зный
Орлов следит за твоей квартирой и ждет, когда ты сюда вернешься?
   - Но ведь ты сказал, что он уехал в Москву... - Эмма вошла  в  комнату  и
первой увидела белеющий на столе листок. Быстро схватила его  и  спрятала  в
кармашек шортов.
   - Да, кстати, надо бы позвонить... Посвети-ка мне  сюда,  на  телефон,  я
позвоню в аэропорт...
   Пока он набирал номер, Эмма сходила в кухню, нашла в аптечке  анальгин  и
выпила сразу две таблетки. При свете горящей  спички  она  успела  прочитать
записку Орлова и, когда  вернулась  в  комнату,  где  Перов  уже  заканчивал
разговор со  своей  знакомой  из  аэропорта,  едва  сдерживалась,  чтобы  не
показать ему слезы радости.
   - Спасибо, ты мне очень помогла. Только забудь про этот звонок, хорошо? С
меня коробка конфет.
   - Ну что, - спросила его Эмма, уверенная в том, что  ни  в  какую  Москву
Орлов улететь не мог, что он где-то в городе  и  ищет  ее.  Хотя  московский
телефон Ядова, который она прочитала в записке, наверняка был оставлен им не
случайно.
   - А то, Эммочка, что наш с тобой  ювелир  только  что  заказал  билет  на
четырехчасовой рейс на Москву и, вполне вероятно,  что  он  уже  на  пути  в
аэропорт.
   А я-то переживал, что он поедет на поезде... Вот  так-то.  Ты  проглотила
свой анальгин? Поехали.
   Оказавшись на Крымской, возле дома Орлова - того  самого,  где  она  была
совсем недавно, когда искала Сергея по последнему  адресу,  выданному  ей  в
милиции, и где прождала его долгое время,  сидя  на  подоконнике,  -  Перов,
проинструктировав  ее,  как  надо  действовать,  остался  в  машине,  а  она
поднялась на третий этаж и замерла перед дверью. Затем  достала  из  кармана
ключи и принялась подбирать их к многочисленным замкам, пока не открыла  две
двери. Вошла в квартиру и заперлась. После  чего  прошла  через  прихожую  в
комнату, окна которой выходили на улицу, противоположную той,  где  поджидал
ее на машине Перов. Третий этаж. Она  распахнула  окно  и  посмотрела  вниз.
Прыгать? Но она переломает себе руки и ноги и  останется  инвалидом  на  всю
жизнь. Не было поблизости  ни  пожарной  лестницы,  ни  большого  дерева,  с
помощью которого она могла бы спуститься, чтобы убежать...
   Она отошла от окна и осмотрелась. В этой комнате никакого сейфа не  было,
значит, надо поискать его в  других.  Эмма  ходила  из  комнаты  в  комнату,
пытаясь  рассмотреть  при   голубоватом   свете   уличных   фонарей   каждый
встречающийся ей на пути предмет, представляя, как здесь жили Сергей и Лора,
пока  не  наткнулась  на  металлическую  дверь.  Она  принялась  по  очереди
вставлять ключи в скважину, пока не нашла наконец  тот,  что  искала.  Замок
щелкнул, дверь открылась, и Эмма  поняла,  что  попала  в  святая  святых  -
мастерскую Орлова. Здесь было совершенно темно. Пошарив рукой по стене,  она
включила свет и увидела узкий, но длинный стеллаж  с  коробками  и  папками,
большой стол с незнакомыми ей инструментами и  формами,  нечто  напоминающее
электрическую печь  и  великое  множество  толстых  проводов,  змеящихся  по
стенам.
   Сейф - металлический узкий шкаф - стоял  как  раз  напротив  двери.  Эмма
принялась подбирать и к нему ключи. Она действовала  так,  словно  все,  что
происходило с ней, было заранее  предопределено,  словно  ее  действия  были
как-то связаны с силами извне. И только потом, когда  она  спустя  несколько
часов почувствовала себя наконец в безопасности, ей стал понятен источник ее
мыслей и физических сил - ею двигал инстинкт самосохранения...
   Открыв дверцу сейфа, она даже не взглянула на стоящие там обтянутые кожей
коробки и футляры. Ее интересовали деньги. Она нашла их в  довольно  большой
деревянной шкатулке и, взяв лишь  часть,  тщательно  рассовала  по  карманам
шортов, благо их там было  пять.  Один,  самый  большой,  был  даже  украшен
массивной розовой кнопкой. Заперев сейф и понимая, что уже светает и что  ей
надо выбираться из квартиры как можно скорее, иначе соседи  могут  заметить,
как она выходит, Эмма подошла к входной двери и  посмотрела  в  глазок.  Но,
увидев, что лестничная клетка пуста, даже улыбнулась своим  нелепым  мыслям:
нет, конечно же, Перов не станет рисковать и появляться в подъезде, не такой
он дурак... Значит, он по-прежнему ждет ее в машине возле подъезда.
   Эмма вышла из квартиры, заперев двери на все замки, подошла к двери лифта
и уже коснулась пальцем кнопки вызова, как  вдруг  передумала  и,  чтобы  не
производить лишних звуков, довольно быстро и  почти  бесшумно  поднялась  на
девятый этаж. Главное для нее сейчас было - выбраться  на  крышу.  Вот  она,
лифтовая шахта, тихое и мрачное строение, слегка возвышающееся  над  крышей.
Обычная деревянная дверь со шпингалетом. Провозившись с ним несколько минут,
поскольку он был основательно проржавлен, она все же справилась,  распахнула
дверь, и прохладный утренний воздух ударил ей в лицо. Оказавшись  на  крыше,
она побежала в противоположную сторону, туда, где находилась самая последняя
лифтовая шахта этого большого девятиэтажного дома,  построенного  буквой  П.
Она молила бога только об одном - чтобы в этой шахте дверь была открыта.  Но
она оказалась заперта изнутри на точно такой же шпингалет. Поискав  глазами,
Эмма заметила разбросанные под ногами прутья арматуры. Подобрав один из них,
она сунула его в щель между дверью и косяком, подцепила  шпингалет  и  одним
резким движением вырвала его из трухлявой старой древесины. Через  несколько
мгновений с девятого этажа она уже вызывала  лифт.  Спустившись  вниз,  Эмма
остановилась у самого выхода и  увидела  на  противоположной  стороне  улицы
припаркованный возле первого подъезда дома синий ?Фольксваген?. Убедившись в
том, что Перов по-прежнему находится в машине и  не  может  ее  видеть,  она
осторожно, прячась за кустами  палисадника,  обогнула  дом  и  оказалась  на
совершенно другой улице. Взглянув на часы,  она  удивилась:  они  показывали
половину шестого. Неужели она так долго пробыла в квартире Сергея?
   Машин было мало, город  еще  спал.  Но  ей  все  же  повезло,  возле  нее
притормозил старенький  ?москвичонок?,  за  рулем  которого  сидел  скромный
очкарик-пенсионер.
   - И куда это вы так рано собрались? - спросил очкарик. - Уж не на  вокзал
ли?
   -  Так  точно:  на  вокзал.  Вернее,  сначала  домой,  мне   надо   взять
документы... - она сказала это так,  словно  водитель  мог  знать,  где  она
живет.
   - На Садовую...
   Конечно,  она  рисковала,  заезжая  домой,  но  без  паспорта  и   прочих
необходимых документов она бы не смогла даже купить билет, не говоря уже  об
остальном. Прихватив кое-что из одежды и сунув это вместе с мылом и  прочими
необходимыми  в  дороге  вещами  в  дорожную  сумку,  Эмма  взяла  из  шкафа
спрятанные в стопке постельного белья деньги и, не переодеваясь, выбежала из
квартиры на улицу, где ее уже ждал ?москвичонок?.
   - Вот теперь на вокзал.
   Она купила билет  на  семичасовой  московский  поезд  и  в  ожидании  его
заглянула в буфет, позавтракала  там  бутербродами  и  кофе,  съела  большое
желтое яблоко и в страхе перед Перовым провела оставшиеся полчаса в  женском
туалете.
   На перроне, когда поезд уже подали, она то  и  дело  оглядывалась,  боясь
встретить Перова, и  только  после  того,  как  заперлась  в  купе  и  поезд
тронулся, облегченно вздохнула. Ей повезло: в купе она ехала одна.
   Зашедшая  к  ней  проводница,  уставшая  и   недовольная,   подозрительно
осмотрела ее грязные шорты, перепачканную в мелу и грязи блузку.
   - Ваш билет, -  проговорила  она  недовольным  тоном  и  тяжко,  надсадно
икнула.
   Эмма протянула ей билет, удивляясь, зачем было проводнице заходить к  ней
и спрашивать билет, когда она только что рассматривала его на перроне.
   - У вас чаю не найдется? - спросила Эмма.
   - Нет, еще рано.
   Когда проводница ушла, Эмма взяла сумку и  заперлась  в  туалете.  Достав
мыло и зубную щетку с  пастой,  она  умудрилась  раздеться  догола  и  почти
полностью помыться, поливая себя теплой водой  и  смывая  пену.  Вот  только
помыть голову ей не удалось, поскольку волосы были слишком длинными и, чтобы
промыть их, потребовалось бы несколько ведер воды и хороший шампунь. Все  же
ей удалось привести себя в порядок и переодеться в чистую одежду. Она  вышла
из туалета посвежевшая, в голубых узких  брючках  и  белой  вязаной  блузке.
Проводница, увидев ее, покачала головой.
   - Так вы будете чай?.. - услышала Эмма и усмехнулась: похоже было, что  в
умытом и переодетом виде она сильно поднялась в глазах  проводницы,  хотя  и
рисковала так же сильно упасть, стоит только проводнице заглянуть в туалет и
обнаружить там оставшуюся после импровизированного душа лужу...
   - Нет, спасибо.
   Вернувшись в купе, Эмма села поближе к окну. Она смотрела на проплывающие
мимо нее в зеленоватой дымке пейзажи и радовалась тому,  что  все  дальше  и
дальше отдаляется от собственного прошлого, от Перова и своих  клиентов,  от
трупа  Холодного,  от  страха  и   леденящих   душу   сновидений...   Москва
представлялась ей огромным  ярким  и  непременно  залитым  солнечным  светом
городом. И где-то там  живет  человек  со  странной,  горькой  и  смертельно
опасной фамилией Ядов. Даже если Орлова в Москве нет, она позвонит  Ядову  и
встретится с ним... Она все ему объяснит и попросит помощи.  Не  может  друг
Орлова отказать ей в просьбе.
   - У тебя покурить не найдется? -  услышала  она  вдруг  откуда-то  сверху
женский голос, который вернул ее в реальность.
   Эмма подняла  голову  и  увидела  лежащую  на  верхней  полке  девушку  с
растрепанными светлыми волосами и розовощеким милым личиком, рассматривающую
ее своими большими голубыми глазищами.
   - Нет, я не курю... - ответила Эмма. - Ты меня  испугала...  Я  почему-то
думала, что еду в купе одна.
   - Меня зовут Надя. Я тоже  почти  не  курю,  но  вот  сейчас  захотелось.
Подожди, я сейчас спущусь...
   Эмма  пожала  плечами:  меньше  всего  ей  сейчас   хотелось   с   кем-то
знакомиться, а тем более общаться.
   Но делать нечего - соседей по купе  не  выбирают.  А  что,  если  девушка
окажется симпатичным человеком, с которым будет  приятно  коротать  время  в
пути?
   Надя проворно спустилась вниз, в считанные секунды привела в порядок свои
пышные волосы, заколов их на затылке, достала откуда-то снизу пакет,  откуда
тотчас же  принялась  вынимать  продукты  и  раскладывать  их  на  маленьком
столике, прикрытом жесткой накрахмаленной салфеткой.
   - Я к жениху в Москву еду, - улыбнулась  Надя,  разворачивая  фольгу,  из
которой показался кусок жареного мяса. - А ты куда?
   - Я тоже в Москву.., по делам... - растерянно  ответила  Эмма,  чувствуя,
как при виде аппетитного мяса и прочих простых  домашних  вкусностей,  вроде
курицы и пирожков, у нее начинает кружиться голова. В  последнее  время  она
мало ела и практически забыла, что значит получать удовольствие от еды.
   - Ты ешь, не стесняйся, я же вижу, как  тебе  хочется...  -  с  довольным
видом благодетельницы, снисходительно позволившей поделиться  своим  ужином,
проговорила девушка. - Как тебя зовут?
   - Эмма.
   - Красивое имя. Редкое. Ты замужем?
   - Нет.
   - Где-нибудь учишься? Работаешь?
   - Нет.
   - А ты выпить не хочешь?
   - Нет.
   - Да что это ты заладила -  все  нет  да  нет?!  От  хорошего  вина  грех
отказываться, к тому же у нас  есть  повод  выпить:  я  же  все-таки  выхожу
замуж...
   С этими словами Надя  снова  принялась  шарить  внутри  пакета,  выуживая
бутылку вина.
   Эмма с любопытством следила за ее  движениями,  когда  девушка  разливала
вино по пластиковым  стаканчикам,  очищала  яблоко,  нарезая  его  дольками,
ломала плитку горького шоколада и пыталась представить  себе,  какой  жизнью
жила незнакомка перед тем, как сесть в этот поезд, в это купе...
   Чувство одиночества, неприкаянности и  душевного  холода,  сопровождавшее
Эмму в неожиданной поездке,  а  по  сути,  побеге,  явно  контрастировало  с
чувствами, которыми жила ее попутчица, охваченная счастьем радужных  надежд,
проступающим в каждом ее жесте и взгляде. Эта заложенная,  очевидно,  еще  в
семье кондовая плебейская домовитость, уверенность в себе  и  хрестоматийное
желание выпить вина с кем бы то ни было, лишь бы разделить свою  радость  по
поводу предстоящего  замужества,  почему-то  вызвали  в  Эмме  неприятное  и
саднящее ощущение брезгливости и  даже  презрения.  Она  удивилась  этому  и
попыталась взглянуть на свою соседку по купе иначе - добрее, светлее,  но  у
нее ничего не получилось. Была ли тому причиной зависть? Ей не хотелось себе
в этом признаваться - достаточно было того, что  она  это  успела  осознать,
причем настолько, насколько попыталась скрыть истинные чувства  и  разыграть
из себя человека, способного порадоваться чужому счастью.
   Сначала пили за встречу,  затем,  по  мере  убывания  приторной  пьянящей
влаги, тосты плавно перешли в доверительную беседу, во  время  которой  Надя
уже примерно час спустя  после  знакомства  вовсю  откровенничала  с  Эммой,
рассказывая  ей  о  пикантных  моментах  из  своей  жизни.  Она  бравировала
количеством мужчин, успевших побывать в  ее  постели,  из  чего  можно  было
сделать вывод, что Надя обыкновенная проститутка, поскольку в  ее  рассказах
не последняя роль отводилась деньгам, которыми с ней расплачивались ее часто
меняющиеся  партнеры.  Были  даже   минуты,   когда   Эмма   сомневалась   в
существовании у Нади жениха  -  настолько  не  правдоподобной  казалась  эта
история с предстоящей свадьбой... А с другой стороны, зачем она сама ехала в
Москву, как не для того, чтобы встретиться там с Орловым, мужчиной, которого
она полюбила и с которым так же, как с кем-то  Надя,  мечтала  связать  свою
жизнь.
   Когда на столе появилась вторая бутылка вина, Эмма замотала головой:
   - Ой нет, ты как хочешь, а я больше не буду, меня и так мутит...
   - А  мы  и  чокаться  не  будем,  -  проникновенным  тоном,  сбиваясь  на
полушепот, сказала Надя, и в глазах ее блеснули слезы.  -  Мы  подружку  мою
помянем, Леночку. Давай? - Она протянула Эмме  стакан.  -  Она  была  совсем
молоденькой, красивой девочкой и тоже мечтала о нормальной жизни.
   - И что же с ней случилось?
   - Ее убили.
   - За что?
   - Да ни за что! - в сердцах воскликнула Надя и залпом выпила вино.  -  По
дурости погибла девчонка... Мы с ней в одной общаге жили, я знала, что у нее
парень есть, который возит ее  по  клиентам,  но  не  знала,  что  он  такая
скотина. У него все руки в крови... Но Наташка, моя  подружка,  оказывается,
ВСЕ знала, и про докторшу тоже знала, да только мне сначала ничего не хотела
говорить, а уж потом, когда она пришла в милицию и все выложила,  что  знает
про Ленку, как ее убили в  общаге  да  как  она  помогала  с  Виктором  труп
выносить, чтобы отвезти  к  Шереметевскому  озеру,  вызвали  и  меня,  чтобы
допросить,  и  еще  несколько  наших  девчонок,  которые  ходили  к   Марине
Анатольевне, врачихе этой... Да только толку-то во всем  этом  ни  на  грош,
если эта сволочь,  этот  Виктор,  сбежал?!  Он,  как  хищник,  носом  почуял
опасность и сдернул, ударился в бега.
   - Так это он убил твою подружку?
   - Наташка говорит, что он, но доказательств нет, одни предположения.
   - А при чем здесь докторша?
   - Она пользовала  наших  девчонок,  аборты  делала,  следила,  чтобы  все
здоровые были... Лену убили либо во время операции, либо после, никто ничего
не знает. Я, конечно, в шоке была,  когда  узнала,  что  Наташка  в  милицию
пошла, я ждала ее у себя в комнате, мне тогда нездоровилось... А она  должна
была встретиться с Виктором, чтобы у меня не было неприятностей...
   Эмма перестала слушать попутчицу: слишком уж все было пошло, прямо как  в
жизни, прямо как у нее самой. Только вместо Перова - какой-то Виктор. Она не
верила в эту бредовую историю с убийством девушки сутенером -  это,  как  ей
казалось, скорее из категории киношных  детективов.  Да  к  тому  же  еще  и
докторша - крупный специалист по части криминальных абортов?! И это  в  наше
время, когда подобные операции делают вполне официально и  даже  бесплатно?!
Скорее всего девушку убили за какой-нибудь криминал,  о  котором  Надя  либо
ничего не знает, либо не может сказать, поскольку и у самой рыльце в пуху...
Всюду грязь, преступления, кровь, пошлость, куда ни кинь.
   Устроившись в постели и  укрывшись  одеялом  почти  с  головой,  Эмма  из
последних сил делала вид, что слушает Надю.
   - ..он отпустил ее, но посоветовал вернуться к матери, в деревню,  потому
что Виктор  мог  объявиться  в  любое  время...  А  тут  приехал  отец  Лены
Кравченко, так он просто достал Наташку и меня своими  расспросами,  он  все
хотел узнать, с кем встречалась его дочка, чтобы потом выйти на Виктора.  Он
поклялся разыскать его или того, кто убил Лену, и мне почему-то кажется, что
он найдет... А докторша уехала из города, ее так и не нашли...
   Но последних слов Эмма уже не слышала - она крепко спала под стук колес и
бормотанье соседки.

Глава 7

Москва. Август 1996 г.

   В Москве шел дождь. Первое, что  бросилось  Эмме  в  глаза  -  это  толпы
спешащих куда-то москвичей. Людское море пропускало ее через себя сначала  в
метро на Павелецком вокзале, затем на ?Октябрьской?, где ей пришлось сделать
пересадку, чтобы доехать до Шаболовки. Когда она вышла наконец  на  улицу  и
вдохнула в себя влажный и какой-то непривычный для  нее  воздух,  она  вдруг
физически ощутила свободу. Ей даже дышать  стало  легче.  Да  и  тело  стало
невесомым. Она увидела цветы, много цветов, это были белые и  красные  розы,
лилии, какие-то неизвестные ей желтые цветы, напоминающие крупные  ухоженные
ромашки... Ей было любопытно пройтись по улице, чтобы сравнить то,  что  она
сейчас видит, с ее родным городом. Ей  казалось,  что  даже  люди  в  Москве
отличаются от провинциалов, в каких бы больших городах те ни жили.  Москвичи
показались Эмме более уверенными в себе, хотя и чрезмерно озабоченными.  Еще
она подметила во многих лицах плохо скрываемое раздражение, словно столичным
жителям был неприятен уже сам факт того,  что  по  улицам  их  города  ходят
приезжие, что они вмешиваются в их жизнь, мусорят, расспрашивают о том,  как
пройти, как проехать, что купить и где... И их в принципе можно было понять.
Возможно, именно поэтому Эмма так никого и не  спросила,  как  найти  нужную
улицу.
   Конечно, ей надо было прежде позвонить Ядову, предупредить  его  о  своем
приезде, чтобы не попасть в неловкое положение. Но она боялась. Ей казалось,
что трубку возьмет мужчина с  низким  грубым  голосом  и  скажет  ей  что-то
резкое, что, мол, никакого Орлова я не знаю и ?до свидания?, Но звонить  все
равно надо  было.  А  потому  Эмма,  вернувшись  на  станцию  метро,  купила
телефонные жетоны и, отыскав таксофон,  с  бьющимся  сердцем  набрала  номер
Ядова. Сначала трубку долго не брали, и  Эмма,  волнуясь,  слушала  длинные,
монотонные и сильно раздражающие ее гудки. Затем послышался мягкий щелчок, и
голос, напоминающий низкий жирный лай, произнес:
   - Слушаю.
   - Добрый день. Могу я пригласить к телефону Орлова Сергея Борисовича?
   - Да, безусловно... - Затем последовала небольшая пауза, после чего  Эмма
услышала:
   - Кто это? - Это был ЕГО голос. Она не верила, что такое бывает, а потому
от волнения не смогла произнести ни слова. - Алло, кто это? Я слушаю...
   - Сережа... - наконец она взяла  себя  в  руки  и  попыталась  расслабить
напрягшееся горло. - Это я.
   И снова пауза. Сейчас он повесит трубку. Он  просто  сбежал  от  нее,  от
лишних проблем, он понял, что ему не нужна женщина с прошлым. Возможно, он и
прав...
   - Ты?! Откуда ты звонишь? - заговорил он уже много быстрее  и  явно  тоже
волнуясь. - Тебя так хорошо слышно... Ты звонишь от НЕГО? От Перова?
   - Да нет же... Я сейчас здесь, на Шаболовке, звоню  со  станции  метро...
Сережа, я в Москве... - Эмма не выдержала  и  раз