распростертое на тротуаре тело. Или
отец, кричащий под вагоном внезапно тронувшегося товарного состава. И  я
твержу себе: хватит, остановись, дуреха,  но,  в  общемто,  разве  можно
что-нибудь забыть?
   Всюду солнце. Я поставила машину на  теневой  стороне  главной  улицы
Кассиса, которая вела на пристань. Опустила  верх  машины,  чтобы  ветер
развеял дурной запах и мои страшные сновидения. В банке, куда  я  вошла,
было чисто и покойно. Мне сказали, что я могу получить со своего парижс-
кого счета семьсот пятьдесят франков, но так как  я  уже  потратилась  в
Фонтенбло, то взяла всего пятьсот. Матушка сказала мне: "Возьми все, что
можно, эти деньги пропадут, беги за границу, исчезни". Но я ее не послу-
шалась.
   Ожидая, когда мне выдадут деньги, я увидела большую дорожную карту на
стене и вспомнила одну фразу в  телефонограмме:  "Я  поеду  за  тобой  в
Вильнев". Я посмотрела, нет ли Вильнева в районе автострад N 6  и  N  7,
между Парижем и Марселем. Их оказалось  столько,  что  поначалу  у  меня
опустились руки: Вильнев-Сен-Жорж,  Вильнев-ла-Гийар,  Вильнев-сюр-Ионн,
Вильнев-л'Аршевек, Вильневлез-Авиньон и много еще других городков с этим
названием, не считая, конечно, деревушек, которые не помечены на карте.
   Я взяла на заметку Вильнев-ла-Гийар, который неподалеку от Фонтенбло,
где я в последний раз открывала багажник и видела, что он пуст, а  также
Вильнев-сюр-Ионн, около Жуаньи, где я встретилась с похитителем  фиалок.
Но скорее всего, оба эти городка не имеют никакого отношения к моей  ис-
тории. Матушка сказала: "Совершенно никакого, если вспомнить  телефоног-
рамму.  Она  была  адресована  пассажиру  самолета.  Кто  же  полетит  в
Вильнев-ла-Гийар, который в пяти сантиметрах от Парижа, можешь сама  из-
мерить".
   Я получила деньги, спрятала их в сумочку и спросила, есть ли в Касси-
се агентство путешествий. Оказалось, есть: в соседнем доме,  всего  лишь
выйти из одной двери и войти в  следующую.  Это  я  приняла  за  хорошее
предзнаменование, тем более что на объявлениях, почти одинаковых,  выве-
шенных на двери банка и агентства, я прочла, что сегодня, в  понедельник
13 июля, они работают до двенадцати часов. Бог дал мне возможность полу-
чить деньги, и у меня оставался еще целый час.  Матушка  спросила:  "Для
чего?" Я и сама хорошенько не знала. Может, просто чтобы двигаться, что-
бы сделать еще что-то, свойственное живому  существу,  чтобы  побыть  на
свободе до того, как в моей машине обнаружат труп и меня схватят, бросят
в темную камеру, где я буду сидеть скрючившись, обхватив голову  руками,
как младенец во чреве матери, как в те времена, когда меня носила в сво-
ем теле Рената Кастеллани, по мужу Лонго, родом из Сан-Аполлинаре,  про-
винция Фрозиноне.
   Я попросила  дать  мне  расписание  рейсов  "Эр-Франс"  и,  выйдя  из
агентства, принялась изучать его, стоя на залитом  солнце  тротуаре,  по
которому толпой шли на пляж курортники. Указанный в телеграмме рейс 405,
обслуживаемый "каравеллами", был прямой рейс Париж - Марсель,  вылет  из
Орли по пятницам (кроме праздников) в 19.45, прибытие в  Марсель  (аэро-
порт Мариньян) в 20.55. Я сразу же подумала: "Вильнев,  который  я  ищу,
должен быть Вильнев - лезАвиньон, так как другого, южнее, на карте нет".
В то же время в моей памяти зашевелилось что-то неприятное, я  никак  не
могла определить что именно, вытащить это на поверхность, но оно  трево-
жило меня.
   Я поискала глазами "тендерберд", он стоял у противоположного  тротуа-
ра. Вдруг мне вспомнилась карточка на конторке в гостинице "Ренессанс" в
Шалоне, и я поняла, что меня тревожит. Ведь именно  в  "Ренессансе"  мне
сказали, что, когда я якобы останавливалась у них в первый раз, я  ехала
из Авиньона. Я им ответила, что это чепуха. "Вот видишь, -  сказала  мне
Матушка, - все специально подстроено, чтобы погубить тебя,  все  предус-
мотрено заранее. И если теперь в твоем багажнике обнаружат труп, кто  же
тебе поверит, что ты ни при чем? Умоляю тебя, беги, беги куда глаза гля-
дят и никогда не возвращайся". Но я опять не послушалась ее.
   Я пошла на пристань. Накануне, когда я спрашивала дорогу в  гостиницу
"Белла Виста", я заметила в конце набережной почтовое отделение. Сейчас,
проходя мимо, я вспомнила, как здесь же, но  только  несколькими  часами
позже, какой-то подвыпивший молодой человек чмокнул меня в губы,  и  не-
вольно обтерла рот забинтованной рукой. Я ответила Матушке: "Не  волнуй-
ся, подожди, я еще не начала защищаться. Я совсем одна, это  правда,  но
ведь я всегда была одинока, и пусть даже весь мир ополчится против меня,
он меня не одолеет". Одним словом, я собиралась с силами.
   На почте было темно, особенно после яркого солнца  на  улице,  и  мне
пришлось сменить очки. Я увидела прикрепленные к конторке несколько  те-
лефонных справочников всех департаментов. Я раскрыла справочник  абонен-
тов департамента Воклтоз. Некий  Морис  Коб  действительно  проживает  в
Вильневе-лез-Авиньон.
   В глубине души я, видимо, на это не рассчитывала:  сердце  мое  гулко
застучало. Не могу объяснить, что я почувствовала в этот момент. Это бы-
ло напечатано, это было нечто отрезвляюще  холодное,  реальное,  гораздо
более реальное, чем телефонограмма, переданная  из  моей  квартиры,  чем
труп, запертый в багажнике машины. Любой человек - и не только в послед-
ние два дня, но и за много месяцев до этого - мог раскрыть толстую теле-
фонную книгу и прочитать эту фамилию и этот адрес. Да, и я  не  в  силах
ничего объяснить.
   В книге значилось: "Морис Коб, инженер-строитель, вилла Сен-Жан, шос-
се Аббей".
   И опять во мне зашевелилось какое-то воспоминание или Бог  его  знает
что, зашевелилось, пытаясь добраться до моего сознания.  Вилла  Сен-Жан.
Шоссе Аббей. Инженер-строитель. Вильнев-лезАвиньон. Нет, ничто не  вызы-
вало во мне никаких ассоциаций, это смутное воспоминание рассеялось, и у
меня вообще уже не было уверенности, что оно появлялось.
   Я раскрыла еще один справочник, департамента Ионна. Там я прочла, что
в Жуаньи есть несколько бистро, но на автостраде N 6-только одно: "Вете-
ран дороги", ее владелец - Т. Поззон. Это, должно быть, то самое бистро,
где я останавливалась и где водитель грузовика похитил у меня фиалки.  Я
запомнила номер телефона: 5-40 - пять сорок - и вышла на улицу.
   Когда я вернулась к машине, солнце было уже высоко и тень  прикрывала
ее только наполовину, но я даже не успела встревожиться по этому поводу.
Перед машиной стояли два жандарма в форме цвета хаки.
   Я увидела их в последнюю минуту, когда уже чуть не наткнулась на них.
Я всегда хожу глядя в землю - из страха,  что  не  замечу  какого-нибудь
слона и споткнусь о него. До восемнадцати лет у меня не было очков с та-
кими хорошими стеклами, как сейчас, и я то и дело летала вверх тормашка-
ми, за что меня и прозвали "камикадзе". И особенно часто я  сталкивалась
- о, этот кошмар преследует меня до сих пор! -  с  какой-нибудь  большой
детской коляской, оставленной у подъезда дома. Однажды потребовались три
человека, чтобы вытащить меня из-под нее.
   И вот, подняв глаза и увидев - удар, от которого можно  грохнуться  в
обморок, - около "тендерберда" двоих жандармов, я чуть было не бросилась
наутек. Матушка сказала мне: "Да ты что! Не останавливайся, не гляди  на
них, пройди мимо". Но я все же остановилась.
   - Это ваша машина? Я сказала "да". Вернее, попыталась это сказать, но
не смогла издать ни звука. Оба жандарма были высокого роста, и тот,  ко-
торый выглядел помоложе, как и я, носил темные очки. Он-то  и  заговорил
первым. Попросил меня предъявить документы. Я обошла машину, чтобы  дос-
тать их из ящичка для перчаток, а в это время  жандармы,  не  говоря  ни
слова, направилась к багажнику. Матушка сказала мне: "Ну что же ты  сто-
ишь как чурбан, вот теперь нужно удирать, спасайся, беги  скорей,  делай
же что-нибудь". Я подошла к жандармам и протянула  тому,  что  помоложе,
конверт с документами на машину. Он взял  их,  взглянул  на  технический
паспорт и сказал:
   - Водительские права, пожалуйста.
   Я вынула их из своей сумочки и  дала  ему.  Он  посмотрел  их,  снова
взглянул на технический паспорт и спросил:
   - Что значит МРК?
   - МРК?
   С некоторым раздражением он усталым жестом сунул мне технический пас-
порт под нос. В графе "Имя владельца" значилось: "Общество МРК",  это  я
прочла еще в Орли. Но я не знала, что означают эти буквы.
   Сглотнув слюну, я сказала:
   - Рекламное агентство.
   - А поточнее? Я ответила наобум:
   - "Международное рекламное агентство Каравея".
   - Кто такой Каравей?
   - Основатель агентства. Но теперь оно принадлежит мне. Вернее, я  уп-
равляю им, ясно?
   Он пожал плечами и ответил:
   - Мне ясно главным образом то, что прямо перед  вашей  машиной  висит
знак, запрещающий стоянку. Вы давно в Кассисе?
   - Я приехала вчера вечером.
   - В следующий раз будьте внимательнее. Эта улица и без того достаточ-
но узкая, и если все будут следовать вашему примеру...
   И тут уж он как пошел, как пошел... А я наконец-то смогла вздохнуть с
облегчением. Жандарм вернул мне документы, снял фуражку, чтобы  вытереть
платком пот со лба, и, переглянувшись со своим напарником, сказал мне:
   - Вы думаете, если вы красивая девушка и у вас такая огромная машина,
то вам все дозволено. Вот так-то...
   И тут у меня на глазах чуть не случилось то, чего  я  боялась  больше
всего на свете: второй жандарм, постарше, который за все это время так и
не произнес ни слова, а только с легкой усмешкой  внимательно  слушал  и
машинально водил большим пальцем по замку багажника, вдруг нажал на  ме-
таллическую кнопку. И кнопка подалась под его  рукой!  Прошлой  ночью  я
возвращалась из Марселя как сомнамбула и  забыла  запереть  багажник  на
ключ. В Марселе я открывала его по просьбе Филиппа. И замок так и остал-
ся незапертым.
   На моих глазах большой палец жандарма надавил на кнопку, оторвался от
нее и снова надавил, уже сильнее. Я услышала, как щелкнул замок, и  пос-
пешно прижала крышку багажника правой рукой. Вероятно, слишком поспешно,
потому что жандарм в темных очках вдруг в недоумении замолк. Он  посмот-
рел на багажник, потом на меня и, несмотря на темные стекла своих очков,
наверняка заметил, как я побелела. Он спросил меня:
   - Вам нехорошо? Я кивнула. Я безнадежно пыталась что-нибудь  сказать,
чтобы отвлечь его внимание от машины, на которую он снова посмотрел,  но
не могла ничего придумать. Второй жандарм  тоже  смотрел  на  мою  руку,
словно прилипшую к крышке багажника. Я убрала  ее.  После  нескончаемого
молчания тот, что помоложе, наконец сказал, уже уходя:
   - Ничего, держитесь. А в следующий раз ставьте машину на стоянку.
   Он притронулся указательным пальцем к фуражке, и оба они, не оборачи-
ваясь, пошли по тротуару к пристани. Дрожащими руками я отыскала  в  су-
мочке ключи. Заперла багажник. Затем, сев за руль, застыла на  несколько
минут, уставившись неподвижным взглядом в пространство, и  только  потом
нашла в себе силы тронуться с места. Меня трясло. Я очень чувствительная
психопатка.
   В номере гостиницы "Белла Виста" жужжал  вентилятор,  не  принося  ни
капли прохлады, в лучах солнца плясали пылинки. Я закрыла ставни, разде-
лась и легла на застланную постель, поставив телефон рядом с собой.
   Я попросила телефонистку заказать мне два номера: 5-40 в Жуаньи и до-
машний телефон одного художника из агентства, некоего  Бернара  Тора,  с
которым я была дружна и который несколько раз сопровождал шефа в  Женеву
на встречу с представителями фирмы Милкаби. Он  должен  знать,  в  какой
гостинице обычно останавливается Каравей. Я  позвоню  Аните,  признаюсь,
что уехала на ее машине, и скажу, что мне нужны ее свидетельские показа-
ния, чтобы вызволить меня из беды. Анита мне поможет.
   Бистро в Жуаньи мне дали первым, так удачно, почти сразу же. Я попро-
сила к телефону хозяина. Он не сразу припомнил меня. Белый костюм, свет-
лые волосы, темные очки, американская машина - нет, это ему ни о чем  не
говорит. Но когда я сказала, что  какой-то  шофер  грузовика  с  ослепи-
тельной улыбкой настоял, что он заплатит за меня, хозяин вспомнил его:
   - Высокий брюнет, что ездит на "сомюа"? Еще бы я  его  не  знал!  Это
Жан, Жан с "сомюа". Он проезжает здесь каждую неделю.
   - Простите, Жан, а как дальше? Я не расслышала.
   - "Сомюа - это марка грузовика, который он водит. А фамилии его я  не
знаю. Он марселец, и его все называют Рекламной Улыбкой.
   Как смешно, ведь и я прозвала его так же. Я рассмеялась. Я  была  до-
вольна. Наконец я нащупала какую-то нить, и мне уже  казалось,  что  все
мои неприятности, как по волшебству, скоро рассеются.
   - Вы говорите, он марселец? Вы не знаете, сейчас он в Марселе? Где бы
я могла найти его?
   - Вы слишком много хотите от меня. Я знаю только, что  в  субботу  он
ехал на Юг. Но где он сейчас, понятия не имею. Если хотите, я  могу  ему
передать что нужно, когда он будет возвращаться.
   Я ответила, что тогда будет слишком поздно, мне необходимо  разыскать
его немедленно. "Ах, вот как! - воскликнул хозяин,  а  потом  так  долго
молчал, что я даже подумала, не повесил ли он трубку. Но нет.  Он  вдруг
сказал мне:
   - Подождите, мадемуазель, я кое-что придумал. Одну минутку.
   Теперь я слышала в трубке гул голосов, стук посуды. Я пыталась  восс-
тановить в памяти это бистро, в котором была два дня назад. Длинная  де-
ревянная стойка,  фотографии  разбитых  грузовиков,  трехцветная  афиша,
объявляющая о гулянье 14 июля. Я представила себе закусывающих  шоферов,
красные круги на клеенке - следы от стаканов с вином.  И  сама  внезапно
почувствовала сильный голод и жажду. Со вчерашнего дня я  выпила  только
две чашки кофе. В трубке раздался чей-то голос:
   - Алло! Кто у телефона?
   - Меня зовут Лонго, Даниель Лонго. Я сказала мсье,  который  со  мной
разговаривал...
   - Что вы хотите от Рекламной Улыбки? Мой новый собеседник тоже  гово-
рил с южным акцентом, както присвистывая, и голос его звучал недовольно,
видно из-за того, что его оторвали от обеда. Я снова изложила все с  са-
мого начала, беспрерывно повторяя  "простите,  мсье",  "сами  понимаете,
мсье".
   В ответ он сказал:
   - Рекламная Улыбка - мой товарищ по работе. Поэтому я хочу  знать,  с
кем имею дело. Если вы в него втюрились, это одно, но если речь  идет  о
чем-то еще - в конце концов, откуда мне знать, что там у вас на  уме,  -
то я не хочу подводить друга. Вы понимаете меня? Вот станьте на мое мес-
то...
   В общем, как завелся... Я думала, у меня будет нервный  припадок.  Но
все же, когда мне удалось вставить слово, я сумела сохранить все тот  же
смиренный тон. Я сказала, что он угадал, я  действительно  хотела  пови-
даться с его другом, потому что он назначил мне свидание, но я не  приш-
ла, а теперь, конечно же, сожалею об этом, - одним словом, да,  он  уга-
дал. И тут он выказал такую деликатность, от которой  растаяли  бы  даже
камни, а если учесть, сколько стоит  минута  телефонного  разговора,  то
проявил просто истинное мастерство.
   - Ладно, я не настаиваю. Коли это любовное дело, я молчу.
   Уж во всяком случае, не я буду лишать приятеля удовольствия.
   Но вы обязательно скажите ему, что я вас свел только потому, что  вам
невтерпеж, а то он еще сочтет меня трепачом.
   Вот зануда! В конце концов он все же сообщил, что его друга зовут Жан
Ле Гевен, что живет он в Марселе, в квартале СентМарт, - точного  адреса
он не знает, но я могу позвонить  нанимателю  Рекламной  Улыбки:  ф-ирма
Гарбаджо, бульвар Дам, телефон Кольбер 09-10. У  меня  ушло  бы  слишком
много времени, чтобы записать все это правой рукой, и  я  попросила  его
повторить, чтобы запомнить.
   Прежде чем повесить трубку, он еще целую вечность бубнил:
   - Да, заодно передайте ему, чтобы, когда поедет обратно, забрал четы-
ре тонны на улице Лувра. Скажите, что это я  ему  передал.  Сардина.  Он
поймет. Четыре тонны груза. На улице Лувра. Ну, валяйте, желаю удачи.
   Телефонистка на коммутаторе гостиницы ответила мне, что Париж еще  не
дали. Я попросила соединить меня с номером Кольбер 09-10, а также подать
мне обед в номер. Контору Гарбаджо мне дали сразу.
   - Ле Гевена? - спросил женский голос. - Вам не повезло,  дорогая,  он
уже уехал! Подождите-ка, он должен был грузиться  у  причала.  Позвоните
Кольбер 22-18, может, еще застанете его. Но знаете, сегодня  вечером  он
должен забрать свежие овощи в Пон-Сент-Эспри. Так что едва ли он там за-
держится.
   - Вы хотите сказать, что он едет в Париж? На своем грузовике?
   - А вы полагаете, что он отправится туда поездом?
   - Разве он работает четырнадцатого июля?
   - Да вы что, мадам, судя по вашему парижскому выговору, не  мне  вам,
конечно, объяснять, но парижане едят каждый  день.  Даже  четырнадцатого
июля!
   Я попросила дать мне Кольбер 22-18. В тот момент, когда меня соедини-
ли, я услышала стук в дверь. Прежде чем пойти открыть ее, я  спросила  в
трубку, нельзя ли мне поговорить с Жаном Ле Гевеном.
   Мне просто ответили: "Пожалуйста", - и он сразу же подошел к  телефо-
ну. Я ожидала, что его долго будут искать, и от неожиданности даже  оне-
мела.
   - Да? Алло? Алло! - кричал он в трубку.
   - Это Жан Ле Гевен?
   - Да, это я.
   - Здравствуйте, я... мы с вами встретились в субботу, помните, в  Ру-
аньи, после обеда? Белая машина, букетик фиалок?
   - Да вы шутите...
   - Нет, я серьезно. Помните?
   Он рассмеялся. Я узнала его смех, перед моими глазами всплыло - очень
четко - его лицо. В дверь снова постучали. Он сказал:
   - Вы знаете, а фиалки-то завяли, придется мне купить вам другой буке-
тик. Где вы сейчас?
   - В Кассисе. Я вам звоню не из-за  букетика  -  вернее,  нет,  именно
из-за него. Я... подождите минуточку, прошу вас.  Вы  можете  подождать?
Только не вешайте трубку.
   Он снова рассмеялся и сказал, что подождет. Я  соскочила  с  кровати,
подошла к двери и спросила, кто там. Мужской голос ответил, что это офи-
циант, принес обед. Поскольку я была в одних трусиках, я побежала в ван-
ную, схватила полотенце, обернулась им и опять подошла к двери.  Приотк-
рыв ее, я взяла поднос, сказала "спасибо, большое спасибо" и тут же зах-
лопнула дверь. Когда я снова взяла трубку, Рекламная Улыбка  еще  был  у
телефона. Я сказала:
   - Извините меня. Я в гостинице, у себя в номере. Ко мне  постучались,
принесли обед.
   - Что у вас вкусненького сегодня?
   - Что принесли? Сейчас. - Я взглянула на поднос. - Жареную рыбу.  Ка-
жется, барабульку.
   - И все?
   - Нет. Еще что-то вроде рататуя, салат, креветки. Я звонила в Жуаньи,
чтобы разыскать вас.
   - Мне повезло. А зачем? Из-за фиалок?
   - Нет. Не совсем.
   Я не знала, как объяснить. Молчание затягивалось. Я спросила:
   - Скажите, после того как мы с вами расстались, вы ведь ничего плохо-
го мне не сделали?
   - Вам?
   - Да. У меня были неприятности по дороге. Я решила, что это  вы  надо
мной подшутили, одним словом, что это вы. Я думала, вы меня разыграли.
   - Нет, это не я. - Он говорил спокойно, но его тон стал капельку  ме-
нее дружелюбным, менее веселым. - А какие неприятности?
   - Я не могу рассказать по телефону. Я бы хотела встретиться.
   - Чтобы передать мне о своих неприятностях? Я не знала, что ответить.
Несколько секунд мы молчали, потом он вздохнул и сказал:
   - Ваша барабулька остынет.
   - Пусть.
   - Слушайте, я уже погрузился - сейчас мне как раз оформят накладные -
и должен буду ехать. А ваше дело нельзя отложить на два-три дня? Сегодня
вечером мне надо быть в Пон-Сент-Эспри, обязательно.
   - Я вас очень прошу.
   - Через сколько времени вы можете приехать ко мне в Марсель?
   - Ну, не знаю, через полчаса, минут через сорок пять.
   - Ладно. Постараемся. Отсюда я еду на грузовую автостанцию в  Сен-Ла-
зар. Спросите любого полицейского, каждый покажет. Я буду вас  ждать  до
четверти второго. Дольше не смогу.
   - Я выезжаю.
   - Грузовая автостанция в С