нравится?
   - Тогда мне не давали бы никаких ролей.
   - Пожалуйста, не уклоняйтесь. Роль Оливии вы исполняли не ради денег,
а ради удовольствия. И это удовольствие вы получили?
   - Да, пожалуй.
   - Боюсь, милорд, что мне придется попросить присяжных просмотреть эту
сцену в темноте из пьесы "Прямодушный".
   - Вы хотите сказать, сэр Джемс, что женщина, которая выступает в роли
безнравственной особы, сама безнравственна, - ведь так можно погубить не
одну безупречную репутацию.
   - Нет, милорд. Я хочу сказать следующее: эта молодая леди столь забо-
тится о своей репутации, что считает нужным обратиться в суд, потому что
в частном письме о ней  сказали,  что  "она  не  имеет  представления  о
нравственности". И в то же время она читает и одобряет такие книги,  как
"Шпанская мушка", выступает в таких ролях, как роль Оливии в  "Прямодуш-
ном", и вращается в кругу людей, которые, в сущности, не понимают  слова
"мораль" и смотрят на мораль, как мы смотрим на корь.  Я  хочу  сказать,
милорд, что заявление в письме ответчицы "она не имеет  представления  о
нравственности" является скорее комплиментом.
   - По-вашему, оно и задумано как комплимент?
   - Нет, милорд, нет.
   -  Значит,  вы  хотите,  чтобы  присяжные  прочли  эту  сцену.  Ну-с,
джентльмены, не удастся  вам  отдохнуть  в  перерыве.  Продолжайте,  сэр
Джемс.
   - Мой друг мистер Булфри подчеркивает тот факт, что вы, мисс  Феррар,
обручены с богатым и влиятельным членом парламента. Давно ли  вы  с  ним
обручены?
   - Шесть месяцев.
   - У вас, конечно, нет от него секретов?
   - Зачем мне отвечать на этот вопрос?
   - Зачем ей отвечать на этот вопрос, сэр Джемс?
   - Охотно беру его назад, милорд.
   Издевается, негодяй! Как будто у кого-нибудь нет секретов.
   - Ваша помолвка была оглашена только в январе, не так ли?
   - Да.
   - Могу я вывести отсюда заключение, что до января вы еще не  утверди-
лись в своем решении?
   - Пожалуйста.
   - Скажите, мисс Феррар, начиная дело, вы заботились не только о своей
репутации? Не потому ли вы подали в суд, что нуждались в деньгах?
   Снова кровь прилила к ее щекам.
   - Нет.
   - Но в деньгах вы нуждались?
   - Да.
   - Очень?
   - Не больше, чем обычно.
   - Насколько я понимаю, у вас было много долгов и вас торопили с опла-
той?
   - Да, пожалуй.
   - Я рад, что вы это подтвердили, мисс Феррар; иначе мне  пришлось  бы
приводить доказательства. Значит, дело вы  начали  не  для  того,  чтобы
расплатиться с кредиторами?
   - Нет.
   - В начале января вы узнали, что вам вряд  ли  удастся  получить  ка-
кую-либо сумму, если дело не дойдет до суда?
   - Мне сказали, что миссис Монт  взяла  назад  предложение,  сделанное
раньше.
   - А вы знаете, почему?
   - Да, потому что миссис Монт не хотела дать в письменной форме  изви-
нение, на котором я настаивала.
   - Совершенно верно. Можно  ли  считать  совпадением,  что  немедленно
вслед за этим вы решили выйти замуж за сэра Александра Мак-Гауна?
   - Совпадением?
   - Я имею в виду оглашение вашей помолвки.
   Негодяй!
   - Это не имело никакого отношения к судебному процессу.
   - В самом деле? Значит, вы, начав  процесс,  действительно  беспокои-
лись, как бы вас не сочли безнравственной?
   - Я начала процесс главным образом потому, что меня назвали "змеей".
   - Пожалуйста, отвечайте на мой вопрос.
   - Беспокоилась не столько я, сколько мои друзья.
   - Но ведь ваши друзья разделяют ваш взгляд на вопросы морали?
   - Да, но не мой жених.
   - Совершенно верно. Вы сказали, что он вращается не в вашем кругу. Но
прочие ваши друзья? Ведь вы же не стыдитесь своих убеждений?
   - Нет.
   - Так зачем же стыдиться за других?
   - Откуда мне знать об их убеждениях?
   - Откуда ей знать, сэр Джемс?
   - Как угодно, милорд. Ну-с, мисс Феррар, вы, надеюсь, не станете  от-
рекаться от своих взглядов. Разрешите мне изложить вам квинтэссенцию ва-
шего мировоззрения: вы верите, не правда ли, в необходимость полного вы-
явления своего "я", сочли бы своим долгом, не правда ли, нарушить всякую
условность - я не говорю закон, но всякую так называемую  моральную  ус-
ловность, которая бы вас связывала?
   - Я не говорила, что у меня есть мировоззрение.
   - Пожалуйста, не увиливайте от ответа.
   - Я не привыкла увиливать.
   - Приятно это слышать. Вы считаете, что вы одна можете судить о своем
поведении?
   - Да.
   - И не только вы стоите на этой точке зрения?
   - Вероятно, нет.
   - Такова точка зрения авангарда современного  общества,  не  так  ли?
Авангарда, в рядах которого вы стоите и гордитесь этим? Вы  принадлежите
к этому кругу и делаете и думаете, что хотите, лишь бы формально соблюс-
ти закон, так?
   - Не всегда поступаешь согласно своим принципам.
   - Правильно. Но даже если вы и не всегда  поступаете  соответственно,
все же это принцип ваших друзей - не считаться с чужим мнением и  услов-
ностями?
   - Более или менее.
   - И, вращаясь в этом кругу, вы осмеливаетесь  утверждать,  что  слова
"она не имеет представления о нравственности" дают вам  право  требовать
компенсации?
   Голос ее гневно зазвенел:
   - О нравственности у меня есть представление. Быть может, оно не сов-
падает с вашим но я, во всяком случае, не лицемерю.
   Опять она заметила, как блеснули его глаза, и  поняла,  что  вторично
сделала промах.
   - Моего представления о нравственности мы  не  будем  касаться,  мисс
Феррар, а  лучше  поговорим  о  вашем.  Вы  сами  сказали,  что  понятие
нравственности зависит от темперамента, обстоятельств, среды?
   Она молча кусала тубы.
   - Будьте добры отвечать.
   Она наклонила голову.
   - Да.
   - Прекрасно! - Он замолчал, перебирая бумаги, и она отступила от  пе-
рил.
   Она вышла из себя и его вывела из себя, теперь одно - не растеряться!
Ив это мгновение, собираясь с мыслями, она воспринимала все:  выражения,
жесты, всю атмосферу - болезненное напряжение сотни застывших лиц; заме-
тила единственную женщину среди присяжных; заметила, как судья, устремив
взгляд куда-то в конец зала, сломал кончик гусиного пера. А там, пониже,
недовольная гримаса мистера Сэтлуайта,  огорченное  лицо  Майкла,  маска
Флер Монт с красными пятнами на щеках, стиснутые руки Алека, его  глаза,
устремленные на нее. Даже смешно, как все насторожились!  Вот  бы  стать
величиной с "Алису в стране чудес", взять их всех в  руки  и  стасовать,
как колоду карт, а то застыли и наслаждаются! Негодяй кончил возиться  с
бумагами, и она опять подвинулась к перилам.
   - Мисс Феррар, милорд задал вам вопрос, на который вы не могли  отве-
тить. Я задам вам его в несколько упрощенной форме. Независимо от  того,
нравственно это или нет, - она увидела, как Майкл поднес руку к губам, -
была ли у вас фактически связь с кем-нибудь?
   И по тону его голоса, по выражению его лица она поняла, что он знает.
   Теперь кругом было пусто - опереться не  на  что.  Десять,  двадцать,
тридцать секунд - судья, присяжные, эта старая лисица - руку прячет  под
мантией, не смотрит на нее! Почему  она  не  может,  бросить  негодующее
"Нет! ", которое столько раз репетировала? А если он докажет? Грозил  же
он доказать, что она в долгах.
   - Я вас не тороплю, мисс Феррар.  Вы,  конечно,  знаете,  что  значит
"связь"?
   Негодяй! Не успев сказать "нет", она заметила, как  Майкл  наклонился
вперед и прошептал: "Прекратите! ". А "выскочка" смотрела на нее испыту-
юще и презрительно, словно хотела сказать:  "Послушаем,  как  она  будет
лгать!"
   И она быстро ответила:
   - Я считаю такой вопрос оскорбительным.
   - Что вы, мисс Феррар! После того, что вы нам сообщили о ваших  убеж-
дениях...
   - Ну, так я на него не отвечу.
   В зале шепот, шорохи.
   - Вы не хотите отвечать?
   - Не хочу.
   - Благодарю вас, мисс Феррар.
   Сколько сарказма в тоне! Негодяй сел.
   Марджори Феррар стояла с вызывающим видом, чувствуя,  что  почва  ус-
кользнула у нее из-под ног. Ну, теперь что? Ее адвокат сделал  ей  знак.
Она спустилась с возвышения и прошла мимо противников на свое место  ря-
дом с женихом. Какой он красный, неподвижный! Она услышала голос  судьи:
"Объявляю перерыв, мистер Булфри", видела, как он  встал  и  вышел,  как
поднялись присяжные. Шепот и шорохи в зале  усилились.  Зал  гудел.  Она
встала. С ней говорил мистер Сэтлуайт.


   VII
   СЫТА ПО ГОРЛО

   Марджори Феррар последовала за ним в комнату для свидетелей.
   - Ну как?
   - Очень печально, что вы отказались дать ответ, мисс  Феррар.  Боюсь,
что это роковым образом подействует на мнение присяжных. Если можно пой-
ти сейчас на мировую, советую вам это сделать.
   - Мне все равно.
   - В таком случае я сейчас же это устрою. Пойду поговорю с сэром Алек-
сандром и мистером Булфри.
   - Как мне отсюда выйти, чтобы никто не видел?
   - Спуститесь по этой лестнице. В Линкольнс-Иннфилдс вы найдете такси.
Простите, я пойду.
   Он корректно поклонился и вышел.
   Марджори Феррар не взяла такси, а пошла пешком. В общем она была  до-
вольна, даже если ее последний ответ был роковой ошибкой. Она ни  в  чем
существенном не солгала, не смутилась перед  сарказмом  "негодяя",  даже
сумела отплатить ему его же монетой. Но Алек! Ну что ж, он настаивал  на
судебном процессе - может быть доволен! Купив газету, она зашла в ресто-
ран и прочла описание самое себя, подкрепленное фотографией. Она с аппе-
титом позавтракала и пошла дальше по Пикадилли. Вошла в Хайд-парк,  села
под распускающееся дерево и не спеша затянулась папиросой. На Роу  почти
никого не было. Койгде на стульях сидели незнакомые люди. Тренерша  обу-
чала маленького мальчика верховой езде. Казалось, только голубь да стай-
ка воробьев замечали ее присутствие. В воздухе пахло  весной.  Некоторое
время Марджори наслаждалась мыслью, что никто в мире не знает, где  она.
Странно, как подумаешь - каждый день миллионы людей, покидая свои  дома,
конторы, магазины, пропадают, как камни, брошенные в пруд! Что, если ис-
чезнуть совсем и вкусить жизнь инкогнито?  Бэрти  Кэрфью  опять  едет  в
Москву. Не возьмет ли он ее с собой - как секретаря и bonne  amie  [28]?
Бэрти Кэрфью! Ведь она только делала вид, будто он ей надоел! Сейчас она
подошла вплотную к мысли о будущем. Алек! Объяснение! И не только объяс-
нение. У него остался список ее долгов; вместо свадебного подарка он хо-
тел заплатить все ее долги. Но если не будет никакой свадьбы? Слава  бо-
гу, у нее есть небольшая сумма наличными. Вчера выиграл  заезд  четырех-
летка, заботливо взращенный в конюшне ее отца. Она ставила двадцать пять
фунтов, и выдача была неплохая. Она  встала  и  побрела  дальше,  полной
грудью вдыхая вкусный ветер, не заботясь о том, что фигура ее не кажется
мальчишеской, - в конце концов это уже не так модно, как было.
   При выходе из парка она купила еще газету. Тут был полный  отчет  под
заголовком: "Поход на современные нравы. Показания  мисс  Марджори  Фер-
рар". Смешно было читать эти слова в толпе людей, которые тоже их читали
и понятия не имели, кто она такая. Добравшись до Рэнстрит,  она  отперла
дверь своей квартиры и сейчас же увидела шляпу. Он  уже  здесь!  Она  не
спеша попудрилась и в студию вошла бледная, словно много пережила.
   Мак-Гаун сидел, сжав руками голову. Ей стало жаль его  -  слишком  он
сильный, слишком крепкий, слишком живой для такой позы! Он поднял  голо-
ву.
   - Ну что, Алек?
   - Скажите мне правду, Марджори! Это пытка!
   Она смутно позавидовала глубине его чувства, пусть неразумного  после
всех ее предупреждений. Но сказала насмешливо:
   - Ну, кто же меня знает лучше - вы или я?
   Глухо он повторил:
   - Правду, Марджори, правду!
   Но зачем ей было исповедоваться? Что ему до ее прошлого? У него  есть
право на ее будущее - и хватит. Старая история: мужчины требуют от  жен-
щин больше того, что сами могут им дать. Неравенство полов! Может  быть,
это имело смысл в прежнее время, когда женщины рожали детей,  а  мужчины
нет; но теперь, когда женщины вполне разбираются в вопросах пола и детей
рожают только если хотят, да и то не всегда,  -  почему  мужчины  должны
пользоваться большей свободой?
   И она медленно проговорила:
   - Если вы мне расскажете о ваших похождениях, я вам расскажу о своих.
   - Ради бога, не смейтесь надо мной. За эти несколько часов я  пережил
адские муки.
   Это было видно по его лицу, и она сочувственно сказала:
   - Я говорила, что вы споткнетесь, Алек. Зачем вы настаивали, чтобы  я
подала в суд? Вышло по-вашему! А теперь вы недовольны.
   - Так это правда?
   - Да. И что же?
   Он застонал и попятился до самой стены, словно  боялся  остаться  без
опоры.
   - Кто он?
   - О нет! Этого я вам скажу. А сколько у вас было любовных интриг?
   Он будто и не слышал. Ну конечно! Он знал, что она его  не  любит,  а
такие вещи важны, только когда любишь! Ну что ж, нужно принять его муче-
ния, как дань!
   - Со мной вы разделались, - сказала она хмуро, села и закурила  папи-
росу.
   Сцена! Как противно! И почему он не уходит? Почему стоит, словно глу-
хонемой? Лучше бы он бесновался.
   - Кто он? Тот американец?
   Она невольно засмеялась.
   - О нет! Бедный мальчик!
   - Сколько времени это продолжалось?
   - Около года.
   - О боже! - Он бросился к двери.
   Хоть бы уж открыл ее, хоть бы ушел! Но как можно так сильно  чувство-
вать! Стоит у двери, лицо чуть ли не безумное. Мещанские страсти!
   А потом он и правда открыл дверь и ушел.
   Она растянулась на диване; не усталость охватила ее, не  отчаяние,  а
скорее безразличие ко всему на свете. Как глупо, как старо! Почему он не
свободный, не гибкий, как она, почему не  может  принять  жизнь  просто?
Страсти,  предрассудки,  принципы,  жалость  -  старомодно,  как  тесные
платья, которые надевали на нее в детстве. Ну что же - скатертью  дорож-
ка! Подумать только - жить под одной крышей, спать в одной постели с че-
ловеком до того Примитивным, что он способен свихнуться от  ревности!  С
человеком, который принимает жизнь до того всерьез,  что  сам  этого  не
сознает. Жизнь - папироса: выкуришь ее - и бросишь; или танец -  длится,
пока не кончилась музыка. Танцуем дальше!.. Да, но теперь нельзя  позво-
лить ему платить ее кредиторам, даже если он захочет. Раньше  она  могла
бы заплатить ему своим телом, а теперь - нет.  Ах,  если  бы  кто-нибудь
умер и оставил ей наследство! И она лежала неподвижно,  прислушиваясь  к
уличному шуму: такси заворачивали за угол, собака лаяла  на  почтальона,
хромой демобилизованный солдат пиликал, по обыкновению, на скрипке. Бед-
няга ждет от нее шиллинга! Нужно встать и бросить ему. Она подошла к ок-
ну, выходившему на улицу, и вдруг отшатнулась. У подъезда стоял  Фрэнсис
Уилмот. Как, еще одна сцена? Это уж слишком! Вот и звонок! Некогда  ска-
зать, что ее "нет дома". Что ж, пусть слетаются на ее прошлое, как пчелы
на мед.
   - Мистер Фрэнсис Уилмот.
   Он стоял в дверях. Почти не изменился, только похудел немного.
   - Ну, Фрэнсис, - сказала она, - я думала, что вы  "покончили  с  этой
глупой историей".
   Фрэнсис Уилмот подошел и, не улыбаясь, взял ее руку.
   - Завтра я уезжаю.
   Уезжает! Ну, с этим она могла примириться. Сейчас он ей казался самым
заурядным молодым человеком, бледным, темноволосым, слабым.
   - Я прочел вечерние газеты и подумал, что, быть может, вы хотите меня
видеть?
   Что он, смеется над ней? Нет, лицо его было серьезно, в голосе не бы-
ло горечи; и хотя он пристально смотрел на нее - решить, осталось  ли  у
него к ней какое-нибудь чувство, она не могла.
   - Вы считаете, что я перед вами в долгу? Я знаю, что нехорошо с  вами
поступила.
   Он посмотрел на нее так, словно она его ударила.
   - Ради бога, Фрэнсис, не говорите, что вы пришли из рыцарских  побуж-
дений. Это было бы слишком забавно.
   - Я не совсем понимаю... Я думал, что, быть может, вы не хотели отве-
тить на этот вопрос о любовной интриге... из-за меня.
   Марджори Феррар истерически захохотала.
   - Из-за вас! Нет, нет, дорогой мой!
   Фрэнсис Уилмот отошел к двери и поклонился.
   - Мне не следовало приходить.
   Внезапно ее опять потянуло к этому необычному человеку, к его мягкос-
ти, его темным глазам.
   - Во всяком случае, теперь я опять свободна, Фрэнсис.
   Бесконечно тянулись секунды, потом он снова поклонился. Это  был  от-
каз.
   - Ну, так уходите, - сказала она. - Уходите скорей!
   Я сыта по горло!
   И она повернулась к нему спиной.
   Когда она оглянулась, его уже не было, и это удивило ее. Он был новой
разновидностью - или старой, как ископаемые! Он не знал элементарных ос-
нов жизни, был старомоден a faire rire [29]. И,  снова  растянувшись  на
диване, она задумалась. Нет, они ее не запугали. Завтра раут у Бэллы Мэ-
гюсси, чествуют какого-то идиота. Все там будут, и она тоже.


   VIII
   МАРИОНЕТКИ

   Когда Майкл, не спускавший глаз с сэра Джемса Фоскиссона, услышал  ее
слова:  "На  этот  вопрос  я  не  отвечу",  он  резко  обернулся.   Было
точь-в-точь, как если бы она ответила: "Да". Судья смотрел на  нее,  все
на нее смотрели. Неужели Булфри не придет ей на помощь?  Нет!  Он  молча
кивнул, предлагая ей вернуться на свое место. Майкл привстал, когда  она
проходила мимо. Ему было жаль Мак-Гауна. Все вокруг него встали, а  бед-
няга сидел неподвижно, красный как индюк.
   Флер! Майкл взглянул на нее: слегка  раскрасневшаяся,  она  сидела  с
опущенными глазами, сжав на коленях руки в  перчатках.  Быть  может,  ее
обидел его тихий возглас: "Прекратите!" или его полупоклон? Как было  не
посочувствовать "Гордости гедонистов" в такую минуту! Зал пустел. Наряд-
ная публика - вот ее мать, и тетка, и кузина, и старик Форсайт -  разго-
варивает с Фоскиссоном. Ага, кончил; повернулся.
   - Мы можем идти.
   Они прошли за ним по коридору, спустились по лестнице и вышли на све-
жий воздух.
   - У нас есть время перекусить, - сказал Сомс, - зайдем сюда.
   Они вошли в ресторан.
   - Три бифштекса, да поскорее! - распорядился Сомс и добавил, глядя на
солонку: - Она себя погубила. Продолжать они не будут. Я сказал  Фоскис-
сону, что он может пойти на мировую; обе стороны уплачивают судебные из-
держки. Это больше того, что они заслуживают.
   - Он не должен был задавать этот вопрос, сэр.
   Флер встрепенулась.
   - Ну знаешь, Майкл...
   - Ведь мы же условились, милая, что этого пункта он касаться  не  бу-
дет. Почему Булфри ей не помог, сэр?
   - Он рад был поскорей ее усадить. Еще секунда - и судья сам задал  бы
ей тот же вопрос. Слава богу, полное фиаско!
   - Значит, мы выиграли? - спросила Флер.
   - Не сомневаюсь, - ответил Сомс.
   - А я не уверен, - пробормотал Майкл.
   - Говорю вам, все кончено; Булфри с радостью пойдет на мировую.
   - Я не то хотел сказать, сэр.
   - А что ты хотел сказать, Майкл? - язвительно спросила Флер.
   - Думаю, что нам этого не простят, вот и все.
   - Чего не простят?
   - Ну, может быть, я ошибаюсь. Соусу хотите, сэр?
   - Вустерский? Давайте. Это единственное место в Лондоне,  где  подают
рассыпчатый картофель. Официант, три рюмки портвейна. Поскорей!
   Через четверть часа они вернулись в суд.
   - Подождите здесь, в вестибюле, - сказал Сомс. - Я  пройду  наверх  и
узнаю.
   В этом гулком зале, где человек казался таким ничтожным пигмеем. Флер
и Майкл сначала стояли молча. Потом он заговорил:
   - Конечно, она не могла знать, что Фоскиссон не  стал  бы  останавли-
ваться на этом пункте. Но она должна была ждать такого вопроса.  Соврала
бы им в лицо - и дело с концом! Мне стало ее жаль.
   - Ты, Майкл, готов пожалеть блоху, которая тебя  укусила.  Но  почему
нам этого не простят?
   - Видишь ли, положение ее почти трагическое, а в обществе с этим счи-
таются. И не забудь об ее помолвке!
   - Ну, помолвка будет разорвана.
   - Совершенно верно! И симпатии общества будут на ее стороне.  А  если
не будет разорвана, так на его. Во всяком случае, не на нашей. И, знаешь
ли, ведь она, в сущности, защищала то, во что мы все