йся на свое  место,  рассматривал  золотой  крестик,
который вынул из жилетного кармана.  Мистер  Парамор  взял  вазочку  и  стал
нюхать розу. Грегори подошел к окну.
     Когда до сознания мастера Пендайса дошло, что сын его  не  приехал,  он
подошел к двери и отворил ее.
     - Марджори, будь добра, уведи Джона, - сказал он. - Джон!
     Спаньель, увидев распахнутую дверь и поняв, что это  означает,  лег  на
спину.
     Миссис Пендайс посмотрела на мужа, и в глазах ее  были  слова,  которые
она, как истинная леди, не умела произнести.
     "Я должна остаться. Позволь мне не уходить. Это мое право.  Не  отсылай
меня прочь". Вот что говорили  ее  глаза,  и  то  же  самое  говорили  глаза
спаньеля, лежавшего на спине (он знал: так его трудно сдвинуть с места).
     Мистер Пендайс ногой перевернул его.
     - Вставай, Джон! Марджори, будь добра, уведи отсюда Джона.
     Миссис Пендайс вспыхнула, но не сделала ни шагу.
     - Джон, иди со  своей  хозяйкой,  -  сказал  мистер  Пендайс.  Спаньель
завилял опущенным хвостом.  Мистер  Пендайс  ногой  чуть-чуть  придавил  его
хвост. - Это не женское дело.
     Миссис Пендайс наклонилась к спаньелю.
     - Идем, Джон, - сказала она.
     Спаньель Джон, показывая белки глаз, упирался, так что ошейник  налезал
ему на морду; наконец его вывели. Мистер Пендайс затворил дверь.
     - Хотите портвейну, Виджил? Вино сорок седьмого года. Мой отец  заложил
его в пятьдесят шестом, за год перед своей смертью. Сам я пить его не могу -
и я, знаете ли, заложил две бочки в год Юбилея {"Юбилей" королевы  Виктории,
в 1887 году праздновавшей пятидесятилетие своего  царствования.}.  Наливайте
себе, Парамор. Виджил, садитесь рядом с Парамором.  Вы  знакомы  с  мистером
Бартером?
     Лица Грегори и священника стали очень красными.
     - Мы все здесь бывшие воспитанники Хэрроу, - продолжал мистер  Пендайс,
и, неожиданно повернувшись к мистеру Парамору, добавил:
     - Ну, так что же?
     Точно так же, как вокруг наследственного  принципа  стоят  Государство,
Церковь, Закон, Филантропия, вокруг  обеденного  стола  в  Уорстед  Скайнесе
расположились сейчас сквайр, священник, мистер Парамор и Грегори  Виджил,  и
никто из них не хотел начать разговор первым. Наконец мистер Парамор,  вынув
из кармана письмо Белью и ответ Джорджа, сколотые вместе  и  мирно  терпящие
соседство друг друга, вернул их сквайру:
     - Дело, как я понимаю, обстоит следующим образом: Джордж отказывается с
ней порвать, но он готов защищаться и отрицать все. Он ожидает, что  я  буду
действовать именно в этом духе.
     Взяв со стола вазочку, мистер Парамор опять принялся нюхать розу.
     Мистер Пендайс нарушил молчание.
     - Как джентльмен, - начал он  резким  от  волнения  голосом,  -  он,  я
полагаю, должен...
     Грегори, натянуто улыбаясь, докончил:
     - Лгать.
     Мистер Пендайс мгновенно возразил:
     - Дело не в этом, Виджил. Джордж вел себя возмутительно. Я  не  защищаю
его, но если эта женщина хочет все отрицать,  Джордж  не  может  вести  себя
подло, - во всяком случае, меня воспитали в таких правилах.
     Грегори подпер рукой голову.
     - Вся система никуда не годится... - начал он.
     Мистер Парамор вмешался:
     -  Давайте  придерживаться  фактов.  Они  и  без   системы   достаточно
неприятны.
     Первый раз открыл рот священник:
     - Я не знаю, что вы имеете в виду под системой, но, по-моему, оба  они,
и этот мужчина и эта женщина, виноваты в том...
     Грегори перебил его дрожащим от гнева голосом:
     - Будьте так добры не называть миссис Белью "эта женщина"...
     Священник вспыхнул:
     - Как же прикажете называть ее?..
     Мистер  Пендайс  голосом,  которому   несчастье   придавало   некоторое
достоинство, проговорил:
     - Господа, дело идет о чести моего дома.
     Наступило еще более долгое молчание - глаза мистера Парамора переходили
с одного лица на другое, и губы, над розой, растянулись в улыбку.
     - Я полагаю, Пендайс, - наконец начал он, - вы  пригласили  меня  сюда,
чтобы выслушать мое мнение. Так вот, не доводите дела до суда. Если в  вашей
власти что-нибудь сделать, делайте. Если в вас говорит  гордость,  заставьте
ее замолчать. Если вам мешает честность, забудьте ее. Между деликатностью  и
законом о разводе нет ни одной точки соприкосновения; между правдой и  нашим
законом о разводе нет ничего общего. Я повторяю: не доводите дела  до  суда.
Пострадают все: и безвинный и виноватый; только безвинный пострадает больше,
и никто не выиграет. Я пришел к такому выводу по зрелому размышлению. В иных
обстоятельствах я, возможно, и посоветовал бы что-нибудь  иное.  Но  в  этом
случае, я повторяю, никто не выиграет. Надо сделать так, чтобы дело не дошло
до суда.  Не  давайте  пищи  праздным  языкам.  Послушайтесь  моего  совета,
напишите еще  раз  Джорджу,  потребуйте  с  него  обещание.  Если  он  опять
откажется, что ж, возьмемся тогда за Белью, попытаемся его припугнуть.
     Мистер Пендайс слушал, не проронив  ни  слова:  у  него  с  давних  пор
сложилась привычка не перебивать мистера Парамора. Когда же Парамор  кончил,
сквайр поднял голову и сказал:
     - Это все козни рыжего негодяя! Не понимаю, Виджил, для чего вы затеяли
все это. Вы, верно, и навели его как-нибудь на след.
     Сквайр желчно поглядел на Грегори. Мистер Бартер тоже взглянул на него,
- в его взгляде был вызов и вместе некоторая пристыженность.
     Грегори, смотревший перед тем, на свою нетронутую рюмку, поднял голову,
- лицо его было  красно.  Голосом,  дрожащим  от  негодования  и  гнева,  он
заговорил, обращаясь к Парамору и стараясь избегать взгляда священника:
     - Джордж не имеет права бросить женщину, которая  доверилась  ему;  это
будет подло, если хотите. Не мешайте им, пусть они  живут  вместе  честно  и
открыто, пока не смогут стать мужем и женой. Почему  вы  все  говорите  так,
будто вы озабочены только положением мужчины?  Мы  с  вами  должны  защитить
женщину!
     Священник первый обрел дар речи.
     - То, что вы говорите, сущая безнравственность,  -  произнес  он  почти
добродушно.
     Мистер Пендайс встал.
     - Стать ее мужем! - воскликнул он. - Да как вы... ведь  хуже,  страшнее
этого... мы только думаем, как избежать этого! Мы на этой  земле...  отец  -
сын... отец - сын... из поколения в поколение.
     - Тем  более  стыдно,  -  кричал  Грегори,  -  что  вы,  потомок  этого
благородного рода, не можете встать на защиту женщины!
     Мистер Парамор досадливо пожал плечами, взывая к его здравому смыслу:
     - Во  всем  нужна  золотая  середина.  Вы  уверены,  что  миссис  Белью
нуждается в защите? Если нуждается, я с вами согласен. Только так ли это?
     - Я даю слово, - ответил Грегори.
     Минуту мистер Парамор сидел, подперев рукой голову.
     - Мне очень жаль, - наконец сказал он,  -  но  я  руководствуюсь  своим
собственным впечатлением.
     Сквайр поднял голову:
     - Если дела обернутся наихудшим  образом,  могу  ли  я  лишить  Джорджа
наследства - нашего родового поместья?
     - Нет.
     - Что? Нет... это... это... никуда не годится.
     - Надо быть последовательным.
     Сквайр глянул на него недоверчиво, затем быстро проговорил:
     - Если я ничего не оставлю  ему,  кроме  поместья,  он  скоро  окажется
нищим. Прошу прощения, господа. У вас у всех пустые рюмки! Я  вовсе  потерял
голову.
     Священник налил себе вина.
     - До сих пор я не сказал ни слова, - начал он. - Я считал, что  это  не
мое дело. Мое убеждение таково: слишком много разводов в наши дни. Пусть эта
женщина возвращается к своему мужу, и пусть он объяснит ей,  как  она  перед
ним виновата. - Его голос и взгляд посуровели. - И пусть они,  как  подобает
христианам, простят друг друга. Вы говорите, - обратился он к Грегори,  -  о
защите  женщины.   Вот   так   в   наши   дни   прокладывает   себе   дорогу
безнравственность.  Я  решительно  поднимаю  свой  голос   против   подобной
сентиментальности. Поднимал и всегда буду поднимать.
     Грегори вскочил на ноги.
     - Я как-то сказал вам, что вы поступили  непорядочно.  Я  повторяю  это
опять.
     Мистер Бартер встал, наклонившись над столом, лицо его побагровело.  Он
в упор посмотрел на Грегори, не имея сил выговорить ни слова.
     - Один из нас, - сказал он, заикаясь от волнения, - должен покинуть эту
комнату!
     Грегори хотел было что-то возразить, но, резко повернувшись,  вышел  на
террасу и исчез.
     - До свидания, Пендайс, я тоже ухожу, - сказал священник.
     Сквайр пожал протянутую руку, на его лице  было  недоумение  и  грусть.
Когда мистер Бартер вышел, в комнате воцарилось молчание. Сквайр вздохнул.
     - Как бы мне хотелось быть сейчас  в  Оксенхэме,  Парамор!  Как  я  мог
покинуть свое старое гнездо! Вот и пришла  расплата.  И  зачем  только  было
посылать Джорджа в Итон?
     Мистер Парамор глубже уткнул нос в вазу.  В  этих  словах  его  старого
приятеля заключался его "символ веры": "Верую в отца моего, и в его отца,  и
в отца его отца, собирателей и хранителей нашего поместья, и верую  в  себя,
сына моего и сына моего сына. И верую, что им создали страну и сохранили  ее
такую, какая она есть. Верую в закрытые школы и особенно в ту школу,  где  я
учился. Верую в равных мне по общественному положению, в мою усадьбу,  верую
в порядок, который есть и пребудет во веки веков. Аминь".
     Мистер Пендайс продолжал:
     - Я не  пуританин,  Парамор;  я  понимаю,  что  Джорджу  есть  какое-то
оправдание; я даже и не против этой женщины; она,  пожалуй,  слишком  хороша
для Белью. Да, она,  несомненно,  слишком  хороша  для  этого  мерзавца!  Но
Джорджу жениться на ней - значит погубить себя. Вспомните  леди  Розу.  Одни
только чудаки, считающие звезды,  вроде  Виджила,  не  понимают  этого.  Это
конец! Изгнание из общества! Только подумайте, подумайте о моем внуке!  Нет,
Парамор... нет... нет! Черт побери!
     Сквайр закрыл глаза рукой.
     Мистер Парамор, хоть у него и не  было  собственного  сына,  ответил  с
искренним сочувствием:
     - Успокойтесь, успокойтесь, Пендайс. Увидите, до этого не дойдет.
     - Одному богу известно, Парамор, до чего все это может дойти! Нервы мои
сдают! Вы же знаете, если их разведут, Джордж будет обязан жениться на ней.
     Мистер Парамор на это ничего не ответил и только сжал губы.
     - Ваш бедный пес скулит, - сказал  он.  И,  не  дождавшись  позволения,
отворил дверь.
     В комнату вошли миссис Пендайс и спаньель, Джон. Сквайр взглянул на них
и нахмурился. Спаньель Джон, шумно дыша от радости, терся  о  его  ноги.  "Я
испытал такие муки, хозяин, - казалось, говорил он, - мне не  перенести  еще
одной разлуки в ближайшее время!"
     Миссис Пендайс стояла молча, и мистер Парамор обратился к ней:
     - Вы, миссис Пендайс, больше всех нас могли бы повлиять и на Джорджа  и
на этого Белью... мне кажется, даже на его жену!
     Мистер Пендайс не выдержал:
     - Не думайте, что я стану унижаться перед этим негодяем Белью!
     Мистер Парамор посмотрел на него, как смотрит врач на  больного,  когда
ставит  диагноз.  Но  лицо  сквайра  в  седых  бакенбардах  и   усах,   чуть
перекошенное влево, с глазами,  как  у  лебедя,  решительным  подбородком  и
покатым лбом выражало только то, что и должно  было  выражать  лицо  всякого
сельского помещика, когда он высказывает подобную мысль.
     Миссис Пендайс воскликнула:
     - Ах, как бы мне хотелось увидеть сына!
     Она так мечтала о встрече с ним, что ни о  чем  другом  сейчас  уже  не
могла и думать.
     - Увидеть сына! - воскликнул сквайр. - Ты так и  будешь  его  баловать,
пока он не опозорит нас всех!
     Миссис Пендайс перевела взгляд с  мужа  на  его  поверенного.  Волнение
окрасило ей щеки непривычным румянцем, губы подергивались, будто она вот-вот
что-то скажет.
     Но вместо нее сквайру ответил мистер Парамор:
     - Нет, Пендайс, если Джордж избалован, так его избаловала система.
     - Какая система, - вскричал сквайр, - я никогда не  воспитывал  его  по
системе! Я не верю ни в какие системы! Не понимаю, о чем вы говорите!  Слава
богу, у меня есть еще один сын!
     Миссис Пендайс шагнула к мужу.
     - Хорэс, - сказала она, - ты же не думаешь...
     Мистер Пендайс отвернулся от жены и бросил резко:
     - Парамор, вы уверены, что я не могу лишить Джорджа наследства?
     - Абсолютно уверен, - ответил мистер Парамор.

ГЛАВА IX

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПЕНДАЙСИЦИТА

     Грегори долго бродил по шотландскому саду, созерцая звезды. Одна, самая
яркая, висевшая над лиственницами, глядела на него  насмешливо,  потому  что
это была звезда любви. Прохаживаясь между  тисами,  которые  росли  на  этой
земле еще до того, как на ней поселились Пендайсы и будут долго  жить  после
них, он остужал свое сердце в голубоватом свете этой большой  звезды.  Ирисы
стояли безуханные, как будто боясь растревожить его чувства, и только иногда
из тьмы пахло хвоей молодых лиственниц и далекими полями. Тот же филин,  что
кричал вечером, когда  Элин  поцеловала  Джорджа  в  оранжерее,  застонал  и
теперь, когда Грегори бродил  здесь,  погруженный  в  печальное  раздумье  о
последствиях этого поцелуя.
     Он  думал  о  мистере  Бартере  и  с  несправедливостью  человека,  все
принимающего близко к сердцу, рисовал его красками, куда чернее его  черного
сюртука.
     "Вздорный, бестактный, - думал он. - Как он смел говорить о ней в таком
тоне!"
     Размышления его прервал голос мистера Парамора:
     - Все еще остываете, Виджил? Скажите, зачем вы нам все испортили?
     - Я ненавижу ложь, - сказал Грегори. - А это замужество моей подопечной
- ложь, и больше ничего. Пусть лучше она честно живет с человеком,  которого
любит.
     - Стало быть, таково ваше мнение? - ответил  мистер  Парамор.  -  И  вы
относите это ко всем без исключения?
     - Да, ко всем.
     - Так-так, - засмеялся Парамор. - Ну и путаники  же  вы,  идеалисты!  А
помнится, вы говорили мне, что узы брака для вас священны.
     - Священны для меня, Парамор. Таковы мои личные взгляды. Но перед  нами
уже совершенная несправедливость. Этот брак - ложь, гнусная ложь,  ему  надо
положить конец.
     - Все это прекрасно, - ответил  мистер  Парамор,  -  но  если  вы  свой
принцип станете широко применять на практике, то это приведет  бог  знает  к
чему. Ведь это значит изменить самый институт брака, так, чтобы он  в  корне
отличался от того, что он есть сейчас. Брак на основе влечения сердец, а  не
на основе собственности. Вы готовы зайти так далеко?
     - Да.
     - Вы занимаете столь же крайнюю позицию, как и Бартер. Но ваши  позиции
противоположны. Из-за вас,  экстремистов,  и  происходят  все  неприятности.
Должна быть золотая  середина,  мой  друг.  Я  согласен,  что-то  необходимо
сделать. Но вы забываете одно:  законы  должны  соответствовать  людям,  чье
поведение  они  определяют.  Вы  слишком  устремлены  к  звездам.   Больному
лекарство прописывают  соответствующими  дозами.  Да  где  же  ваше  чувство
юмора?.. Вообразите свою теорию брака примененной к мистеру Пендайсу, к  его
сыну, к его священнику, к его арендаторам или его батракам.
     - Нет-нет, - упорствовал Грегори, - я не верю, что...
     - Сельские жители, - спокойно объяснил мистер Парамор, - особенно косны
в этих вопросах. В них сильны вскормленные на мясе  инстинкты,  а  благодаря
всем этим членам парламента от графств,  епископам,  пэрам,  благодаря  всей
системе наследования титулов, усадеб, приходов они, сельские жители,  задают
тон в стране. Существует болезнь - назовем ее хотя бы (пусть  это  и  плохая
шутка) пендайсицитом, - которой заражены в провинции буквально все. Эти люди
удивительно косны. Они что-то делают, только все наперекор здравому  смыслу,
ценой  бездны  ненужных  страданий  и  труда!  Такова  дань  наследственному
принципу. Я недаром имел с ними дело в течение тридцати пяти лет.
     Грегори отвернулся.
     - Да, действительно плохая шутка, - сказал он. - Но я  не  верю,  чтобы
они все были такими, как вы говорите! Я не могу допустить этого.  Если  есть
такая болезнь, наше дело - найти от нее лекарство.
     - Здесь может помочь только оперативное вмешательство, - сказал  мистер
Парамор. - А к операции надо определенным образом  подготовиться,  как  было
открыто  Листером  {Листер   Джозеф   (1827-1912)   -   английский   хирург,
разработавший метод обеззараживания ран.}.
     Грегори ответил, не поворачиваясь:
     - Парамор, я ненавижу ваш пессимизм.
     Мистер Парамор, глядя в затылок Грегори, сказал:
     - Я не пессимист. Отнюдь нет.

                       Когда фиалка голубая,
                       И желтый дрок, и львиный зев,
                       И маргаритка полевая
                       Цветут, луга ковром одев,
                       Тогда насмешливо кукушки... {*}

     {* Начало песни из комедии Шекспира "Бесплодные усилия любви"  (перевод
Ю. Корнеева); далее в ней высмеиваются мужья-рогоносцы.}

     Грегори повернулся к нему.
     - Как можно любить поэзию и придерживаться подобных взглядов! Мы должны
построить...
     - Вы хотите строить, не заложив фундамента,  -  сказал  Парамор.  -  Вы
позволяете, Виджил, своим чувствам взять верх над рассудком. Закон о браке -
это всего только симптом. Именно эта  болезнь,  эта  тупая  косность  делают
необходимыми подобные законы. Плохие люди - плохие законы. Что вы хотите?
     - Я никогда не поверю, чтобы люди были согласны жить  в  этом  омуте...
омуте...
     -  Провинциализма,  -  подсказал  Парамор.  -  Вам   следует   заняться
садоводством. Тогда вы поймете то,  от  чего  вы,  идеалисты,  предпочитаете
отмахиваться:  что  человек,  подобно  растениям,  друг   мой,   -   продукт
наследственности и среды. И изменения происходят в нем чрезвычайно медленно.
Виноградные гроздья на рябине или  финики  на  чертополохе  не  вырастут  во
втором поколении, сколько бы вы ни бились и как бы вам ни хотелось есть.
     - По вашей теории, все мы оказываемся чертополохом.
     - Социальные законы тем сильнее, чем больше зла они могут причинить,  а
размеры этого зла зависят, в  свою  очередь,  от  идеалов  человека,  против
которого это зло обращается. Если вы отвергнете брачные  узы  или  раздадите
свою собственность и пойдете в монастырь, а кругом будет один чертополох, то
вас это не будет особенно огорчать, раз вы сами финик,  а?  Однако  заметьте
такую  странность:  чертополох,  считающий   себя   фиником,   очень   скоро
обнаруживает истинную свою природу. Я  многое  не  люблю,  Виджил.  И  среди
прочего - безрассудство и самообман. Но Грегори глядел на небо.
     - Мы, кажется,  отвлеклись  от  предмета  нашего  разговора,  -  сказал
Парамор. - Да, пожалуй, пора и в дом. Уже около одиннадцати.
     Во всем длинном фасаде белого невысокого дома было освещено только  три
окна, три глаза, устремленных на серп луны -  волшебную  ладью,  плывущую  в
ночном кебе. Аспидно-черные стояли кедры. Старый филин умолк. Мистер Парамор
схватил Грегори за руку.
     - Соловей! Вы слышали, как он засвистел  в  этой  роще?  Восхитительный
уголок! Я не удивляюсь, что Пендайс так его любит. Вы  не  рыболов,  Виджил?
Вам не доводилось наблюдать стайки рыб у берега? Как послушно они следуют за
своим вожатым! Так и мы, люди, ведем себя  в  своей  стихии.  Слепое  стадо,
Виджил! Мы ничего не видим дальше своего носа, мы жалкие провинциалы!
     Грегори прижал руку ко лбу.
     - Я все пытаюсь представить себе, -  сказал  он,  -  последствия  этого
развода для моей подопечной.
     - Мой друг, я буду говорить с вами прямо. Ваша  подопечная,  ее  муж  и
Джордж Пендайс - как раз те люди, для которых  и  ради  которых  создавались
наши законы о браке. Все трое - люди смелые, легкомысленные,  упрямые,  и  -
простите меня - кожа у них толстая. Слушание этого  дела  в  суде,  если  мы
станем защищаться, - это неделя ругани, выброшенные  на  ветер  общественные
деньги и врем