тараюсь  сделать  для  вас
все, что смогу.
   - Да, я вам советую постараться.
   - Вы могли бы не говорить мне этого, Бен.
   - Я просто хочу, чтобы не было недоразумений. Если  Холл  доберется  до
меня, то я буду не единственный, до кого он доберется.
   - Напрасно вы мне это говорите, Бен. Это несправедливо. Я только  хочу,
чтобы вы были так же осторожны, как я.
   - Если я влипну, так и вы влипнете. Вот что справедливо, по-моему.
   - Я не собираюсь ссориться с вами, - сказал Бэнт.
   - Нет, я  знаю,  черт  подери,  что  вы  не  собираетесь.  Но  если  вы
воображаете, что я уступлю свой бизнес только потому, что какой-то  мелкий
воришка, хулиган этого хочет,  а  какой-то  адвокатишка  вздумал  на  меня
коситься, - так вы попросту рехнулись. - Тэккер обернулся к Джо и  Уилоку.
- Слышите вы? - закричал он.
   Оба с  испугом  взглянули  на  него,  но  не  сказали  ни  слова.  Бэнт
направился к двери.
   - Постойте, - сказал Тэккер. - Мне еще нужно получить от вас разрешение
на револьвер для Уилока.
   Бэнт, обернувшись, посмотрел на Тэккера с удивлением.
   - Да, - сказал Тэккер. - Хочу посмотреть, можете ли вы  для  меня  хоть
что-нибудь сделать за те деньги, которые я вам плачу.
   - Сейчас? Ночью?
   - Да, сейчас, сию минуту. Вот  телефон.  -  Тэккер  показал  на  ночной
столик. - Если вы ничего не можете для меня сделать, какого дьявола я  вам
плачу?
   - Мне не нужен револьвер, - сказал Уилок.
   Тэккер повернулся к нему, все еще показывая пальцем на телефон.
   - Помолчите, - сказал он. - Помолчите и не суйтесь не в свое дело.
   Бэнт спокойно стоял и думал. Он думал о том, что Тэккер  того  и  гляди
сорвется с цепи, и, пожалуй, лучше,  не  теряя  времени,  арестовать  его,
чтобы опередить Холла. Но Бэнт знал Тэккера давно, работал с  ним  уже  не
первый год. Он знал, что в критическую минуту Тэккера можно будет прибрать
к рукам. Так бывало и раньше. К тому же время еще есть, - он всегда успеет
опередить Холла в случае скандала. Он узнает об этом раньше, чем Холл.
   - Уилоку придется оставить отпечатки пальцев, - сказал он. -  Лучше  бы
сделать это утром.
   - Я хочу, чтобы это было сделано сейчас, - сказал Тэккер.
   - Хорошо, Бен, но только вы зря поднимаете шум из-за пустяков.
   - Для меня это не пустяки.
   - Послушайте, - сказал Уилок. - Я устал. Чего я потащусь среди  ночи  в
Главное управление?
   - Ладно, - сказал Тэккер. - Но я хочу,  чтобы  вы  сейчас  же  при  мне
договорились обо всем по телефону,  так,  чтобы  завтра  не  было  никаких
задержек.
   Разрешения на оружие выдавались только за подписью начальника  полиции.
Бэнт с улыбкой  взрослого,  потакающего  капризам  избалованного  ребенка,
направился к ночному столику.
   - А телефон в порядке? - спросил он, указывая на аппарат.
   - Да, да, в порядке, - ответил Тэккер. - Никто не знает, что  я  здесь.
Они не могли еще никого подсадить.
   Все молчали, пока Бэнт  говорил  по  телефону.  Начальника  полиции  не
оказалось дома; Бэнт позвонил его заместителю, и в трубке  послышался  его
голос - тонкий и скрипучий.
   - Это для одного из моих друзей, - сказал Бэнт и  повторил  фамилию  по
буквам: "У-и-л-о-к".
   - Это адвокат Тэккера? - услышали они вопрос заместителя начальника,  и
Уилок сморщился и беспомощно поглядел вокруг.
   - Я бы очень хотел оказать ему эту любезность, - сказал Бэнт. Потом они
услышали,  как  заместитель  начальника  полиции  назвал   Бэнту   фамилию
чиновника, которому утром будет поручено это дело, и прибавил,  что  Уилок
может прийти завтра в любое время после девяти часов утра.
   Передав весь разговор Тэккеру, Бэнт улыбнулся.
   - Вы знаете, - сказал он спокойным, дружелюбным тоном, - это  не  такой
уж пустяк - заставить полицию держаться подальше от карточек вашего Рудди.
   Тэккер, видимо, смутился.
   - Что верно, то верно, Эд, - сказал он.
   - Вы не совсем в своей тарелке, правда? Развинтились немножко?
   - Вы сами знаете, со всяким бывает. - Тэккер виновато улыбнулся.


   Когда Бэнт ушел, Джо спросил, не думает ли Тэккер,  что  Фикко  намерен
захватить Лео.
   - Я не гадалка, - ответил Тэккер.
   - Мне нужно знать! - сердито закричал Джо. - Лео сам за  себя  постоять
не может, а если я  скажу  ему  про  Фикко,  он  совсем  ошалеет  и  может
натворить черт знает что.
   - Он будет делать то, что надо, как все.
   - Я не думаю, чтобы Лео рисковал больше, чем любой  из  нас,  -  сказал
Уилок.
   - Да, - сказал Тэккер. - Вы слышали - Джилиам ведь говорил,  что  Фикко
не собирается трогать Лео. Если уж он за кем-нибудь охотится, так  это  за
мной. Что ему за интерес возиться с вами?
   - Хорошо! - воскликнул Джо. - Почему же нельзя было сразу сказать и  не
тянуть меня за душу?
   Джо вскоре ушел, все еще взволнованный и злой,  и  с  Тэккером  остался
один Уилок. Джонстон дождался Бэнта и повез его в  безопасное  место,  где
Бэнт должен был пересесть в такси.
   - Попали в переделку, - сказал Тэккер.
   - Да, и я до сих пор не знаю, что вы решили делать.
   - Не так-то легко решить. - Тэккер поскреб  подбородок,  уставившись  в
пол, потом поднял глаза на Уилока. - Если я посажу  своих  ребят  в  банк,
чтобы держать Фикко подальше, - сказал он, - выйдет, что я  снова  с  ними
связался, и все начнется сначала - опять мы будем замараны, так?
   - Так.
   - А если я уберу этого сукина сына или хотя  бы  припугну  его,  пойдет
кавардак, и всех нас выволокут на свет божий, и газеты вцепятся в  нас,  а
больше всего неприятностей нужно ждать от Бэнта. Я знаю этого субъекта.  Я
всех их знаю. Бэнт забьет мне мяч в ворота раньше,  чем  этот  адвокатишка
Холл успеет скинуть свитер и вступить в игру.
   - Не сомневаюсь. Так что же вы думаете делать?
   - Пока еще не знаю, - сказал Тэккер. - Но я вложил в  это  дело  110000
долларов и могу сказать вам одно: я отправлю и Фикко, и Холла, и Бэнта,  и
всю их треклятую шайку к черту в пекло, прежде чем  позволю  хоть  пальцем
тронуть мой бизнес.
   - И себя самого?
   - Что?
   - Себя самого тоже к черту в пекло? И себя туда же?  -  Уилок  улыбался
неприятной, натянутой улыбкой.
   - К черту! Это мои деньги. Больше я ничего знать не желаю. Деньги  мои,
и они должны принести мне доход. Вот все, что я знаю.



        "4"

   Тэккер сказал Уилоку, чтобы  он  постарался  никому  не  попадаться  на
глаза, когда будет  выходить  из  дома.  Поэтому  Генри  попросил  лифтера
позвать для него такси. Он объяснил, что простужен и  не  хочет  ждать  на
улице.
   Генри стоял в вестибюле, пока такси не подъехало к  подъезду,  а  потом
торопливо проскочил тротуар,  низко  надвинув  шляпу  на  глаза  и  подняв
воротник пальто. Он сказал шоферу адрес своей  квартиры  на  Сентрал  Парк
Уэст. Туда было всего ближе.
   Когда машина тронулась, Генри представилось вдруг, как он  пробегал  по
тротуару. "Как заправский бандит, - подумал он, - с маской на  лице".  Ему
пришло в голову, что он тем самым сразу выдал лифтеру,  что  за  птица  их
новый жилец. Но потом решил, что, быть  может,  это  ерунда.  Быть  может,
лифтер поверил, что  он  простужен  и  закутался  так,  боясь  прохладного
ночного воздуха. Генри рассмеялся.  Он  рассмеялся  громко,  -  отрывистым
невеселым, судорожным, как плач, смехом. "Ну вот, - подумал он, - вот я  и
вышел в люди, достиг положения, - раз теперь уж  нужно  врать,  чтобы  мне
поверили, что я не бандит в маске".
   В квартире на Сентрал Парк Уэст пахло  плесенью.  Уилок  не  был  здесь
давно. Его слуга жил в квартире на Парк авеню, а дворецкого и экономку  он
держал в квартире на Пятьдесят  восьмой  улице.  Уилок  прошел  на  кухню,
достал кусок льда, положил его в стакан и  почти  до  краев  налил  виски.
Подняв стакан, он задумчиво посмотрел на него. - "Лед - та же вода,  можно
не разбавлять", - подумал он.
   Он выпил виски залпом, как воду, не отнимая стакана от губ, и,  опустив
стакан,  с  минуту  постоял,  ожидая  действия  алкоголя.  Но  ничего   не
почувствовал.
   "Я знаю, что мне нужно: коньяку, - подумал он. - Мягче на вкус".
   Генри прошел в столовую, достал бутылку коньяку и внимательно посмотрел
на этикетку. Он читал ее, но не видел, что читает.
   "Сейчас возьму коньяку, и джину, и хлебной водки, -  подумал  он,  -  и
кукурузной водки, и виски, и рома, и ликера, и  пива.  Смешаю  все  это  и
обопьюсь, и лопну. А что толку? Раз счастье изменило, его не вернешь".  Он
налил коньяку в бокал. Рука у него дрожала, и он налил больше, чем  хотел.
"Счастье мне изменило - навсегда, до конца дней моих", - думал он.
   Генри выпил коньяк так же, как пил виски - не отнимая бокала от губ,  и
с минуту стоял, ожидая. Он слышал свое дыхание. Он дышал носом, медленно и
ровно, дыхание было едва слышным, и от него щекотало в носу.
   С некоторых пор у Генри появился тик. Внезапно угол рта у него  начинал
дергаться. Это продолжалось несколько  минут,  а  потом  проходило.  Когда
Генри стоял,  ожидая,  чтобы  подействовал  коньяк,  тик  появился.  Генри
чувствовал, что у него дергается вся правая сторона рта. Он приложил  руку
к щеке и  почувствовал,  как  щека  дергается  у  него  под  пальцами.  Он
попытался удержать ее, но щека продолжала дергаться  под  пальцами.  Генри
рассмеялся и снова налил себе коньяку, больше, чем в первый  раз.  "Ну  уж
теперь, кажется, основательная порция", -  подумал  он  и  жадно  облизнул
губы. Он опять залпом осушил стакан и снова  постоял,  ожидая.  Он  держал
бутылку в одной руке, бокал - в другой. "Я уже вкатил в себя около пинты",
- подумал он.
   Но он ничего не чувствовал,  кроме  теплого,  вяжущего  вкуса  коньяка.
Теплый вяжущий вкус наполнял рот, проникал в горло  и  растворялся  где-то
внутри. Уилок снова наполнил бокал, поставил бутылку и осторожно  приложил
руку к груди.
   Грудь его распирало от тревоги, и ему показалось, что, приложив руку  к
груди, он физически ощутит эту тревогу. Но он ощутил только  свое  сердце.
Оно билось учащенно и так отчетливо, словно он держал его в руке.
   Щека все еще дергалась. Уилок взял стакан с коньяком, подошел к зеркалу
над камином и посмотрел на свою дергающуюся щеку. На взгляд тик был не так
заметен, как ему представлялось. Это было только легкое дрожание  мускула,
но оно не проходило. Тик слегка оттягивал рот на сторону, отпускал  -  рот
становился на место, потом тик снова его  оттягивал.  Уилок  смотрел,  как
дергается щека, и ему хотелось рассмеяться, чтобы подавить  нараставший  в
нем страх; он поднес стакан к губам, желая проверить, дергается  ли  щека,
когда он пьет. Щека не дергалась.
   "Что ж, - подумал Уилок, - по крайней  мере,  я  нашел  лекарство".  Он
ласково похлопал по стакану.  "Милый  коньячишка,  старушка-микстурка",  -
подумал он и нежно посмотрел на стакан.
   Как только Уилок перестал  пить,  тик  возобновился.  Казалось,  кто-то
сидит у него за щекой и,  точно  балерина,  дергает  ножками.  "Прямо-таки
цирк", - подумал Уилок.
   - Давай, давай, крошка, - сказал он вслух, - жарь веселей!
   Голос его громко отдался в пустой квартире. Уилок испуганно  оглянулся.
"Если я не уберусь отсюда, - подумал он, - так всю ночь буду строить  рожи
самому себе".
   Он допил  коньяк,  подошел  к  столу,  чтобы  поставить  стакан,  снова
наполнил его, быстро осушил и снова застыл, выжидая. Коньяк не действовал.
"Очевидно, - подумал Уилок, - мне нужно огреть себя  бутылкой  по  голове,
чтобы получился какой-нибудь толк".
   Уилок быстро вышел из квартиры. Стоя на площадке в ожидании  лифта,  он
тяжело вздохнул. Потом вспомнил, что не выключил свет.  "Пускай  горит,  -
подумал он. - Пусть себе светит,  окаянный.  Пусть  мои  деньги  хоть  раз
прольют свет во тьму, вместо того чтобы нагонять мрак".
   Уилоку было страшно вернуться в пустую квартиру.


   Спустившись вниз, Уилок  вызвал  такси  и  сказал  шоферу  адрес  своей
квартиры в центре. По дороге он передумал и велел  отвезти  себя  на  Парк
авеню. Потом сказал шоферу, чтобы он вез его на Сорок девятую улицу,  угол
Бродвея.
   Шофер обернулся и посмотрел на него.
   - Не беспокойтесь. - Уилок рассмеялся. - Рано или поздно мы куда-нибудь
приедем. - Он прислонился к спинке и положил ноги на откидное сиденье.  "А
ну его к черту, - подумал он. - Плевал я на него, и на то, что он  думает,
и почему он думает, и зачем он думает. И кто он  такой,  чтобы  думать,  и
вообще, какого черта он думает!"
   Уилок решил, что Бродвей сам  о  нем  позаботится.  "Там  каждый  может
получить то, что ему нужно, - думал он. -  Даже  глубокий,  крепкий  сон".
Теперь, когда он с облегчением откинулся на спинку сиденья,  ему  внезапно
вспомнилась Дорис. Уилок совсем не думал о ней с  того  странного  вечера,
который они провели вместе в день Благодарения, почти  две  недели  назад.
Но, вероятно, он подумал о ней минутой раньше.  Обозрение  "Чья  возьмет!"
давали в театре на углу Сорок девятой улицы и Бродвея. Нет,  решил  Уилок,
какой смысл? Чем  она  отличается  от  любой  танцовщицы,  каких  сотни  в
Нью-Йорке? Найдется сколько угодно  лучше  нее.  Телефонная  книга  битком
набита ими. Потому, вероятно,  эта  книга  такая  и  пухлая,  что  там  их
полным-полно.
   Генри вышел из машины на углу Сорок девятой улицы и Бродвея, постоял  с
минуту, решая, куда ему пойти, и отправился разыскивать  Дорис,  думая  по
дороге, что он идиот, она уморит его со скуки, ему будет тошно с ней, и он
сам себе будет тошен, потому что она будет лезть к  нему,  и  это  слишком
легкая победа, и она слишком молода, и в ней  нет  никакого  шика,  и  она
глупа, пуста и невежественна, и лицо без выражения,  и  фигура  угловатая,
как  у  подростка,  и  нужно   быть   расслабленным   старикашкой,   чтобы
соблазниться ею, и вообще она слишком то и слишком это, и в ней нет того и
нет другого, и, в конце концов, стоит ему спуститься в метро, и он тут  же
найдет что-нибудь получше. Он думал все это, продолжая идти туда, где была
Дорис, и смеялся над собой, что идет туда, и  злился  на  себя  и  говорил
себе: "Что на меня напало? Рехнулся я, что ли? Мне и без нее тошно". И все
же продолжал идти.
   У входа для артистов Уилок увидел знакомого швейцара, и тот сказал, что
мисс Дювеналь недавно ушла с другими герлс и, вероятно, они сейчас сидят в
аптекарском магазине "Большой Белый Путь" на Седьмой авеню.
   - Там кладут два шарика мороженого в шоколад гляссэ, - объяснил  он,  -
поэтому девушки и любят ходить туда.


   Аптекарский магазин был так ярко освещен, что свет больно  резал  глаза
Уилоку. Он увидел длинную комнату, расположенную в  форме  буквы  "Г",  со
столиками в глубине. Оттуда доносился  щебет  девичьих  голосов  и  легкий
шорох шагов, и Уилок медленно пошел на этот щебет, мигая и щурясь.
   Девушки, по-видимому, чувствовали себя здесь, как дома. В то время  как
Уилок подходил к ним, одна из девушек, обнаружив на прилавке губную помаду
новой марки, громко взвизгнула, и остальные девушки обступили ее  со  всех
сторон, желая посмотреть, что она нашла, и тоже подняли визг,  тесня  друг
друга и наваливаясь всем телом на прилавок, ограждавший от них  двух  юных
фармацевтов. Они наперебой кокетничали с равнодушно ухмылявшимися молодыми
людьми и старались перевизжать друг друга, и строили  глазки,  и  надували
губки, и охали, что помада такая дорогая, и вертелись во  все  стороны,  и
хихикали, подталкивая друг друга.
   "Они практикуются на этих юнцах", - подумал Уилок. Он стоял поодаль  со
шляпой в руке. Лицо его было бледно. Волосы слиплись на лбу, а на  макушке
встали торчком. Щека снова дергалась. Уилок  увидел  Дорис:  надув  губки,
гримасничая, она стояла в  самой  гуще  шумной  толпы  у  прилавка.  Уилок
приложил руку к щеке. Тик не прекращался. Он прыгал  под  пальцами,  точно
живой.
   Дорис  перестала  гримасничать.  Она  направилась  к  своему   столику,
соблазнительно раскачиваясь на  ходу,  села,  громко  засмеялась  чему-то,
пососала шоколад через соломинку, подняла голову, чтобы позвать кого-то из
девушек, все еще толпившихся у прилавка, и увидела Уилока. Генри  заставил
свои губы раздвинуться в широкой приветственной улыбке. Он старался  унять
тик. Дорис не улыбнулась ему в ответ. Она сидела и смотрела  на  него,  не
двигаясь, слегка приподняв голову, с пузырьками шоколада на  губах.  Генри
медленно подошел к ней. Он все так же держал шляпу в руке,  и  на  усталом
лице застыла широкая улыбка.
   Дорис давно рассказала подругам про Уилока.
   - Я знаю эту породу мужчин, - сказала одна из девушек. - Я бы на  твоем
месте не стала заходить с ним слишком далеко.  -  Она  сказала  это  очень
серьезно, словно знала что-то такое, о чем не хотела говорить. А  впрочем,
девушки ведь вообще любят делать вид, что знают больше, чем им известно.
   - Я ни о чем даже не заикалась, - сказала Дорис. - Я  просто  сидела  в
машине, а он сам выскакивал и все покупал. Я не  вижу,  что  тут  дурного,
если человеку так хочется.
   - Да, но какому человеку? Вся штука в том - какой человек!
   В конце концов выяснилось, что  подруга  видела  Уилока  как-то  раз  в
ночном кафе, и ей сказали, что это адвокат крупной шайки гангстеров.
   - Не вижу ничего плохого в том, что он адвокат, - сказала Дорис. Но все
же она была смущена. В кинофильмах такие  адвокаты  вели  себя  ничуть  не
лучше, чем сами гангстеры.
   Вот почему Дорис сидела неподвижно, смотрела на Уилока во все  глаза  и
не знала, что ей говорить и что  делать.  Девушки  притихли,  когда  Генри
начал пробираться между ними. Он остановился перед Дорис.
   - Я заглянул сюда, чтобы выпить стаканчик содовой, - сказал он, - а мне
преподносят персик.
   - Так я вам и поверила.
   Ее голос раздражал Уилока. В нем звучало  самое  дешевое  жеманство,  и
притом он был очень высокий,  и  писклявый,  и  бесцветный,  и  все  слова
казались эхом чьих-то пустых фраз. Уилок досадливо оглянулся на ее подруг.
Одна из них присела к столику рядом с Дорис, а остальные  стояли  поодаль,
старательно делая вид, что не замечают Уилока.
   - Пойдемте куда-нибудь, - сказал Генри.
   - Я устала, - сказала Дорис.  -  Всю  неделю  каждый  вечер  где-нибудь
бываю. Мне нужно пойти домой и выспаться.
   - Да ведь сегодня только вторник.
   Дорис посмотрела на него растерянно. Она спутала дни.
   - И потом я совсем не одета, - сказала она.
   - А мы пойдем куда-нибудь, где, чем меньше надето, тем лучше.
   - Фу, мистер Уилок! - Лицо ее вспыхнуло. - Прошу вас!
   Генри не слушал ее. Он старался представить себе ее обнаженные ноги,  и
мягкий белый живот, и груди, которые он видел раз в  ревю,  -  и  не  мог.
Видение это не удерживалось у него в мозгу  -  оно  улетучивалось  так  же
быстро, как алкоголь.
   Он не мог ни о чем думать, не мог ничего чувствовать, кроме клокочущего
беспокойства в груди.
   - Идем! - сказал он. Голос  его  прозвучал  резко  и  повелительно.  Он
услышал свой голос и, принудив себя улыбнуться, добавил с расстановкой:  -
Вы только зря тратите драгоценное время.
   Дорис начала было говорить, что этак  не  годится,  надо  предупреждать
заранее, но Генри сунул руку в карман и вытащил объемистую пачку денег.
   - Где ваш счет? - спросил он.
   Дорис встала и запахнула на себе пальто. Генри заметил, что на ней было
то же самое пальтишко с дешевым меховым воротником, что и в  прошлый  раз.
Она молча протянула Генри счет. Ей  еще  никогда  не  приходилось  видеть,
чтобы у человека было столько денег в руках.
   Девушки проводили ее прощальными возгласами; одна из них сказала:
   - Смотри, не делай ничего такого, чего бы я не стала  делать  на  твоем
месте.
   И Дорис ответила:
   - Не могу себе представить, киска, что бы это могло быть.
   Другая девушка, та, что предостерегала Дорис против Уилока, потому  что
он гангстеровский адвокат, крикнула звонко и язвительно:
   - Гляди в оба, как бы тебе не подсунули фальшивую монету!
   Дорис ничего не ответила.
   Уилок, кивая и улыбаясь, помахал девушкам  на  прощанье  рукой,  но,  в
сущ