ел меня!
     - Чем?
     - Я просил не называть цифр.
     - Цифры я не называл.
     - Но ты сказал, что за оборудование уплачено, и он поймет.
     - Поймет, что вы забили ему баки, повесили лапшу на уши? Но,  прости,
это даже не вранье - детский лепет. Умнее вы с Матвеевым ничего  не  могли
придумать?
     - Почему ты связываешь меня с Матвеевым?
     - Леня, не считай меня идиотом! Фокус  с  транзитным  платежом  через
дохлый счет филиала рассчитан на дураков. Ты хотя бы не  засвечивал  после
этого Матвеева,  не  присылал  его  в  качестве  посредника.  Об  адвокате
Кривошапко я уже не говорю. Тебе, что, больше некому довериться? Если так,
не завидую - в одной упряжке с Матвеевым и Кошарным ты далеко не уедешь.
     - Кошарный? - совсем растерялся Закалюк. - А он тут при чем?
     Это было уже слишком, и Олег не выдержал:
     - Все при том же,  Леонид  Максимович!  Кошарный  это  не  только  СП
"Атлант" и счета в иностранных банках, но  и  третий  цех  Сорок  седьмого
завода, левая платина, спецтранспорт за бугор, Городокское  шоссе,  гибель
Игоря Тысячного и еще многое другое. Извини, что говорю о неприятном тебе,
но об этом пора уже сказать.


     В гостиницу Олега отвез Петя. По дороге  племянник  подтвердил  слова
пани Марты о том, что Мирослава почувствовала себя плохо. Однако  уточнил,
что в такое состояние она пришла не от  шампанского,  поскольку  в  буфете
выпила  самую  малость  -  полбокала,  а  еще  до  этого   жаловалась   на
недомогание.
     - Вообще-то она неплохая девчонка, - испытывающе поглядывая на Олега,
сказал Петя. - Немного шебутная, но товарищ хороший  и  без  хитростей.  В
буфете за всех заплатила, да еще  французскую  помаду  Диане  подарила.  -
Немного помолчав, добавил: - А Валу она отставку дала. Полную.  Диана  это
сразу усекла, она такие вещи безошибочно определяет.
     Олег отметил, что его интерес к Мирославе  не  остался  без  внимания
Пети и  тот  поспешил  внести  существенные  коррективы  в  свое  недавнее
суждение о воспитаннице Закалюков. И  тут  же  подумал,  что  несмотря  на
поставленное Мельником условие больше не общаться со  Славой,  он  все  же
позвонит ей, как только приедет в гостиницу. Объясняться не станет,  пусть
сама распутывает ею же закрученный клубок. В этом отношении Мельник  прав:
из такой ситуации на одних эмоциях выходить нельзя,  она  должна  взвесить
все. Так что еще вопрос: захочет ли она столь  резко  менять  свою  жизнь,
отказываться от вполне реальных перспектив и вовсе не эфемерных соблазнов.
Но  как  бы  то  ни  было,  он  должен  поблагодарить  ее   за   внимание,
доброжелательность,   справиться   о   самочувствии   и   объяснить   свой
скоропалительный отъезд. Ему нельзя больше оставаться в этом городе.  Дело
не только в требовании Мельника и назревающем конфликте с Кошарным, но и в
том, что Олег Савицкий вольно или невольно  снова  потряс  устои,  нарушил
размеренное течение жизни  многих  людей,  выбил  их  из  колеи,  заставил
вспомнить то, о чем они хотели бы забыть, и тем  самым  явил,  по  меткому
выражению Мирославы, свою чужеродность этим людям, этому городу...
     Несмотря на  поздний  час,  в  холле  четвертого  этажа  был  включен
телевизор и несколько постояльцев смотрели  очередную  серию  итальянского
детектива с плохо читаемыми субтитрами. Заметив Винницкого, Олег подошел к
нему. Старый инженер встретил его упреком.
     - Я не понимаю по-итальянски, но еще меньше понимаю  ваше  поведение.
Где вы пропадали?
     Олег в общих чертах рассказал о переговорах  с  Закалюком,  беседе  с
Мельником.
     - Не  удивляюсь,  что  вы  сумели  расположить  к  себе  губернатора,
говорят, он разумный человек. Но сговорчивость Закалюка меня  пугает.  Нет
ли здесь новой уловки? От него всего можно ожидать.
     Олег не стал объяснять, как и почему Генеральный директор объединения
пошел на уступки компании,  заметил  только,  что  деваться  Закалюку  уже
некуда, а затем сообщил, что  завтра  возвращается  в  Киев  и  Винницкому
предстоит  завершить  переговоры  в  формальной  их  части.  Поручение  не
обрадовало Винницкого, но вслух недовольства  он  не  высказал  и  в  свою
очередь сообщил, что звонил Брыкайло, который интересовался обстановкой. В
половине восьмого гостиницу покинул "мордоворот" - соглядатай, а его место
заняли два крутоплечих парня,  задача  которых  прямо  противоположна.  Он
глазами показал на двух борцовского вида молодых людей в кожаных  куртках,
которые сидели несколько поодаль и делали вид, что увлечены фильмом.
     - Напрасно подняли тревогу, - начал было Олег,  но  Винницкий  строго
перебил его:
     - У Василия Трофимовича на этот счет другое мнение, и я разделяю его.
А ваша беспечность меня удивляет. - Немного помолчав, сказал как бы  между
прочим: - Да, вот еще: в моем номере вас ожидает Мирослава  Игоревна.  Она
явилась сюда полчаса назад, и не застав  вас,  намеревалась  расположиться
здесь. Но учитывая ее состояние, я посчитал за лучшее отвести  ее  в  свой
номер.
     К номеру Винницкого Олег рванулся как на стометровку и только у самой
двери попридержал свой пыл. Это было невероятно, но это было так: у  окна,
в кресле, откинувшись на его спинку, спала Мирослава. Она была  в  наглухо
застегнутом темно-голубом плаще, у ее  ног  стояла  внушительных  размеров
дорожная сумка, а на  коленях  лежала  куртка  Олега,  что  он  оставил  у
Закалюков.
     Олег наклонился к ней и уловил запах спиртного.  И  хотя  этого  надо
было ожидать, он впервые почувствовал неприязнь к этой, не  знающей  ни  в
чем удержу, девице.
     Мирослава открыла глаза, сказала недовольно:
     -  Наконец-то  явились.  Мне  уже  надоело  ждать.  С  кем   это   вы
развлекались? Так увлеклись, что  не  нашли  время  позвонить?  Можете  не
отвечать, мне это уже неинтересно. Спросила просто так, к слову.  Надеюсь,
не приняли всерьез, что я представила вас своим женихом?
     - Это была восхитительная шутка.
     - Ничего не поняли! Мне надо было поставить на место двух зарвавшихся
типов. И вы помогли в этом.
     - Рад был оказать вам такую услугу.
     - Рад был оказать, - передразнила  Мирослава.  -  Питекантроп!..  Ой,
извините: я забыла о разнице в наших возрастах. Немного  выпила  и  не  то
говорю. Вот принесла вашу куртку, чтобы потом не было претензий.
     Олег едва сдержал улыбку:  она  была  не  так  пьяна,  как  старалась
казаться.
     - А сумку зачем прихватили?
     - Я ушла от Закалюков. Ничего особенного не произошло,  просто  мы  с
Леонидом Максимовичем на  этот  раз  не  поняли  друг  друга.  Но  это  не
смертельно. Переночую у подруги, а там будет видно... Проводите меня.
     Последние слова она произнесла заплетающимся языком и Олег решил, что
его вывод притворства был поспешным. Ее попытка  самостоятельно  выбраться
из кресла не увенчалась успехом.
     Винницкий отозвал Олега в сторону.
     - В таком состоянии ей лучше оставаться здесь. Я перейду в ваш номер,
а вы уговорите ее лечь.
     Но Олег решил по-другому. Он помог Мирославе встать, и поддерживая ее
за локоть одной рукой, а другой подхватив ее сумку, повел в свой номер.
     - Куда вы меня ведете? - пыталась протестовать Мирослава.
     - В приватный вытрезвитель, в государственном  с  вами  обойдутся  не
столь деликатно.
     - Очень смешно! - фыркнула она, но спорить не стала.
     Олег завел ее в ванную, пустил и отрегулировал душ,  снял  с  девушки
плащ.
     - Дальше сами разденетесь или вам помочь?
     Мирослава испуганно отшатнулась.
     - Не прикасайтесь ко мне!
     - Вы неверно поняли меня.
     - Ну да, вы - сама святость. Затащили пьяную среди ночи в свой  номер
и сразу раздевать.
     Это было уже слишком, и Олег рассердился.
     -  Слава,  мне   надоели   ваши   фокусы!   Отрезвляйтесь,   или   не
отрезвляйтесь, как угодно. Но в таком виде я вас отсюда не выпущу.
     - Ладно уж, - согласилась она. - Как-нибудь сама управлюсь.  Выходите
и не смейте подглядывать.
     Безнадежно махнув рукой, Олег вышел из ванной.
     Пока Мирослава отрезвлялась под душем, он достал из "кейса"  дорожный
кипятильник, два пакетика растворимого кофе, налил в толстостенный  стакан
воды из графина, поставил кипятить. Потом позвонил на  квартиру  Шумскому,
доложил  о  результатах  переговоров  с  Закалюком,  встрече  и  беседе  с
Мельником. Рассказал только то, что представляло  интерес  для  президента
компании. Но Шумский усомнился, что  успех  был  полным,  он  хорошо  знал
Закалюка и не представлял, что  тот  пошел  на  значительные  уступки  без
выгоды для себя.
     - Он прикарманил Дулибский филиал, что не так уже  мало,  -  возразил
Олег.
     - А как на это смотрит Мельник?
     - Сердито посмотрел. Закалюк  пытался  обставить  и  его,  а  здешний
губернатор не любит, когда его обставляют.
     - Ты знал раньше Мельника?
     -  Оказалось,  что  знал.  Довелось  как-то  повстречаться  на  узкой
дорожке.
     - Судя по твоему тону, встреча была не из приятных.
     - Из  очень  неприятных!  Это  старая  и  довольно  гнусная  история.
Когда-нибудь расскажу... Вернусь завтра первым  рейсом,  так  складываются
обстоятельства. Формальности завершит Винницкий... Да, кое-что  произошло.
Но об этом не по телефону... Спокойной ночи...



                                    31

     Положив трубку, Олег начал заваривать кофе - вода уже вскипела, когда
почувствовал, что  кто-то  стоит  за  его  спиной.  Оглянулся.  В  дверях,
обернувшись купальным полотенцем, стояла Мирослава. Настороженный  взгляд,
сдвинутые к переносице брови, плотно сжатые  губы  свидетельствовали,  что
если накануне она была пьяна,  в  чем  Олег  снова  усомнился,  то  сейчас
отрезвела и подслушала его разговор с Шумским. Ее любопытство  было  столь
велико, что она выскочила из ванной, прихватив с собой  только  полотенце,
которым сейчас безуспешно пыталась прикрыться.
     - Вы уезжаете? Что случилось?
     - Ничего из ряда вон выходящего, но так складываются  обстоятельства,
- как можно неопределеннее сказал Олег, стараясь не опускать взгляда  ниже
ее плеч.
     -  И  не  посчитали  нужным  сообщить  об  этом  небезразличному  вам
человеку?
     - Вы так неожиданно покинули клуб... Я собирался звонить вам, -  стал
оправдываться Олег.
     -  Неправда!  Я  чувствую:  что-то  произошло.  С   кем   вы   сейчас
разговаривали?
     - Со своим шефом - Шумским.
     - А кто этот человек, о котором говорили? Мельник?
     - Допустим.
     - Я же запретила вам встречаться с ним!  -  негодующе  топнула  босой
ногой Мирослава. - Какой же вы осел! Полезли к черту на рога.
     - Черт оказался не таким уж страшным.
     - Вот как! Значит нашли общий язык?
     - Договорились, скажем так.
     - И конечно за мой счет!
     - Ваш счет не пострадал, - смутился Олег, потому что в какой-то  мере
она была права, и тут же предложил: - Хотите кофе?
     - Терпеть не могу кофе, так же как и вранье! - фыркнула Мирослава.  -
Он вас дожал, я его знаю. И вы решили отступиться от  меня  во  имя  своих
делишек. Так вот, не выйдет! Ни у него, ни у вас. Я все уже решила сама...
А что это за гнусная история, в которой он был замешан?
     - Вы как следователь - вопрос за вопросом, - растерялся Олег, не зная
как реагировать на ее многозначительное, но пока еще  не  совсем  понятное
заявление, что она уже все решила.
     - С кем поведешься,  от  того  и  наберешься!  -  не  снижала  напора
Мирослава. - Днем в сквере вы допрашивали меня, теперь  моя  очередь.  Так
что не виляйте, колитесь. Я должна знать все, прежде чем  лягу  с  вами  в
постель.
     - Я не приглашал вас в постель, - вконец опешил Олег.
     Мирослава порозовела, но сказала упрямо:
     - Приглашение не требуется. Я  проиграла  пари:  информацию  о  вашей
встрече с общественностью не взяла ни одна газета.
     - Когда вы успели? - искренне удивился Олег.
     - В том-то и дело,  что  не  успела,  меня  опередили  с  материалом,
по-другому освещающим это  эпохальное  событие.  Короче,  я  была  слишком
самонадеянна, за что надо платить. Не люблю ходить в должницах!
     Она отбросила полотенце и, уже не  глядя  на  Олега,  но  не  опуская
головы, расправив плечи и прижав к бокам локти, словно на смотру,  подошла
к кровати, сдернула покрывало, легла навзничь, забросила руки  за  голову,
устремила взгляд в потолок и, казалось, окаменела.
     Олег хотел возмутиться ее очередной, на  этот  раз  преступающей  все
границы выходкой. Подумал,  что  должно  быть  она  ведет  себя  так  и  с
Завгородним, и с Мельником, а быть может даже с Леонидом  -  люди  не  зря
болтают, и это для нее так же просто, как выпить бокал столь  любимого  ею
шампанского. Но потом заметил,  как  густеет,  разливается  по  ее  щекам,
подступает к мочкам ушей пылающий румянец стыда. И понял, что ей не просто
дался этот шаг. Но почему она поступила так, не брался судить,  уже  не  в
силах отвести взгляд от простертого на  гостиничной  кровати  ослепительно
красивого женского тела, что манило, притягивало к себе и в  то  же  время
настораживало своей покорностью, едва ли не жертвенностью.  Словно  угадав
его  мысли,  Мирослава  повернулась  ничком,  зарылась  лицом  в  подушку,
заведенными за спину руками пытаясь прикрыть тугую,  обтянутую  золотистой
кожей грудь - ее решимости  хватило  ненадолго.  Эти  запоздалые  движения
стыда, как ни странно, подхлестнули Олега. Уже  ни  о  чем  не  думая,  он
подступил к девушке, опустился на колени, стал ласкать, целовать  ее  шею,
плечи, спину, грудь. Он не торопил события, чувствуя напряженность ее тела
и довольствуясь льнущим к его ладоням, губам бархатом кожи, и только когда
она расслабилась, а затем обратила к  нему  лицо,  позволила  заглянуть  в
потеплевшую синь глаз, лег рядом, привлек ее к  себе.  Мирослава  отдалась
доверчиво, но не страстно, смежив веки и шепча: "Не смотри на меня. Я тебя
очень прошу..."
     А потом спрятала лицо у него на груди и так  лежала  какое-то  время,
притихшая, умиротворенная. И вдруг рассмеялась:
     - А здорово я сыграла алкашку?
     - Здорово, я почти поверил.
     - И в то, что пришла рассчитываться поверил? - оборвала она смех.
     - Нет, конечно.
     - А что подумал. Только честно.
     Она отстранилась, заглянула ему в глаза.
     - Что же я мог подумать? - растерялся Олег.
     Он и в самом деле  не  знал,  что  подумать,  устыдившись  неприятных
мыслей, что нахлынули на него, когда она, отбросив полотенце, нагая  пошла
к кровати. Он еще плохо знал ее, и хотя успел убедиться в ее  искренности,
доброжелательности,   но   убедился    также    в    ее    импульсивности,
непредсказуемости. Надеялся, что ее поступок  продиктован  не  сиюминутным
порывом, однако полной уверенности не было.
     - Ну, к примеру, что я путана.
     - Не говори глупостей.
     - Почему же глупости? Я девушка бедная, приживалка, и  дополнительный
заработок мне не помешает.
     - Я должен спросить сколько?
     - Если спросишь, получишь по физиономии.
     - Потрясающе! Чисто женская логика.
     - А твоя  мужская  не  допускает,  что  не  все  измеряется  баксами,
шмотками, что чувство оплачивают чувством и что, быть может, я люблю тебя?
     - Не смел даже подумать, - снова растерялся  Олег.  -  Ты  не  давала
повода.
     - Нет, ты определенно питекантроп! Не давала повода. А чем по-твоему,
я занималась сегодня весь  день?  И  если  бы  только  сегодня!  Я  начала
влюбляться в тебя еще девчонкой, после того, как перешла жить к Закалюкам.
     - При чем тут Закалюки?
     - В их доме ты присутствовал незримо. Я имею в виду не только Полину,
но и Леонида Максимовича. Но,  если  с  Полиной  все  было  ясно,  то  его
отношение к тебе долго оставалось для меня загадкой. Мне казалось, что  он
чувствует себя виноватым перед тобой. Но потом поняла - он завидует тебе.
     - Чему он мог завидовать? - усомнился Олег.
     - Что ты отважился взять на себя чужую вину,  воевал  в  Афганистане,
что знаешь иностранные языки, хорошо играешь в теннис, нравишься женщинам.
И Полининому чувству к тебе завидовал: не ее ревновал - тебе завидовал.  А
вот меня ревновал и ревнует к тебе. Причем люто!
     - Почему ты так решила?
     - Не решила - знаю. Когда впервые увидела  тебя  на  похоронах  Петра
Егоровича, сразу влюбилась по уши. Если до этого  по-девчоночьи  -  заочно
увлекалась, то как увидела живьем, будто в бездонную  пропасть  свалилась.
Даже сейчас, как вспоминаю, оторопь берет. На  поминках  глаз  с  тебя  не
спускала, подмигивала со значением, как уличная девка,  -  ничего  уже  не
соображала.
     - Не представляю, как я мог этого не заметить.
     - Тебе Полина тогда глаза застилала. А вот  Леонид  Максимович  сразу
все усек и уже не отпускал меня от себя ни на шаг. Но я  перехитрила  его:
за день до твоего отъезда  под  каким-то  предлогом  осталась  ночевать  у
Савицких, и когда все уснули, прокралась к тебе в  мансарду.  Привет!  Той
ночью ты  с  Полиной  и  тоже  втихаря  подался  в  Русановку.  Потом  она
рассказывала, как Леонид Максимович застукал вас там. Но он искал не ее  -
меня. И если бы застал с тобой, убил бы обоих. Думаешь сочиняю?
     - Нет. Но признаться, не пойму его.
     - Как  тебе  объяснить?  Понимаешь,  он  считал  меня  как  бы  своей
собственностью. И в отличие от Полины, я не давала ему повода усомниться в
том. Хотя это вранье, что я спала с ним. Такого не было и быть не могло. К
тому же, тогда я была еще девицей. Но той ночью,  когда  поняла  с  кем  и
зачем  ты  ушел,  взъярилась  так,  что  побежала  к  влюбленному  в  меня
мальчишке, изнасиловала его и себя. Тебе назло! Ведь  ты  сейчас  злишься,
что не первый у меня.
     - Ничего подобного. Ты была уже взрослой, и это можно понять.
     -  Ничего  не  понял!  Тот  мальчишка  был  безразличен  мне.   Когда
опомнилась, чуть сама себя не убила. Я ведь  не  теряла  надежду,  что  ты
снова приедешь и все-таки обратишь на меня внимание. Но ты не приезжал.  И
уже на четвертом курсе нашла себе любовничка поосновательней. Правда,  без
знаний иностранных языков, высокого штиля, хороших манер -  обыкновенного,
вполне земного хамлюгу, который обращался со мной, как с уличной девкой. В
клубе ты был свидетель тому. Почему терпела? Лучшего не  нашла.  А  потом,
надо быть справедливой: он хороший журналист и я многому научилась у него.
Но если откровенно: то боялась, что если от него уйду, по рукам пойду. Вот
уже больше двух лет меня кадрят чуть ли не на каждом  шагу.  Отчасти  сама
виновата, отчасти ты.
     - Я? - удивился Олег. - В чем же моя вина?
     - Все в том же - не обратил внимания. И я  подумала,  что  не  сумела
подать себя. Вроде бы все при мне, но как-то  не  смотрелась.  Потому  что
такой феминисткой была - дальше  некуда.  И  походка,  как  у  солдата,  и
одевалась, стриглась как стройотрядовка, сигареты изо  рта  не  выпускала,
бренчала на гитаре, хрипела под Высоцкого. Не представляешь меня такой?
     - С трудом.
     - Вот и я уже не представляю. Короче, решила в  темпе  перестроиться:
отпустила волосы, стала на шпильки, с полгодика позанималась аэробикой,  а
потом  пошла  танцевать  в  самодеятельный  ансамбль.  Научилась   волчком
вертеться, коленками плечи  доставать,  попой  как  на  шарнирах  вертеть,
большего не требовалось. Но потом группа в эротику ударилась - дань  моде,
и я сдуру выступила несколько раз. Не то, чтобы  в  чем  мама  родила,  но
близко к этому. Успех был сверх ожидаемого. И  пошло-поехало:  секс-бомба,
да и только! Опомнилась, бежала без оглядки. Но реклама была уже  сделана.
А в таком городе, как наш, это навсегда... Ты меня слушаешь?
     - Я - весь внимание, - поспешил заверить ее Олег.
     Он действительно слушал ее,  но  уловив  в  ее  голосе  надрыв,  стал
успокаивающе поглаживать ее плечо.
     - Внимай без рук, меня это отвлекает, -  не  то,  чтобы  сердито,  но
достаточно серьезно, сказала Мир