я, как в своей вотчине. Поэтому:
осторожность, осторожность и еще раз осторожность. А  там  -
придумаем, как и что...
     На том и расстались.

     АЛЕКСЕЙ ТРЕПЕТОВ

     Москву Трепетов покинул безо всяких конспиративных таинств;
взял   билет  в  "Шереметьево-2",  предъявив  синий  паспорт
постоянно  проживающего в Германии лица без  гражданства  по
фамилии  Цивинский; побродил по магазинчикам "Duty Free"  за
пограничными кордонами, а уже через несколько часов  "Боинг"
взял курс в сторону аэропорта Тегель.
     Уют салона, ровное жужжание турбин, хорошенькие, словно
сошедшие   с   глянцевых   рекламных  плакатов   стюардессы,
обносившие  публику  обедом: рис с  цыпленком,  сухое  вино,
кофе, папайя и манго - самолет летел в Европу из Таиланда, -
вернули  Трепетову, казалось бы, бесповоротно утраченное  им
чувство  безмятежности, и схлынули тревоги  прошедших  дней,
канув   в   белесую   бездну,  рассекаемую   видневшимся   в
иллюминаторе   крылом.   Его  постигло   ощущение   как   бы
вернувшейся сказки детства - надежной, с обязательным благом
в  конце, и как в студеную ночь у камина, так и сейчас  было
ему  приятно и защищенно смотреть на бушевавшую над  Польшей
грозу, желтыми трещинами молний бороздившую небо.
     А  над  Берлином сиял безоблачный и солнечный  день,  и
Трепетов, глядевший в иллюминатор, отчетливо различал  шпиль
городской   телебашни,  бурый  кубик  Рейхстага,  аккуратные
новостройки  вдоль  Отто  Гротеволь-штрассе,  ждущей  своего
переименования, бирюзовые от окисленной меди купола  соборов
и даже остов разрушенной войной кирхи возле зоопарка.
     Купив в почтовом отделении аэропорта пластиковую карточку,
Трепетов  сунул  ее  в щель телефонного аппарата,  мгновенно
высветившего на табло существующий на карточке кредит.
     К  городскому  телефону никто не  подошел,  и  пришлось
набирать  длиннющую  комбинацию  кода  сотовой  связи,   что
принесло положительный результат.
     -  Слушаю,  -  донесся усталый голос на фоне  какого-то
сложного шума - видимо, абонент говорил из автомобиля.
     -  Виктор?  - сухо спросил Трепетов. - Привет.  Я  -  в
Берлине. А где ты?
     -  Привет.  А  я  около  Берлина. В  аэропорте  Тегель.
Провожаю приятелей.
     -  Сюрприз, сюрприз... - рассмеялся Трепетов.  -  То-то
думаю,  что  за  шорохи  в трубке...  Проводишь,  подходи  к
крайнему выходу с левой стороны.
     - Если стоять к аэропорту спиной?
     -  Так  точно,  - отозвался Трепетов, отмечая,  как  на
табло  быстротечно тает кредитная сумма: звонок  по  сотовой
был недешев.
     - Буду минут через двадцать, - сказал Виктор.
     Повесив трубку, Алексей подошел к стойке бара, заказав большой
бокал пива.
     Вот  и  все  позади.  Он на месте. Его  вдруг  посетило
окрыляющее чувство свободы - пронзительно-щемящее... И какой
же он все-таки умница, что не поленился в свое время сделать
себе законные немецкие документы...
     В  пору  воссоединения двух Германий он челноком сновал
между Берлином и Москвой, ибо работы было невпроворот: почва
уходила  из-под ног, царила дичайшая паника,  подобная  той,
что  в сорок пятом году и на Принц-Альбрехт-штрассе, в штаб-
квартире  Гестапо и в соседнем СД на Вильгельмштрассе,  102;
спасались  специалисты из Штази, документы, консервировалась
и уничтожалась агентура...
     И   вот,   в   годовщину  "хрустальной   ночи",   когда
демократические  немцы  решили  в  знак  покаяния  несколько
увеличить  популяцию иудеев, пришла ему в  голову  мысль:  а
почему  бы и не заполучить статус беженца в Германии? Лишний
документик никогда не помешает...
     У  него  было два "левых" загранпаспорта,  в  одном  из
которых   значилась  очень  подходящая  к   случаю   фамилия
"Цивинский",  свидетельство же о рождении  местные  аферисты
соорудили  в  течение  получаса, и, таким  образом,  русский
полковник  внешней разведки трансформировался в  украинского
еврея, чьей специальностью была, естественно, торговлишка, а
сутью - приживание в чистенькой, уютной Европе.
     Существовал, правда, и другой вариант отхода:  в  сейфе
одного   из   банков   Варшавы  у  него   хранился   паспорт
американского гражданина, сделанный ему ЦРУ, однако лететь в
Америку  он  не  хотел  по многим причинам.  Во-первых,  его
категорически  не  устраивал сам уклад тамошней  жизни;  во-
вторых,  ждать каких-либо даров от американской разведки  не
приходилось: все полагающееся ему давно выплатили, а остатки
информации  из  него  бы вытряхнули в  качестве  бесплатного
приложения. Ну, а дальше - гуляй по просторам, раскинувшимся
между двумя океанами...
     Задерживаться здесь, в Германии, тоже не имело никакого смысла и
даже  несло в себе известную опасность. Максимальным  сроком
своего  пребывания в Берлине ему виделась от  силы  неполная
неделя,   после  чего  следовало  отправляться  на   далекие
экзотические острова, - к бирюзовой воде атоллов  и  шелесту
пальм с шерстяными стволами под южными звездами.
     Но  до  отбытия  в  рай  земной надлежало  увидеться  с
Виктором...
     Виктор.  Они познакомились около пятнадцати лет  назад,
когда  тот,  работая мелким чиновником МИД, влип в  скверную
историю,    связанную   с   контрабандой,    инспирированной
французской разведкой, и сидеть бы парню долгие годы в  зоне
строгого  режима,  если  бы  оперативные  интересы  КГБ   не
потребовали   его  добровольного  участия   в   долгосрочной
операции;  а, вернее, не столько участия, сколько исполнения
микроскопической, но необходимой роли, сыгранной им послушно
и пунктуально.
     Напуган был Виктор тогда до смерти, но Трепетов, курирующий
незадачливого   контрабандиста,   обошелся   лишь   строгими
внушениями  политико-воспитательного свойства, и даже  помог
ему избежать неотвратимого увольнения со службы, за что тот,
обливаясь слезами благодарности, целовал благодетелю руки.
     Люди  из  контрразведки, в чьем ведении, собственно,  и
находилось  проведение операции, по завершении ее отказались
от  кандидатуры  Виктора  как перспективной  для  агентурной
вербовки;  парень представлялся им достаточно  скользским  и
неблагонадежным    типом,    что,    увы,    соответствовало
действительности; а департамент же политического шпионажа  и
вовсе  не  нуждался  в подобном бездарном материале,  однако
Трепетову  жуликоватый  мальчик  Витя  чем-то  пришелся   по
сердцу:  то  ли  авантюрностью натуры, то ли  независимостью
взгляда    на   общественную   мораль,   то   ли   житейской
изворотливостью...  И  решил  он  попридержать  Виктора  под
личным  прицелом, полагая, что, приковав его к  себе  цепями
зависимости, обретет в итоге верного и безропотного раба...
     Взять парня за жабры сложности не представляло. Уголовное
дело,  связанное  с  контрабандой  было  за  недоказанностью
приостановлено, но не закрыто, а, значит, в любую минуту  на
протяжении пятнадцати лет его архивного хранения могло снова
стать  актуальным,  тем более, что, признательные  показания
Виктора,   не  отмеченные  датой  их  написания,  лежали   у
Трепетова в служебном сейфе.
     После со всей возможной серьезностью, на бланках, увенчанных
грифами "совершенно секретно", в присутствии побледневшей до
синевы  и  потерявшей в очередной раз дар речи жертвы,  были
заполнены  агентурные  анкеты  и  подписка  о  неразглашении
тайны, после чего погруженный в тягостные размышления сексот
отправился  домой, а Трепетов, усмехаясь, бросил  бумажки  в
приемник уничтожителя, вмиг перемоловшего их в лапшу.
     Кандалы сомкнулись.
     Далее Трепетов проводил с подопечным псевдо-оперативные
контакты,  дабы тот не потерял чувства прочной  узды;  давал
ему  мелкие задания, а, ближе к середине восьмидесятых годов
познакомилс  Виктор  с социалистической  немкой  и  попросил
"добро" на брак.
     Тут  перед Трепетовым встала дилемма. Теперь уже  парня
можно  было вербовать и всерьез, однако, подумав, от  такого
решения  он  воздержался: куда лучше было иметь за  границей
своего      карманного     холуя,     нежели      официально
зарегистрированного агента.
     С    оформлением   выездных   документов   он   Виктору
посодействовал, вскоре тот отбыл в Берлин "на  консервацию",
где   они  и  встретились  в  горячую  для  Трепетова   пору
воссоединения Германий, и лицезрением своего куратора Виктор
был  явно удручен, понимая, в какую попал передрягу,  будучи
уже  подданным  не сателлита могучего СССР,  а  независимого
капиталистического  государства, где к  агентам  иностранных
спецслужб относились весьма неприязненно.
     Логически обоснованных опасений Виктора Трепетов, конечно же, не
опровергал.   Наоборот:  намекнул,  что  теперь,   в   новых
условиях,  начинается самая серьезная работа и,  наконец-то,
законсервированный агент будет востребован к действию.
     Восторженной реакции на подобное заявление он, как ни старался,
обнаружить не смог.
     Между тем, Виктор, - человек деловой и толковый, быстро
внедрился  в  верхушку хозяйственных кругов Западной  группы
войск,  заработав немалые деньги на поставках водки, сигарет
и   продовольствия;   открытая  им  компания   по   экспорту
перегоняла фуры с консервами и спиртом на обширнейший  рынок
России  еще  с самого начала его формирования,  и,  судя  по
сведениям,  которыми  Трепетов  располагал,  подопечный  его
намеревался   в   ближайшем   будущем   вложить   деньги   в
приобретение  отеля  на  Канарских островах,  что  наилучшим
образом   свидетельствовало  о  -  поистине   географических
масштабах его доходов.
     В   Берлине   же  жил  Виктор  в  прекрасном,   недавно
отстроенным  доме, заселенным преимущественно  еврейскими  и
псевдо-еврейскими  эмигрантами  из  России,  неподалеку   от
Бранденбурских  ворот. Возведен был  дом  прямо  над  бывшим
бункером   фюрера,   и   поначалу  предназначался   он   для
ответственных  офицеров  государственной  безопасности  ГДР,
однако    новая   власть   распорядидилась   комфортабельным
строением  по-своему, изменив первоначально предполагавшийся
контингент его обитателей.
     Допив  пиво, Трепетов вышел из аэропорта, тут же  узрев
дожидавшегося  его  Виктора, -  кто  поприветствовал  его  с
сердечностью,   достойной  проявления   высшего   актерского
мастерства.
     - По делам? - поинтересовался Виктор нейтральным тоном.
     - Да вроде того, - ответил Трепетов небрежно.
     -  Чем...  могу?  -  Виктор раскрыл  дверь  спортивного
"Мерседеса".
     -  Планы следующие, - садясь в машину, сказал Трепетов.
- Ужин. Отель. Попутно - общение с вами, мой милый друг...
     -  Где  перекусим?  У китайцев? Вьетнацев?  Японцев?  -
Виктор питал слабость к экзотической кухне.
     -  Едем в нормальный европейский кабак, - категорически
завил  Трепетов,  не выносивший диковинок типа  маринованных
червяков,  тухлых яиц, нашинкованного зеленью удава  или  же
мозгов обезьяны, запеченных в майонезе с дольками ананасов.
     Ужинали в дорогом рыбном ресторане в Западном Берлине.
     -  Садись, Витя, - сказал Трепетов, остуживая ладонь  о
мерзлый графин. - Хлопнем водки!
     Хлопнули.
     -  Я  привез  хорошие  новости, - сообщил  Трепетов,  с
удовольствием проглатывая скользкую плоть устрицы.
     -  Неужели?  -  не удержался от саркастической  усмешки
подопечный.
     - Представь себе. Ухожу на пенсию.
     -  Вот  как?  -  На  сей раз в голосе Виктора  сквозило
искреннее удивление.
     -  Да,  дружок,  всему  на свете  приходит  конец,  как
известно. - Трепетов замолчал.
     - Ну, а...
     - Что будет с тобой, да? - спросил Алексей участливо.
     - Ну... хотелось бы знать...
     -  Я  же сказал: я привез хорошие новости. Но - сначала
преамбула. Как ты понимаешь, если человек попадает к нам, то
уже навсегда...
     - Очень хорошо понимаю.
     -  Во-от. Однако времена меняются. Кто мог предположить
еще несколько лет назад, Витя, что ты - в костюме за тысячу,
наверняка,  долларов, будешь сидеть по  той  стороне  стены,
которой,  впрочем,  уже не существует, и  запросто  питаться
устрицами  и  осьминогами, не считая сей  факт  за  какое-то
выдающееся событие, а? - Не дождавшись ответа, продолжил:  -
Итак,  уходя  на  пенсию,  я обязан  передать  всю  агентуру
преемнику.  И  начальство  мое сей факт  тщательным  образом
обязано проконтролировать.
     - Кажется, я понял, - сказал Виктор. - Сколько?
     Трепетов с легкой улыбкой посмотрел на него, выдерживая паузу.
Вспомнил: когда-то Виктор сломал себе передний верхний  зуб,
но  времени вставить новый долго не находил, а потому кривил
рот,  губой прикрывая изъян. После зуб вставил, а рот так  и
остался    привычно-перекошенным.   Как    у    опереточного
Мефистофеля.
     Трепетов кашлянул. Затем произнес равнодушно:
     - Двести тысяч.
     - Марок?
     - А? Нет, долларов.
     -    Безжалостный...   приговор,   -   зло   прищурился
собеседник.
     - Сумма установлена не мной, - пожал Трепетов плечами.
     - Но у меня нет таких денег.
     -  Разве? А мне сообщили, что отель на Канарах  еще  не
куплен. Источник ошибся?
     - Х-ха... - Виктор отбросил вилку на скатерть. - А если
не заплачу?.. Встану на "ручник" и - баста!
     -  А  тебя  никто не принуждает, - сказал  Трепетов.  -
Платить.  И  никто не собирается выдавать немецким  властям.
Или  ты меня за вымогателя принимаешь? Разговор о другом.  О
дне  завтрашнем.  Дело  в том, что в конторе  у  нас  сейчас
творится черт знает что, но проблема заключается не только в
возможности утечки информации, а в тебе самом... Ну, кто  ты
есть? Чисто номинальная фигура. Нулевая. А такими во всякого
рода  играх жертвуют. Думай. Хочешь ходить под косой - ходи.
Вполне  вероятно, что все и обойдется. Но если  уж  переедет
тебя  колесо истории, ко мне прошу претензий не предъявлять.
Я  тебе, кроме добра, ничего не сделал. Ты осьминога-то ешь,
вкусный.
     Собеседник угрюмо уткнулся в тарелку.
     -  У  тебя  есть  еще  один шанс,  -  сказал  Трепетов,
закуривая.  -  Явка  с  повинной.  Но  тут  варианты  какие?
Информационной  ценности ты не представляешь;  сдавая  меня,
подписываешь  себе приговор... То есть, на защиту  спецслужб
можешь  не  рассчитывать,  им нужны  другие  люди.  С  тобой
обойдутся мягко, но - в соответствии с законом. А тут у тебя
есть уязвимое место: будучи агентом иностранной разведки  и,
одновременно, гражданином уже ФРГ...
     - Ну, ясно, ясно, - раздраженно перебил Виктор.
     -   Обещаю,  -  сказал  Трепетов.  -  Клянусь  матерью,
собственным здоровьем, жизнью ребенка и внука, что  лично  я
не  предприниму ни малейшей попытки сделать тебе что-либо во
зло. Веришь?
     Собеседник мрачно кивнул.
     -    Я    просто    вношу   коммерческое   предложение.
Продиктованное  чужой  инициативой.  Но  даю  и  собственные
гарантии по превращению твоего дела в серый пепел.
     - Но - двести тысяч!
     -  Повторяю: никто ни на чем не настаивает. -  Трепетов
задумчиво   вертел   миниатюрный  вазончик   с   питательным
раствором, откуда выглядывала орхидея, будто вылепленная  из
воска с растопленными в нем багровыми крапинами акварели.
     - Деньги надо отдать наличными?
     - Нет. Перевод со счета на счет.
     -  Я  подумаю, - вздохнул Виктор. - Но мне  потребуется
минимум неделя, чтобы собрать бабки. Все - в деле.
     ...Беспокойно    ворочаясь    на    широкой     постели
пятизвездного  отеля на Францозишештрассе,  Трепетов  думал,
что  Витя,  всегда  отличавшийся  трусливостью,  а  также  и
осмотрительностью, присущей многим представителям еврейского
народа,  одним из которых являлся, сдаваться  в  полицию  не
побежит  и  деньги  заплатит. Со стонами,  охами,  скрежетом
зубовным, но - заплатит.
     "Понт", похоже, прошел.
     Трепетов встал с постели,подошел к мини-бару, достал из его
прохладной  глубины сувенирную бутылочку виски и, чокнувшись
со своим отражением в зеркале, осушил ее единым глотком.
     Невольно  вспомнилась московская квартира,  жена,  лица
сослуживцев...
     Но - вот удивительно!- сейчас все это представилось ему
таким  далеким, словно относилось то ли к полузабытому  сну,
то  ли  к  канувшей в небытие эпохе, воспоминания о  которой
были как бесполезны, так и тягомотно-скучны...

     ...Россия  - страна, которая разрушила свою собственную
национальную  экономику  для того,  чтобы  дать  возможность
международному капиталу захватить полный контроль. Вообще  у
славянства  чувствуется  недостаток  сил,  необходимых   для
формирования государства.
     Любые  правительственные формации в России всегда  были
пересыщены иностранными элементами. Со времен Петра Великого
там  неизменно  присутствовало очень много немцев  (балтов),
которые формировали остов и мозг русского государства.
     В    ходе    столетий   бесчисленные   тысячи    немцев
русифицировались,  но,  по  сути  дела,  эти   искусственные
русские  оставались  немцами,  как  по  крови,  так   и   по
способностям. Россия обязана этому высшему тевтонскому  слою
не  только в области политики, но и за то немногое, чем  она
может гордиться в культурном плане.
     ...Немецкая и славянская души имеют очень мало  общего,
если   вообще   можно  обнаружить  какое-нибудь  минимальное
сходство. Наша склонность к порядку не найдет у них любви  и
понимания,   а,  скорее  всего,  вызовет  явное  отвращение.
Поэтому  славянскую Россию всегда больше тянуло  к  Франции.
Женственность  французской жизни  ближе  русским,  чем  наша
суровая  борьба за существование. Следовательно,  далеко  не
случайно, что панславянская Россия с энтузиазмом относится к
политическим  связям  с  Францией, а  русская  интеллигенция
славянской  крови  находит в Париже Мекку  для  собственного
понимания цивилизации...

                                          АДОЛЬФ ГИТЛЕР

     РИЧАРД ВАЛЛЕНБЕРГ

     На второй день своего пребывания в Москве Ричард сменил
жилье,  волей  начальства переместившись на новую  квартиру,
располагавшуюся  в  районе  новостроек,  -  скромненькую,  с
низкими  потолками,  -  ячейку в бетонном  улье,  высившимся
среди себе подобных на унылом окраинном пустыре.
     Подъезд дома привел его в ужас. Жестянки подожженных почтовых
ящиков,  грязные  мокрые полы, стены, замалеванные  масляной
краской  удручающих  тонов, разбитые стекла  входной  двери,
пропахшие  мочой лифты с опаленными кнопками,  изуродованные
светильники без ламп, стенные росписи на английском, почему-
то, языке... Южный Бронкс!
     Квартира отделялась от напряженного внешнего мира прочной
стальной  дверью,  что  было  не  только  разумной,   но   и
необходимой  мерой,  обеспечивающей  относительно  спокойный
сон.
     Содержимое же квартиры интереса для злоумышленников  не
представляло;  кроме невзрачной мебелишки  на  фоне  блеклых
обоев  и  старого холодильника на кухне, где  еще  находился
пляжный  пластиковый стол и два табурета,  здесь  ничего  не
было.
     Благодаря  Олегу, Ричарду был предоставлен во временное
пользование телевизор, и каждый вечер он с интересом смотрел
программы   местных  новостей  и  -  без   тени   какой-либо
заинтересованности,       -      американские       боевики,
транслировавшиеся в таком изобилии, что порою вызывало  даже
недоумение. Агрессия Голливуда противостояния в этой стране,
судя   по   всему,   не  находила.  Да  и   вообще   принцип
непротивления злу насилием реализовывался в нынешней  России
едва  ли  не повсеместно, а зло же, не встречая отпора,  как
быстродействующий яд заполняло все капилляры пост-советского
общества.
     Словно  влекомая  кармическим грузом, страна  неуклонно
погружалась  в  бездонную трясину, возврата  из  которой  не
виделось.
     Ему,    непредвзятому   наблюдателю,   рассматривавшему
события  как  бы  извне, население этого  псевдо-государства
тоже   представлялось   сборищем   наблюдателей,   как    бы
находившихся в летящем к бездне поезде и комментировавших  с
легким   укором   пьян