эту землю,  вы  обняли  не  того,
кого следует; дали понять двум  дуракам,  что  они  дураки,  не  позволили
списать на свой прием коньяки, шампанское, черную икру. Да,  да  и  черную
икру! А растлевающий сознание трудящихся видеофильм, что вы имели дерзость
показать в конференц-зале? А ваши возмутительные умные ответы на идиотские
вопросы?
     - Слава, поверьте, сейчас мне не до шуток.
     - А я не шучу. В  нашем  городе  еще  не  привыкли  к  цивилизованным
бизнесменам, а к тем из них,  кто  к  тому  же  показывает  свой  норов  и
привыкать  не  собираются.  Неужели  не   чувствуете   свою   чужеродность
окружающей среде? Неужели не понимаете, что каждый ваш шаг,  каждое  слово
берутся на заметку, да еще перевираются потом  в  курилках,  забегаловках,
супружеских и несупружеских постелях?
     - Что же, по-вашему,  я  должен  предпринять,  чтобы  соответствовать
окружающей среде?
     - Не сражаться с ветряными мельницами! В наше время это уже не смешно
- глупо и опасно.
     - Вас это очень волнует?
     - Не очень, но волнует. В сквере вы сказали, что я небезразлична вам.
Так вот, вы тоже небезразличны мне... в какой-то мере.
     - Несмотря на мою чужеродность?
     - Приберегите  свое  остроумие  для  более  подходящего  случая!  Все
гораздо серьезнее, чем вам это представляется.  Я  знаю  о  чем  говорю  -
добром для вас встреча с Мельником не кончится.
     - На презентацию меня пригласила Полина.
     - Презентация - еще не  Мельник.  Помаячьте  там  немного,  чтобы  не
обидеть Полину, а потом  напейтесь  в  буфете,  или  напоите  меня.  Будет
предлог, чтобы испариться.
     - Но этой встречи хочет Леонид Максимович.
     - Леонид Максимович хочет только то, чего желают Геннадий Трофимович.
     - А это как понимать?
     - Так и понимайте!
     И Олег понял: она не может сказать, что ей известно о роли Мельника в
делах Закалюка и Матвеева, роли,  которую  он  до  сих  пор  недооценивал.
Очевидно сосновский губернатор кровно заинтересован в тех махинациях,  что
исподволь вершатся вокруг  распадающегося  на  глазах  объединения.  Можно
предположить,  что  Мельник  пригласил  Закалюка,  чтобы   устроить   тому
выволочку  за  какие-то  несогласованные  с   ним   действия,   а   Леонид
воспользовался  случаем,   чтобы   подставить   вице-президента   компании
"Скиф-Холдинг" и таким образом отвести  удар  от  себя.  Мирослава  что-то
знает, или, по меньшей мере, догадывается, но прямо  об  этом  не  говорит
потому, что близка и к Закалюку,  и  к  Мельнику.  А  вместе  с  тем,  она
симпатизирует  ему  -  Олегу,  и   не   хочет,   чтобы   он   был   унижен
высокопоставленным самодуром.
     Уже только за это он должен быть  благодарен  ей.  Но  желания  Олега
Савицкого и вице-президента компании "Скиф-Холдинг"  в  данном  случае  не
совпадают: если последний не может  уклониться  от  встречи  с  сосновским
губернатором, то первый был бы рад  повстречаться  с  Геннадием  Мельником
разве что в темном переулке и, разумеется, без свидетелей.  Это  при  том,
что он не тешит  себя  мыслью  о  благоприятном  исходе  беседы  с  главой
областной администрации. Но он должен встретиться с Мельником, хотя бы для
того, чтобы дать ему понять, что губернатор -  не  последняя  инстанция  в
подлунном  мире,  и  руководство  компании  найдет  управу  на  сановника,
берущего взятки "мерседесами". Шантаж? А это уж извините:  как  говорится,
чья бы корова мычала...
     Но  Мирослава  не  примет  эти  "ума  холодного   рассуждения".   Она
руководствуется эмоциями, и только эмоциями, а ее  несдержанность,  острый
язык  в  такой  обстановке  могут  спровоцировать  скандал,  что  было  бы
нежелательно. Выход один - снова поссориться.
     Решения было не из лучших, но ничего другого Олег придумать не мог.
     - Так что вы решили? - неторопливо спросила девушка.
     - Обдумываю ваш совет.
     - Думайте поскорее. А пока объясните вот что. Вы  не  любите  Леонида
Максимовича, я чувствую, а вместе с тем изображаете из  себя  его  лучшего
друга. Как это понять?
     Если бы даже Олег не искал повода для ссоры, такая постановка вопроса
в доме человека, о котором шла речь, возмутила бы его:
     - Можно хотя бы  на  этот  раз  обойтись  без  провокаций,  Мирослава
Игоревна?
     - Ах вот  как  вы  заговорили!  Нашли  к  чему  придраться.  Знакомый
приемчик, - она повернулась к нему  и  он  увидел  в  ее  глазах  сердитые
искорки. - Только меня этим не собьешь. И вы ответите на мой вопрос,  если
хотите, чтобы я отвечала на ваши.
     - У меня уже нет к вам вопросов.
     Какой-то миг девушка сердито смотрела  на  него,  но  затем  погасила
негодующие  огоньки,  скорчила  жеманную  гримаску,  выразительно   повела
бедрами.
     - Никаких вопросов нет?
     - Абсолютно никаких.
     - Какого же лешего вы избрали меня своей дамой на сегодняшний вечер?!
- закричала Мирослава, уже не сдерживая возмущения.
     - Так решил Леонид Максимович, и мне было неловко перечить ему.



                                    26

     Он добился  своего:  Мирослава  сорвала  с  себя  и  бросила  на  пол
недовязанный галстук, выбежала из комнаты, а  затем  из  квартиры,  громко
хлопнув дверью.
     Обеспокоенные Полина и Леонид, который как  оказалось  уже  вернулся,
появились  в  гостиной  одновременно.  Не  вдаваясь  в  подробности,  Олег
объяснил, что Мирослава неправильно поняла его,  обиделась  и  убежала.  И
хотя это было не совсем так, он  пытался  убедить  себя,  что  не  слишком
отступил от истины. Однако после того,  как  Леонид  устремился  за  своей
воспитанницей, Олег почувствовал себя не лучшим  образом.  Но  тут  же  со
вновь вспыхнувшей неприязнью подумал, что присутствие Мирославы на встрече
с Мельником необходимо Леониду, чтобы смягчить недовольство губернатора, и
Леонид в своем раболепстве перед всемогущим приятелем  опустился  до  роли
сводника.
     Полина стала допытывать  его,  что  произошло  и  чем  он  обидел  ее
воспитанницу.
     - Она неправильно поняла  меня.  Я  не  хотел  ее  обидеть,  -  начал
оправдываться Олег. - Не в моих правилах обижать женщин.
     - Это уж положим! - вспыхнула Полина. - Что в твоих правилах и как ты
можешь обидеть женщину, я хорошо знаю.
     Она намекала на их последнюю и не самую радостную встречу в одной  из
ялтинских гостиниц три года назад, когда в их отношениях были  расставлены
уже все точки. Однако, видя что  он  нахмурился,  порывисто  схватила  его
руку.
     - Извини, не то сказала! Я была тогда неправа. Но надеялась,  что  ты
простишь меня, как прощал не раз.
     - Не надо об этом, Полюшка.
     Он назвал ее так, как называл когда-то, когда они были близки,  когда
любили друг друга. На глаза ее навернулись слезы, но она быстро справилась
с волнением.
     - Ты прав: мы стали другими и вспоминать о  том,  что  было  когда-то
бессмысленно. Я убедила себя, что это был  сон.  Прекрасный,  но  все-таки
сон. А ты понял это гораздо раньше. И не спорь! Но ради всего святого,  не
называй больше меня Полюшкой. Это будет ранить не только меня, но и ее.
     - Кого? - не понял Олег.
     - Славу. Она знает о нас все, я ничего не скрывала. Слава мне  больше
чем воспитанница, она мне друг. Я рассказала ей о тебе,  наших  отношениях
так подробно, что вначале она была предубеждена против тебя. Но,  стремясь
развеять ее предубеждение, я переусердствовала, в какой-то момент  упустив
из виду, что она тоже женщина.
     - В каком смысле? - растерялся Олег.
     - В прямом, - скупо улыбнулась Полина. - У сестер, близких подруг так
бывает: одна невольно заражает своим чувством другую. И когда поняла  это,
ужаснулась - что я  наделала!  Но  сейчас  уже  не  жалею.  Слава  немного
взбалмошная, бывает несдержанной, резкой. Но это не более, как самозащита.
Так сложилась ее  жизнь,  что  в  самом  ранимом  возрасте  она  оказалась
незащищенной  и  должна  была  рассчитывать  лишь  на  себя.  Но  она   не
озлобилась: колючесть у нее только внешняя. Она  умеет  быть  благодарной,
отзывчивой, ласковой. А руки у нее просто золотые, она все умеет. И  детей
любит.
     - Ты что сватаешь ее мне? - разволновался Олег.
     - Не вижу ничего ужасного в этом. Я знаю тебя, знаю ее и могу судить.
     - Ничего не понимаю! Раньше ты никогда не говорила об этом, о ней.
     - Потому и не говорила. Не говорила тебе,  перестала  говорить  ей  о
тебе. Думала ее увлечение пройдет. Но  недавно  поняла  -  не  прошло.  Не
скажу, что обрадовалась, но сейчас уже знаю, так  угодно  Богу.  Пойми,  я
люблю Славу, без нее мне будет плохо. Но ей  нужен  не  просто  мужчина  -
надежный друг. А потом ей необходимо, как можно скорее  уехать  из  нашего
города. Здесь ее  угнетает  все:  могила  отца,  несчастная  мать,  глупые
сплетни, грязные домогательства. Последнее время я стала бояться за нее.
     - Что так?
     - Не знаю. Вот уже второй месяц она ходит, как  неприкаянная.  Раньше
делилась со мной всем, а с некоторых пор замкнулась, ушла  в  себя.  Но  я
чувствую - что-то давит, гнетет  ее.  Недавно  позвонил  какой-то  ужасный
субъект, я подняла трубку, он принял меня за нее и наговорил, да  что  там
наговорил - зарычал такое, что у меня волосы дыбом встали. Я  не  передала
ей и половины из того, что он нарычал, чем угрожал, но  то,  что  передала
было достаточно - ее затрясло, как в лихорадке. Тогда я стала молить Бога,
чтобы ты приехал. И он услышал меня...
     Вернулся  Леонид.  На  вопрос  Полины,  догнал   ли   он   Мирославу,
неопределенно проворчал.
     - Твое воспитание! Двадцать второй  год  пошел,  а  ведет  себя,  как
девчонка.
     Олег старался убедить себя, что не  мог  поступить  иначе:  назревали
события,  от  которых  Мирославе  с  ее  импульсивностью  лучше  держаться
подальше, но все же чувствовал себя прескверно. Обрадовался, да  так,  что
едва не подпрыгнул, когда вместе с Закалюком вышел к ожидавшей их  "Волге"
и возле машины увидел Мирославу.
     Только сейчас позволил себе признаться, что влюблен  в  эту  девушку.
Еще вчера между ними стояли казалось бы  непреодолимые  преграды,  но  они
потянулись друг к другу и преграды  рухнули  в  одночасье,  как  карточный
домик. Однако не следовало обольщаться: оставались еще Мельник  и  платье,
от Кардена, Леонид и "мерседес", ее привязанности и  увлечения,  друзья  и
подруги, расстаться с которыми ей предстоит потому, что Полина права -  ее
воспитанницу надо увезти из этого города, а Мирослава может  заупрямиться.
Так что прыгать от радости преждевременно.
     Предупреждая вопросы, Мирослава сказала,  хмуря  ровные,  шелковистые
брови:
     - Мне дали понять, что я не более как обслуживающий персонал. Поэтому
сяду рядом с водителем, как и положено обслуге. А вас, мадам и монсиньоры,
прошу сюда.
     Она демонстративно-предупредительно распахнула заднюю дверцу "Волги".
Полина укоризненно покачала головой, Леонид погрозил ей  пальцем,  а  Олег
уже не смог сдержать улыбки, что расплылась едва ли не до ушей.  Мирослава
недоуменно посмотрела на него,  а  затем  скорчила  гримаску.  Завершилась
пантомима сердитым взглядом и показом языка.
     Олег шагнул к ней, и прежде чем она успела воспротивиться,  поцеловал
ее руку.
     - Я был неправ. Обещаю больше никогда не обижать вас, Слава.
     Она  растерянно  захлопала  ресницами,  потом  неопределенно   повела
плечами, сказала, стараясь придать своему голосу насмешливое звучание:
     -  Поживем  -  увидим,  -  но  тут  же   зарделась,   отвела   глаза,
пробормотала: - Не думайте, я не в том смысле.  И  вообще  не  смейте  так
думать обо мне.
     И поспешила сесть в машину.
     Настроение Олега улучшилось на целый порядок. Назревающие события уже
не рисовались ему в мрачном свете.
     Маневры  и  махинации  упряжки  Закалюк-Матвеев  вряд  ли  связаны  с
событиями одиннадцатилетней давности. В  той  авантюре  Леониду  досталась
роль рядового исполнителя и очень сомнительно, что спустя столько лет  ему
позволили пользоваться ее плодами. Его и  Матвеева  махинации  объясняются
тривиально: экономика, финансы страны  трещат  по  всем  швам,  переход  к
рыночным отношениям пока что привел к базару, где правит беспредел. И если
ты не принял правил новой игры, не сумел понять, что  от  тебя  требуется,
мечешься из стороны в сторону, не видя дальше кончика собственного носа  и
помышляя только о сиюминутной выгоде, тебя  непременно  подхватит  грязный
поток, в котором тщетно заботиться о чистоте своих воротничков. Но  делать
из этого трагедии не стоит:  таких  Закалюков  сейчас  тысячи,  поэтому  в
общении с ними надо исходить  из  сложившихся  реалий  и  не  морализовать
попусту.
     Хуже, что Мельник домогается благосклонности Мирославы, чему она дала
повод, но сейчас уже  жалеет  об  этом  и  не  знает,  как  избавиться  от
высокопоставленного ухажера. Хотя не  исключено  другое  -  она  не  хочет
порывать со столь щедрым поклонником, но ей неловко перед Олегом,  в  чьих
глазах старается не ронять себя. Впрочем, ее не всегда можно понять. Она и
себя, верно, не всегда понимает  -  слишком  сильны,  трудно  укротимы  ее
эмоции, что нередко хлещут через край. Но с этим ничего  не  поделаешь,  к
этому следует как-то приноровиться.
     Надо надеяться, что у Мельника хватит ума не затрагивать эту  тему  в
беседе с вице-президентом компании, даже если  Мирослава  не  преувеличила
значимости их отношений. Властолюбцы,  как  правило,  не  жертвуют  своими
деловыми интересами во имя любовных интрижек. А интересы Мельника в  делах
Закалюка и Матвеева немалые. Не зря  так  суетится,  вибрирует  к  Леночке
Закалюк накануне этой встречи, на которой придется ему  держать  ответ  за
какие-то погрешения перед  всемогущим  боссом...  Стоп,  Олег  Николаевич!
Кажется, приехали. А не Мельник  ли  тот  человек,  который  по  образному
выражению Василя Брыкайло, правит упряжкой Закалюка и Матвеева? Губернатор
- "крестный отец" мафии? А почему бы и нет? Добропорядочные  чиновники  не
дарят своим пассиям платья от  Кардена,  не  берут  взятки  "мерседесами",
компроматами на них не торгуют  отставные  милицейские  генералы,  они  не
посещают облюбованные мафиозными структурами спортивные бассейны. Конечно,
в  задачу  вице-президента  холдинговой  компании  не  входит  изобличение
"крестного отца" местного мафиозного клана - выражаясь словами Винницкого,
это занятие не для любителя. Но выводы  для  себя  сделать  не  мешает.  И
первый из них заключается в том, что теперь фигура Кошарного предстает уже
не в столь  зловещем  свете.  При  всем  тумане,  напущенном  вокруг  него
Сероштаном, Зульфией, Романом и отчасти Брыкайло, бывший сексот, очевидно,
не более, чем бригадир рэкетиров или руководитель службы  безопасности  СП
"Атлант", что в общем-то одно и то же. Следовательно, если Олег поладит  с
Мельником, то с его помощью можно будет припереть Кошарного к стенке...


     До клуба добирались около получаса -  центр  города  и  магистральный
Городокский  проспект  были  запружены  машинами,  пробки  образовались  у
каждого светофора. За всю дорогу не  было  произнесено  ни  слова,  каждый
думал о своем. Леонид курил,  чему  Олег  подивился.  За  многие  годы  их
знакомства он видел Леонида с сигаретой считанные разы, в  основном  после
праздничных, дружеских застолий, когда за компанию балуются табачком и  не
курящие.  А  тут  сигарета  без  видимой  причины,  да  еще  в  до  отказа
заполненном салоне автомобиля. Полина недовольно морщилась, рукой отгоняла
дым, украдкой косясь на сидящего по другую ее руку Олега - не замечает  ли
ее недовольство? Олег делал вид,  что  не  замечает,  смотрел  в  окно  на
разноцветие огней вечерних улиц, но думал  о  том,  что  Леонид  и  Полина
никогда не считались друг с другом,  а  лишь  заботились,  чтобы  их  союз
выглядел внешне пристойно.
     Леонид не  скупился  на  ее  туалеты,  дорогие  украшения,  а  Полина
безропотно устраивала приемы, банкеты для нужных Леониду и  неприятных  ей
людей, мирилась со сплетнями, что о ней распространяли, огорчалась, но  не
протестовала, когда эти люди совращали ее воспитанницу. Зато без  зазрения
совести наставляла мужу рога, да и он, очевидно,  не  оставался  у  нее  в
долгу. Вряд ли они объяснялись по этому поводу: ни он, ни она не  привыкли
каяться,  свои  поступки  всегда  считали  единственно   правильными,   не
подлежащими  критике,  что  не   могло   способствовать   взаимопониманию,
доверительности. Этим, должно быть, объясняется их отношение к  Мирославе,
которую они удерживают при себе не только потому, что привязались  к  ней,
но главным образом потому, что  ее  присутствие  заставляет  сдерживаться,
сглаживает острые углы,  что  все  же  лучше  бесконечных  ссор,  мелочных
разборок, непонятных и неприятных обид.



                                    27

     Клуб  объединения  подавлял  своими   размерами,   обилием   мрамора,
хрустальных  люстр,  просторами  вестибюлей,  залов,  невесть   для   чего
предназначенных - в них  терялись  организованные  Фондом  выставки  работ
местных художников, ваятелей,  резчиков  по  дереву,  чеканщиков,  а  люди
чувствовали себя неуютно. Приглашенная  публика  отличалась  степенностью,
возрастом более близким к пожилому, чем к среднему,  строгостью  костюмов,
платьев, причесок у одних и умеренной  экстравагантностью  у  других  -  в
основном людей творческих профессий. Устроители угадывались по озабоченным
лицам, нервозности - начало презентации непозволительно затягивалось.
     Леонида  и  Полину  окружила  толпа  взволнованных   людей,   которые
заговорили разом, перебивая друг  друга,  а  затем,  подхватив  под  руки,
увлекли их в разные стороны. Олег остался с Мирославой  и  в  который  раз
подивился ее неузнаваемости: притихшая, казалось бы умиротворенная, она  с
неопределенной и как бы предназначенной  всем  улыбкой  разглядывала  зал,
томящуюся в  ожидании  публику,  снующих  распорядителей,  ни  на  ком  не
задерживая взгляда. Но вот обернулась к Олегу, улыбнулась мягче, и  как-то
очень просто, словно делала это  не  раз,  взяла  его  под  руку,  сказала
полувопросительно:
     - Идемте, посмотрим работы вышивальщиц.
     Они пересекли зал, затем вышли в коридор, который  привел  их  еще  в
один зал. Мирослава то и дело здоровалась со знакомыми, обменивалась иными
из них короткими репликами,  но  не  останавливалась  ни  с  кем,  как  бы
подчеркивая, что занята своим кавалером, которого не может оставить ни  на
миг. Олег тоже встретил знакомых - полную даму  в  летах  с  легкомысленно
взбитыми   кудряшками   крашенных   волос,   которая   когда-то   работала
ответственным секретарем общества "Знание", и худосочную женщину с птичьим
лицом - в прошлом, а может быть и в настоящем, директора  этнографического
музея. Обе дамы  приветливо  улыбнулись  ему:  толстуха  во  весь  рот,  а
директриса только уголками губ. Олег любезно раскланялся с обеими.
     На него и Мирославу обращали внимание все, их  провожали  любопытными
взглядами, а кое-кто даже перешептывался им вслед. Мирослава, казалось, не
замечала  этих  взглядов,  полушепота   и   не   спешила   уйти   с   глаз
любопытствующих. Олег подумал, что она демонстрирует себя в паре с  ним  в
расчете то ли досадить кому-то,  то  ли  заявить  таким  образом  о  своей
независимости, праве на выбор.
     - Не обращайте на них внимания, - словно угадав  его  мысли,  сказала
девушка. - Им скучно, а тут хоть какое-то развлечение. Пусть почешут языки
на наш счет.
     - Неужто мы производим предосудительное впечатление?
     - Такое впечатление произвожу я. В приличном  обществе  должна  быть,
как минимум, одна неприличная особа, которая своим присутствием  возвышала
бы членов этого общества в собственных  глазах.  Величина,  как  известно,
познается в сравнении.
     - Считаете себя неприличной?
     - Так считают  они.  Уже  мой  статус  великовозрастной  воспитанницы
довол