ного,  а  бабка,
молодчина, перевязала и ни гуту. Всем соседкам сказала,  что  ты  на  юг
отдыхать уехала... Пока я тебя искал, один день остался...
   - Один день до чего? - уточнила я.
   Стас развел руками:
   - Ну.., до срока, что Коля назвал...
   - Ага, - кивнула я, - вот сволочь... А я ему яичницу жарила...
   - В общем, отыскал я этот дом... И..,  делать  было  нечего.  Вечером
срок-то вышел...
   - Подожди... - Я с подозрением покосилась на рассказчика. - Ты  нашел
дачу Бешеного? Это тебя они ждали? Их восемь человек было...
   - Меня или нет, я  не  знаю.  Не  идти  же  было  спрашивать!  Ждали,
наверное, твоего Ефима. Мне большой разницы не было.
   - Там восемь человек было, - упрямо повторила я, все еще  отказываясь
верить, - с автоматами... Они в засаде сидели. И меня специально в  окно
выставили, как козла на поводке...
   - Я тебя видел, - пожал Стас плечами, - между прочим,  на  ночь  есть
вредно... Но от тебя остались одни макароны... Я устал дом обыскивать...
Только когда простыни нашел, понял, что опять все коту под хвост...
   Стаса я больше не  перебивала.  Моргая,  словно  филин,  я  неотрывно
смотрела ему в глаза, только сейчас  поняв,  сколько  пришлось  пережить
человеку за эти дни.
   - Короче говоря, опять ты хвостом махнула, как  ворона  на  ветке,  и
пропала... Но через два дня я понял,  что  в  семнадцатый  дом  вернулся
хозяин. Он носил в сарай еду, значит, там кто-то был. Вчера  была  такая
сильная гроза, что пообрывало провода...  Лучшего  момента  трудно  было
дождаться. Я нашел в сарае  люк,  спустился  и  столкнулся  с  хозяином.
Пришлось ему каяться...
   Я слушала открыв рот, поражаясь изощренности человеческого ума.  Сама
бы я никогда не смогла понять, что отправной точкой  всей  этой  истории
была малоприятная встреча с темно-синей "Ауди" возле моей школы...
   -  Потом  мы  к  твоей  клетке  подошли...  Смотрю,   дрыхнешь,   как
бенгальский тигр, и в ус не дуешь... Тут  я  малость  прокололся.  Свечу
Сове дал, а сам твой замок открыл. А Сова как  рванет  к  люку...  Ясное
дело, если успеет выскочить, захлопнет снаружи люк, так даже и  хоронить
не придется... Догнал я его на последней ступеньке да  по  шее  дал.  Он
чуть со страху не откинулся и по полной  программе  каяться  принялся...
Пока я примерялся, как бы его заткнуть, вдруг  красавец  твой  с  пушкой
объявился... А у меня в руках ничего, кроме Совы, нет.
   И второй вошел, я сразу понял, что Гордей - это он. Вот так  меня  на
тот стульчик и оформили... А скажи мне, радость моя, как тебе  в  голову
пришло  пистолет  взять  и  в  дом  припереться?  Ты  хоть  можешь  себе
представить, чем это могло закончиться? Твое дело было домой  бежать,  я
бы и без тебя разобрался...
   Выслушивая эту бесчеловечную  несправедливость,  я  щурилась,  силясь
найти достойный ответ. Но неожиданно уголки сурово сжатых  Стасовых  губ
поползли вверх, возле  глаз  веером  брызнули  веселые  морщинки,  и  он
торопливо прижал меня к гулко бухающему сердцу:
   - Стаська, глупая, я же пошутил... Спасибо, я  бы  без  тебя  пропал!
Честно...
   - Да? - уточнила я на всякий случай, потому что от Стаса  можно  было
ожидать всякого. - Честно?
   - Честно-честно... - Он взял мое лицо  в  ладони  и  очень  осторожно
поцеловал в нос. - Пойдем, бабка ждет...
 
*** 
 
   Примерно часа через полтора  после  нашего  появления  бабка  наконец
пришла в себя, перестала креститься, плакать и причитать и называть  нас
со Стасом  деточками.  Сморкнувшись  напоследок  в  платок,  она  обвела
горницу задумчивым взором, побарабанила по столу пальцами  и  решительно
выдохнула.
   - И как же тебе, паразитке, в голову пришло из дома с этим недоделком
сбегать? -  хмуро  сдвинув  брови,  вопрошала  бабка.  -  Чего  ты,  как
приблудная какая, невесть где моталась? Учительница ты али нет? Дети  на
тебе глянут да что скажут?
   Я смотрела на бабку влюбленными глазами и ничего не могла поделать  с
разъезжающимся до самых ушей ртом. Чем круче забирала бабка, тем  больше
мне хотелось выскочить на середину круглого стола и исполнить что-нибудь
зажигательно-африканское. Но, хорошо понимая, что бедной  настрадавшейся
старушке необходимо выпустить пар, молчала, словно мраморное надгробие.
   Рядом со мной, опершись рукой о стол,  сидел  Стас  и  устало  моргал
здоровым глазом на разошедшуюся хозяйку.  Навоевавшись  и  отведя  душу,
бабка наконец сообразила, что  никакого  достойного  ответа  сегодня  не
дождется, расслабилась и успокоилась.
   - Так, - возвестила она через пару минут, -  дай-ка  я  тебе,  милок,
припарку к глазу сделаю. Не дело такому парню на белый свет щуриться...
   Бабка  деловито  усеменила  в  кладовку,  где   хранила   преогромное
количество разных лекарственных трав. По части ботаники она вообще  была
большим специалистом, избавить от синяка или больного горла ей было  раз
плюнуть.
   - Ну вот, - вздохнула я, поднимаясь, -  теперь  Степанида  Михайловна
возьмется  за  тебя  как  следует,  и  от  твоих  синяков  и  следа   не
останется... Давай я пока плечо перевяжу...
   - А жаль, - протянул Стас задумчиво.
   - Жаль? Почему это?
   Он не ответил и послушно подставил плечо.  Меняя  повязку,  я  честно
старалась понять, почему это  Стас  жалеет  свои  синяки.  Тут  и  бабка
вернулась. К подбитому глазу прибинтовали  вату,  смоченную  в  каком-то
пахучем зеленом отваре, я решила, что если  к  утру  глаз  останется  на
месте, то наверняка все пройдет. Потом бабка быстро смазала все синяки и
ссадины и решительно погнала Стаса в постель.  Махнув  ему  на  прощание
ручкой, я направилась в душ.
 
*** 
 
   - И не говори, не говори! Вот ужасть-то!
   Я открыла глаза, оторвала голову от подушки и прислушалась.
   -  И  упокойники  есть...  Вадьку  Савченку  убили  и  дружка  дружку
поубивали... Вот где страсть-то, а ты говоришь: "Кино!"  Такого  кина-то
еще не увидишь!
   В изнеможении откинувшись на подушку, я простонала. У  нас  в  гостях
Киревна. С последними известиями.
   Несмотря на некую витиеватость в  изложении,  Киревна,  как  правило,
передавала подлинную информацию, так что если дело обстояло именно таким
образом, то для нас это совсем неплохо.
   Попробовав чуток потянуться, я ойкнула. Тело ломало, словно  вчера  я
разгружала вагоны с  углем,  причем  посредством  одного  лишь  детского
совка. Накинув на плечи халат, я  подвигалась  на  негнущихся  ногах  до
двери.
   - Батюшки, Настасья! Когда ж это  ты  вернулась?  Ну  как  отдохнула?
Чевой-то  ты  бледненькая  такая,  не  загорела  совсем?  -  взбодрилась
Киревна, разглядев в дверях мою физиономию.
   - Погода  была  плохая,  -  загрустила  я,  силясь  прикрыть  халатом
разбросанные по всему телу синяки, - солнца не было, а  без  него  какой
загар?
   - Да-а... - неуверенно согласилась бабулька и сразу же оживилась:
   - А у нас тут чего деется! Страх господень! Дом вчера горел...
   Еще минут двадцать мы с  бабкой  Степанидой  внимательно  выслушивали
шипящие  завывания,  решив  на  всякий   случай   не   показывать   свою
осведомленность в данном деле. Наконец рассказчица  выбилась  из  сил  и
отправилась дальше, снабжать информацией очередную жертву.  Когда  дверь
за Киревной закрылась, мы с бабкой переглянулись.
   - Дай-то бог, - шепнула Степанида и перекрестилась.
   Я  покивала  и  направилась  к  умывальнику.  Тут  я  вспомнила,  где
находится моя зубная щетка, и пошла в  сарай.  Покопавшись  в  багажнике
"девятки",  отыскала  пакетик  и  вернулась  обратно.  Жизнь  потихоньку
возвращалась в старое русло...
   - Стас проснулся? - спросила я, окончив водные процедуры.
   -  Вроде  нет,  -  отозвалась  бабка,  -  я  не  заходила,  побоялась
разбудить...
   Осторожно приоткрыв дверь Стасовой комнаты, я прислушалась. Он  спал.
Вернее, не спал, а метался по подушке, повязки на  глазу  не  было,  она
валялась на полу.
   Я подошла ближе и положила руку на потный лоб. Лоб был раскаленным, а
разбитые губы - сухими и потрескавшимися.  Тронув  за  руку,  я  позвала
Стаса по имени, но он не очнулся, лишь застонал. Сердце мое  затряслось,
словно заячий хвост, и я бросилась к бабке.
   - Степанида Михайловна, у него жар... Он не просыпается...
   Однако в отличие от меня бабка проявила  себя  молодцом  и  не  стала
впадать в панику.
   - Ничего, Настя, ничего... Сейчас...
   Она быстро объяснила мне, что нужно делать,  и  через  три  минуты  я
вихрем носилась по дому, точно выполняя все  указания.  Первым  делом  я
положила Стасу холодный компресс на  лоб  и  смочила  губы,  а  тут  уже
подоспела  сама  бабка.  Сменить  промокшую  повязку   оказалось   делом
нелегким, Стас отличался весьма солидной комплекцией. Ворочая его с боку
на бок,  мы  целиком  протерли  его  бабкиной  настойкой,  на  что  ушли
последние силы, и к концу процедуры пот с меня лил прямо на пол.  Вскоре
температура у Стаса немного упала,  и  он  перестал  метаться.  Притащив
низенькую табуретку, я устроилась в изголовье его кровати. Ближе к ужину
я сообразила, что забыла позавтракать. В два прыжка достигнув  кухни,  я
схватила сдобную булку и вернулась обратно.
   За окошком давно висел месяц, когда бабка снова заглянула в комнату.
   - Иди спать, Настя, ночь на дворе... Ему лучше, не волнуйся.  А  если
что, я сама пригляжу... Иди ложись...
   - Нет, - решительно мотнула я головой, - лучше я...
   Чего вам ночью со второго этажа бегать? Вы ложитесь, я посмотрю...
   Бабка Степанида усмехнулась неизвестно чему и покачала головой:
   - Ну сиди, раз так...
   Заскрипели ступеньки  лестницы,  ведущей  на  второй  этаж,  потом  я
услышала, как, тяжело шаркая ногами, бабка зашла  в  свою  комнату.  Мне
было жаль ее, вся эта многодневная кутерьма  тяжело  далась  и  железной
Степаниде.
   Я проснулась оттого, что спина затекла до  невозможности.  В  комнате
царили сумерки. За окошком серым облаком  дрожал  предрассветный  туман,
размазывая   силуэты   садовых   деревьев   в   неясные   мутные   тени.
Шевельнувшись, я поняла, что все еще  сижу  на  табурете  возле  кровати
Стаса. Подняла голову  и  с  удивлением  поняла,  что  он  не  спит,  а,
прислонившись спиной к стене и положив расслабленные  руки  на  согнутые
колени, смотрит на меня. По большому счету, ничего сверхъестественного в
этом не было, но я так обрадовалась,  что,  не  рассчитав,  скатилась  с
табуретки. Но тут же перевернулась  на  коленки  и  поставила  локти  на
кровать.  Чуть  прикрыв  веки,  Стас  внимательно  наблюдал   за   моими
кувырками, и на губах его застыла весьма  непонятная  улыбка.  Она  была
грустной и какой-то отрешенной, и вообще, выражение его лица мне  совсем
не понравилось. Чему он так странно улыбался и что  за  мысли  одолевали
эту головушку, оставалось только гадать.
   - Привет, - чуть склонив голову набок, я улыбнулась, - как дела?
   - Привет... Нормально... Похоже, я малость.., приболел?
   - Малость! - фыркнула я, поведав Стасу о вчерашнем кошмаре. -  Хорошо
бабка в этих делах кумекает...
   Тебе лучше, да? Ты как себя чувствуешь? Как плечо? - Устав таращиться
на Стаса снизу вверх, я поднялась и уселась рядом. - Дай-ка я  тебе  лоб
пощупаю...
   Однако Стас вдруг дернулся от моей ладони, от  неожиданности  я  тоже
дернулась и растерялась. Но тут он снова откинул голову к стене и закрыл
глаза, а я робко  дотронулась  до  его  лба  пальцами.  Лоб  был  вполне
подходящей температуры, о чем я ему и сообщила. Он кивнул и, не открывая
глаз, сказал:
   - Я хочу лечь...
   - Ага, - ответила я,  чувствуя  себя  невероятно  глупо,  потому  что
совсем ничего не понимала, - если что, ты зови...
   Стас снова кивнул, и я вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
   В  полдень,  разыскав  запасные  ключи  от  городской   квартиры,   я
направилась на автобусную остановку. Выйдя  возле  городского  рынка,  я
прошла дворами и зашла в подъезд  своего  дома.  Проникнув  с  некоторым
душевным трепетом внутрь квартиры, я, к огромному удивлению, обнаружила,
что выглядит моя жилплощадь довольно прилично. В  комнате,  поставив  на
место парочку стульев, я подняла с пола валяющуюся  бронзовую  статуэтку
И, глянув в морду ни в чем не повинного медведя, с чувством сказала:
   - Ах ты, козел!
   Это был, конечно, полнейший самообман, но мне стало чуточку легче.
   Покинув квартиру, я прогулялась до  площади  Свободы,  где  в  обилии
располагались телефонные автоматы.
   Побегав  немного  в  поисках  телефонной  карты,  я   наткнулась   на
скучавшего возле цветочного развала белозубого парнишку.
   - Карту? - вяло спросил мальчик и сплюнул себе под ноги.
   - Ага, - радостно кивнула я.
   Мальчик вздохнул:
   - Башляй...
   "Ну  и  разговоры  у  детей!"  -  осуждающе  подумала   я,   совершая
взаимовыгодный обмен из рук в руки.
   Через минуту я в нетерпении слушала длинные гудки.
   К телефону никто не  подходил.  Я  решила  немного  подождать.  Через
дорогу  зазывно  мигали   разноцветные   фонарики   кафе-мороженого.   Я
попробовала вспомнить, когда последний раз ела мороженое, не смогла и  с
чистой  совестью  перешла  на  другую  сторону.  Задрав  голову,   чтобы
прочитать название  заведения,  я  на  мгновение  притормозила  и  вдруг
услышала:
   - Белорецкая Анастасия Игоревна?
   Не могу объяснить почему, но я сразу поняла, что  это  не  кто-то  из
моих коллег или соседей по дому, и разглядывала мыски своих туфель.
   Может, ответить "нет"?  Но  я  могла  бы  сказать  хоть  "Боже,  царя
храни!", значения это не имело, потому что меня весьма ловко  подхватили
под локотки и подвели  к  большому  красному  джипу.  Не  стоит,  думаю,
пояснять, что я очень быстро очутилась в нем на заднем сиденье.
   Один из двоих молодых людей бульдожьей наружности сел справа,  другой
- рядом с водителем. Джип плавно тронулся.
   Со все возрастающим удивлением оглядывая мелькающие за окном улицы, я
задумалась о том, что вовсе не понимаю, к чему все это. Джип притормозил
возле высоких каменных  ступеней,  и  я  вопрошающе  глянула  на  своего
соседа. Он снова улыбнулся и шустро выскочил из машины, обежал ее  сзади
и распахнул мою дверцу.
   - Прошу!
   С сомнением оглядев свой веселенький  ситцевый  сарафанчик,  я  явила
себя народу и подняла глаза вверх.
   "Магия".
   - Пожалуйста, сюда! - махнул ручкой мой  новоявленный  кавалер,  и  я
послушно дунула вверх по лестнице.
   Вход для посетителей по случаю раннего часа в ресторан был закрыт,  о
чем весьма  доходчиво  извещала  черная  овальная  табличка  с  золотыми
буквами, висящая на дверях. Но для меня было сделано исключение, и через
минуту  я  сидела,  зажав,  чтобы  не  очень  заметно  тряслись,  ладони
коленями, в том самом зале, откуда не так давно улепетывала со всех ног.
   - Анастасия Игоревна? - раздался за спиной низкий мужской голос, и  я
обреченно кивнула.
   Рядом появился элегантный подтянутый мужчина лет  пятидесяти.  Тонкая
золотая  оправа  очков  и  аккуратная  бородка  с  благородной   сединой
совершенно  сбили  меня  с   толку,   потому   что   ожидала   я   нечто
расплывчато-пузатое в спортивном костюме.
   -  Хотите  что-нибудь  выпить?  -   приветливо   улыбнулся   мужчина,
устраиваясь рядом.
   Я кивнула и сдуру брякнула:
   - Абсент...
   Дядька улыбнулся, показав, что оценил мой юмор, и повысил голос:
   - Кофе для дамы.., без сахара?
   Я молча кивнула. Пока не принесли кофе, мой собеседник с  энтузиазмом
говорил  о  погоде,  местной  и  всемирной.   Я   внимательно   слушала,
поддерживая  разговор  в  основном  кивками,  прикидывая  про  себя,  не
работает  ли  он  в  бюро  прогнозов.  Но  вот  официант   удалился   на
почтительное расстояние, и мужчина объявил:
   - С моей стороны было не слишком вежливо столь долгое  время  держать
вас в неведении, поэтому позвольте сразу пояснить  цель  нашей  встречи.
Меня зовут Дмитрий Андреевич...
   Именно этого мне и хотелось - узнать его цель, поэтому я превратилась
в слух. По мере того как Дмитрий Андреевич разъяснял суть своей нужды, я
то краснела, то бледнела, то дышала, то нет. Изображение  перед  глазами
то  плыло,  то  снова  фокусировалось,  в  зависимости  от   того,   как
представлял свою точку зрения мой собеседник.
   - Поэтому мне очень бы  хотелось...  (эффектная  и  многозначительная
пауза), чтобы вы честно (еще одна пауза) и откровенно рассказали  мне  о
том, чего я не знаю...
   Я с пионерской готовностью уставилась  в  глаза  Дмитрия  Андреевича,
потому что быстро  поняла,  какую  фамилию  носит  сидящий  передо  мной
гражданин. Фамилия его была Белый, и он был очень  обижен  на  некоторых
сограждан за безвинное попрание его  честного  имени.  И  насколько  мне
позволяла  сообразительность,  я  восполнила  пробелы  в  его   знаниях,
особенно обратив внимание на бесчеловечный расстрел восьми  его  человек
на даче у Бешеного, учиненный неким Ефимом в паре с неким  Совой.  Белый
сверлил меня пытливым взглядом исподлобья, а я в красках  описывала  все
перенесенные мной ужасы. Но  вот  наконец  он  отвел  глаза  в  сторону,
пожевал губами и негромко протянул:
   - Я всегда знал...
   Что именно всегда знал гражданин Белый, я так никогда  и  не  узнала.
Переварив всю полученную информацию, Дмитрий Андреевич уточнил:
   - Вы абсолютно уверены, что оба они погибли?
   Я кивнула. Мне показалось, что его весьма печалил тот факт,  что  это
событие произошло без его участия.
   - Что ж... Вы мне очень помогли, Анастасия... Позвольте мне  так  вас
называть...
   - Конечно, - хлопнула я ресницами, боясь раньше времени  думать,  что
так легко отделалась.
   - Вас отвезут туда, куда вам нужно... Еще раз извините...
   Любезнейшим образом расшаркавшись с дяденькой, я  пулей  вылетела  на
улицу, наотрез отказавшись от помощи бульдогообразных охранников.
   Посмотрев на часы, я поняла, что незапланированная встреча  отняла  у
меня почти полтора часа. Быстрым шагом добралась до соседней улицы,  где
находился переговорный пункт, и подошла к телефону.
   -  Алле?  -  бесцветным  голосом  произнесла  моя  собеседница,  и  я
отозвалась:
   - Надька, это я...
   Еле успокоив завизжавшую от радости подругу, я предложила встретиться
на  Колымской  улице,  соседствующей  с   городским   кладбищем.   Через
пятнадцать минут я с большим трудом оторвала от себя  то  смеющуюся,  то
принимающуюся рыдать Надьку и одернула сарафан.
   - Ты мне чуть все лямки  не  пообрывала,  -  с  нарочитой  суровостью
сказала я, чтобы как-то  скрыть  охватившее  меня  волнение,  -  этак  я
нагишом останусь...
   Надька рассмеялась и чуток успокоилась.
   Мы подошли к торгующей цветами старушке и купили у нее все  имеющиеся
белые лилии. Надежда стала пересчитывать цветки в букете. Вычислив,  что
их количество нечетное, она решительно оборвала один цветок  и  положила
перед  живописно  оборванным  попрошайкой  с  синюшным  пропитым  лицом,
дежурящим в воротах кладбища. Тот  смерил  подругу  злобным  взглядом  и
запулил лилию в кусты.
   - Ничего святого у людей, - вздохнула Надька и покачала головой.
   Через несколько минут она вывела меня к  свежей,  заваленной  венками
могилке. С небольшой, обтянутой прозрачным  полиэтиленом  фотографии  на
нас лукаво смотрела улыбающаяся Ирка. Присев на стоящую рядом  низенькую
скамеечку, мы долго молчали. Потом Надька встала,  разложила  на  могиле
лилии, поправила сбившиеся от ветра ленты венков.
   - Так хорошо? - спросила она, а я вдруг поняла, что обращается она не
ко мне.
   Высоко над головой, где-то в  кронах  деревьев,  звонко  откликнулась
птаха, и Надежда кивнула:
   - Значит, хорошо... -  Она  попробовала  улыбнуться,  вышло  довольно
кисло. - Пойдем, Стаська, помянем подружку...
   - Пойдем, -  согласилась  я,  вставая,  -  только  мне  надо  кое-что
сделать.., то есть сказать...
   Взглянув на  Иркину  фотографию,  Надежда  прощально  махнула  рукой,
развернулась и медленно пошла по тропинке к воротам.  Я  подошла  ближе,
присела