.
   Кроме того, бонды в Веренде стали сопротивляться. В прошлом поколении  их
поселения были разграблены норвежцем Сигурдом Крестоносцем, который собрался
совершить крестовый поход  в  Веренд  во  имя  христианской  веры.  Согласно
рассказам, он нашел пять-шесть сбежавших рабов, которым  дано  было  выбрать
между мечом и крещением, но лучше всего люди помнили,  как  он  украл  около
полутора тысяч быков и увел их с собой домой.
   Верендские бонды, слабо разбиравшиеся в  том,  что  может  послужить  для
королей причиной грабить и жечь, на своем тинге решили, что  уж  если  нужно
умереть, то лучше умереть  как  подобает  мужчинам,  согласно  древней  вере
предков. Умереть наемником или рабом, без боя, - значит умереть в бесчестии.
Кроме того, на войне никогда нельзя быть ни в чем уверенным,  кроме  одного:
тот, кто не сражается или сражается против врага в  одиночку,  умрет  точно.
Все остальное - в руках богов.
   И конунгу  Свейну  Грате  действительно  пришлось  туго.  Жители  Веренда
защищали свою землю пядь за пядью за заграждениями из  срубленных  деревьев,
которые они возводили на лесных дорогах. Требовалось много  времени  и  сил,
чтобы преодолеть эти заграждения, и никак не  удавалось  одержать  настоящую
победу. Если положение казалось успешнее вечером, когда  нужно  было  делать
перерыв на вечернюю трапезу, молитву и  ночной  отдых,  то  утром  защитники
заграждения уходили. Однако потом они  собирались  в  каком-нибудь  селении,
расположенном дальше, к ним присоединялись новые люди, которые  тоже  хотели
защищать свои дома, и все начиналось заново.
   Воины датского отряда стали исчезать  по  ночам  большими  группами,  они
возвращались домой. Те, чьим занятием была война,  хорошо  знали,  что  зима
скоро кончится, и даже если удастся наконец прорваться через  преграды  этих
проклятых бондов, то весной отряд окажется на вестгетских равнинах и увязнет
в глине. К тому же у бондов Веренда был свой способ защиты.  Они  убивали  и
калечили весь скот, до которого могли добраться. По ночам они пробирались  к
датчанам маленькими группами, снимали часовых, вспарывали животы  лошадям  и
быкам, а затем исчезали в темном лесу.
   Лошадь со вспоротым брюхом умирает довольно быстро. Быки более живучи, но
и они умирают, если им в брюхо вонзить вилы или острие копья. Надо полагать,
что у датского отряда было много бычьего мяса для жарки, но это  служило  им
небольшим  утешением,  поскольку,  съедая  это  мясо,  они  съедали  и  свою
возможную победу.
   Когда Свейн Грате в конце концов вынужден был признать, что в  этом  году
войну в любом случае не удастся выиграть,  он  решил,  что  для  отступления
датский отряд должен разделиться. Сам он собирался идти  домой,  на  датские
острова, через Сконе. Ярл Грате должен был взять оставшуюся часть  отряда  и
вести людей в датский Халланд,  в  его  собственные  владения.  Свейн  Грате
отправил посланцев с известием, что война прекращена, поскольку  его  воины,
он сам и его ярл возвращаются домой.
   Но Веренд продолжал мстить. И долго еще здесь рассказывали о  женщине  по
имени Бленда. Она послала гонцов за многими другими женщинами, и они  вместе
встретили ярла и его воинов рядом с Ниссой с хлебом  и  солониной.  Соленого
мяса были просто горы. Датчане устроили настоящий пир с огромным количеством
пива к солонине.
   Когда же ярл и его люди наконец побрели к сеновалу, чтобы заночевать там,
а простые воины, не менее пьяные, чем знать, стали  устраиваться  на  ночлег
прямо на снегу, завернувшись в бычьи и овечьи шкуры,  Бленда  и  ее  подруги
просмолили большие факелы, а затем позвали своих мужчин, прятавшихся в лесу.
   Когда в лагере наступила  тишина  и  слышался  только  храп,  они  крепко
заперли сеновал и подожгли его со всех четырех углов одновременно,  а  потом
порубили спавших воинов.
   На следующее утро они, веселясь, утопили последних пленников  подо  льдом
на реке Нисса, где прорубили две проруби, так  что  несчастные  уходили  под
лед, как рыба, сорвавшись с крючка.
   Конунг Сверкер выиграл войну против датчан, не послав ни одного человека,
не пошевелив и пальцем.
   Сам он считал, что это ему удалось благодаря его молитвам и воле  Божьей.
Но все-таки Сверкер призвал к себе Бленду и ее подруг. Он решил, что женщины
Веренда, проявившие столько мужества при  защите  страны,  в  будущем  будут
наследовать столько же, сколько мужчины. И  как  вечный  воинский  знак  они
должны носить красный пояс с вышитым золотым крестом - отличие, полагающееся
только им, и никому другому. А когда женщины Веренда будут  выходить  замуж,
только у них, и больше ни у кого другого, впереди свадебной процессии  будут
идти барабанщики.
   Если бы конунгу Сверкеру было суждено жить дольше, его приказ получил  бы
законную силу. Но дни конунга Сверкера были сочтены. Скоро его  должны  были
убить.
 
   * * *
 
   Нельзя построить  неприступную  крепость.  Если  есть  достаточно  веские
причины, то можно разорить и сжечь жилище любого человека. Но  тогда  встает
вопрос о  том,  стоила  ли  игра  свеч,  сколько  нападавших  были  пронзены
стрелами, сколько - забросаны камнями, сколько воинов  лишились  здоровья  и
потеряли охоту к войне во время осады.
   Магнус хорошо знал это. Но было нечто,  чего  не  мог  знать  ни  он,  ни
кто-либо другой в то время, - что  случится  после  смерти  старого  конунга
Сверкера, которая, как ни крути, была уже не за горами.
   Возможно все. К власти может прийти старший сын Сверкера  Карл,  и  тогда
особенных перемен не произойдет.  Ведь  Сигрид  позаботилась  о  том,  чтобы
улучшить отношения с конунгом Сверкером, подарив Варнхем почти  что  от  его
имени.
   Но о том, что происходило в Свеаланде, известно было  немного.  Возникали
вопросы. Кто из свеев готовился теперь к битве за королевский престол?  Или,
может, кто-нибудь из вестгетов? Может, кто-то из  его  собственного  или  из
близкого рода, а может, человек из враждебного  рода.  В  ожидании  остается
только строить свой дом.
   Арнес располагался на оконечности мыса на озере Венерн и,  следовательно,
был естественным образом защищен  водой  с  трех  сторон.  Рядом  со  старым
длинным домом теперь возвышалась каменная башня в семь человеческих  ростов.
Стены вокруг башни еще не  были  достроены  до  конца,  так  что  территория
защищалась  в  основном  палисадами  из  тесно  пригнанных  друг   к   другу
заостренных дубовых кольев. Здесь еще много нужно было сделать.
   Магнус долго стоял на вершине своей башни, стреляя  из  большого  лука  в
стог сена по ту сторону двух рвов. Удивительно,  как  далеко  может  улететь
стрела, если стрелять сверху вниз.  И  после  довольно  короткой  пристрелки
можно рассчитать угол так, что попадание  получается  почти  точным  или  по
крайней мере на  расстоянии  вытянутой  руки  от  того  места,  куда  хочешь
попасть. Уже теперь Арнес нелегко будет взять приступом, во  всяком  случае,
отряду воинов, которому нужно добыть пропитание по  дороге  домой.  И  Арнес
может стать еще неприступнее, хотя  для  всего  требуется  время,  а  Сигрид
всегда хочет не того, что Магнус.
   Он прекрасно знал, что она очень часто добивалась своего, если их  мнения
расходились. Теперь он знал даже, как она ведет себя,  чтобы  все  выглядело
так, словно она не управляет им, а смиренно подчиняется воле своего  мужа  и
господина.
   Так случилось со старинным сиденьем норвежских предков. В старом  длинном
доме почетное место и стены вдоль короткой части зала были украшены  резьбой
по дубу: там можно  было  увидеть  качающиеся  на  волнах  драккары,  а  все
изображение обвивал огромный змей, имя которого он забыл.  Рунический  текст
был очень старым и трудно читался.
   Сигрид сначала предложила сжечь это старое богохульство, поскольку теперь
все строится заново. Вместо этого стены следует украсить  новыми  тканями  с
рисунками, на которых христианские воины защищают священный город Иерусалим,
возводятся церкви и крестятся язычники.
   Магнусу  трудно  было  решиться  сжечь  искусную  резьбу  предков.  Таких
мастеров теперь не  было,  по  крайней  мере  ничего  подобного  в  Западном
Геталанде найти нельзя. Но Магнус не мог не обратить внимания на ее слова  о
безбожии и языческом искусстве. Ведь именно в этом она была права.
   Однако предки, вырезавшие кольца дракона и руны, не знали других  узоров.
Теперь  после  них  остались  только  их  прекрасные  произведения,  которые
обращались к разуму зрителя как голос из прошлого,  не  пробуждая  при  этом
нечистых мыслей. Кажется, что смотришь на восход солнца, и в те далекие века
это значило нечто иное, чем во времена Спасителя. Но Магнусу тяжело было все
это связно объяснить Сигрид, когда она столько твердила о нечистоте и о том,
что нужно уничтожить ее огнем. Вышло  так,  словно  она  была  права,  а  он
ошибался.
   Их споры вызывала не только старинная резьба. Трудно было решить вопрос о
тех, кто мог класть стены, прежде всего о Сварте, Гуре и их учениках.  Нужно
ли сначала делать все  укрепления  или  сперва  выкладывать  фронтон  нового
длинного дома?
   В старом длинном доме очаг  располагался  в  середине  пола  вдоль  всего
здания, так что тепло распределялось довольно равномерно.  В  дальней  части
дома жили рабы и скотина, а в той  части,  где  находилось  почетное  место,
обитали хозяин, его люди и их гости. Таким образом, в  холодные  зимы  тепло
прекрасно сохранялось.
   Но  теперь  у  Сигрид  появились  новые  идеи,  которые   она,   конечно,
позаимствовала у монахов  из  Варнхема.  Он  еще  помнил  свои  удивление  и
сомнение, когда она нарисовала для него план на  песке.  Все  было  новым  и
совсем не таким, как раньше.
   Ее длинный дом разделялся на две половины, с большим  входом  посередине,
который вел в сени, а оттуда можно было пройти либо на  хозяйскую  половину,
либо в ту часть дома, где жили рабы и скот. Их половина к тому же имела  два
этажа: верхний служил сеновалом, а нижний - как конюшня и хлев. Здесь  очага
не было, наоборот, огонь тут  нужно  было  запретить  под  угрозой  сурового
наказания.
   Во второй половине длинного дома, которая будет их собственным жилищем, с
почетным местом, как и раньше, дальний очаг должен быть полностью сложен  из
камня, а под очагом будут  находиться  большие  плоские  камни,  соединенные
между собой в противень, почти такой же широкий, как и сам дом, а над ним  -
большая дымовая труба и вделанные в стену каменные дымоходы.
   У него было множество вопросов, а у нее - столько же  ответов.  Если  нет
огня в очаге вдоль всего пола, то ведь во время суровых  зим  будет  слишком
холодно?
   Нет, дорогой господин и супруг мой. Каменная стена будет греть, поскольку
в течение дня всегда есть тепло, которое камень будет  удерживать  ночью.  А
без всех этих дымоходов в потолке,  через  которые  в  дом,  словно  демоны,
вползает стужа, мы лучше сохраним тепло от очага.
   Но без дымоходов в потолке мы постоянно будем ходить с красными глазами и
кашлять от дыма?
   Нет, дорогой господин и супруг мой. Дым  будет  выходить  по  трубам  над
очагом.
   Но рабы и скот, они далеко от огня, как же они переживут зиму, мы ведь не
можем потерять их из-за морозов, не замерзнут ли они и не пустят ли нас  тем
самым к весне по миру?
   Нет, дорогой господин и супруг мой. Так как мы поделим их жилище  на  два
этажа, все тепло от животных будет оставаться в доме, а с таким  количеством
сена, как на втором этаже, и раб и свободный человек могут чувствовать  себя
спокойно.
   Да, но ведь если мы будем строить, как ты говоришь, кладя длинные  бревна
друг на друга, то по дому будет гулять ветер, а нас  запорошит  снегом,  так
что все равно придется строить старым способом, ставя бревна вертикально?
   Нет, дорогой господин и супруг мой. Плотники должны  сначала  так  хорошо
обтесать бревна, как только способны их топоры, чтобы бревна примыкали  друг
к другу как можно плотнее. Потом мы законопатим щели просмоленной  паклей  и
замажем стены и снаружи и внутри тягучей черной смолой,  как  это  делают  в
Норвегии в деревянных церквях.
   Так она говорила, и, сказав о норвежских деревянных церквях,  в  которых,
естественно, были узоры с драконами, она словно намекнула, что может сдаться
в вопросе, касающемся почетного места их  предков  и  небольшого  количества
христианских украшений на нем. И тогда он тотчас же, с большим оживлением  и
облегчением, согласился с тем, что сначала каменную  кладку  нужно  вести  в
новом длинном доме. Поскольку теперь все равно стало так, как он хотел.
   Конечно же, он видел ее насквозь, конечно же, он понимал, что она  делала
все, чтобы осуществить свою волю почти в каждом деле. Иногда он  чувствовал,
как по телу разливается волна гнева при мысли о том, что его жена ведет себя
так, словно это она, а не он хозяин в Арнесе.
   Но то, что он видел теперь, натягивая  большой  лук  и  крича  одному  из
рабов, стоявшему во рву, чтобы тот собрал стрелы и поставил их  на  место  в
оружейной, было не просто красиво. Это было очень убедительно.
   Под ним, на самой территории укреплений, сверкая  просмоленными  стенами,
располагался новый длинный дом, с зеленой дерновой крышей. Они отказались от
камыша и сделали крышу из дерна, несмотря на то что поблизости  росло  очень
много тростника. Это было сделано не только ради тепла,  но  и  потому,  что
одна-единственная зажженная стрела превратила бы камышовые крыши в  огромные
факелы.
   В другом конце усадьбы, под защитой той высокой части стены, которая была
построена прежде всего, находился  большой  хлев.  Под  Магнусом,  в  башне,
лежало зерно и оружие. Уже сейчас он смог бы организовать оборону Арнеса  за
полдня.
   Если посмотреть наружу, то там, на другой стороне внешнего  рва,  выросло
целое селение. За другими постройками, рядом с водой стояла распространяющая
неприятный запах дубильня, где выделывали  бычьи  шкуры  и  шкурки  куниц  и
горностаев, которые приносили так много серебра в Ледесе. Ближе  к  крепости
располагались в два ряда хлева и  жилища  рабов,  мастерские  каменотесов  и
кузницы, кладовые, поварни, бочарни и прядильни. Теперь у него  было  в  два
раза больше рабов и скота, чем всего лишь несколько лет назад.
   Это казалось настоящим чудом.  Сам  он  узнал  от  своего  отца,  который
научился от своих предков, и так с незапамятных времен, сколько именно рабов
и скота может прокормить одна марка земли, чтобы хозяйство не  съело  своего
хозяина.
   Теперь там внизу была целая толпа людей, в два раза больше, чем  содержал
бы он сам, и все-таки с каждым месяцем Арнес становился все богаче и больше.
Лес, который начинался прямо за северным рвом, был  вырублен  на  расстоянии
десяти выстрелов из большого лука, так что  его  с  трудом  было  видно.  Он
превратился в древесину, которая пошла на строительство, а  там,  где  стоял
лес, ныне простирались новые поля и пастбища.
   И как бы много серебра он ни выкладывал за то, что нельзя было сделать  в
Арнесе или можно было только купить, к примеру кузнеца из  Бьельбу,  который
выковал все ворота, или соль, - денег все равно прибавлялось, словно  монеты
в дубовых сундуках, стоявших в тайниках  башни,  могли  размножаться,  будто
скот или рабы.
   Когда конунг Сверкер две зимы назад начал чеканить монету  в  Ледесе,  он
был единственным королем с незапамятных времен,  начиная  еще  с  язычества,
который верил в деньги как в средство оплаты. Большинство купцов  относились
к монетам с подозрением и предпочитали старый способ, когда стоимость соли и
железа, кож, масла и шкур измерялась в количестве шепп зерна.
   Но Сигрид живо убедила Магнуса в том,  что  он  с  самого  начала  должен
следовать новому порядку и стать первым,  кто  за  все  берет  серебро.  Она
представила это так, что тем самым он помогает конунгу Сверкеру  ввести  его
новшество, в  которое  никто  не  верит,  и  одновременно  сохраняет  доброе
расположение короля по отношению к Арнесу.
   Поэтому вначале он получал за товары в десять раз больше серебра, чем  он
мог получить сейчас, когда все стали  следовать  его  примеру,  и  благодаря
тому, что он был первым, Магнус в два раза увеличил свое богатство всего  за
несколько лет. Сигрид уверяла его, что серебряные монеты будут все больше  и
больше входить в употребление, что они станут признаком нового времени и что
тот поступает разумно, кто вовремя заботится о своем доме.
   Она была, как обычно, права. И когда он наконец понял это, осознал, какая
сила кроется  на  дне  его  сундуков  в  башне,  тогда  он  вдруг  почему-то
почувствовал, что хочет наказать ее, выпороть, показать ей ее место.
   Но гнев вскоре улегся. Теперь, когда  он  видел  кипучую  деятельность  в
Арнесе, он обращался к Богу с благодарственной молитвой за то,  что  Господь
даровал ему мудрейшую жену во всем Геталанде; свейские земли он рассматривал
как давно пришедшие в упадок, так что с ними не стоит и сравнивать. Сигрид -
Божий дар, это очевидно и истинно. И наедине с собой, под небесными сводами,
где только Бог мог слышать его мысли, Магнус честно признавал это.  Об  этом
ведь знали только он сам и Бог, ну и Сигрид, разумеется. Больше никто.  Люди
считали, что цветущая земля вокруг Арнеса и два селения, ближе  к  Форсхему,
были делом только его рук. Все они думали, что он  -  настоящий  мужчина,  с
которым нужно считаться, мужчина, который может нажить богатство.
   Возможно, Сигрид также верила в то, что он пребывает  в  этом  тщеславном
заблуждении. Для себя же Магнус решил, что никогда не  покажет  ей,  что  он
понимает: за всем стоит она. Так, пожалуй, будет лучше.
   Кроме того, утешал он себя, Сигрид есть он, а он есть она, потому что то,
что соединил Бог, не могут разорвать  люди.  Все,  что  росло  и  процветало
вокруг Арнеса, было их общей работой, точно так же как  Эскиль  и  Арн  были
наполовину он сам, а наполовину Сигрид.
   Если  смотреть  на  вещи  так,  что  вполне  соответствует   христианским
воззрениям, то он действительно был настоящим мужчиной  по  воле  Божьей.  А
каким же образом, как не по воле Божьей, это могло быть?
 
   * * *
 
   Зимой в Западном Геталанде пировали. Но  именно  этой  зимой,  когда  дни
конунга Сверкера были сочтены, пиров было необычайно много.  Люди  ездили  в
санях по всей стране, и не только ради жареного мяса и пива.  Для  некоторых
это было холодное время  неопределенности,  а  для  других  -  горячая  пора
заговоров и интриг.
   Эрик сын Эдварда сообщил, что собирается посетить  Арнес  прямо  в  канун
празднования середины зимы.  Нужно  поближе  познакомиться  друг  с  другом,
поскольку Сигрид и Кристина состоят  в  родстве,  а  кроме  того,  о  многом
следует поговорить. К тому же может решиться вопрос о Варнхеме.
   Только одна фраза беспокоила Магнуса в этом сообщении - то, что о  многом
нужно поговорить. Содержание этого выражения  было  неясным,  но  все  равно
угрожающим, так как все знали, что Эрик сын Эдварда - человек  честолюбивый.
В худшем случае он стремился к королевской власти. И это,  в  свою  очередь,
означало, что теперь он желает выяснить, кто ему в этой борьбе враг,  а  кто
друг.
   В глубине души Магнус долго взвешивал все за  и  против.  Его  желание  -
построить сильный и богатый Арнес, оставить  богатое  наследство  Эскилю  и,
может быть, что-нибудь для Арна. Тот, кто позволит вовлечь себя в борьбу  за
корону, может многое выиграть, но так же легко и все потерять.  Поэтому  для
Магнуса выбор не был сложным, поскольку его путь в жизни размечен вплоть  до
самой смерти, желательно в достаточно  почтенном  возрасте.  Он  намеревался
продолжать строить, торговать и обрабатывать новые земли. Таков  его  вполне
безопасный путь к богатству и хорошей жизни.
   Но с  другой  стороны,  сильно  затрудняло  дело  то,  что  тот,  кто  не
поддерживал победителя в его борьбе за королевский престол, не мог ждать для
себя ничего хорошего, когда победител