и девочки делают,  кто  туда  замуж  вышли.  Это  во-первых.  А
во-вторых, все это произойдет еще так нескоро. Как говорится, "курочка - в
гнезде, а яичко..." Знаешь, где?
     - Танька! - Возмутилась мама.
     - Все, все. Молчу, молчу.
     Я посмотрела  на  часы,  поднялась,  набросила  на  плечи  старенькую
курточку и стала запихивать  в  большую  черную  сумку  кое-какие  шмотки.
Во-первых, нужно  было  что-то  захватить  на  работу  -  как-никак,  а  я
заряжаюсь на сутки без продыху, - а во-вторых, еще до  работы  нужно  было
успеть по дороге заскочить в одно замечательное местечко...
     - Но ты его хоть любишь? - С надеждой спросила мама.
     Тут на меня навалилась такая  усталость,  что  ничего  не  захотелось
выдумывать:
     - Не смеши меня, ма. Надо будет - полюблю.
     К счастью, в это время раздался звонок. Мама  вскочила  из-за  стола,
рванулась к дверям.
     - Сиди, - сказала я. - Открою. Это - Лялька.
     Конечно, это была Лялька - бывшая  мамина  ученица,  моя  соседка  по
лестничной площадке. Ляльке - восемнадцать. Хорошенькая  -  спасу  нет.  В
прошлом году завалила вступительные в медицинский, и я устроила ее  к  нам
санитаркой для рабочего стажа.
     - Здрассьте! - Сказала Лялька с моими интонациями. - Ну, ты даешь!  Я
тебя жду, жду внизу...
     - Лялечка! - Обрадовалась мама. - Здравствуй, детка!
     - Ой, извините, Алла Сергеевна! Доброе утро.
     - Мамуля, мы пошли...
     - Подожди! - Мама метнулась в комнату, потом обратно и  стала  пихать
мне два рубля. - Ну, возьми!..
     - Да есть у меня деньги.
     - Ты уходишь на сутки - тебе необходимо нормально питаться!
     - Ну, мама...
     - Не спорь! И лялю покорми.
     - До свидания, Алла Сергеевна.
     - Привет, ма...


     К отделению милиции мы с  Лялькой  подкатили  на  какой-то  халтурной
черной "Волге". Уже из машины я увидела "картину маслом": Зинка Мелейко во
всем своем вечернем боевом  обличии,  на  высоченных  каблуках,  подметала
вместе с  несколькими  ханыгами  двор,  а  школьница,  взгромоздившись  на
колченогую стремянку, мыла снаружи высокие окна первого этажа. Помогали ей
две жуткие  патлатые  бабы.  Рожи  опухшие,  в  синяках.  Ткни  пальцем  -
бормотуха так из ушей и брызнет!
     - Погоди, шеф, - сказала я. -  Сиди,  Лялька,  не  высовывайся.  Один
момент!
     Я выскочила из машины. Достала из  сумки  свитер,  джинсы  и  куртку,
протянула их Зинке.
     -  Отвернись!  -  Крикнула  Зинка   пожилому   милиционеру,   который
приглядывал за всей этой компанией.
     Тот сплюнул и  отвернулся.  Зинка  натянула  на  себя  джинсы,  сняла
кофточку, под которой не было даже намека на лифчик. Ханыги заржали. Зинка
даже не посмотрела в их сторону, надела свитер,  освободилась  от  юбки  и
закурила.
     Подбежала школьница, попросила у меня  сигарету.  Вместо  сигареты  я
сунула ей под нос фигу и вернулась в машину.


     Когда подъехали к больнице, я порылась в бумажнике среди "крупняков",
достала пятерку и расплатилась с водилой.
     Лялька отчужденно молчала до самой лестницы, а потом спросила:
     - Ты зачем у матери два рубля взяла? У тебя вон сколько их!
     Вот Ляльку я жутко люблю! Ах, девка! Человек...
     Я на ходу обняла ее за плечи. Она попыталась отстраниться, но  я  еще
сильней притиснула ее к себе:
     - Лялька... А лучше было бы, если  б  она  знала,  что  у  меня  есть
деньги, сколько их и откуда они, да?
     - Нет.
     - Вот то-то! Своих надо беречь.
     Лялька мгновенно оттаяла и тут же продолжила  начатую  еще  в  машине
тему:
     - Танька, ну возьми меня как-нибудь с собой! Сколько тебя просить?..


     Пока мы с Лялькой ехали  к  нашей  больничке,  у  гостиницы  на  неве
шестеро представителей фирмы "Белитроник" весело усаживались  в  маленький
оранжевый автобус своей фирмы, который  они  пригнали  из  стокгольма.  По
бортам "микрика" было написано название фирмы, ее адрес и номер телекса.
     - Кто сегодня за рулем? - Спросил бенни.
     Всклокоченный краснорожий Гюнвальд, с которым я тусовалась в  прошлом
году, заорал:
     - Кому мы можем доверить наши драгоценные жизни в чуждой и враждебной
нам обстановке социализма? Кто из нас оказался  самым  решительным,  самым
смелым, самым-самым?
     - Эдварда за руль! - Завопили все.
     - Правильно! - Орал Гюнвальд. - Человек, который женится на русской...
     Слово "проститутка" он не успел  произнести.  Его  дернули  сзади  за
куртку и он мгновенно среагировал:
     - На русской девушке, достоин всяческого уважения!  Даже  если  потом
она окажется шпионом!
     Все расхохотались. Эдвард улыбнулся, сел за руль, и  они  поехали  на
Васильевский остров, на выставку.


     А у меня начался рабочий день. Мой третий мир.
     В  отделении,  над  телевизором  -  электрические  часы.  Мне  иногда
кажется, что днем я вижу, как движется даже часовая стрелка. Минутная, так
она для меня просто мчится сломя голову.
     - Э, погоди-ка... Тут у тебя уже гематомка будь  здоров!  Давай-ка  я
тебя лучше в бедро кольну... А на попку - грелочку...
     - Танечка! Вас в третью палату просят. Старушка у окна...
     - Иду.
     - Таня... У меня опять повязка протекла.
     - Вот и хорошо. Значит, есть отток. Сейчас сменим...
     - Такая изжога, тань. Ну от всего буквально! А от соды еще хуже.
     - Держи смесь Бурже и мензурочку. Пей...
     - Татьяна Николаевна! Велихову из седьмой палаты - на рентген.
     - Вот баночка. Утром, до завтрака, помочитесь. А вот  коробочка.  Для
кала. А здесь фамилии напишите. Чтобы не спутать...
     - Как в такую маленькую коробочку делать.
     - Головой можно подумать?
     -  Таня,  в  первой  палате  этого  инсультника  нужно  переодеть   и
перестелить. У него недержание мочи и...
     -  Нет  вопросов!  Лялька!  Возьми  чистый  комплект   носильного   и
постельного белья и айда со мной в первую палату. Поможешь.
     - А обедать?
     - Успеешь. Дуй за бельем!..
     - Таня! К телефону! Очень приятный иноземный акцент.
     - Алло! Эдик?
     Я столько раз бывала у него на выставке, в  его  шведском  отделении,
что буквально физически увидела его сидящим  в  конторке  у  телефона.  На
столе стоят банки с "Туборгом", валяются какие-то записи, каталоги. Тут же
сидят Гюнвальд, кеннет и бенни - его сослуживцы.  Я  слышала  их  шведскую
болтовню,  видела  через  широкое  окно  часть   выставки,   уйму   нашего
ленинградского народа, бродящего между экспонатами. Почти  все  держали  в
руках рекламные листовки и фирменные проспекты.
     - Таня? Это я - Эдвард. Ты сказала про нас маме?
     - Конечно! Она очень-очень рада!
     - Я должен ей сделать визит.
     - Конечно!
     Тут заорал Гюнвальд, вырывая у Эдварда  трубку.  Но  мой  тихий  Эдик
сказал мне:  "Момент,  Таня",  прикрыл  трубку  ладонью  и  что-то  жестко
проговорил краснорожему Гюнту. Тот даже опешил от неожиданности. Но  потом
все свел к шутке и оглушительно расхохотался. Встревоженные бенни и кеннет
вытащили его из конторки. Эдвард сказал:
     - Я тебя очень люблю, Таня. Сегодня я позвоню в консульство  и  узнаю
все про ваши и наши формальности.
     - Хорошо. Целую тебя.
     - Спасибо, - он помолчал и осторожно положил трубку.


     Тут же помчалась минутная  стрелка,  неторопливо  двинулась  часовая.
Снова покатились мои рабочие сутки.
     - Больные, сдавайте термометры!  Что  там  у  нас  с  температурой?..
Подставляем попочку... Замечательно! Держи ватку, держи...
     - Тань, а тань!.. Пока тебя не  было,  иван  афанасьевич  трое  суток
стонал, никому спать в палате не давал. А сегодня  -  огурец!  Он  в  тебя
влюбленный. Гы-ы!..
     - Во, дурак! Болтает тут!.. Не слушай, Танечка...
     - Я вас тоже очень люблю, иван  афанасьевич.  Вот  эту  таблеточку...
Запить теплой водичкой. Если что -  зовите.  Ладно?..  Ляля!  Что  это  за
влажная уборка? Все сначала! Из углов - чтобы не соринки! Почему "утки"  с
мочой стоят? Вынеси немедленно, и - "ежиком" с горячей мыльной  водой.  Не
халтурь!.. Господи, хоть бы сегодня  по  "скорой"  никого  не  привезли!..
Миленькие мои  больные  и  выздоравливающие!  Через  пять  минут  выключаю
телевизор и - отбой!
     - Танюша, чай будете с нами пить?
     - Обязательно, владимир александрович!  Вот  только  свет  в  палатах
выключу...
     - Таня, вот...
     - Батюшки! Откуда такие цветы потрясающие?!
     - Это тебе. Мама принесла.
     - Ну, спасибо, кавалер ты мой маленький! Дай я тебя поцелую...
     - Тань, иди чай пить!
     - Иду.


     Когда я вошла в ординаторскую, наше традиционное ночное чаепитие было
уже в разгаре. Негромко пел высоцкий из магнитофончика (Лялька с собой  на
дежурство таскает), сидел наш молодой доктор владимир александрович, нинка
- медсестра с соседнего поста, и вторая санитарка - старуха Сергеевна.
     На столе - чайник электрический, пироги с капустой, коржики, колбаска
по два  двадцать,  помидорчики-огурчики...  Каждый,  кто  идет  на  сутки,
обязательно из дому что-либо тащит.
     Вошла я в ординаторскую, и силы меня покинули. Колпак  крахмальный  с
головы стянула, туфли скинула и пошлепала босиком.
     - А кто в лавке остался? - Спросил наш доктор.
     - А никого, - ответила нинка. - Все дрыхнут. Тяжелых нету.
     Достала  я  свою  старую  сумку,  вытащила  бутылку  яичного   ликера
"Адвокат",  пачки  "Данхилла",  "Ротманса",  "Пелл-мелл"  и   две   плитки
швейцарского шоколада.
     - Гуляем, ребята!.. - Сказала я и рухнула на топчан.
     Сергеевна взяла в руки бутылку и спросила:
     - Это чего?
     - Ну, сладкое! Не помнишь, Сергеевна? Танька уже приносила такую.  Из
яиц сделано, - ответила нинка.
     - Ой, вкусная!! - Вспомнила Сергеевна.
     - Откуда это все, Танечка? - Интересуется доктор.
     - С работы, - не было сил ничего выдумывать.
     - Совместительство, что ли? - Позавидовала нинка.
     - Ага.
     - Где?
     - В "Интуристе".
     Смотрю, моя бутылочка уже пошла по кругу.
     - Тоже сестрой?
     - Милосердия, - усмехнулась я. - Ляль, прикури мне сигаретку и  налей
чайку. Пусть остынет. Я пока полежу. А то вторые сутки без сна...
     - Ну, давайте, - Сергеевна подняла  стакан  с  "Адвокатом".  -  Тань,
может, примешь капельку?
     - Таня же не пьет, Сергеевна! Сколько раз говорить? - Нервно заметила
Лялька.
     - За все хорошее, - Сергеевна шлепнула полстакана.
     - Живут же люди, - выпила Нина. - А я все  думаю,  чего  это  Татьяна
исключительно - сутки через трое?
     - Рыба ищет где глубже... - Сергеевна прикончила стакан.
     - Закусывайте, Сергеевна! - Строго сказал владимир александрович. - А
то так до утра не дотянете.
     Он заметил, что у меня погасла сигарета и дал мне прикурить  моей  же
зажигалкой.
     - Нравится? - Я увидела, как он рассматривает зажигалку.
     - Прелесть.
     - Возьми себе...
     - Что ты!
     - Бери, бери. У красивого мужика должны быть красивые  вещи,  -  я  и
сама не заметила, что разговариваю с ним на "ты". - Ребята, вы одну плитку
шоколада распатроньте, а вторую... Сергеевна! Спрячьте вторую  плитку  для
внучки. Вон ту, с собачками.
     -  Это  правильно.  Давай,  -  Сергеевна  сунула  плитку   в   карман
замызганного халата. - Ты у нас, как божий ангел, Татьяна.
     Мне это так понравилось, даже спать расхотелось.
     - Кто у нас не охвачен? - Говорю. -  Нинка,  забирай  всю  сигаретную
"фирму"! Оставь открытую пачку. До утра хватит.
     - Танюшка! Слов нет!..
     - А ты, Лялька, достань у меня из сумки пакет. И  примерь.  Вроде  бы
твой размер.
     Лялька залезла ко мне в сумку и достала оттуда пакет  с  натуральными
джапанскими кроссовками на липучках. Тут все отпали! Кроме Сергеевны:
     - Хорошие тапочки. Ноги в них не потеют?
     - "Тапочки"?! - Еле выговорила нинка. - Да это!.. Это...
     - Королевский подарок, - усмехнулся наш доктор.
     Лялька - та просто онемела. Стоит, прижала кроссовки к груди...
     С днем рождения, Лялька, - устало говорю я. - Желаю тебе всего самого
лучшего. И обязательно в этом году поступить в институт.
     - Ой, правда! У меня же завтра день рождения!..
     - Сегодня, - поправила я ее. - Уже сегодня.
     - Дак налить же надо! - Решительно взялась за бутылку Сергеевна.
     Но  в  эту  секунду  в  дверях  ординаторской  появился   больной   в
застиранном байковом халате.
     - Извиняюсь, - сказал он, щурясь от яркого  света.  -  Там,  кажется,
иван афанасьевич умер.
     Нас словно взрывом подбросило!
     Ох, и надергались  мы  с  этим  иваном  афанасьевичем!  Все  пытались
вытянуть его с того света. Только появится какой-то проблеск, снова старик
от нас уходит. Уплывает иван афанасьевич по другую сторону бытия, где  уже
никому ни хрена не требуется.
     Мы с нинкой ассистируем, путаемся, как слепые котята,  но  вроде  все
путем. Лялька тут же, на подхвате. Сергеевна мечется.
     Тогда  володя  раскрыл  ему  грудную  клетку,   взял   сердце   ивана
афанасьевича в руку и...  Пошел  прямой  массаж!  Зачавкало,  слава  богу.
Заработало...
     ...Едем из операционной в палату. Я как была в ординаторской босиком,
так босиком и шлепаю, качу рядом с каталкой капельницу на колесиках. Нинка
на ходу подушку кислородную поправляет. Владимир александрович за  пульсом
старика следит. Все кровью заляпаны, маски на шее висят. А вокруг больные.
Всполошились, бедняги, перетрусили. И этот стоит - гонец в кальсонах.
     - "Умер", "умер"!.. Паникер несчастный, мать твою за ногу, - говорю я
ему. - Ну-ка, марш все по палатам!
     - Танюша, увидимся сегодня вечером? - Тихо спрашивает  меня  на  ходу
владимир александрович. - Сходим к моему приятелю, посмотрим видео...
     Ах,  крепенький  паренек!  Только  что  в  человеческой  крови   руки
полоскал, а уже норовит ко мне под юбку залезть!
     - Где же ты раньше был, вовик? - Смеюсь я, а сама слежу,  чтобы  игла
из вены ивана афанасьевича на выскочила. - Теперь - хана. Замуж выхожу...


     В пятом часу утра я села раскладывать лекарство по записи к утреннему
приему. Бежит Лялька.  Глаза  -  девять  на  двенадцать.  Оглядывается  по
сторонам, будто ее партизаны в разведку послали. Подлетела ко мне и  давай
шептать.
     - Ладно, - говорю. - Не гони картину. Подождут.
     Я встала, зашла к ивану афанасьевичу, поправила кислородную  трубочку
под лейкопластырем на его небритой верхней губе, уменьшила частоту  подачи
капельницы, послушала, как он дышит, и вышла из палаты. Заглянула  к  нине
на первый пост:
     - Нинуля, посмотри за моими. Я минут на десять смоюсь.
     На лестнице меня уже ждала Лялька. Любопытная, как кошка!
     - Можно мне с тобой?
     - Косынку поправь. Ходишь как халда.
     Спускаемся во двор. Больничка у нас старая, со  времен  царя  гороха.
Дворик такой серенький,  петербургский.  А  посреди  двора  стоит  голубая
"семерка" с распахнутыми дверцами и сама Кисуля при полном параде сидит за
рулем и приемничек крутит. Рядом Симка-Гулливер.  Выставила  свои  длинные
ноги наружу и покуривает.
     - Привет, - говорю. - Каким ветром?
     - Заходи! Гостем будешь! - С грузинским акцентом  отвечает  Кисуля  и
открывает задние дверцы.
     Мы с Лялькой влезаем в машину, закуриваем. Лялька  глаз  оторвать  не
может от Кисули и от Гулливера. Конечно, девки прикинуты будь здоров и  не
кашляй. Ляльке такое и не снилось...
     Кисуля осторожно покосилась на Ляльку. Я ее успокоила:
     - Теоретически ребенок подкован.
     - Пора в свет выводить, - смеется Гулливер.
     - Перебьется, - говорю. - Работа была?
     - Да ну...  Фуфло  одно,  -  машет  рукой  Кисуля.  -  "Штатника"  из
валютного бара вынула, а он в нажоре. Лыка не вяжет -  в  дело  употреблен
быть не может. Возился, возился - все без толку. Только время потеряла.
     - И мимо денег пролетела?
     - Она-то не пролетела, - смеется Гулливер.  -  Она  свои  сто  баксов
скушала. Это я пролетела. Но как!  Сдохнуть  можно!..  Кидаю  генке-халдею
пятнашку. Он меня сажает стол в стол со здоровенным  френчем.  Бугай  выше
меня. Плечи - во! Морда - застрелись!.. К трем часам ночи я его  в  тачку,
везу к себе, а он мне по дороге заявляет, что женщинами не интересуется, а
любит только мужчин. И если я  ему  сейчас  мужика  предоставлю  -  триста
франков мои. Ну надо же! Я ему говорю: "Ах ты ж, гомосек несчастный! Я  на
тебя полночи  убила...  Плати  неустойку!"  Алексей  Петрович,  водила  из
второго таксомоторного, - ты его знаешь, -  хохочет  -  я  думала,  мы  во
что-нибудь врубимся. Короче, разворачиваем тачку и обратно. Вот и считай -
пятера - на входе, рупь - гардероб, пятнашка - генке, четвертак -  алексею
Петровичу. Одни убытки...
     - Неустойку сдернула?
     - Как же! Заплатит френч неустойку! Будто ты не  знаешь...  За  франк
удавится, педрила-мученик. Хорошо, в это  время  Кисуля  отработала  и  на
пандусе меня подобрала.
     - Ко мне-то чего приехали?
     - Хотели посмотреть на уникальное  явление  в  нашем  профсоюзе.  Как
интердевочка на государство молотит.
     - В свободное от работы время, - смеется Гулливер.
     - Сутки через трое - работа не пыльная. Зато спокойней.
     - Кому? - Улыбается Кисуля.
     - Мне. Маме моей. Всем.
     - Под каждой  крышей  -  свои  мыши.  Мы  тебе  к  свадьбе  подарочек
привезли, танюха.
     - Специальное пособие  для  экспортных  невест,  -  говорит  Симка  и
протягивает мне бумагу, сложенную вдвое.
     Я разворачиваю, а там какая-то инструкция.
     - Что это?
     - Список справок и документов, необходимых для выезда  из  советского
союза. Порядок очередности подачи и официальные сроки принятия решений. По
каждой справке, представляешь?
     - Малейшая ошибка, и начинай все  сначала.  Начнут  футболить...  Как
светку-маленькую, как маню-кнопку, помнишь?
     - Затянут оформление года на три и -  привет  из  Швеции!  Менты  эту
инструкцию, знаешь, как хранят?!
     - Почему?
     - По кочану. Чтобы "за бугор" не выпускать.
     - Ясно. Где достали?
     - "Капуста" - великая штука, - рассмеялась Гулливер.
     - Сколько должна?
     - Не бери в голову. Рассчитаемся. Кстати, тебе песец не нужен?
     - Сколько тянет?
     - Для тебя - тысяча баксов. Или, как говорят  московские  коллеги,  -
таузенд грюников.
     - Валюты, слава богу, на руках нет. А "деревянными"?
     - Четыре штуки - и песец твой.
     - Матери взять, что ли? У нее на зиму ничего нет. Покажи.
     - Вон, пакет у заднего стекла.
     Я достала пакет и вытащила замечательную норвежскую  песцовую  шубку.
Лялька даже ахнула.
     - Ну-ка, выметайся, - сказала я ей. - Прикинь...
     Лялька вылезла, надела  шубку  прямо  на  халат,  сдернула  с  головы
косынку и распустила по плечам волосы.
     Шубка была отличная. Но Лялька в этой шубке смотрелась  так,  что  мы
просто отпали! И  это  несмотря  на  то,  что  Лялька  была  в  стоптанных
больничных тапочках,  а  окружал  ее  обшарпанный  колодец  петербургского
двора, забитый черт знает каким грязным хламом...
     - Да... Девочка - зашибись! - Удивилась Кисуля.
     - Какой конкурент растет! - Покачала головой Гулливер.
     - Только попробуйте, - сказала я  им  и  крикнула  Ляльке:  -  давай,
давай, сблочивай! Рано тебе еще к такому шматью привыкать.
     Лялька с сожалением сняла шубку и протянула мне.  Я  уложила  шубу  в
пакет и сказала Кисуле:
     - Беру. А то теперь неизвестно, когда еще у меня деньги будут. А мать
на зиму раздета...
     - Оъкей, - небрежно кивнула Кисуля. - Привезешь "капусту" -  заберешь
песца. Договорились?
     - Годится. Спасибо, девки, - я вылезла из машины.
     - Танька! Не потеряй инструкцию,  -  предупредила  меня  Гулливер.  -
Прочти внимательно первый пункт. Без него у тебя даже заявление во  дворец
бракосочетания не примут. Начинать нужно со шведского консульства...


     Боже мой, если бы я тогда понимала по-шведски!
     Мы сидели с Эдиком  у  его  генерального  консула,  е