ачению,  обещаю  надеть  его  тебе  на
голову...
 
*** 
 
   - Стаська, Стаська... - неслось сквозь хрустальный звон, - Стаська...
   В отчаянии я тянула руки, напрасно стараясь поймать до боли  знакомый
голос, но он уплывал, кружась  в  стремительном  голубом  водовороте.  Я
рванулась, вскрикнула и.., проснулась. Схватившись за  выпрыгивающее  из
груди сердце, села, облегченно выдохнула и вытерла рукавом катящийся  со
лба пот. Слава богу, это кошмар.
   Приснится же такое... Я ведь вроде Стаса звала. Надо же, как сильна у
человека привычка. Опять словно в детстве...
   В закутке моем было совершенно темно,  свет  за  углом  не  горел,  и
стояла полная тишина. Впрочем, этому я не удивилась. Еще до того; как  я
уснула, возле решетки появился Сова с  горящей  свечой  в  руке.  Он  не
утруждал себя открыванием замка, а просто посмотрел на меня. "Проверяет,
надо же". Он повернул назад.
   Сова дошел почти до угла, когда я миролюбиво спросила:
   - А почему ты со свечкой?
   - Гроза была, - буркнул он, поворачиваясь ко мне спиной, - авария  на
линии...
   Тяжело  шаркая  ногами,  он  скрылся  за  углом,   пристроив   где-то
неподалеку свечку, отбрасывающую на стену рядом с  решеткой  причудливый
мерцающий отсвет.
   Теперь, видно, свеча догорела, и в воздухе витал  характерный  жженый
запах.  Не  могу  сказать,  что  очень  боюсь  темноты,  но   сейчас   я
почувствовала себя маятно.
   Я на карачках подобралась к решетке  и  срывающимся  голосом  жалобно
позвала:
   - Сова! - Сейчас я пожалела о том, что не знаю его  имени,  с  именем
получилось бы гораздо жалостливее.
   Звук моего голоса провалился в черную неизвестность, я  всхлипнула  и
вытянула шею:
   - Сова...
   От усердия я стукнулась лбом о  железный  прут,  решетка  дрогнула  и
плавно приоткрылась... С перепугу я дернулась назад  и  сшибла  табурет,
служивший для меня столом. Торчащая ножка больно впилась в  бок.  Прижав
бок одной рукой, я потянулась, шаря в поисках решетки...
   Неожиданно за углом раздался шум. Я инстинктивно прижалась  к  стене.
Звук шел откуда-то  сверху  и  был  приглушен,  словно  хлопнули  обитой
войлоком дверью. Вот что-то затрещало,  потом  снова  грохнуло,  и,  как
сквозь вату, я с трудом разобрала:
   - Ах ты, сволочь...
   Глухой стук наверху не прекращался, казалось, кто-то ритмично колотит
в толстую доску. Вдруг где-то совсем  близко  распахнулась  дверь,  звук
стал отчетливым, и я услышала:
   - Что, дятел, поговорить захотел? Язык во  рту  не  помещается?..  Ну
отдохни пока, сучонок...
   Я услышала неясную возню, потом грохот, что-то грузно упало  на  пол.
Дверь захлопнулась, а за углом моей темницы кто-то отчетливо  простонал.
Безвольно сползая на корточки,  я  судорожно  облизала  враз  пересохшие
губы. Стон повторился. Я зажмурилась. "Надо пойти посмотреть...  Кому-то
плохо... Мне тоже плохо... Я не дойду... Здесь же совершенно темно...  И
я даже не знаю, кто там...  Ему  нужна  помощь...  Я  не  могу...  Я  не
хочу..." Сжав ледяные от волнения кулаки, я долго спорила сама с  собой,
наконец, кое-как уняв бухающее сердце, сосчитала про себя до трех.
   - Эй, кто там? - раздался сип из моего пересохшего горла.
   Я чертыхнулась, нащупала  на  полу  бутыль  с  водой  и  хлебнула  из
горлышка. Сразу стало легче, я прокашлялась и повторила:
   - Кто там?
   Тот, кто там  был,  крепко  хранил  военную  тайну,  поэтому  мне  не
ответил. "И какого черта я тут сижу?" - неожиданно пришло в голову, и не
успела я сообразить, что делаю, как уже нащупала  решетку  и  шагнула  в
коридор...
   Шалея  от  собственной  смелости,  я  осторожно   двинулась   вперед,
перебирая  руками  по  холодным  шершавым  кирпичам.  Вот   левая   рука
провалилась в пустоту, и я поняла, что добралась до угла. Здесь пришлось
проявить максимум осторожности; шаря вокруг, я мелкими шажками двинулась
дальше. Через секунду наткнулась на длинные деревянные ящики. Я  шагнула
вправо и коснулась стены, почти сразу  же  под  другой  рукой  оказалась
гладкая  доска.  Это  был  стол.  Ощупывая   столешницу   сантиметр   за
сантиметром, я нашла чашку, пробку, бутылку... Какие-то бумажки,  весьма
напоминающие газеты, две картонные коробочки,  довольно  тяжелые.  Потом
пальцы нащупали амбарный замок с  торчащим  в  нем  ключом  и,  наконец,
свечку. Обрадовавшись, я стала торопливо шарить в  поисках  спичек,  под
ладонью вдруг оказалась  зажигалка,  я  обрадовалась  еще  больше  и  на
радостях ее уронила. Она  ударилась  о  стол  и  исчезла  в  неизвестном
направлении.
   Я выругалась и опустилась на четвереньки. Проклятая  зажигалка  могла
улететь куда угодно, тогда я буду ползать здесь до второго пришествия...
Исследуя пол непосредственно под столом,  я  вдруг  ткнулась  во  что-то
весьма затейливое. После судорожного ощупывания пришла к заключению, что
это автомат. В смысле автоматическое оружие. Я отодвинулась и  осторожно
попятилась.
   Под рукой неожиданно оказался гладкий бок зажигалки.
   Издав счастливый стон, я крепко сжала ее и поднялась.
   Через две секунды весело заплясал огонек свечи, я огляделась.
   Подвальное помещение без окон, прямо передо мной стол, слева от стола
несколько деревянных ящиков. Подойдя ближе, я поднесла к  ним  свечу.  И
открыла рот. Лаконичные черные буквы свидетельствовали о  том,  что  это
ящики с оружием, на крышках отпечатаны  годы:  с  девяносто  второго  по
девяносто пятый. Заглянув  под  стол,  я  обнаружила  там  три  автомата
Калашникова, в коробочках на столе оказались патроны...
   Я что, на военной базе? В коленях образовалась  неприятная  слабость,
держась одной рукой за стену, я направилась к противоположному углу.  На
железном стеллаже были аккуратно разложены тряпочные кульки, их мне даже
не надо было разворачивать, чтобы удостовериться, что это пистолеты. Под
стеллажом стояло несколько больших картонных коробок, туда я и не думала
соваться. Рядом со стеллажом на уровне глаз в стене  торчал  гвоздь,  на
котором висел помятый светло-зеленый мужской пиджак с бурыми пятнами.
   Обводя стены  очумелым  взглядом,  я  вдруг  увидела  обитую  толстым
материалом дверь. Тронула ручку,  дверь  послушно  открылась.  Так  я  и
думала. Маленькая комнатка,  сплошь  обитая  войлоком,  верх  комнаты  и
потолок затянуты белыми панелями, здорово похожими на  сито.  В  дальнюю
стенку вделано нечто вроде бочек, набитых лохматой паклей, между бочками
растрепанные мишени с изображением контура человека.  Торопливо  прикрыв
дверь, я повернулась. Ничего себе местечко...
   Прикрывая ладонью заплясавшее пламя свечки, я прошла  вдоль  стены  к
дальнему углу, тонувшему во мраке.
   Здесь был  небольшой  выступ,  за  ним  коридор  метра  три.  Миновав
коридор, я остановилась. Однако медлить больше нельзя,  свеча  неумолимо
таяла, перспектива  снова  оказаться  в  кромешной  тьме  мне  вовсе  не
улыбалась. Сделав маленький  шаг,  я  глянула  за  угол.  Свеча  в  руке
задрожала, я  вдохнула  так  глубоко,  как  только  смогла.  На  полу  в
небольшом квадратном закутке, широко  разбросав  ноги,  лежал  Сова.  Он
лежал на животе, поджав под себя левую руку, лицо  повернуто  куда-то  в
угол. Пол под его головой промок от крови, и все лицо было в ссадинах  и
кровоподтеках. Правая рука Совы лежала  на  последней  ступеньке  крутой
деревянной лестницы,  уходившей  вверх  к  небольшому  люку  в  потолке.
Пересилив себя, я подошла к лежащему  и  присела  на  корточки,  пытаясь
найти артерию на шее.
   "Ну вот. Сова... Теперь осталась только я..." Пристроив свечу на пол,
я осторожно переступила через неподвижное тело и шагнула сразу на вторую
ступеньку.
   Когда в ладони оказалось деревянная ручка люка, я глубоко вздохнула и
на выдохе толкнула крышку вверх.
   Но не тут-то было, крышка оказалась тяжеленной.
   О том, что она  с  обратной  стороны  заперта,  мне  даже  думать  не
хотелось. Я поднялась на ступеньку выше и налегла на люк плечом. Наконец
он дрогнул и подался.
   Придерживая его, чтобы не греметь, я высунулась по  пояс  и  откинула
крышку на пол.
   Люк находился в помещении. Было довольно темно, но  откуда-то  сверху
падал  тусклый  желтый  свет.  Задрав  вверх  голову,  я  увидела  узкое
вытянутое окно на крыше, сквозь которое проглядывала луна. Сердце  вновь
забилось в непонятном предчувствии. Я огляделась. Стены белого  кирпича,
возле ближней стены - штабеля длинных досок, синие пластмассовые  бочки,
канистры. Деревянный верстак, на  нем  столярные  инструменты,  рядом  с
верстаком - старенький велосипед без седла. Торопливо поднявшись наверх,
я захлопнула крышку и бросилась к дверям.
   В  первое  мгновение  свежий  ночной  воздух  вскружил  мне   голову,
привалившись спиной к  сараю,  я  закрыла  глаза.  Но  потом  решительно
тряхнула головой и огляделась. Место было мне незнакомо.  Это  вовсе  не
дача Бешеного. Участок очень большой и тоже огорожен глухим забором,  но
до Кодиного ему далеко. Когда глаза  привыкли  к  темноте,  я  осторожно
прокралась к забору.  Теперь  мне  был  виден  дом,  окинув  его  беглым
взглядом, я быстро поняла причину своей маеты.  Я  еще  раз  глянула  на
забор. Так и есть. Зеленый. Чертов улей. Это же Горелки. Улица  50-летия
Октября. Дом номер семнадцать. Семейство Савченко... Боже мой, так  Сова
- это и есть Савченко... Старший Вовкин брат... Вадим, кажется.
   И Ирка была права, она действительно видела, как в его сарай  таскали
ящики с оружием. А еще она видела, как в ту памятную ночь Ефим с Бешеным
привезли сюда Простыря... Потому что тот светло-зеленый пиджак,  висящий
сейчас на гвоздике в подвале, принадлежал именно ему. Вот о  чем  хотела
мне рассказать Ирка, когда мы виделись последний раз. К сожалению, ни я,
ни она не представляли, чем все это закончится...
   Не в силах больше испытывать свое и божье  терпение,  я  оттолкнулась
ногой от лежащей на земле деревянной чурки и мешком  перевалилась  через
забор. Приземлившись не слишком удачно  на  пятую  точку,  я  облегченно
выдохнула. Правда, вид печально знакомых недостроенных коттеджей на  той
стороне  улицы  немного  остудил  мою  радость,  но  все  равно  я  была
счастлива. Теперь хоть ползком, хоть на четвереньках, но я  доберусь  до
дома, обниму бабку и повисну на шее у Стаса. Я уверена, что мне есть  за
что сказать ему спасибо. Это он звал меня  во  сне,  и  я  проснулась  и
смогла выбраться. Стасик, всю жизнь ты меня спасаешь...
   Я стремительно хромала в сторону родимого дома, не  забывая,  однако,
держаться поближе к заборам. В общем-то сейчас это было и необязательно.
Сова не соврал, было видно, что недавно прошел сильный дождь.
   Ни в одном окне не горел свет, не горели фонари, значит, линию еще не
восстановили, и, скорее всего, до утра электричества не  будет.  Темнота
ночных улиц меня нисколько не  беспокоила,  здесь  я  могу  пройти  и  с
закрытыми глазами.
   Наконец  я  добралась  до  своей  улицы,  впереди  показался   силуэт
бабкиного дома, я прибавила шагу. Вот привычно скрипнула синяя  калитка,
я взглянула на дом и притормозила. Окно горницы мерцало тусклым  светом,
выглядевшим на фоне темной деревни несколько  жутковато.  Влетев  в  два
шага на крыльцо, я распахнула дверь  и  вошла  в  горницу.  Первое,  что
увидела, - толстая белая свеча с позолотой. Это была  венчальная  свечка
бабки Степаниды, которую та берегла за иконами бог  знает  сколько  лет.
Теперь же свеча почти совсем оплыла, и  тяжелые  восковые  волны  лились
через подсвечник прямо на скатерть. Я шагнула к столу,  и  только  тогда
увидела сидящую на лавке возле окна простоволосую бабку. Уткнувшись лбом
в сцепленные замком руки, она покачивалась из стороны в сторону,  что-то
тихо бормоча. Услышав шаги, Степанида подняла голову. В  первую  секунду
на лице отразилась растерянность, потом она охнула и, прижав обе руки  к
груди, выдохнула:
   - Настенька...
   С  трудом  поднимаясь  на  ноги,  она  потянулась  мне  навстречу.  Я
бросилась к ней, разом позабыв все слова, что собиралась сказать.
   - Господи, Настенька, - твердила бабка сквозь слезы,  гладя  меня  по
голове трясущейся рукой, - живая...
   Слава богу, Настенька...
   Глянув бабке в лицо, я поразилась произошедшей  с  ней  перемене.  От
суровой Степаниды  Михайловны  не  осталось  и  следа,  побелевшие  губы
дрожали, и по ложбинкам морщин ручьем катились  горькие  слезы.  Но  вот
бабка мельком глянула на дверь за моей спиной и почему-то спросила:
   - Где Стас-то?
   Я перестала хлюпать носом и в недоумении нахмурилась. Как это -  где?
Высвободившись из бабкиных рук, я кинулась к двери Стасовой комнаты.
   - Стасик...
   Но комната была пуста. Я  оглянулась  и  поймала  полный  отчаяния  и
растерянности бабкин взгляд.
   - А где он? - выдавши я, и меня почему-то затошнило.
   - Рази ж он.., не с тобой?
   Я  покачала  головой.  Бабка  беспомощно  опустилась   на   лавку   и
перекрестилась.
   Сжав ладонями мучительно пульсирующие виски, я не отрываясь  смотрела
на дрожащее в предсмертной агонии пламя венчальной свечи.  Вот  огненный
язычок в последний раз рванулся вверх, выхватив  из  полумрака  скорбный
полумесяц бледных бабкиных  губ,  и  пропал,  прощально  мигнув  красным
глазком почерневшего фитиля. Горница погрузилась в темноту.
   - ..В ту ночь и он ушел, - нервно комкая в ледяных  пальцах  насквозь
промокший носовой платок, продолжала бабка.  -  Я  вскинулась,  чую  шум
какой-то..,  да  пока  поднялась,  никого  нет,  ни  тебя,  ни  Стаса...
Спустилась во двор, сарай нараспашку, машины нет, ворота открыты...
   - Как это машины нет? - недоверчиво переспросила  я,  отлично  помня,
что в ту  ночь  на  Стасовой  "девятке"  попросту  отсутствовало  заднее
колесо.
   - Так, нет, и все...  Я,  грешным  делом,  осерчала,  да  что  ж  это
делается, посреди ночи, молчком сорвались...
   Опять легла... А к обеду ближе слышу  -  машина  подъехала,  вернулся
Стас. Хотела я попенять, да как глянула на него, слова-то и  застряли...
Лицом белей белого, глаза поднял, так меня оторопь взяла. Стою да молчу.
Он машину во двор загнал и молчком в дом. Вижу, машину-то  опять  побил,
спереди у ней вмятины...
   Я перебила:
   - А до этого где он "девятку" помял? У него сбоку было расцарапано...
   - Это раньше... Когда ты с подружками  в  ресторан  ездила.  Он  тоже
поздно вернулся, я вышла к нему, да и увидела. А Стас  машину  загнал  и
снова ушел...
   Побарабанив пальцами по столу, я задумчиво протянула:
   - Дела...
   А бабка продолжала свой рассказ, и чем больше она говорила, тем  хуже
мне становилось.  Чтобы  не  взвыть  в  голос,  мне  приходилось  дышать
часто-часто, словно заезженной лайке.
   - И что с ним сделалось, Настя, я тебе передать не могу! Он, конечно,
виду старался не подавать, да  я  же  вижу,  что  с  парнем  творится...
Спрашиваю: "Где Настя?"
   Молчит... Потом время прошло, он подходит ко мне да  говорит:  "Сядь,
Степанида Михайловна, да слушай. Кто будет про  Настю  спрашивать,  всем
говори, что на  юг  поехала.  Отдохнуть,  мол...  И  Петру  Игнатичу,  и
соседям, и подружкам... И виду никакого  не  подавай.  Попала,  говорит,
наша Настя в беду..."
   Тут бабка Степанида не сдержалась и запричитала, уткнувшись  лицом  в
платок. Я растерянно моргала, потому что то, о чем  рассказывала  бабка,
никак не укладывалось в моей голове, которую  до  этой  самой  минуты  я
искренне считала весьма умной.
   - С этого и началось... - наконец немного успокоилась бабка, -  Потом
опять пропал, а ночью слышу: в  горнице  кто-то  шуршит.  Я  спустилась,
глянула, а это наш Стас, бледный, левая рука плетью висит, и весь рукав,
как есть, в крови... Кинулась я к нему,  а  он  только  шепчет:  "Молчи,
молчи, бабка, чтоб никто не знал..."
   Я хотела врача, но он  не  дал.  Нельзя,  говорит.  Подстрелили  его,
Настя... Слава богу, не застряла пуля, навылет  прошла...  Перевязала  я
его, он сначала мне помогал да все шутил, мол,  до  свадьбы  заживет.  А
потом вижу - побледнел да в беспамятство впал. Ох, и натерпелась же я  в
ту ночь, Настя! И как быть - не знаю, и кого позвать боюсь, не велел  же
он! А дело-то уж больно серьезное...
   Почти сутки он в беспамятстве метался и все тебя звал...
   Слушать это у меня уже не было  сил.  Я  металась  из  угла  в  угол,
обхватив голову руками, думая только о  том,  как  разыскать  пропавшего
Стаса.
   - Уймись же, Настя, - мягко попросила бабка Степанида, и  я  послушно
сползла на корточки возле стены, - не рви сердце, не надо...
   - Зачем он снова ушел? Зачем вы его отпустили?
   - Как не отпустить? - усмехнулась вдруг она. - Кто бы его удержал? Он
ведь сестренку свою искать пошел, как тут удержишь?
   - Да не брат он мне! - неожиданно закричала я, вскакивая и в отчаянии
стискивая кулаки. - Он.., он...
   - Знаю, - отозвалась бабка и, укоризненно глядя на меня, протянула:
   - Рази ж на сестру так смотрят?
   Щеки мои отчего-то вспыхнули, косясь на бабку исподлобья, я с  трудом
выдавила:
   - Как "так"?
   - Как так? - передразнила она. - Все думаете,  что  я,  дура  старая,
ничего не понимаю? Может, и не понимаю, но глаза-то у меня есть? Он ведь
как приезжал, глаз с тебя не сводил. Что уж, первый год, что ли?  Только
ты отвернешься, так он и смотрит, смотрит... У тебя вот точно глаз  нет,
а я-то все вижу... Ворона ты... Дурная да бестолковая... На что ты  там,
на стороне позарилась-то? Тьфу, глянуть не на что. А тут такой парень...
Тебе как дурь-то в башку ударила, прямо заболел  он.  Глаза  маетные,  а
виду не подал... Ох, как же мне хотелось дрын  в  руки  взять  да  тебя,
голубушку, этим дрыном перепоясать!
   Закрыв глаза, я молчала. Мне никогда не приходило в голову, что бабка
догадалась о том, что мы со Стасом не родня. А она знала, но промолчала.
Хотя это вовсе не в духе Степаниды Михайловны. А про все остальное...
   Я вздохнула. Про все остальное я, наверное, сама знала.
   Очень давно. Так давно, что об этом забыла...
   - Прошлой ночью снова вернулся. Под  глазами  мешки,  щетина  черная,
плечо кровит... Руку все к  боку  жмет...  Я  его  перевязала,  он  поел
малость да сказал, что поспит пару часов и чтоб я  разбудила.  Под  утро
ушел, машину оставил. Я уж  думала,  не  будет  этому  конца.  Спросила:
"Когда вернешься?" Не было у  меня  больше  сил  ждать,  Настя...  А  он
смеется,  говорит,  скоро  вместе  вернемся...  Вот  я  тебя  увидела  и
подумала...
   - Так он сказал, куда ушел?
   Бабка покачала головой.
   - Ну хоть что-нибудь он говорил? Имена или место?
   - Ничего не сказал.
   Она тяжело поднялась и прошла в  кухню.  По  дому  разлился  пьянящий
запах сердечных капель, я вскочила на ноги:
   - Что случилось?
   - Ничего, - устало мотнула головой бабка, - до утра бы дожить...
   Я понимающе кивнула  и  посмотрела  за  окошко.  Приближающееся  утро
неторопливо размывало фиолетовую тьму над верхушками деревьев, напоминая
о том, как коротки бессонные летние ночи. Тут вдруг я охнула и сама себя
удивила:
   - Я знаю, где Стас...
   Оставив причитающую, словно над покойником, бабку, спустилась во двор
и решительно направилась  в  сарай.  В  предрассветной  тишине  тихонько
скрипнул оконный ставень и раздался жалобный бабкин голос:
   - Настя, не надо... Вернись...
   Я оглянулась и махнула ей рукой. Никак  я  не  могу  остаться.  Но  я
обязательно вернусь...
   Войдя в сарай, я прикрыла за собой дверь и зажгла  свет.  Тут  стояла
"девятка", забрызганная грязью по самую крышу. Сейчас она выглядела так,
словно ее пытались прокрутить через мясорубку, но потом передумали.
   Да, на такой машине показываться на  дороге  небезопасно,  первый  же
гаишник будет твой. Я с большим трудом открыла багажник, видно, от удара
его перекосило. Еще большее затруднение вызвали поиски фонарика,  обычно
лежавшего у Стаса в дорожном ящике. Всегда  содержавшийся  в  образцовом
порядке багажник теперь представлял собой весьма  живописное  зрелище  и
был набит