авшего в такой переплет...
     Хотел закурить,  стал  шарить  по  карманам  в  поиске  сигарет,  но,
вспомнив, что Мирослава отобрала всю пачку, невольно оглянулся  на  кусты,
куда она забросила ее. Это не укрылось от девушки.  Она  взяла  его  руку,
спрятала кисть в своих ладонях, что сразу смягчились, стали теплеть.
     - Не принимайте близко к сердцу. Мне было  необходимо  поплакаться  в
чью-то жилетку. Со мной такое редко случается, а тут что-то нашло. Но  это
не смертельно. И спасибо за сочувствие. Только не люблю, когда меня  долго
жалеют. А потом все уже перекипело, это был лишь остаток пара. И хватит об
этом! Вы прочитали, что написано на памятнике? Так хотела  мама.  Я  долго
возражала, но теперь согласна - все мы перед ним виноваты.
     - Ваша-то вина в чем?
     - Что искала виноватых.
     - И уже раскаиваетесь в этом?
     Мирослава не ответила, но отпустила его руку, а затем отодвинулась. И
Олег сказал то, что сам понял только сейчас, что еще не осмыслил до  конца
и поэтому решил пока держать при себе. Решил, да не сдержался.
     - Слава, хочу чтобы вы знали.  Вам  это  надо  знать.  Спецтранспорт,
который сопровождал ваш отец, был загружен в третьем цехе  Сорок  седьмого
завода, ныне это Октябрьский комплекс. По некоторым соображениям, я еще не
могу назвать, какой именно груз был погружен, скажу только,  что  следовал
он за границу и это была контрабанда. А контрабандистами являлись  высокие
чины из Москвы и Киева. Когда капитан Тысячный узнал о характере  груза  и
пункте его назначения, он стал отказываться от сопровождения, поскольку не
желал участвовать в  авантюре,  что  была  противна  его  убеждениям,  его
офицерской чести. Но его принудили,  сломали  -  в  той  конторе,  где  он
работал, это делали профессионально. И капитан  Тысячный  был  доведен  до
стресса, что сказалось потом в критической ситуации.
     -  Откуда  вам  это  известно?  -  недоверчиво  посмотрела  на   него
Мирослава.
     Какой-то миг Олег колебался, но молчание было не в его пользу.
     - Я видел, в каком состоянии находился ваш отец  в  последнюю  минуту
своей жизни. Удалось мне осмотреть и  часть  груза,  что  он  сопровождал.
Именно об этом - о необычном состоянии капитана Тысячного в тот момент и о
характере груза - вынудил молчать меня и других свидетелей Петренко.
     Мирослава насупилась и какое-то время смотрела прямо перед  собой,  а
затем спросила, не поднимая глаз:
     - Начальником третьего цеха был Леонид Максимович?
     - Да.
     - Это его вы подразумеваете под другими свидетелями?
     - Леонид Максимович  не  проходил  свидетелем  по  этому  делу,  хотя
упомянутый груз был погружен в фургон с его ведома, о чем следователь знал
не хуже меня.
     - Вы не смеете  так  говорить  о  Леониде  Максимовиче!  -  вспыхнула
девушка. - Это ваше предположение, не больше. А потому не вправе  обвинять
его.
     - Я не обвиняю.
     - Обвиняете! Не прямо, но даете понять.
     - Ничего подобного!
     - А у меня ближе его и Полины никого нет, - не унималась Мирослава. -
Вы не представляете сколько  хорошего,  доброго  сделал  для  меня  Леонид
Максимович. А вы... Вы не можете простить ему Полину.
     - Чепуха! - разволновался Олег. - Полина тут ни при чем. Я никогда ни
с кем не сводил счеты из-за женщин. Это, по меньшей мере, глупо.
     -  Не  выкручивайтесь!  Для  того,  чтобы  бросить   человеку   такое
обвинение, надо располагать бесспорными фактами. А таких фактов у вас нет,
только домыслы.
     Олег понял, что она  не  верит  ему,  поскольку  успела  поведать  об
исповеди Петренко своему кумиру, который дал этой  исповеди  выгодное  ему
толкование. Но вместе  с  тем,  девушка,  должно  быть,  уловила  какую-то
неискренность в его объяснении и статью "Беспредел"  написала  и  сдала  в
редакцию, не посоветовавшись с ним,  за  что  получила  нагоняй.  Вряд  ли
Леонид ругал ее за критику начальника кадров, которого  сам  же  подставил
под удар,  скорее  всего,  его  недовольство  было  вызвано  предпоследним
абзацем  статьи,  где  по-иному  излагались  обстоятельства  гибели  Игоря
Тысячного.
     - Есть один бесспорный  факт,  а  вернее  своеобразная  оценка  этого
факта. За статью "Беспредел", вы, как сами признались, получили по мягкому
месту. Но согласитесь, что это не довод в споре.
     В синих глазах вспыхнули искорки гнева.
     - Вы... вы... - Мирослава не находила нужных слов.
     И только, когда встала и посмотрела на него, еще сидящего на  скамье,
в упор, выпалила на одном дыхании:
     - Вы хуже, чем питекантроп, вы - ископаемый крокодил!
     Она круто повернулась и быстро пошла прочь.



                                    21

     Другой реакции нельзя было ожидать. Но не сказать этого Олег не  мог.
За его спиной пересматривалась давняя, но  вовсе  не  безразличная  ему  и
сейчас история. И если Мирослава,  при  всей  скоропалительности  и,  надо
прямо сказать, непродуманности  предпринятых  ею  разоблачений,  старалась
быть объективной, то этого нельзя сказать о реакции ее  кумира  на  статью
"Беспредел". Чем руководствовался при этом Леонид остается только  гадать,
но Олег должен был  обратить  на  это  внимание  молодой  журналистки.  Он
надеялся на ее рассудительность, на то, что, поостыв, Мирослава  правильно
поймет его и не отнесет к числу своих недругов. Однако полной  уверенности
в этом не было.
     У него защемило сердце, когда смотрел  ей  вслед.  Только  сейчас  он
понял, как хороша эта женщина. Да, она была уже женщиной  на  все  сто,  а
быть может и на сто пятьдесят процентов - волнующей, манящей и  сейчас  не
скрывала этого: шла, держалась, зная свою  привлекательность.  Ее  платье,
что еще минуту назад казалось мешковатым, словно ожив, потакало ей в этом,
обрисовывая все линии, округлости ее стройного, крепкого и  вместе  с  тем
трепещущего едва ли не каждой своей  клеточкой  тела.  Сейчас,  когда  она
горела негодованием, это было особенно заметно, бросалось в глаза. Сидящий
на противоположной скамейке замшелый старичок в дамской  вязаной  кофте  и
надвинутым на лоб вылинявшем берете провожал ее  долгим  взглядом,  рискуя
свернуть себе шею. Двое мужчин, оживленно  беседующих  у  входа  в  сквер,
разом умолкли и,  как  завороженные,  уставились  на  нее.  Попавшийся  ей
навстречу патлатый парень непритворно-удивленно ахнул, пытался  заговорить
с ней, но тут же отпрянул словно ошпаренный,  хотя  Мирослава  не  сбавила
шага и даже не повернула голову в его сторону.
     Олег невольно улыбнулся, но уже в следующее мгновение ему стало не по
себе. Открытие, что ему предложили сделать, было неожиданным и неприятным.
В Цюрихе, Берне, Гамбурге он, верно, не придал  бы  этому  значения  и  во
всяком случае не прореагировал так  остро.  Но  открытие  было  сделано  в
постсовковом  Сосновске,  где   человек   приобретший   даже   подержанный
"Запорожец" вызывал зависть соседей. А  тут  роскошный  даже  по  западным
меркам "мерседес" последней модели, как две капли воды похожий на  "тачку"
гангстера Леши. Этот  "мерседес",  припаркованный  у  ограды  инфекционной
клиники, Олег заметил еще час назад,  когда  с  Мирославой  направлялся  в
сквер. Тогда он оставил без внимания, что девушка проходя мимо машины, как
бы ненароком смахнула несколько листьев, упавших с ближайшего дерева на ее
капот. И сейчас он не просто с  удивлением  -  с  неприятным  чувством,  в
природе  которого  еще  предстояло  разобраться,  наблюдал  как  Мирослава
подошла к "мерседесу", по-хозяйски привычно открыла дверцу водителя,  села
за руль, завела мотор, лихо - почти на месте развернула машину  и  так  же
лихо,  испугав  пронзительно-поющим  сигналом   встречный   "Москвич",   в
нарушение правил, пересекла ему путь, заняла нужную  ей  полосу  дороги  и
умчалась, словно не бывала.
     Со слов  Пети,  он  знал,  что  Леонид  доверяет  своей  воспитаннице
"мерседес", но только  сейчас  воочию  убедившись  в  этом,  равно  как  в
демонстративной лихости, с которой Мирослава обращалась с этой  престижной
среди дельцов и мафиозных  боссов  машиной,  он  испытал  горькое  чувство
разочарования. Словно вместо восхитившей его картины знаменитого  мастера,
вдруг обнаружил, что ему подсунули изощренную подделку. Он как  бы  увидел
Мирославу в другом ракурсе, открывшем ее истинную сущность. И уже по-иному
надо   было   оценивать   ее   кажущуюся   независимость,   раскованность,
пренебрежение нравственными нормами.
     Подумал, что Леонид, которому следовало отдать должное  за  заботу  о
дочери  покойного  друга,   явно   переусердствовал   и   избаловал   свою
воспитанницу донельзя. Машина, стоимостью в десятки  тысяч  долларов,  это
уже  не  забота  о  девочке-сиротке,  а  потакание   непомерным   амбициям
сумасбродной девицы. Недаром их считают  любовниками.  Не  лучшим  образом
должно быть влияет на нее и Полина, сама  не  знавшая  никогда  ни  в  чем
отказа. Скажи, кто воспитал тебя и я скажу - кто ты...
     А он - чудак, в какой-то миг подумал, что вот и сбылось  предсказание
маленькой кудесницы - он встретил ту, которая предназначена  ему  судьбой.
Увы, вертящая задом самовлюбленная красотка - не его  идеал.  Переспать  с
ней - другое дело и очевидно это будет несложно даже без пари, которое она
предложила. Только не этого он ждал от дочери капитана Тысячного...
     От невеселых мыслей его отвлек старичок в дамской кофте. Олег обратил
на него внимание,  когда  тот  уже  подошел,  остановился  в  двух  шагах,
опираясь на старомодную трость.
     - Прошу прощения, что вмешиваюсь не в свое дело, - проскрипел старик.
- Я был невольным свидетелем  вашей  ссоры  с  женой.  Не  подумайте,  что
прислушивался к вашему разговору, но он был настолько выразителен,  что  о
его характере нетрудно догадаться.
     - Что вам угодно? - Олег неприязненно посмотрел на него.
     - Не сердитесь, молодой человек. Вначале я  любовался  вами  -  такая
красивая пара. И вдруг, выяснение отношений. А это было уже  некрасиво.  И
бессмысленно. Поверьте: выяснять отношения с женщиной  -  напрасная  трата
времени и слов. Что бы вы не говорили ей, она останется при своем  мнении,
а вы можете остаться без нее.
     - Но как быть, если  отношения  надо  выяснить?  -  уже  с  интересом
посмотрел на него Олег.
     - Вы должны чувствовать, а не выяснять, как женщина относится к  вам.
А в серьезные дела не посвящайте ее: перекладывать на женские  плечи  свои
заботы, не приличествует мужчине. К ее же заботам будьте сочувственны,  но
не больше. Все равно она поступит по-своему.
     Олег поблагодарил его за совет, которым, при  всем  желании,  не  мог
воспользоваться. Но в одном старик был прав - в пылу полемики он  поступил
не по-мужски: предложив девушке непростую и  весьма  болезненную  для  нее
задачу. А это была его и только его задача, его право и долг - найти ответ
на вопрос, который одиннадцать лет  назад  ему  задала  мать  Мирославы  и
который сейчас он задает самому себе. Кто в действительности был повинен в
гибели Игоря Тысячного? Кто подвел его к той роковой черте, за которой уже
нет и не может быть виноватых? И не молодая журналистка,  а  он  -  зрелый
мужчина, юрист, человек с изрядным жизненным опытом  и,  скажем  прямо,  с
немалыми возможностями, должен найти ответ на этот вопрос.
     За последние дни  ему  стало  известно  много  больше,  чем  он  знал
одиннадцать лет назад. Но дело не только в этом: он  должен  раскрепостить
сознание, снять внутренний запрет с того, о чем не  позволял  себе  думать
многие годы. Объяснялось это не только  когда-то  данной  им  подпиской  о
неразглашении тайны следствия, но и его особыми  отношениями  с  одним  из
закулисных участников давнишней драмы - Леонидом Закалюком, о  котором  он
долгое время не хотел думать слишком плохо. И этот самозапрет, скованность
мыслей надо отбросить в первую очередь.
     А начать, очевидно, следует с того, что в свое время третий цех Сорок
седьмого завода вполне легально получал некоторое количество  платины  для
производственных    нужд.    Этим    воспользовались    высокопоставленные
контрабандисты. Кому-то из них пришла мысль использовать третий цех и  его
производственную  специфику  для  фиктивного  списывания  большой   партии
платины, а  заодно  как  перевалочную  базу.  Режим  секретности,  наличие
зарубежных партнеров, близость границы делали  третий  цех  идеальным  для
осуществления задуманной акции. И начальник цеха Леонид Закалюк,  конечно,
не  мог  не  знать  об  этом.  Следовательно,  одиннадцать  лет  назад   в
арестантской палате  госпиталя  МВД  он  беспардонно  врал,  уверяя  Олега
Савицкого, что оцинкованные ящики были доставлены в цех капитаном Тысячным
и его подчиненными. Теперь уже ясно, что Тысячный не  мог  этого  сделать.
Платина, как и  другие  драгоценные  металлы,  доставляются  на  места  из
государственных хранилищ в сопровождении фельдъегерей, которые сдают их  с
рук на руки особо доверенным лицам. Фельдъегерь отчитывается  перед  своим
начальством за каждый миллиграмм доставленного на место металла, но не его
дело как потом будет использован этот металл. А вот  у  особо  доверенного
лица в данном случае было немало хлопот: он должен был  принять  под  свою
ответственность всю партию драгметалла,  отделить  "правый"  от  "левого",
списать последний с учета и  отправить  его  дальше  уже  по  нелегальному
каналу. Совершенно очевидно, что таким лицом капитан Тысячный быть не мог.
Скорее всего, он даже не знал, какой груз будет сопровождать.  Его  задача
была строго ограничена:  сопровождать  груз  и  водителя  "из  Центра"  до
границы, а в случае чрезвычайных обстоятельств  защищать  спецтранспорт  и
его водителя, как говорится, не щадя живота своего. О  том,  что  водитель
"из Центра" был важной персоной свидетельствовало  то,  что  прибывший  на
место  происшествия  высокопоставленный  представитель  КГБ  первым  делом
побеспокоился не о Тысячном, и даже не о спецгрузе, а  об  этом  водителе.
Случайность же заключалась в том, что Тысячному стало известно о характере
груза, тогда как знать об этом ему не полагалось. Скорее  всего,  об  этом
ему сказал в последний момент Леонид. Надо полагать, что особо  доверенным
лицом начальник третьего цеха стал незадолго до  этого  и  в  такой  акции
участвовал впервые. Несомненно и то, что Леонид  волновался,  переживал  -
человек  неглупый  и  осторожный,   он   не   мог   не   понимать,   какая
ответственность ложится на  него  и,  очевидно,  поделился  снедавшей  его
тревогой с приятелем, полагая, что куратор цеха - капитан  госбезопасности
- должен быть в курсе.
     Вот теперь даже зримо можно представить  состояние  Игоря  Тысячного,
незадолго до этого сотрудника подразделения по борьбе с контрабандой.  Ему
предстояло не только сопровождать водителя "из Центра" до  границы,  но  и
проталкивать его с ошеломляющей  по  своим  масштабам  контрабандой  через
пункты пограничного  и  таможенного  контроля,  смотреть  в  глаза  людям,
которых   еще   недавно   сам   контролировал,   распекал,   привлекал   к
ответственности  за  малейшие  послабления   к   нарушителям   таможенных,
пограничных правил.
     Учитывал ли это Леонид? Вряд  ли.  Скорее  всего,  искал  сочувствия.
Разумеется, он не мог предвидеть последствий своего откровения.  Когда  же
эти последствия обернулись трагедией, Леонид, должно быть, пережил немало.
И не только из жалости к вдове погибшего  друга,  к  девочке-сиротке,  но,
главным образом, из сознания своей невольной вины, за ее  искупления  взял
на себя заботы о Мирославе, к которой впоследствии искренне привязался. Но
почему он скрывает от нее правду? До августовского  путча  это  еще  можно
было понять. Но он молчит  до  сих  пор.  И  не  просто  молчит  -  других
одергивает. Иначе не объяснишь нагоняй, заданный М.Хвыле  только  за  один
абзац ее статьи...
     Неудержимо хотелось курить. Олег встал, обогнул скамейку, на  которой
сидел, оглянулся по сторонам - не наблюдает  ли  за  ним  кто,  подошел  к
кусту, куда Мирослава забросила сигареты. Обрадовался, как ребенок любимой
игрушке, когда, исколов пальцы и исцарапав кисти рук  о  колючки,  отыскал
среди веток  красно-белую  пачку  "Мальборо",  в  которой  оставалось  еще
несколько сигарет. Привычно сунув в угол рта сигарету, он уже потянулся за
зажигалкой, но рука замерла у кармана,  словно  ее  перехватили.  Ведь  он
обещал Мирославе  бросить  курить.  И  она  обещала  бросить.  Уговор  был
нешуточный, а значит надо его соблюдать.
     Еще какое-то мгновение Олег боролся с собой, но  затем  выдернул  изо
рта, смял и отбросил сигарету. Поймал себя на том, что  повторил  движение
Мирославы, каким она в начале их разговора отобрала у него сигарету. Он не
счел ее поступок бесцеремонным, хотя не представлял, кто из  знакомых  ему
женщин мог бы позволить себе такое. И вот результат - он  бросает  курить.
Надолго  ли,  трудно  сказать,  но  факт  налицо.  Интересно,  бросит   ли
Мирослава? Сигарета в зубах не красит ее. Должна бросить, коли дала  слово
- характер ей не занимать. Как и прямоты: что думает,  то  и  говорит,  не
уходит от неприятных тем, не увиливает от острых вопросов. И  напрасно  он
окрысился на нее. Мирослава не кривила душой, не старалась казаться лучше,
чем есть. Какого же дьявола он придрался к  ней,  да  еще  задним  числом?
Защищает Леонида? Но это можно и понять... Держится независимо,  не  лезет
за словом в карман? Но так и должно быть: журналистика - профессия не  для
робких... Лихо водит машину?  Но  можно  сказать  по-другому  -  уверенно,
хорошо водит... Нескромное платье? Но нынче девушки, молодые женщины носят
наряды и пооткровеннее. И не его это дело, не его забота - просто  или  не
просто переспать с ней. Он не вправе  помышлять  как  бы  задрать  платье,
опрокинуть в кровать девушку, которая когда-то считала его убийцей  своего
отца и хотела отомстить, но потом, казалось бы вопреки всему, сделала  то,
что за одиннадцать минувших лет не отважились сделать  причастные  к  этой
истории мужчины - сняла с него тяжелый груз чужой вины. И уже  за  это  он
должен быть обязан ей до конца своих дней...
     - Слышь, мужик, дай закурить.
     Перед Олегом  стоял  неопрятный  скособочившийся  мужичок  с  испитым
отечным лицом. От него разило сивухой, как из бродильного чана.
     - Не курю, бросил.
     - Как же бросил, если из рук не выпускаешь? - хмыкнул мужичок.
     Олег смутился: он был настолько поглощен своими мыслями, что  позабыл
о найденной пачке "Мальборо".
     - Видишь, как трудно  решиться,  -  натянуто  улыбнулся  Олег.  -  Но
считай, что уже решился.
     Он протянул мужичку сигареты.
     - А две можно?
     - Бери все.
     - Ух ты! Значит и вправду завязываешь?
     - Вправду.
     - Ишь ты, импортные. Сколько платишь за пачку?
     - Триста двадцать "деревянных".
     - Ешь твою качель! Это же на бутылку с четвертинкой  хватит.  Богатый
ты видно, мужик, если такое себе позволяешь.
     - Каждый позволяет себе, что может позволить.


     Отвязавшись от алкаша, он  пошел  в  сторону  перекрестка  в  надежде
поймать какую-нибудь машину.
     Мысль, что пришла ему затем, была из ряда тех же  неприятных  мыслей,
что беспокоили его со вчерашнего дня. А что позволяет себе  Леня  Закалюк?
"Мерседес"  последней  модели...  Спецрейс  из  Киева  при  отсутствии   у
объединения средств на зарплату  рабочим...  Круиз  по  Средиземноморью...
Возврат   многомиллионного   долга   кредитору,   не   ожидавшему    такой
покладистости...
     А не путает ли он грешное с праведным? Одно дело - "мерседес", другое
- расчет за оборудование. Нет, не путает! В  обоих  случаях  траты  не  по
средствам. Не на директорскую зарплату совершены средиземноморские круизы,
вояж в Австрию, приобретен дорогостоящий автомобиль,  как  не  случайно  в
канун  решающих  переговоров  с  компанией-кредитором  проделан   трюк   с
т