зве  он  виноват,  что
любит ее? Да и что такое эта самая любовь?
   " - Ты всегда приводишь в дом девушек, которые тебе нравятся?
   - Еще ни разу не приводил...
   - Ты пришел.., ко мне.., зачем?
   - Чтобы посмотреть на тебя... Чтобы  узнать,  почему  ты  плакала,  чтобы
услышать твой голос, чтобы понять тебя...о Она лежала в ванне  и  вспоминала
Орлова. Он в Москве. И Ядов Наверняка знает,  где  его  можно  найти...  Еще
можно отыскать Анну и попробовать поискать через нее... Но  зачем?  Что  она
скажет Орлову, если даже и найдет его? А если он женат и  у  него  появились
дети? Зачем ему новые страдания? Как сможет она объяснить ему, почему  живет
с Прозоровым? Где найдет слова, чтобы  убедить  в  том,  что  всегда  любила
только его, Орлова, и бросила его, испугавшись,  что  совершила  убийство...
Нет,  таких  слов  не  существует.  Все  это  прозвучит  по   меньшей   мере
неубедительно. Тяжелый, неподъемный  груз  прошлого  мешал  ей  жить,  тянул
назад, не давая возможности расправить  плечи  и  вздохнуть  полной  грудью.
Слишком много грязи было в ее жизни... И кому какое дело до того, кто в этом
виноват?! ?Гипноз Холодного - это звучит как  полный  бред.  Зависимость  от
Перова - разве такое бывает? ?Клиенты? - какое скользкое, холодное, липкое и
пахнущее мятыми долларами словцо! Дачный роман - что еще делать ночью в лесу
с такими легкомысленными девицами? Воскрешение дяди - это даже и не  смешно.
Повторное убийство, оказавшееся вовсе и не убийством, -  из  разряда  ночных
кошмаров... Москва - Прозоров - Мюнхен - С. Все, приехали. Пора выходить?.
   Жить по совести, без лжи? Без образования, с маленьким ребенком на руках,
без родных и близких - что ей делать в этом жестоком мире без Прозорова?
   Эмма была вынуждена признаться себе, что продалась ему.  За  комфорт,  за
спокойную и безбедную жизнь свою и  внебрачного  маленького  сына.  А  разве
легче будет Сереженьке от того, что его  мать  пойдет  работать  лоточницей,
чувствуя себя в душе независимой и гордой  женщиной?  И  где  гарантия,  что
эту ?гордую и независимую? не изнасилуют где-нибудь на овощном складе?  Если
мужчины при виде Эмминых рыжих волос  и  стройной  фигуры  теряют  голову  и
превращаются в самых настоящих животных, независимо от уровня их интеллекта,
то не лучше  ли  принадлежать  одному  из  них,  Прозорову,  чем  вводить  в
искушение других...
   Но ведь это мог быть и Сережа...
   "Ты возвращайся скорее, хорошо? Я буду ждать тебя  у  окна  весь  день...
Если  сможешь,  позвони   мне   откуда-нибудь...   Сереженька,   только   не
задерживайся, сразу как только освободишься - ко мне..,  ну  все,  иди...  Я
жду..."
   - Я жду... - Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

***

   Эмма проснулась рано, чувствуя рядом с  собой  теплое  тельце  маленького
Сережи. Он вставал рано и обычно будил весь дом. Вот и  теперь,  проснувшись
раньше всех, он выбрался из постели и босиком, в одной пижамке,  прибежал  в
гостиную, где и обнаружил, к  своей  радости,  спящую  на  диване  мать.  Он
принялся тормошить ее, стаскивая с нее одеяло и пытаясь забраться под  него,
и, когда ему это удалось, свернулся котенком возле ее живота  и  притворился
спящим.
   - Сереженька, ты мой хороший... - Она прижалась к  нему  и  поцеловала  в
шелковистую макушку. - Как же я по тебе соскучилась...
   - У меня есть бусы,  -  он,  выпростав  из-под  одеяла  ручонку,  показал
зажатые в пальцах красные бусы. - К-асные...
   - Это бусы твоей бабушки Наташи...
   Из спальни показалась заспанная Берта. И началась игра.  Эмма  с  Сережей
прятались под одеялом, а Берта делала вид, что никак не может их найти.  Она
заглядывала за тяжелые, шоколадного цвета, бархатные  шторы,  подлезала  под
кресла и диван, искала их в ванной и  прихожей  и  даже  открывала  дверь  в
коридор, чтобы окликнуть Сережу. И  тогда  он,  тихонько  выбравшись  из-под
одеяла, прятался в спальне, откуда  потом  раздавались  тоненькие  радостные
повизгивания... После этого обычно начиналась самая настоящая  охота,  когда
за Сережей охотилась уже не только Берта, но и Эмма...
   Спустя полчаса Эмма уже заказывала по телефону завтрак, а  Берта  умывала
Сережу и пыталась его переодеть. Когда же в номер вкатили  накрытый  столик,
Сережа уже сидел на диване, присмиревший, с нагрудником,  повязанным  вокруг
шеи, и со скучающим видом смотрел, как его мама  разливает  по  чашкам  чай,
намазывает булочки маслом и помешивает ложкой дымящуюся рисовую кашу.
   - Берта, сейчас мы немного прогуляемся, я обещала Сереже, а после обеда я
уеду. Если Прозоров позвонит или приедет, скажешь ему, что я  у  Курочкиной,
он ее знает...
   В час принесли обед, утомленного долгой пешей  прогулкой  Сережу  удалось
уложить  в  считанные  минуты.  Берта,  сморенная  сытной  и  вкусной  едой,
примостилась в гостиной на диване с книжкой, а Эмма, поставив себе на колени
телефон, решила перезвонить Курочкиной, чтобы  убедиться  в  том,  что  Надя
будет ждать ее в назначенное время в поликлинике. Она так и сделала  и  была
совершенно сбита с толку, когда ей ответили, что  Надя  с  острым  приступом
аппендицита отправлена в больницу... Говоривший был, очевидно, мужем Нади.
   Когда Эмма положила трубку, ей уже стало ясно, что ни к какому врачу  она
сегодня не попадет, а это означало, что  вечером  ей  нельзя  встречаться  с
Прозоровым. Но как сделать, чтобы  он  не  заподозрил  ее  в  том,  что  она
просто-напросто избегает его?.. Для него это было бы ударом. Но и признаться
ему в истинной причине  ее  нежелания  спать  с  ним  Эмма  тоже  не  могла,
поскольку знала, что  он  любым  способом  воспользуется  ее  уязвимостью  и
сделает все возможное, чтобы она забеременела.
   Она вздохнула и, бросив взгляд на задремавшую в нескольких шагах  от  нее
Берту, снова взяла трубку и замерла, прижав ее к груди  и  представляя  себе
разговор с... Ядовым. Она позвонит ему, она не может не позвонить ему,  зная
о том, что Орлов в Москве... Но что она ему  скажет?  А  вдруг,  услышав  ее
голос, Ядов бросит трубку в знак  солидарности  со  своим  другом,  которого
Эмма ?обманула??
   Она довольно долго сидела в нерешительности, продумывая  разные  варианты
начала разговора, целью которого было узнать адрес или телефон Орлова,  пока
все же не взяла себя в руки и не  набрала  номер.  После  нескольких  долгих
гудков трубку подняли, и незнакомый женский голос спросил:
   - Да, я слушаю? Кто это?
   - Пригласите, пожалуйста, Ядова...
   - Снова этот Ядов... - Женщина  тяжко  вздохнула.  -  Девушка,  он  здесь
больше не живет...
   - И давно?
   - Давно. - И незнакомка повесила трубку. Вот и все. Теперь  звонить  было
некому. Кроме Ядова, никто больше не мог подсказать ей, где найти Орлова.  И
поэтому ей ничего другого не оставалось, как посвятить остаток дня  Валерии.
Вечер, проведенный в ее обществе,  был  бы  идеальным  алиби  для  ревнивого
собственника Прозорова. Кроме того,  с  помощью  Валерии  Эмма  намеревалась
провести несколько ночей на квартире Прозоровых, да  еще  и  взять  с  собой
сына, тем самым отдалив их интимное свидание с Володей почти на неделю. А за
это время она успеет уладить свои женские дела и наконец успокоится.
   Она обещала позвонить Валерии в половине четвертого, сейчас  было  только
два. Но ей необходимо уйти до того, как проснется  Сережа,  иначе  он  будет
плакать, проситься, чтобы его взяли с  собой,  и  Берте  придется  приложить
немало усилий, чтобы успокоить малыша.
   Эмма открыла шкаф, достала одно из своих самых любимых платьев,  красное,
облегающее, с большим вырезом на  груди.  Распустив  волосы,  она  тщательно
зачесала их наверх при помощи золоченой заколки, оставив две длинные  тонкие
пряди - одну небрежно виться от виска и до  плеча,  другую  -  сверху  вдоль
затылка. При  помощи  пудры  и  румян  она  добавила  матовости  коже  лица,
подкрасила ресницы и ярко-красной помадой накрасила губы. Для окончательного
образа роковой женщины не хватало только тяжелых, каких-нибудь горько-пряных
японских духов - и только после этого можно идти на ?смотрины?.
   "Ладно уж, развлекусь...? -  думала  она,  оставляя  Берте  записку,  что
позвонит в десять, и на цыпочках вышла из номера. Но  тут  же  вернулась  и,
взглянув на себя в зеркало, поняла, что к массивным золотым серьгам и литому
золотому браслету подошла бы и короткая  золотая  цепочка,  но  в  последнюю
минуту ее взгляд упал на лежащие на столе красные бусы, и она,  улыбнувшись,
остановила свой выбор на них.
   Позвонив из таксофона, она сказала Валерии, что  будет  ждать  ее  в  три
возле ?Детского мира? на Савеловской.
   - Я так и думала, что ты позвонишь пораньше... Скажи, ведь ты САМА хочешь
этого? - Валерия казалась возбужденной и была явно обрадована тем, что  Эмма
все же решилась на знакомство с ее приятелем. - Я права?
   - А почему бы и нет?.. А вдруг это и есть моя  судьба?  -  довольно  вяло
ответила ей Эмма, испытывающая непонятное беспокойство от  этого  разговора.
Ей вдруг пришло в голову, что она  совершенно  одичала  за  последние  годы,
перестала бывать на людях, не считая редких вечеринок в Мюнхене и вчерашнего
ужина у Прозоровых...  А  что,  если  она  ЗАБЫЛА,  как  должна  вести  себя
?одинокая? женщина в обществе незнакомого мужчины. ?О чем  с  ним  говорить?
Что ВРАТЬ?"
   До встречи оставалось четверть часа, когда Эмма вошла в ?Детский  мир?  и
окунулась в мир воспоминаний. Ведь именно здесь она покупала  Сереже  первые
игрушки, распашонки, ползунки, коляску... Они приезжали сюда с Прозоровым  и
долго ходили, выбирали... И все это было ДО родов, Прозоров ничего и слышать
не хотел о каких-то там ?дурацких? приметах, что якобы детские  вещи  нельзя
покупать до рождения, а можно только после. ?Ты  здоровая  и  родишь  в  два
счета. Я вообще не понимаю, как можно покупать все ?после?, если  ты  должна
приехать из роддома  в  уже  готовую,  с  кроваткой,  коляской  и  ванночкой
квартиру... Или ты думаешь, что я буду покупать пеленки по дороге из роддома
домой??  А  Эмме  было  все  равно.  О  родах  она   имела   самое   смутное
представление, и хотя теоретически ее в поликлинике со  всем  этим  довольно
основательно  ознакомили,  чисто  психологически  ей  было  сложно   постичь
таинство появления на свет нового человека, пока она не испытает это сама...
   Засмотревшись на красивых дорогих кукол, она совершенно забыла о Валерии,
и когда вдруг увидела ее, то даже вздрогнула, словно  ее  застали  на  месте
преступления... ?Интересно, а для Леры Прозоров тоже все покупал здесь или в
другом магазине?"
   Валерия тоже разрядилась в пух и прах. На ней было бежевое  узкое  платье
из перламутрового трикотажа и горчичного цвета жилет. Но когда  она  подошла
поближе и начала о чем-то говорить с Эммой, та ее даже  не  услышала  -  она
смотрела на бусы Леры и не верила своим глазам.
   - Что, нравится? -  наконец  донеслось  до  ушей  Эммы,  и  она  тряхнула
головой.
   - Да, нравится... - Это были даже не бусы, а серебряная массивная цепь  с
нанизанными  на  нее   семью   достаточно   крупными   янтарными   ?яйцами?,
напоминающими перепелиные. Их можно было принять  и  за  гигантские  желуди.
Такие же янтарные кругляши висели и на ушах Валерии.
   - Это гарнитур... Простенько и со вкусом... Похоже, янтарь - это  и  твой
камень... А что, ты рыжая, глаза у тебя зеленоватые или  темно-карие,  почти
черные, меняют цвет, кожа белая, тебе бы пошли эти штуки... Да что ты так на
них уставилась?
   Орлов планировал в такие вот янтарные  яйца  впаять  платиновые,  набитые
бриллиантами...
   - Да, - Эмма сделала вид, что очнулась, и теперь все внимание обратила на
саму Валерию. - Я в твоем  распоряжении,  но  гарнитур  действительно  очень
оригинальный... Наверное, из Прибалтики?..
   - Да нет,  это  достаточно  грустная  история...  Пойдем,  я  только  что
позвонила этому человеку, он нас ждет... А по дороге я расскажу тебе, откуда
у меня эти бусы...
   В машине на заднем сиденье Эмма увидела торт, вернее  красивую  глянцевую
коробку, в каких обычно бывают торты.
   - Это к чаю, - бросила Валерия, махнув рукой в  сторону  коробки.  -  Так
тебе интересно услышать, откуда у меня эти украшения?
   - Конечно, интересно. Во всяком случае, я хотя бы не буду думать сейчас о
предстоящей встрече с твоим приятелем. Думаешь, это так приятно - выставлять
себя на обозрение, словно какой-нибудь товар.
   - Что касается ?товара?, то я просто ослеплена твоим видом... Эмма  -  ты
шикарна. Говорю тебе это без лести. Сейчас ты услышишь звук падающего  тела,
и блестящее будущее тебе просто обеспечено... Ты - само совершенство.  Ты  -
существо без изъяна...
   - Послушай, Лера, а что бы ты сделала, если бы вдруг случайно узнала, что
я.., убийца.., или проститутка?..
   - Ну так что ж с того. В таком случае ты была бы женщиной с тайной, а это
еще привлекательней... Эмма, какая же ты еще наивная, да  я  людей  насквозь
вижу!..
   - А я нет... Ну так что там с твоей янтарной историей?
   - Слушай, ни за что не поверишь... У меня была  одна  приятельница...  Ее
муж - ну о-о-чень большой чиновник,  а  она,  представь  себе,  влюбилась  и
решила уехать с любовником, художником,  за  границу.  У  нее  были  деньги,
драгоценности... Одна я была посвящена в ее план. И вот  она  заявляется  ко
мне за два дня до отъезда и просит подержать у себя драгоценности. Я  думаю,
она боялась, что в последнюю минуту ее муж что-нибудь узнает...
   - Но ведь если ее муж занимал высокий пост, то он не мог не знать о  том,
что его жена собирается за границу!..
   - Правильно! Он знал, что она едет отдохнуть в Грецию, но откуда  он  мог
знать, что она едет туда НАВСЕГДА... Но дело не в  этом,  все  детали  этого
?побега? мне неизвестны.. Дело в другом. На следующий день я  узнаю  о  том,
что она отравилась.
   - Умерла?
   - Представь себе - да!
   - Муж?
   - Tec... - почему-то зашикала на нее Лера, словно их кто-то мог услышать.
- Может, ее отравил и муж, но кто это теперь докажет? Главное, что ее  нашли
в своей постели мертвой, а рядом стакан с остатками цианистого калия... А на
стакане ее отпечатки... И никакой записки, ничего... Вот и представь, что  я
тогда испытала...
   - А драгоценности?
   - Я в этот же день позвонила Александру  Петровичу..,  ну,  в  общем,  ее
мужу, и сказала, чтобы он срочно приехал ко мне, потому что у меня для  него
кое-что есть... И он приехал...  Он  уже  догадывался,  что  речь  пойдет  о
драгоценностях... Я не стала его ни о чем  спрашивать,  поскольку  понимала,
что даже если он и убил Катю, то все равно переживает...  Я  просто  достала
коробку, обыкновенную коробку из-под обуви, в которой Катя  мне  и  принесла
все свои сокровища,  и  молча  отдала  ему...  Он  открыл,  все  внимательно
просмотрел, а потом достал вот  эти  янтарные  штуковины  и  вдруг  протянул
мне... ?А, это, Валера, тебе... На память...? И уехал. Если честно, то я так
до сих пор ничего и не поняла. Как будто он хотел купить мое  молчание,  что
ли? Но кто же расплачивается янтарем? Я понимаю, конечно, это ручная  работа
и все такое, но ведь это просто янтарь! Почему-то колье Сонечки  Ардовой  он
мне не предложил...
   - Сонечки? Но ведь  эту  женщину,  которая  отравилась,  звали,  кажется,
Катей? - Эмма слушала очень внимательно, потому что уже поняла, о  ком  идет
речь. Ведь она знала эту Катю, она видела ее в свой первый  день  приезда  в
Москву, Катя приходила к  Ядову,  чтобы  встретиться  с  Сергеем  Орловым  и
заказать  ему  украшения.  Светловолосая,  изящная  и  знающая   себе   цену
женщина... Она хотела начать новую жизнь и поэтому попросила  Орлова  помочь
ей переправить бриллианты и платину, замаскировав их с помощью янтаря...
   - Соня Ардова после смерти мужа...
   - Подожди, я что-то совсем запуталась... Кто такая Соня Ардова?
   - Это подруга Кати Котовой, той, которая отравилась... - капризным  тоном
пояснила Лера. - Соня  после  смерти  мужа  начала  потихоньку  спиваться  и
продавать свои бриллианты... У нее было  колье,  ты  себе  не  представляешь
какое... Сделанное в форме женской головки... Глаза изумрудные, большие, как
маска, а лицо все сплошь из бриллиантов,  волосы  в  форме  волнистых  лучей
сделаны из золота и платины... И она продала Катьке это  колье  всего-то  за
три тысячи баксов... Если бы  Катин  муженек,  у  которого  рыльце  в  пуху,
подарил мне эту ?женскую головку?,  я  бы  еще  поняла,  но  эти  орехи  или
желуди...
   - А  мне  нравится...  -  задумчиво  произнесла  Эмма,  которая  вот  уже
несколько минут жила своим прошлым,  и  ей  даже  чудились  голоса  Ядова  и
Сергея, Анны и Кати...
   - Это колье Соне сделал какой-то классный ювелир, кажется, он даже не  из
Москвы...
   - Ювелир?
   - Вот выйдешь замуж за моего знакомого, разбогатеешь, и тогда  и  у  тебя
появится возможность  заказывать  колье  ювелирам...  Так  что  прежде,  чем
отказывать ему, хорошенько подумай... Ты же помнишь, я сказала тебе, что  он
не Ален Делон...
   - Ну и что?
   - Просто ты должна подготовиться к тому, что он.., некрасив.
   - А что тебе известно об этом ювелире?
   - Да ничего особенного, только то, что у него золотые руки. Кстати, вроде
бы он делал и эти янтарные яйца, но, по-моему, здесь и  делать-то  нечего...
Что это ты зациклилась на этом янтаре... Что, действительно так нравится?
   Но Эмма промолчала. Она поняла, что Лера ничего не знает про Орлова и  уж
тем более о том, что он переехал в Москву, а тогда к чему все эти разговоры,
воспоминания, боль...

***

   - Послушай, а может, не поедем к твоему знакомому? Я даже не знаю, о  чем
с ним говорить.
   - Да не переживай ты, говорить буду я... А  ты  сиди,  слушай,  смотри  и
делай выводы.
   - Скажи, Лера, а зачем тебе-то все это? - вдруг  спросила  Эмма,  которой
надоело разыгрывать из себя круглую дуру.
   - Как? Разве ты ничего не поняла? Я  просто  хочу  устроить  твою  личную
жизнь...
   - А мне показалось, что ты приревновала меня к Прозорову.
   - А хоть бы и так, - вдруг, изменив интонацию, произнесла Лера и,  метнув
на Эмму настороженный взгляд, еще крепче вцепилась в руль. Машина не  ехала,
а летела по широкому шоссе, обгоняя другие авто и грозя  вот-вот  оторваться
от земли. - Я, когда увидела тебя вчера, просто глазам своим не  поверила...
Думала,  что  ты  где-нибудь  нищенствуешь,   страдаешь   и   чуть   ли   не
побираешься... Я ведь могу себе представить,  каково  это  быть  одной...  И
вдруг вижу тебя, такую холеную, шикарную... Ты думаешь,  что  я  поверила  в
байку о том, что ты одна?
   - Не знаю...
   - Сначала не поверила, но потом, когда ты уже была у нас, присмотрелась к
тебе и вдруг увидела в твоих глазах такую грусть... Ты не смейся, я  человек
далекий от лирики, но у тебя глаза действительно были такие.., такие... И  я
поняла, что  ты  страшно  одинока.  Думаю,  что  и  Прозоров,  который  тоже
наверняка ошалел, когда увидел тебя, такую красивую и  грустную,  подумал  о
том же, что и я...
   - Я не понимаю, о чем ты...
   - Все ты понимаешь. Он весь вечер  смотрел  на  тебя  и  не  мог  отвести
глаз... Вот я и подумала, а вдруг он захочет тебя? Ты знаешь, я не ревнивая,
ведь ты сколько жила у нас, и у меня если и возникали такие мысли, то  почти
сразу же исчезали... Ты была беременная, рыхлая, в пигментных пятнах...
   "Если бы ты только знала, как он просил меня позволить ему поцеловать эти
самые пигментные пятна.., этот большой живот и отекшие ноги..."
   - ..и вдруг ты предстала перед нами такая сногсшибательная, красивая...
   - ..что ты сразу подумала о том, что я собираюсь  увести  у  тебя  твоего
Прозорова? Так? А теперь послушай, что я  тебе  скажу...  Если  бы  я  этого
хотела, то сделала бы уже давно... Но вся  беда  в  том,  что  Прозоров  мне
никогда не нравился как мужчина, понимаешь? Я до сих пор люблю человека,  от
которого родила ребенка, и другие мужчины, которые были в моей  жизн