ще  не  старого,
обаятельного, истинно западного мужика, и я чувствовала  себя  на  седьмом
небе того мира, куда так рвалась последние несколько лет.
     В мягких кожаных креслах мы расположились вокруг  небольшого  низкого
столика, пили фантастический кофе со взбитыми сливками и полизывали коньяк
из крохотных рюмочек. Консул был - само очарование!
     У меня хватило ума не напяливать на себя вечернее "рабочее" шматье, и
я  выглядела  скромно  и  респектабельно:  белые  американские   "бананы",
темно-красная  спортивная  рубашечка  из  чистого  коттона  и  белоснежная
курточка фирмы "Пума". Грим - самый незаметный, слегка тонированные очки и
красная "адидасовская" сумочка.
     - Ах, как жаль, что вы не говорите  по-шведски,  -  искренне  сожалел
консул, обращаясь ко мне. - Но это поправимо. Поправимо...
     Сам он говорил по-русски не хуже меня. Когда в разговоре с Эдиком  он
переходил на свой родной  язык,  я  несколько  раз  ловила  его  добрый  и
внимательный взгляд, устремленный на меня. Словно он хотел убедиться,  что
я действительно не понимаю шведского.
     Я улыбалась ему и вопросительно поглядывала  на  Эдика.  Но  Эдик  не
торопился с  переводом.  А  консул,  ответно  улыбаясь  мне,  оказывается,
говорил Эдику следующее:
     - Я не  имею  права  не  выдать  вам  документ,  подтверждающий  ваше
неженатое положение и психическое здоровье,  который  справедливо  требуют
русские власти при  регистрации  брака  иностранца  с  их  подданной.  Мой
секретарь уже этим занимается.
     - Благодарю вас, - улыбнулся ему Эдик.
     - Хотя в вашем нормальном психическом состоянии я  позволил  бы  себе
усомниться.
     - Отчего же? - Засмеялся Эдик.
     Консул любезно долил мне кофе и собственноручно положил  еще  взбитые
сливки. И продолжал по-шведски:
     - Да  потому,  господин  Ларссон,  что  вы  собираетесь  жениться  на
профессиональной  проститутке,  что  видно  невооруженным  глазом.  И   не
возражайте! У меня большой и печальный опыт. Я таких справок выдал сотни.
     - Мне наплевать, кем была госпожа Зайцева в россии.  Мне  важно,  кем
она станет, будучи "фру Ларссон" в Швеции.
     - Это я могу вам спрогнозировать, -  консул  дополнил  мою  рюмку.  -
Восемьдесят процентов подобных браков расторгаются  сразу  же  или  спустя
совсем немного времени после пересечения границы. Большая часть этих девиц
тут  же  начинает  заниматься  индивидуальной  проституцией,  поступает  в
стрип-бары, в секс-шоу или рассасывается по публичным домам европы. У  вас
есть гарантия, что  вы  с  мадам  Зайцевой  окажетесь  теми  счастливцами,
которые составляют всего двадцать процентов  от  общего  количества  таких
браков?
     - Все зависит от меня самого, господин консул.
     - Сомневаюсь, - консул закурил сигарету и  сказал  мне  по-русски:  -
прошу прощения, мадам. Поскучайте еще минутку. Формальности...
     И снова перешел на шведский язык:
     - Подумайте, господин Ларссон,  стоит  ли  наполнять  нашу  маленькую
страну отбросами русского общества? Разве мало у нас собственных  проблем?
Это я вам уже говорю как официальный представитель Швеции в ссср.
     Клянусь,  я  чувствовала,  что  что-то  происходит!  Я  ни  черта  не
понимала, а консул и Эдик вели себя так потрясающе  мило  и  доверительно,
что  заподозрить  ничего  нельзя  было.  И  все-таки  у   меня   почему-то
испортилось настроение...
     Эдик встал и произнес по-русски:
     - Господин консул, я был очень рад представить вам свою будущую жену.
Теперь мне хотелось бы получить  необходимый  документ  и  больше  вас  не
задерживать.
     - Я думаю, что документ уже готов, - сказал  консул  тоже  по-русски,
улыбнулся мне и нажал кнопку на столе.
     Тут же открылась дверь и секретарь консула, тощая  грымза  в  золотых
очках, внесла нашу первую с Эдиком справку...


     ...Когда мы с Эдиком вышли на улицу, он взял меня за плечи, развернул
к себе и спросил, глядя мне прямо в глаза:
     - Ты меня любишь, Таня?
     И тут я неожиданно почувствовала, что это сейчас для него чрезвычайно
важно. Ну просто необходимо! И почти честно ответила:
     - Конечно, Эдик... Очень люблю.
     Он снял очки, протер кусочком замши, снова надел. И сказал:
     - Тогда все оъкей. Тогда ничего не страшно.


     Во  дворце  бракосочетания  бабешка  лет  тридцати  пяти  -   вся   в
сертификатном барахле, пальцы в  золоте  ереванского  завода  -  подколола
консульскую бумагу к нашему заявлению, вернула нам  с  Эдиком  паспорта  и
сказала, не глядя на меня:
     - Срок ожидания - три месяца.
     - Почему? - Спросил Эдик.
     - Чтобы у вас было время убедиться в верности ваших чувств.
     Я уже об этом из инструкции знала и поэтому  не  стала  выступать,  а
Эдик очень удивился:
     - Так долго?
     На это бабешка ответила не Эдику, а мне. Хотя я молчала как рыба и ни
о чем ее не спрашивала.
     - У нас в советском союзе - один порядок для  всех,  -  сказала  она,
мстительно глядя на меня неумело накрашенными глазками.
     Ну, правильно. Господин Ларссон - иностранец, а я  -  своя.  Чего  со
мной церемониться?
     - Спасибо, - кротко сказала я ей. - Всего доброго.


     В гостиничной  ванной  я  сняла  черные  ажурные  чулки  и  тоненький
кружевной поясок, аккуратно свернула их и спрятала в косметичку. Не будешь
же летом, в жару, таскать на себе  эту  сбрую?  Берешь  обычно  только  на
работу. Очень многие клиенты предпочитают. Им видней. У них вся порнуха на
этом построена.
     Я быстренько приняла душ, растерлась  махровым  полотенцем,  натянула
трусики, вельветки, кофтенку и наспех сделала физиономию.
     Складывая свои мазилки в  косметичку,  я  снова  заметила  бритвенную
кисточку Эдварда в засохшей мыльной  пене.  Сполоснула  ее,  поставила  на
полочку и крикнула:
     - Эдик! Ты еще из ванной свои причиндалы не собрал!
     - Я знаю. Сейчас...
     Номер был не убран. Постель разбросана. Стояли упакованные чемоданы и
большая дорожная сумка желтой кожи. Еще одна, спортивная сумка, лежала  на
кровати.
     Эдик в одних трусах сидел у журнального  столика.  Перед  ним  лежали
остатки разных денег, документы. Он подсчитывал свои ленинградские расходы
на электронном калькуляторе и записывал их в книжечку.
     - Эдик! Давай в темпе! - Взмолилась я.
     -  Уже,  уже!  -  Эдвард  сложил  деньги  и  документы  в   бумажник,
калькулятор спрятал в изящный чехольчик, рассовал все по карманам висящего
на спинке стула пиджака. - Момент, танечка...
     И исчез в ванной. Я села к телефону, позвонила маме:
     - Ма! Собери что-нибудь на стол, мы скоро придем.
     - Ты с ума сошла! - Закричала мама. - В доме шаром покати! Дайте  мне
пару часов, я схожу на рынок...
     - Мам! Знаешь старую хохму?.. "Жора, жарь рыбу. - А где рыба? - Ты  -
жарь, жарь, рыба будет!" Так вот ты жарь, рыба  будет!  Мы  все  привезем.
Подключи Ляльку, пусть она тебе поможет, пошустрит. Сгоняй ее за хлебом  и
кофе.
     - Но почему такая спешка?
     - Потому что выставка закрылась и они уезжают машиной завтра  в  пять
утра, а Эдику нужно как следует выспаться перед дорогой...
     - Как "машиной"?! Прямо в Стокгольм?
     - Представь себе. Чао!


     Мы вышли из лифта в забитый народом нижний холл. Эдик  со  спортивной
сумкой в руке,  я  -  налегке.  Время  было  обеденное,  суетня  страшная.
Возвращались  туристы  из  музеев,  мотались  подносчики  багажа,   бегали
интуристовские "шестерки", крутились фарцманы...
     Я издалека незаметно раскланялась с толей и женей - нашими "спецами".
Эдик попросил швейцара - Петра  Никаноровича  -  подать  такси  ко  входу.
Отставник рванул на пандус, тормознул тачку и прибежал к нам  с  поклоном.
Эдик дал ему доллар, и Петр Никанорович откозырял ему, как солдат  первого
года службы. Мы сели в таксярник и поехали...


     Опять пришлось остановиться у дома тридцать два. Стоит  эта  огромная
совтрансавтовская бандура "вольво" с рефрижератором - и не проехать...
     Эдик расплатился, мы вылезли и пошли пешком.
     - "Вольво" очень хороший автомобиль, - гордо сказал Эдик. - Мы  много
торгуем с вами этим авто. Мимо нашего с тобой дома будет проходить  трасса
от стокгольмского порта на мальме, они все время там ездят...
     Я благодарно взяла его под руку, оглянулась на "вольво"  и,  сама  не
знаю почему, запомнила его номер - АВЕ 51-15.
     -  Это  прекрасно,   что   между   нашими   странами   такое   тесное
сотрудничество, - я старалась попасть в ногу его широким шагам. Давай и мы
с тобой заключим маленький экономический контракт.
     - Правильно. Между нами не должно быть неясных моментов.
     - Золотые слова. Так вот... Пару дней тому назад я  купила  для  мамы
меховое пальтишко.  На  зиму.  И  мне  очень  хочется,  чтобы  это  пальто
преподнес ей ты. Как презент. От своего имени.
     - Но это будет неправда. Это нехорошо...
     - Хорошо, хорошо! Хуже  будет,  если  это  сделаю  я.  У  мамы  сразу
возникнет много ненужных вопросов.
     - Но у нас не дарят летом зимние вещи!
     - Это у  вас.  А  у  нас  готовят  сани  летом.  Это  наша  маленькая
национальная особенность. Короче, ты можешь мне в этом помочь?
     Эдик неуверенно пожал плечами. Тут мы и подошли к нашей парадной...


     Надо сказать, что этот первый для мамы международный приемчик  вполне
удался.
     Все было вкусно, всего было в меру, мама замечательно выглядела.  Она
сидела напротив Эдика и с преувеличенным вниманием слушала все, что я  уже
знала наизусть из шведских выставочных проспектов.
     - Наша  фирма  "Белитроник"  выпускает  программные  манипуляторы.  А
недавно мы начали серийный выпуск роботов для автоматической рыбной ловли.
Я участвовал в разработке такого робота...
     - Что вы говорите? - Светски удивлялась мама.
     Мы с Лялькой покуривали на кухне.
     - Да. Вес только пятнадцать кило. Робот сам забрасывает крючок и  сам
подтягивает леску. Как рыба клюет, робот делает  автоматическую  подсечку.
Если рыба большая и сильная  -  можно  больше  сорок  килограмм,  -  робот
начинает ее водить  и  водить,  и  так  устанет  рыбу,  что  потом  быстро
вытягивает ее на борт лодки...
     - Девочки! Вы слышите? Уму непостижимо!..
     По маминым глазам я увидела, что она  ни  фига  не  поняла  про  этих
дурацких роботов и безумно устала от напряжения.
     - Пора начинать аттракцион, - шепнула я Ляльке. - Все поняла?
     - Могила!
     - Иди к ней. Придержи ее там, чтобы она сюда нос не сунула.  Эдик,  -
сказала я, выходя на кухню. - Можно тебя?
     - Момент! - Поклонился маме Эдик. На кухне я сунула ему пакет с шубой
и поцеловала для бодрости: давай, мол! Эдик с пакетом вошел в комнату...
     - Уважаемая Алла...
     - ...Сергеевна, - тихо помогла я ему.
     - Я знаю! - Прошипел он. - Уважаемая Алла Сергеевна! Так как вы  есть
мама моей невесты тани, я хочу сделать вам  небольшой  презент  от  своего
имени.
     - Ах, зачем это, Эдвард... -  Смутилась  мама  и  даже  встала  из-за
стола.
     - Пожалуйста, - Эдик вручил маме пакет.
     - Спасибо. Я вам очень признательна, но вы, ей-богу, напрасно...
     - Ой, а что там? - Фальшиво-заинтересованно воскликнула  отлично  все
знавшая Лялька.
     -  Что  спрашивать?  Помоги  развернуть  -  и  увидите,  -  несколько
нервничая, ответила я.
     Лялька мгновенно распотрошила пакет, вытащила оттуда  песцовую  шубку
и, встряхнув, набросила маме на плечи.
     Мама была близка к  обмороку.  Лялька  почти  натурально  визжала  от
восторга.
     - Спасибо тебе, Эдик, - я  его  опять  поцеловала.  Всетаки  он  меня
выручил! Но тут я заметила, что Эдик и сам находится в состоянии "грогги".
Я даже за него испугалась.
     - Кошмар!.. - Шептал он. - Я не знал, что это такая дорогая  вещь.  Я
думал...


     - Заткнись, - одними губами сказала я ему, а маме крикнула: - мамуля!
Если бы знала, как тебе идет!.. Но как  Эдик  вмастил?!  Будто  знал,  что
нужно... Ну, Эдик!
     А мама, моя худенькая мама, стояла в роскошной песцовой шубе - первой
шубе за свои сорок восемь лет - и не отрываясь смотрела на  меня  в  упор.
Потом судорожно вздохнула и печально сказала:
     - Вы сошли с ума. Вы все сошли с ума...


     Через месяц выхожу я с двумя тяжеленными  авоськами  из  торжковского
рынка и потихоньку чухаю к стоянке такси, как вдруг  около  меня  тормозит
потрясный "Мерседес" и оттуда в полном  боевом  блеске  выскакивает  Зинка
Мелейко.
     - "Медсестра дорогая анюта подползла, прошептала - живой..." -  Спела
мне Зинка. - Куда пропала, танюша?
     - Привет, зинуля, - говорю  я  и  вижу,  что  Зинка  уже  слегка  "на
кочерге". - Не рано ль "промокла"?
     - Не боись, Танька. Нормуль. Сейчас мне все можно.
     - Кого сняла? - Спрашиваю, а сама смотрю: за рулем типичный "аллерик"
- итальяшка лет пятидесяти с гаком. Седой, красивый, явно  упакованный  по
самое некуда.
     - Это меня сняли на десять дней по полторашке. Не кисло,  да?  Десять
дней - полторы косых "зелеными".
     - Молодец! - Искренне восхитилась я. - Ты даешь... А  "спецура"  куда
смотрит?
     - Самое удивительное - для них я будто не  существую.  Всех  хватают,
меня не трогают. Даже обидно, - смеется Зинка.
     - Наверное, нашим ребятам наверху хвост прижали.
     - Я тоже так думаю. У моего клиента какой-то охренительный контракт с
нашим "Морфлотом" миллионов на семьдесят!
     Итальяшка вылез из машины, поклонился мне и что-то по-своему  крикнул
Зинке.
     - Он спрашивает - тебя никуда не нужно подвезти?
     - Нет, спасибо.
     Зинка ему по-итальянски все сказала (она  грандиозно  на  этом  языке
чешет!) и говорит мне:
     - Слушай, танюха я чего хотела тебя предупредить... Вы уже  заявление
во дворец подали?
     - Чуть не месяц как...
     - Вот теперь... - Зинка оглянулась по сторонам, понизила голос: -  не
знаю, правда это или нет, но на всякий случай... Ты сейчас оставшиеся  два
месяца до регистрации, пока он там у себя в Швеции, должна посылать ему  и
получать от него как можно больше писем. И все про любовь! Обязательно!  И
звони как можно чаще - "капусту" не жалей! Вроде как бы подтверждаешь, что
брак не  фиктивный.  Что  ты  не  просто  хочешь  свалить  "за  бугор",  а
действительно выходишь замуж по жуткой любви. Поняла?
     - Спасибо. А ты сама его на это  дело  не  склеишь?  -  Я  кивнула  в
сторону "аллерика" в "Мерседесе".
     - Кто меня выпустит?.. - Махнула рукой Зинка. - Ты не помнишь, что  я
по восемьдесят восьмой от звонка до звонка чалилась? Потом, у меня мама  в
пскове хворает, отец - инвалид первой группы.  Дочка  моя  там  у  них,  в
будущем году школу кончает... Куда мне?
     - У тебя такая дочка?! - Честно говоря, я была потрясена. -  Господи,
вот не знала, не чаяла!..
     - А ты думала... -  Так  грустно  говорит  Зинка.  -  Мне  вот-вот  -
сороковник... Это уж я стараюсь выглядеть. А на самом деле... Кому я нужна
на пятом десятке?..
     - Ладно тебе, не прибедняйся.
     - Да! И еще, танюха... "Капуста" есть?
     - Семь штук заначено.
     - Вот оставь себе пару на жизнь, а пятеру положи на  книжку,  на  имя
матери. И спрячь. Ты уедешь, а она хоть здесь при деньгах останется. Потом
"из-за бугра" позвонишь ей  и...  Сюрприз!  А  сейчас  молчи  в  тряпочку.
Правильно говорю? Все! Чао, танюха!
     - Спасибо, Зинка. Спасибо, родная, - говорю я ей  и  вижу,  как  она,
красивая, прикинутая  (от  силы  -  двадцать  восемь,  тридцать),  идет  к
золотисто-коричневому "Мерседесу", а ее клиент машет мне рукой и улыбается
во всю сотню своих фарфоровых зубов.
     Я ему тоже помахала и потрюхала со своими авоськами на стоянку такси.
А там очередь на час, не меньше!


     О том, что в тот день произошло у мамы в школе, я еще долго не знала.
Рассказала она мне об этом значительно позже.
     Мама вела урок в своем седьмом классе. А один пацан ей  очень  мешал.
Он запихнул под парту маленький автомобильный телевизор  на  батарейках  и
смотрел  передачу.  Конечно,  все  вокруг  тоже   пытались   заглянуть   в
телевизионный экран под партой.
     - Юра Козлов! - Сказала мама. - Ты мне мешаешь. Выйди из класса.
     - Не выйду, - спокойно сказал Козлов.
     - Ну, дает Козел! - Восхитились пацаны, а девочки смотрели на маму  с
жестоким интересом.
     - Ты мне мешаешь, - беспомощно повторила мама.
     - А вы мне.
     - В таком случае - выйду я! - У мамы задрожали губы.
     - Пожалуйста, - усмехнулся Козлов. - Кто вас держит?
     Чтобы не расплакаться, мама выскочила из класса. Пустынными школьными
коридорами она добежала до кабинета директора школы и распахнула дверь.
     Директор - молодой мужик лет тридцати трех - посмотрел  на  часы,  на
маму и удивленно поднял брови: дескать, в чем дело? Почему до звонка?
     - Альберт иванович, - дрожащим голосом проговорила мама. - Так дальше
продолжаться не может... Козлов срывает урок за  уроком.  Он  так  грубит,
альберт иванович! Это какой-то кошмар...
     - Хорошо, что  вы  зашли,  Алла  Сергеевна.  Я  все  равно  собирался
посылать за вами.
     - Надо что-то делать, альберт иванович. Я умоляю вас...
     - Тут сигнал поступил, Алла Сергеевна, - директор даже  не  предложил
маме сесть. - Ваша  дочь,  оказывается,  выходит  замуж  за  иностранца  и
собирается покинуть родину? И это нас  наводит  на  грустные  размышления.
Можем ли мы доверять вам обучение наших советских детей, если вы даже свою
дочь не смогли воспитать в духе преданности государству, которое вскормило
и вспоило ее.
     - Боже мой!.. - Растерялась мама. - Но она  же  полюбила!  И  она  не
собирается менять подданство...  Она  была,  есть  и  останется  советским
человеком!
     - Не знаю, не знаю.
     - Но сейчас уже не то время, альберт иванович!..
     - Для нас с вами, для людей, которым поручено  формирование  личности
ребенка, Алла Сергеевна, время должно быть всегда одним и тем же,  -  и  в
эту секунду в коридоре раздался звонок.
     - Какой ужас... - Сказала мама.


     А я теперь на дежурстве учу шведский язык. Конечно, ночами и когда на
отделении никаких чп. Кое-какие книжки достала, словари. Обложусь  ими  на
посту - учу слова, выписываю в  отдельную  тетрадочку,  шепотом  повторяю,
немножко перевожу.
     Рядом со мной Лялька. Готовится к вступительным экзаменам. Неподалеку
на топчане кимарит Сергеевна.
     Лялька зевает и захлопывает учебник:
     - Ни черта не соображаю!..
     - Учи, дуреха! - Говорю я. - Если и в этом году завалишь... Учи. Я же
учу.
     - Если бы у меня была твоя цель... - Потягивается Лялька.
     - Не дури.
     Слышим, в  ординаторской  телефон  затрезвонил.  Выходит  оттуда  наш
дежурный доктор, клавдия михайловна, и машет мне рукой. Я к ней.
     - Мама звонит, - говорит она.
     Я испугалась  -  половина  второго  ночи!  Влетела  в  ординаторскую,
схватила трубку:
     - Что с тобой, ма?
     - Танечка... Прости, что я тебя беспокою. Звонил из стокгольма Эдик и
сказал, что прилетает завтра вечерним рейсом. Он купил индивидуальный  тур
на десять дней и теперь вполне успевает к регистрации.
     - Черт подери, как я напугалась! Прилетает, и хрен с ним! С тобой все
в порядке?
     - Да, - сказала мама и заплакала.
     - Мамуленька, что с тобой? Хочешь, я сейчас приеду?
     - Нет, нет, просто я немножко устала. И хотела услышать твой голос...
     - Что происходит, ма?
     -  Да,  ничего...  На  работе  какая-то  ерунда.  Этот  Козлов   меня
совершенно измучил. Я тебе уже жаловалась. Хамит, издевается... Чудовищный
мальчик. Очень приличные родители, а ребенок  -  исчадье  ада.  Я  уже  не
дождусь окончания учебного года...
     - Ну, не расстраивайся, мамуленька. Осталась-то неделька.  Успокойся,
родная.  Накапай  себе  корвалольчика  сорок  капель  и   прими   таблетку
реланиума. А завтра поедем встречать Эдика. Ладно?


     Вышла я  утречком  из  сберкассы,  раскрыла  новенькую  сберкнижку  и
проверила:  номер  такой-то