двойные имена. Билли Рэй, Джонни Рэй, Бобби Ли, Гарри Ли,  Джесси
Эрл, Билли Уэйн, Джерри Уэйн, Эдди Мак, ну и прочие. У них даже  женщины
носят двойные имена: Бобби Сью, Бетти Перл, Мэри Белли, Тельма Лу, Салли
Фэй.
   - А как насчет Гарри Рекс? -