ируя себя  опасениями  за  "качество  жизни".  Я
открыл дверь: действительно на пороге стоял Владимир, он сделал мне знак
- "не шуметь" и жестом пригласил выйти на улицу. Мы  прошли  за  дом  со
стороны садового участка: там над двумя телами уже трудились  "Кудрявый"
и Коля Мельник. Мне объяснили, что в критический момент двумя выстрелами
удалось свалить "охотников за нашими черепами", потом, пока они были без
сознания, им  сделали  приличную  дозу  обезболивающего  и  снотворного,
теперь требовалось перевязать раны.
   Это только в кино показывают азартную стрельбу  раненых  ковбоев,  не
чувствующих боли. В жизни все иначе: практически  любой  точный  выстрел
вырубает сознание противника. Наши охотники  получили  пули  в  плечевое
сплетения правой руки и моментально  лишились  чувств  от  шока.  Они  и
взвизгнуть-то не успели, только рухнули снопами под ноги  нашей  охраны.
Мне пришлось повозиться с остановкой  кровотечения,  ибо  были  серьезно
повреждены нервные и сосудистые сплетения  у  злоумышленников.  Владимир
подогнал машину плотнее к дому, отгородив тем самым от глаз соседей поле
сражения. Это был микроавтобус с  затемненными  стеклами:  тела  раненых
погрузили во внутрь, "Кудрявый" и Мельник остались охранять "дохлятину",
а я с Владимиром возвратился в дом. Олег и дамочки все еще спали, мы  не
стали их  будить,  а  приготовили  чай.  Было  около  пяти  часов  утра.
Наконец-то "домоседы" прочухались и никак не могли взять в толк, что  за
ранние гости их навестили. Я всегда поражался умению Владимира создавать
покой в душах тех, с кем  его  сводили  обстоятельства.  Интересно  было
узнать: таким  же  доброжелательным  остается  этот  парень-громила  при
"экстренном потрошении", то есть при  допросе  вражеских  лазутчиков.  Я
думаю, что  там  он  действует  иначе  -  умеет  создавать  неотвратимое
впечатления "Вселенской кары", ожидающей тех,  кто  не  спешит  правдиво
отвечать на его вопросы.
   Владимир миролюбиво разговаривал со мной и  Олегом  -  ни  словом  не
обмолвившись  о  нарушении  нашего  договора  о   конфиденциальности   и
строжайшей дисциплине. Мне даже показалось, что он  рад  случившемуся  -
особенно его благополучному финалу. Можно заподозрить наших орлов в том,
что они прекрасно прогнозировали мое и  Олега  поведение,  провоцировали
нас на отступление от договора, дыбы "просветить" тайную охоту за  нами.
Иначе как можно понять столь быстрое и качественное реагирование "группы
захвата" - явно ребята "пасли" нас и тех, кто за нами охотился. В  таком
случае нам намеренно отводилась роль "живца"!..
   Скоро мы  собрались  и  гурьбой  стали  загружаться  в  микроавтобус:
нашу-то машину будет доставлять в город "Кудрявый" - она теперь с  явной
"наколкой". Увидев "дохлятину", наши дамы, скорее  всего,  обоссались  и
притихли, выставив бледные и утончившиеся от напряжения носы.  Им  стали
понятна сложность и серьезность "мужской работы"…  Они,  суки  пушистые,
наконец-то  поняли,  как  много  ответственного  заключается  в  истинно
рыцарских тайнах - это вам не белье стирать в автоматическом агрегате  с
зубощекочущим  именем  "Indesit",  а  потом  проглаживать  его   утюгом,
наделенным трогательно-нежной транскрипцией "Melissa supreme"
   Всю дорогу Владимир говорил о пустяках: рассказывал о рыбной ловле  в
Австралии, показывая тонкие знания в этой области.  Лишь  около  совхоза
"Шушары" он отзвонился кому-то по мобильнику. Когда прибыли в город,  то
в районе станции метро "Электросила" притормозили. Нашу бригаду  усилили
тремя парнями, очень похожими на "старших  научных  сотрудников".  А  мы
пересели в черную "Волгу" и продолжили свой путь. Около "Сенного  рынка"
Владимир остановился  и  попросил  женщин  в  сопровождении  "Кудрявого"
сходить  на  рынок  за  зеленью  и  фруктами,  с  нами  же   он   затеял
ответственный разговор.
   - Александр Георгиевич, вы разумный человек,  -  начал  он  издалека,
словно я и сам не  ведал  о  своей  близости  к  "гениальности",  -  нет
сомнения, что вы догадались: вся "ловля" этой банды идет "на  живца".  И
тем "живцом" являетесь вы - с этим ничего поделать пока нельзя.
   Олег заерзал, как депутат Селезнев на углях партийной  дисциплины:  я
хорошо видел, что ему очень  хотелось  помочь  мне,  хотя  бы  тем,  что
переключить прожектор общественного внимания на свою  красивую  персону.
Но я-то не собирался делиться с другом предметом  гордости  и  осознания
личностной значимости. Мне  нравилась  "strenua  inertia",  то  есть  та
"деятельная праздность", дарившая мне лавры героя! За нее я  готов  был,
как малоумный подросток, принести в жертву даже саму жизнь…
   - Володя, ты не стесняйся, - режь правду-матку прямо в глаза!  Не  я,
так Олег, примет на себя бремя ответственности первопроходца!
   В моих словах было много пафоса, но мало ума, и Владимир улыбнулся  -
он, я полагаю, давно привык  в  своей  работе  использовать  темперамент
"величавых дураков".
   - Александр Георгиевич, мы постараемся максимально снизить риск, но в
таком деле, как ваше, полных гарантий безопасности никто не может  дать.
И, самое главное, заменить вас никем невозможно -  ведь  охоту-то  ведут
только на вас… Они вас прекрасно знают в лицо, уже вычислили все  адреса
ваших  конспиративных  квартир,  знают  ваших  друзей  и  недругов.  Вас
обложили, как медведя в берлоге,  и  нет  возможности  пока  просчитать,
какими силами действует противник.
   Олег опять попробовал перетянуть "одеяло побед и признания" на себя:
   Но, может быть, и я мог бы сыграть роль "подставного": загримируемся,
переоденемся…
   Да, да, конечно, - подхватил я с раздражением,  уже  теряя  терпение.
Мне надоело наблюдать за тем, как лучший друг пытается меня  "выбить  из
седла". Да, да,  мы  подпилим  тебе  ноги,  подрежем  руки,  каланча  ты
беспокойная!  Время  на  это  у  нас  есть,  и  к  тому  же  кругом  нас
враги-дураки - они ворона от голубя не смогут отличить!
   Конечно, сравнение с "голубем" своей персоны было слишком смелым…  Но
вот "вороном" Олега можно  было  назвать,  практически  не  отступая  от
действительности. Он был худой, длинный, черноволосый, и, самое главное,
я его уже где-то в глубине души ненавидел: он  слишком  много  каркал!..
Можно себе представить картину: маршал Жуков собирается принимать  Парад
Победы, восседая на белом коне, а перед самым торжественным выездом  ему
заявляют - "Господин маршал, конь-то белый не про вашу честь!"
   Олежек "отплыл", не солоно хлебавши. Сам виноват: не надо  лезть  под
горячую руку, когда все в святом азарте борьбы за справедливость. Володя
молча наблюдал борьбу за приоритеты, думая о чем-то своем.  Наконец,  он
прервал суету у буфета маленьким замечанием:
   - Я уверен, что через несколько часов из задерженных вытрясут  первые
признания. Тогда многое прояснится в этом деле. Но нам  всем  необходимо
взять тайм-аут, сбить  темп  операции,  проводимой  противником.  Причем
лучше, если наш маневр  будет  выглядеть  естественным  явлением,  а  не
хорошо рассчитанными действиями.
   Владимир испытующе взглянул на меня и Олега:
   - Ваши дамы могли бы попросить вам "политического убежища" хотя бы до
сегодняшнего вечера?
   Честно говоря, мы с Олегом никогда не были в гостях ни у  той,  ни  у
другой соблазнительницы. Нам были не ведомы их "квартирные условия",  да
и вообще - "Гусары денег не берут!"…
   - А стоит ли, -  начал  я  осаживать  боевой  аллюр  заговорщиков,  -
подставлять дам под  "стволы  злоумышленников?  Как-то  нам  не  с  руки
использовать  женщин  в  качестве  "щита",  уж  лучше  будем  пользовать
прекрасный пол по прямому назначению…
   Володя отреагировал моментально:
   Так,  никто  и  не  говорит,  что  надо  творить  нелепицы…  Подождем
некоторое время:  сейчас,  я  думаю,  уже  наши  орлы-пыточники  кое-что
выколотили  из  арестованных.  Нам  дадут  знать  о   количестве   засад
установленных по вашу душу, Александр Георгиевич…
   Неужели у нашего противника так много "сил и средств"? -  вспомнил  я
специальный военный термин. - Так основательно меня обложить -  со  всех
сторон, по существу окружили…
   Но засады-то могут быть и мобильными, тогда меньше  "сил  и  средств"
понадобится. - поправил меня Владимир.
   В это время затрещал мобильник у  Владимира,  и  наш  командир  начал
разговор, сплошь состоящий из междометий: "Да", "Нет", "Ну,  ну"  и  так
далее. Я  перестал  прислушиваться  к  той  неинтересной  игре  слов,  а
углубился в чрево памяти… Когда-то, в молодости, я вскружил голову одной
"принцессе", все произошло  искрометно,  быстро,  что  зародило  во  мне
некоторые сомнения относительно  "чистоты  женских  чувств".  Мы  сидели
тогда  с  моим  приятелем  в  кафе   "Орбита"   на   Большом   проспекте
Петроградской стороны и мудрили  с  какими-то  журналистскими  задачами,
касающимися  нас  обоих.  Тогда  к  нам  и  подсела  интересная  дама  с
выразительными глазами, в которых я сразу же уловил  "дуринку".  Мне  не
очень хотелось отвлекаться на "частности" и  прерывать  нужную,  деловую
беседу. Но  мой  приятель  был  слаб  по  части  сопротивляемости  чарам
женского пола. Он, собственно, и удерживал даму за нашим  столиком.  Но,
как оказалось потом, она целилась в  мое  сердце,  поскольку  чем-то  на
расстоянии я ее "впечатлил"…  Полагаю,  что  в  данном  случае  работала
формула: "Рыбак рыбака видит издалека".
   Все так сложилось, что "клинья подбивал" мой приятель,  но  проводить
ее домой пришлось мне, ибо таковым было решительное требование дамы. Мой
приятель решил сыграть напоследок роль галантного кавалера и рыцаря  без
страха и упрека. Он, сжав челюсти, попытался выдавить из себя прощальные
любезности…
   Жила незнакомка на Петроградской стороне,  вблизи  того  кафе,  и  мы
прогулялись с ней пешком, мирно беседуя. Как врач, я чувствовал, что моя
спутница  нуждается  в  серьезной  психотерапии:  у  нее  был  полнейший
"раздрай" чувств,  установок,  желаний.  Святое  медицинское  милосердие
заставило меня подняться к ней в квартиру на втором этаже. Чашечка  кофе
предлагалась мне столь же активно, как это делают  гарпунеры,  нацеливая
пушу в утомленного погоней кита.
   Большая старинная квартира была шикарно обставлена,  но  в  ней  было
страшно холодно, и  дама  зажгла  электрокамин,  умело  и  с  изяществом
оборудованный в  большой  комнате.  Теплее  не  стало,  кофе  тоже  мало
согревало. Отогрело меня только емкое  женское  тело  вдруг  без  всяких
предисловий бурно прижавшееся  ко  мне.  Все  случившееся  мне  пришлось
отнести на счет удачной психотерапии. В том-то  и  состояла  моя  первая
самая большая ошибка. Потом, уже лежа на широкой двуспальной кровати под
пуховым  китайским  одеялом,   несколько   отдохнув   от   "естественных
безумств", пригревшаяся в объятиях  женщина  сообщила  мне  о  том,  что
только вчера вышла  из  психиатрической  больницы  после  основательного
курса лечения шизофрении…
   Такой поворот откровений обозначал, прежде всего, то, что я  оказался
говенным психиатром. Ведь подозрения-то у меня были с самого начала, еще
в кафе. Но я не сумел убедить себя в том,  что  нас  с  другом  посетила
"шизофрения"! Да,  пока  это  была  еще  относительно  спокойная  стадия
проявления основного  заболевания.  Однако,  как  водится,  сдержанность
могла  разрушиться  в  одно  мгновение.  Женщина   по   профессии   была
искусствоведом, а потому можно предполагать, что бред, родившийся  в  ее
неспокойной  голове,  обязательно  будет  многоцветным,  изощренным,   с
особыми выкрутасами. Я уже не помню, чем  я  мотивировал  столь  быстрое
отступление со случайно возникшего поля боя. Наверняка говорил о позднем
времени, об обремененности многодетной семьей, ревнивой  супругой,  хотя
ни того, ни другого у меня не было. Была только дочь и  сын,  которых  я
воспитывал в одиночку, не заводя в доме "мачехи" после ранней смерти  их
матери.
   Женщина посокрушалась, но отпустила мою душу и плоть на  покаяние.  Я
так  понимаю:  мне  помогло  быстрое  утомление,  возникшее  у   сложной
пациентки  после  бурных  эмоций,  она  находилась   в   полусне.   Фаза
возбуждения сменилась эффектом сильнейшего торможения,  женщина  заснула
довольно быстро. Я спокойно вышел, защелкнув дверь на французский замок,
полагая, что это движение будет  окончательным,  а  не  этапным  -  меня
невозможно найти в почти  пятимиллионном  городе.  Каково  же  было  мое
удивление, когда возвратившись на следующий день с работы,  я  застал  у
дверей своей квартиры сидящую на ступенях мою подопечную, вот уже  битых
четыре  часа  ожидавшую  продолжения  психотерапии.   Оказывается,   мой
приятель-доброход тогда в кафе сумел подсунуть очаровавшей его даме свой
телефон. По телефону она обаяла приятеля еще больше и он выложил всю мою
подноготную,  а  заодно  выдал  и  адрес.  Теперь  я  оказался  в  плену
патологически ясных представлений, далекоидущих экспектаций  моей  новой
пациентки.
   Доставшееся мне на скорбь и  муку  существо  требовало  серьезного  и
беспрерывного лечения. Понятно, что любовные оргии тоже  могли  помогать
балансировке процессов возбуждения и  торможения  коры  головного  мозга
податливой на ласку женщины. Но все это происходило в нездоровой  голове
по необычной схеме,  а  потому  среди  касты  врачей-психотерапевтов  не
принято совмещение лечения и развлечения.  Мне  было  необходимо  срочно
"отрабатывать" на приличную дистанцию  от  очаровательной  дамы.  Любому
настоящему врачу не безразлична судьба больного, если,  конечно,  он  не
настроен на искус "острого опыта".
   Я поил чаем "милое существо", избегая перехода  за  грань  врачебного
внимания,  ограничиваясь  только  психотерапевтическим   допингом.   Мне
пришлось  сильно  попотеть  в  поисках  формы   психотерапии,   наиболее
подходящей в данных условиях. Это были "тяжелые будни" врача-искусителя,
пытавшегося теперь искупить свою вину перед пациенткой и Богом…
   Печальные размышления прервали голоса друзей:
   - Александр Георгиевич, ваши дамы согласны  приютить  "беглецов"  под
сенью своих шатров! - эти слова принадлежали Владимиру.
   Теперь я посмотрел на честную компанию вполне  осмысленным  взглядом,
свежи еще были мои воспоминания. Они держали мою исследовательскую прыть
под уздцы, никакими силами, никто не мог теперь  меня  заставить  забыть
чисто врачебное "табу". Я не желаю больше экспериментов в  своей  жизни,
ни потому, что не доверяю психическому здоровью наших дам, а потому  что
не уверен в своем психическом благополучии.
   - Я пойду только в собственный дом! Кто желает со мной - вперед!.. Но
помните, дорогие друзья: "кто не с нами - тот против  нас!"  -  вот  так
прямо я и врезал нашим горлопанам.
   И хотя нависло гробовое молчание, но с этой минуты у  меня  появилось
стойкое ощущение  того,  что  я  прочно  впечатался  во  власть  Судьбы,
Проведения, Божьей Воли. Мне даже захотелось, чтобы Смерть дохнула мне в
лицо, подержала Костлявая Старуха меня за горло, затем взяла за  руку  и
повела за собой. Тогда,  может  быть,  откроются  передо  мной  какие-то
особые тайны, не известные земным существам. Их может узнать и  испытать
человек, хотя бы одной ногой уже шагнувший за границу жизни и смерти!..
   Мне припомнились гениальные стихи Ивана Бунина: "Звезда дрожит  среди
вселенной… Чьи руки  дивные  несут  какой-то  влагой  драгоценной  столь
переполненный сосуд? Звездой пылающей, потиром земных скорбей,  небесных
слез, зачем, о господи, над миром ты  бытие  мое  вознес?"  Я  осознавал
глобальность той власти, что распоряжается каждым из  нас,  диктуя  свою
программу нашим земным действиям, отдаляя или приближая  нас  к  смерти.
"После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба  и  имеющего  власть
великую; земля осветилась от власти его" (Откровение 18: 1).
   Первым очнулся от неожиданности моих решений Владимир.  Олег  и  дамы
уже были заряжены негой некого нового приключения, щекотавшего им  нервы
и шевелившего "жабры", и такой  поворот  событий  их  не  устраивал.  Но
плевать я хотел на чьи-то установки: душу мне терзали мои прошлые грехи,
которых, видит Бог, за мою жизнь накопилось слишком  много!..  Я,  может
быть, мысленно стоял уже у помоста эшафота, на кровавой плахе готовилось
последнее мое причастие… А тут какие-то "опасения" за мою жизнь, да  еще
и развлечения разные выпирают своим жирным похотливым боком… Нет  и  еще
раз нет, я на такие игры не согласен!..  Пошли  вы  все  к  Черту!..  Вы
ведете свою собственную партию, пусть так, если вам это угодно. А я буду
играть на своей "балалайке" по иным нотам, по велению души…
   -  Александр  Георгиевич,  не  стоит  волноваться,  -  успокоил  меня
Владимир, музыку заказывать все равно Вы будите и никто иной. Вы  у  нас
теперь являетесь центром  притяжения  всей  шпионской  и  контршпионской
деятельности. За вами остается последнее слово.
   Вот это правильное толкование моих прав! Молодец Владимир - я  всегда
считал тебя, сына моего друга, смышленым парнем, надежным бойцом. Так  я
думал, хотя и понимал, что расстроил своих сотоварищей.
   -  Господа,  -  обратился  я  ко  всем  миролюбиво,  -  поймите  меня
правильно: существует суд памяти, и он порой  заставляет  нас  принимать
неудобные для других решения. Сегодня, кстати, для людей, родившихся под
знаком Зодиака, именуемым "Дева", да еще со "Змеей" в  компании,  период
сложных решений. Мистика из  всех  углов  Вселенной  прет  на  меня,  не
стесняясь, не давая помнить об осторожности и  справедливости…  Вообщем,
господа, давайте жить дружно и пользоваться только тем, что по праву нам
выделяет  Господь  Бог.  Не  будем  обжорами   и   сластотерпцами…   Нет
возражений?
   Общество ответило мне примирительным "Гм"… Ну, а я и тем был доволен.
Не хватает мне покаявшись в одном грехе, тут же  взять  на  душу  другой
грех. Однако на душе остался тяжелый осадок, отбросы какие-то…
   Поехали ко мне. Первыми вышли молодые ребята и обследовали  лестницу,
а потом пасли "нечистую силу", способную вдруг неожиданно  выставить  из
слуховых окон снайперскую винтовку "Винторез". Дворики здесь,  в  центре
города, маленькие и убойной силы такого оружия достаточно, чтобы прошить
человеческое тело, даже упакованное в самый  прочный  бронежилет.  Затем
наверх отправились дамы. Олег, я и Владимир  "притормозили".  В  машине,
командир держал недолгую речь:
   - Теперь от вас зависит весь исход операции. Мне  сообщили,  что  еще
действует один ликвидатор - "кукушка". Он будет пытаться уничтожить вас,
Александр Георгиевич с относительно дальней  дистанции.  Поэтому  слушай
мою команду: из дома никуда не выходить, шторы на окнах не открывать, на
звонки в  дверь  не  отвечать.  Готовность  номер  один  назначается  до
одиннадцати чесов вечера. Я заеду за вами, и мы проведем еще  один  этап
задержания той самой "кукушки", но здесь уже все будет  зависеть  только
от вас, Александр Георгиевич. Договорились?
   Я утвердительно мотнул головой, и мы поднялись в  квартиру.  Владимир
прикрывал  наше   торжественное   шествие.   Дома   было   относительное
спокойствие: по-моему, инструктаж успели провести и с нашими дамами. Они
были тихими, робкими, податливыми, как пластилин, разогретый  в  горячих
руках скульптора-творца, а не вялого ремесленника. Но пищу  дамы  сумели
приготовить  отменную,  поели  всем  коллективом...  Охрана  и  Владимир
отъехали… А мы закручинились - коротали вечерок единой семьей…
   Свет не включали  даже  при  наступлении  относительных  сумерек,  но
смотрели телевизор, сидя в обнимку на мягком диване и в  креслах.  Потом
пили чай, разговаривали о пустяках и никак не могли сдвинуть  с  мертвой
точки ту тяжелую махину ответственности и непредсказуемости, создавшуюся
неведомо где, видимо, в далеком  уголке  Планеты.  Но  та  самая  махина
почему-то основательно придавила душу  всем  присутствующим  и  начинала
порождать отвратительную депрессию…
   Может быть, та