пюре по маленькой тарелке, -
между прочим, сегодня мне рассказали любопытную историю.
   Здесь Евгений Михайлович впервые за все время пребывания в Малеевке
окинул взглядом просторный зал с колоннами и вдруг обнаружил присутствие
других особей Гомо сапиенс. Это его немного разволновало, и он предположил
продолжить историю после обеда, но было поздно, со всех концов зала,
завороженные голосом, который был им слышен, к столику Евгения Михайловича
стекались люди. Многие несли с собой стулья, иные побежали в спои коттеджи
за магнитофонами и фотоаппаратурой, а третьи, у кого не было ни того ни
другого и которые не позаботились вовремя о стульях, остались стоять,
забыв об обеде, венчающем его лимонном желе, похожем больше на щит Давида,
чем на блюдо, о недописанных романах и поэмах, о своих женах, дочерях,
возлюбленных, а также о самих себе.
   Евгений Михайлович отодрал, наконец, от пюре достойный самого себя
кусок и отправил его в рот, потом сказал:
   - Да, кстати, вам, должно быть, все это неинтересно.
   И так и не полюбопытствовав, интересно ли это аудитории или
неинтересно, продолжал:
   - Вы знаете, недалеко от города Загорска есть такая речушка -
Сергиевская Гать. И вот по обе стороны ее расположены владения совхоза
имени Загорского.
   И наврал, потому что такого совхоза нет и в помине.
   Евгений Михайлович отломил следующий кусок пюре, помусолил его в
воздухе и положил обратно на тарелку. Он сделал это не потому, что вдруг
перестал быть голоден, а потому, что его перебили, какая-то вздорная
старушка в вечернем платье с ридикюлем времен Раса Маконнена принялась
было объяснять аудитории, что Загорск - это бывшая Троице-Сергиева Лавра.
   Евгений Михайлович не стал ждать, пока утихнет возмущенный рокот
осаждающих старушку возгласов.
   Он вещал.
   - Представьте себе, - говорил он, - на одной стороне речушки живописно
раскинулись бахчи...
   - Да ни, бахчи у нас, - перебил Евгения Михайловича солидный писатель в
сером с искоркой костюме. Он был украинцем и вступился за конституционные
права своей республики, в частности за ее самоопределение. Кроме того, он
был навеселе, а так как сидел в кресле и костюм его был сшит плохо,
вдобавок из шерстяного материала, а потому страшно кололся, его так и
подмывало выступить. Он, правда, не затем влез в разговор, чтобы перебить
говорившего, а просто решил, что пауза дадена ему специально для того,
чтобы все обратили внимание на него. Кроме того он, погруженный в свои
мысли, вообще ничего не слышал и решил, что присутствующие здесь собрались
для того, чтобы предложить ему пятнадцатикопеечную монету, которую он
долго и безуспешно искал у себя в пиджаке третий день, чтобы позвонить
жене, которая волновалась о том, как он доехал.
   Он настоял на выдаче ему пятиалтынного, после чего царственно удалился.
Потом он долго открывал стеклянную дверь столовой, уронил монету, полез за
ней под стол, ударился, и, наконец, перестав шуметь, удалился.
   На этот раз Евгений Михайлович выждал паузу, ровно такую, чтобы в
потухших взорах снова вспыхнул интерес, и продолжал:
   - Так вот, на одной стороне реки были поля, а надругой - домики
колхозников и малюсенькая церквушка. Она была давным-давно закрыта,
верующих в селе почти не было, а те, которые и были, предпочитали ездить в
Загорск, благо это не далеко.
   Церквушка находилась пол охраной государства, и местный отдел культуры,
избалованный Москвой от опеки над большим Загорским ансамблем, совершенно
не мог решить: под каким соусом выкроить деньги на ее реставрацию.
   А у директора совхоза давно уже попала вожжа под хвост, где раздобыть
кирпичи на постройку дома своему только что женившемуся сыну.
   - И он сломал храм? - в остервенении провозгласила экзальтированная
старушка в вечернем платье, но тут же взяла себя в руки, ибо, судя по
костюмам собравшихся, большая часть их была, по ее мнению, атеистами, - но
тут же реабилитировалась, сказавши что-то лестное об атеисте Гольбахе.
Потом она решила, что большинство здесь находящихся не знают, кто это
такой, и принялась путано объяснять, но на нее зашикали. Старушка решила
было, что свои позиции надо утверждать и, конечно, полезла в полемику, но
была вторично водворена на место.
   - Нет, он церковь не сломал, - сказал Евгений Михайлович, знавший, кто
такой Гольбах, а чтобы все узнали о том, что он знает об этом, и вместе с
тем продемонстрировать старушке, что он нисколько не сердится на нее за
то, что та перебила его, даже назвал его имя - Поль. Старушка была
отомщена и долго потом улыбалась, не улавливая последующее изложение
истории, сообщенной Евгению Михайловичу сегодня перед обедом.
   - Нет, он неломал церкви, он сделал талантливее, он нарисовал на белой
церквушечной стене головешкой черные полосы, а потом их сфотографировал,
вместе, естественно, с церковью. Получилось, как вы понимаете...
   - Что, не нравится рыбка? - спросила в этот момент со своим подносом
сквозь толпу официантка. - Я могу скоблянку принесть.
   Но сидящий рядом с Евгением Михайловичем высокий лохматый поэт показал
ей такую скоблянку, что она немедленно исчезла, расплескав стакан какао на
пиджак, белый пиджак гладко причесанного пожилого физика с эйнштейновскими
глазами и усиками, которые носил сперва граф Бенкендорф, а потом уж он.
   Разговор как-то незаметно перешел на пиджак, и аудитория была
принуждена узнать, что куплен он в Вене на симпозиуме по квантовой физике.
Изложив в общих чертах свое мнение по поводу взглядов на теорию световых
частиц Борсцкого и Эйдсльштейгера, физик вернулся к своему пиджаку и стал
развивать свои познания в области химии, ибо, как утверждал он, химическое
соединение какао-бобов легко выводится бисульфатом натрия, который
содержится в стиральном порошке "Новость", и его, кстати, можно по случаю
купить в универмаге "Москва" на Ленинском проспекте. Любезно продиктовав
двум дамам адрес этого магазина, физик вспомнил, что завладел аудиторией
незаконно и посему церемониально попросил Евгения Михаиловича продолжить.
Он с готовностью даже напомнил ему последнюю сказанную фразу про
нарисованные углем трещины.
   И тут раздался чуть шепелявый голос среднихлет человека, который.
   оказывается, живет на Ленинском проспекте. Отстаивая свое право на
точное знание местности, он как дважды два доказал присутствующим.
   что в универмаге "Москва" никогда не было хозяйственного отдела.
Доказав это, уличив тем самым физика во лжи, он долго еще что-то говорил,
но что именно, никто не мог понять, потому что из всех букв русского
алфавита он ясно произносил только две, а именно твердый знак и мягкий
знак.
   Евгений Михайлович ничего рассказывать больше нс хотел, по встать из-за
стола не мог. Дело в том...
   Дело в том, что из всех живущих в Доме творчества был только один
человек, который не находился в этот момент в столовой с колоннами, а
именно, тот самый кудрявый, несерьезный молодой человек, который дважды
был удостоен полутораминутными беседами с Евгением Михайловичем.
   Молодой человек быстро пообедал и пошел в свой корпус работать.
   Там ему и пришла мысль о том, что хорошо бы сочинит!) всех, кого он
знал или узнал в Доме творчества, заново.
   И он принялся это делать. Дойдя до фразы, повествующей о том, ч то
Евгений Михайлович встал из-за стола, он потянулся, закурил, повалялся па
кровати и образовал в своем сочинении некую паузу, которой и попытался
было воспользоваться Евгений Михайлович, но, увы, сделать этого не сумел,
ибо тотчас вспомнил, что пока еще недосочинсн. А нсдосочиненному дальше
жить было бы очень грустно.
   Евгений Михайлович, кстати, вспомнив фразу, часто произносимую кудрявым
молодым человеком о некоей закодированноеT бытия, да еще вскользь о том,
что молодой человек как будто бы даже видел книгу судеб, где написано, что
с кем когда будет.
   Обладая некоторыми способностями к телепатии, Евгений Михаилович всеми
силами своей души пытался внушить сочиняющему его и его аудиторию
кудрявому юноше, что он хочет знать, что же будет со всеми ими дальше. И
молодой человек понял. Он написал:
   "Все будет хорошо, Евгений Михайлович, ибо природа наделила меня не
только артистизмом духа и талантом, но и также тактом и добротой. Уверяю
вас - все будет хорошо".
   Прочитав в собственном сознании ответ на вопрос, Евгений Михайлович
тотчас же успокоился и принялся рассказывать дальше.
   - Как вам, конечно, ясно, отдел культуры, увидев на фотографии
аварийные трещины на белой и непорочной стене церкви, немедленно дал
указание: "Поступать но усмотрению".
   Естественно, дом для молодоженов был тотчас же воздвигаем, и
продолжалась эта работа почти год.
   А через год, когда сын директора повел молодую жену в этот дом,
случилось странное: директор совхоза был убит молнией. Значения этому,
конечно, никто не придал, не придаю и я, - а интересует меня в этой
истории процесс создания современной легенды.
   Человек двадцать из аудитории сочли своим немедленным долгом наперерыв
убедить всех остальных, что и их в этой истории интересует именно то же и
ничего больше, никакой мистики. Убедив себя и остальных, они совершенно
успокоились.
   А кудрявый молодой человек милостиво возвратил сочиняемых в реальность,
и они тотчас же оказались за своими столами, не подозревая даже о том, что
по воле обаятельного, по пустого юноши, только что были где-то в другом
измерении.
   Они продолжали трапезничать и мерно неторопливо беседовать.
   Полный человек в синем костюме - о том, как будет принят в этом же
зале, когда окружающие узнают его должность, физик в белом пиджаке - о
том, где можно купить стиральный порошок, старушка в вечернем платье - о
том, что Гольбах - все-таки сукин сын, но она так и не смогла найти
объяснений тому, что навело ее на мысли об атеисте позапрошлого века. А
украинский писатель - навеселе - будет долго и безуспешно вспоминать,
позвонил ли он своей жене или нет и когда это было.
   И только Евгений Михайлович, с трудом удерживая в сознании ускользающую
нить сочиненного мира, будет напряженно думать о том, при чем здесь
Ананкина из 4-й бригады и, вероятно, сообразит, что это именно та девушка,
которая была чем-то по духу похожа на кудрявого молодого человека как
внешностью, так и душой, и это именно она раздобыла генератор высокого
напряжения и поставила два электрода как раз на той тропинке, по которой
обыкновенно ходил гулять директор совхоза, оглядывающий свои владения.
   Евгению Михайловичу стало неприятно, - прокуратура занималась этим
делом.
   Покончив с обедом, он пошел куда-то, нимало не заботясь о шушукающихся
за его спиной. И очнулся он только в тринадцатом номере, где сочинял свои
нелепости кудрявый молодой человек.
   - Боже мой, он опять сочиняет, - подумал Евгений Михайлович. - Надеюсь,
не про нас, так хочется наконец спокойно отдохнуть.
   И, пользуясь тем, что молодой человек увлечен, Евгений Михайлович
заглянул через плечо прямо в сочиняемое.
   Его можно простить, он сделал это в пределах самообороны...
   Он прочитал: Милая моя девочка!
   Я только что отложил свой написанный рассказ, расставил в нем запятые и
понял, что я безумно Тебя люблю. Я это ощущаю все острей тогда.
   когда чувствую, что теряю Тебя: а теряю я тебя постоянно, ибо время,
затраченное на то, чтобы написать проходимый рассказ и заработать Тебе на
"Шапель", я уже промотал, а единственное, что я могу сочинить - Тебя. Ты
вполне реальна. Ты любишь подарки. Ты - истинная женщина, но я потеряю
Тебя, ибо не могу тебе гарантировать, что и следующий мои рассказ будет
кому-нибудь нужен.
   Я не смею просить Твоей руки. она для меня равнялась бы скипетру
короля, но, увы, королевой сделать Тебя могу пока только на словах.
   Ты прости меня, мне сегодня грустно. Осень пакостит душу, а скоро
придет ненавистная зима, наступят холода, я буду мерзнуть, кутаться в
пуштун, который Ты подарила мне...
   Прости.
   Ты знаешь, а может, мне удастся сочинить себя, тогда Ты снова будешь со
мной. Я сочиню себя таким, как ты хочешь, и смогу каждый день водить Тебя
в твой любимый ресторан...
   Кудрявый молодои человек не успел ничего написать дольше, потому что
Евгений Михайлович вырвал у него лист, скомкал его и буквально заорал:
   - Поедем немедленно к ней, я ей скажу, что такими людьми бросаться
невозможно, такие, как вы, рождаются раз в сто, нет. в тысячу лет...
   - Евгений Михайлович. - сказал молодой человек, - простите меня, но всю
эту комедию на десяти страницах я написал только для вашей последней
реплики. Я, видите ли, изучаю вас то недолгое время, что вижу.
   Мне интересна ваша улыбка, ваша хмурость, ваша отрешенность, я только
никогда не слышал, как вы кричите, вот мой эксперимент удался... Я вывел
вас из состояния депрессии, вылечил. А что до вашего благого порыва -
примирить меня с моей возлюбленной, - так не надо этого делать, все
разрешится само собой. Ведь нас всех тоже кто-то сочиняет, может быть,
кудрявый молодой человек, а, может, Ананкина из 4-й бригады... Кстати,
книгу судеб я заказал в Библиотеке бытия, BOTTOM, полистайте...
   - А чем вы собираетесь закончить этот рассказ?
   - А чем угодно, любой строкой из известной вам книги. Например: "А
знаете ли вы, что у Алжирского бея под самым носом шишка'*"
   - Все это хорошо, - возразят мне, - но дочь профессора работает в
"Независимой газете".
   - Ну и что, - отвечу я, - пусть себе радуется жизни, милашка...
   Евгений Михаилович умер в Москве, не дожив до перестройки.


РАНА НА СПИНЕ



1.


   С/тас Пригорин был громадного роста, широкоплеч, но не сутул. И сапоги
носил самые большие. В сорок четвертом зимой был ранен под Ленинградом.
Валялся в январском снегу, пока его не подобрали санитары. Выходила его
медсестра Ирина.'На фронт Стае больше не попал.
   В этот же год на Ирине женился. Детей у них не было.
   Стас был ранен в спину. Она болела, и врачи в сорок восьмом и дальше
отправляли его к теплому морю залечивать старые раны.
   Сломался Стае Пригорин на желтом песчаном берегу в Ялте. Волны
рассыпались о валуны и мелкими брызгами окатывали Стаса. Ирина уже уплыла.
А он стоял на берегу, докуривал папиросу, пыльную, как кипарисы на
центральной улице, и безвкусную, как теплая вода.
   - Папка, - услышал он сзади себя голос ребенка, - а что это у дяди на
спине?
   Стае не обернулся, потому что знал, на спине у него страшные рубцы от
осколков снаряда. Он курил, ждал, что же ответит "папка". Однако последний
с ответом не спешил. Стае ждал долго, но так как ответа все не было,
оглянулся. Отец и сын были далеко. В воду Стае в этот день не ходил,
просидел целый день на берегу в майке, курил. Ирина была тут же рядом,
что-то вязала. Стае курил, закопав громадные ноги в желтый песок.
   На следующий день он купаться не пошел и майки своей не снял, сидел в
той же позе. Детский беспечный голос снова, как в первый раз, сказал:
   - Папка, видишь, вон тот дядя. у которого рана на спине.
   Стае снова не повернулся.
   - Пап, а паи, а почему она у него на спине?
   - Всякое было на войне, сынок, раны не выбирают.
   - Но почему же на спине, - допытывался ребенок. - ведь пули летят
спереди,а? Пап?
   Стае бросил окурок в воду, скинул майку, нырнул. Плавал он отлично.
высунул голову из волы у самого флажка, поплыл к горизонту саженками.
Далеко от берега увидел, что не снял часы. Не вернулся, поплыл дальше.
   Вечерним поездом с Ириной из Ялты уехал. О войне с друзьями не говорил.
Молчал.
   О войне с друзьями говорила Ирина.
   ... Тогда под Ленинградом, когда снимали блокаду в сорок четвертом, в
тонком январском снегу - все были героями. И Стае был, взводом командовал.
   Говорила она это с надрывом, боясь, что ей не поверят, почти в истерике.
   Взводом командовал Стае Пригорин, а когда вдруг хлестнуло шрапнельным
дождем, разорвался рядом снаряд, закрыл своим телом Стае Пригорин друга.
Оттого и рубцы у него на спине, а не на груди.
   Друг конца войны не увидел. А Стаса вынесли из этого сражения, и ночи
не спала Ирина - победила. Живой остался Стае.
   Так рассказывала сама Ирина, и она была права. Не вмешивался в ее слова
муж, сидел молча, затягиваясь своей вечной папиросой.
   День катился к ночи. Гости ушли. За столом, уставленным грязной
посудой, сидел грузный высокий человек, окутанный папиросными облаками, и
молчал. Склонив голову на его плечо, тихо покачивалась в такт его мыслям
жена. Оба они находились в едином оцепенении.
   Если бы тут было кино и я показывал бы вам в духе современной коммерции
недобросовестный фильм, я бы, вероятно, залез в чужие мысли этих двух
людей и вывел на всеобщее обозрение разные интимные подробности:
   ... "На самом деле все было не так. Стае Пригорин - совершеннейшее
ничтожество, драпанувшее по время боя - тем самым подставившее спину
осколкам вражеского снаряда. Этому свидетель - только единственный друг,
который погиб, поэтому Стае может выдавать себя за героя.
   Правду о нем не знает даже его жена, тоже далеко не положительный
персонаж, ибо она, так называемая медсестра, нагуляла внебрачного ребенка
от начальника полевого госпиталя. Родила от него сына, который сейчас
находится на воспитании у бабушки, потому что Ирина, боясь потерять столь
импозантного мужа, как громадный Стае Пригорин, от сына отказалась и знать
свою прошлую жизнь не желает".
   И вот здесь обязательно нужно показать крупным планом бабушку, се
морщинистые руки и идущего по деревенской улице паренька, конечно же, для
большего понта в суворовской форме - подросшего и ставшего
великовозрастным внучком. Заливаются петухи и куры, а он идет себе по
улице четким шагом и отдает бабушке честь. "Искрятся глаза старушки..."
   Но если бы я сам снимал о нем фильм, то показал бы все так, как
рассказывала Ирина. И сына бы я ее не показал, потому что не было у нее
сына. Молодой женщине, независимо от того, идет война или нет, нельзя
сидеть на холодном снегу. А она это делала. Перевязывала раненых...
   ... Настало время перейти ко второй части повествования.


2.


   Прошло двадцать лет. Стае Пригорин выбился в люди и возглавил большой,
выпускающий нужную стране продукцию, завод. Ирина жила с ним, холила его
как ребенка и считала себя счастливой. Ничто не предвещало перемены ее
жизни. Муж - крупный руководитель, она - его жена, и этого вполне
достаточно.
   Однажды муж пришел домой поздно, так поздно, что она не на шутку
разволновалась. Только когда подъехала к подъезду его машина, успокоилась.
   Стае Пригорин, всегда сдержанный и замкнутый, сегодня был чем-то
озабочен и расстроен. Он молчал, стиснув зубы, на все вопросы отвечал
спокойно, но не гак, как всегда. Всю ночь ворочался и стонал. Один только
раз за всю ночь пожаловался супруге на боль в спине. Ирина напоила его
лекарством, помассировала спину. Он, наконец, уснул.
   На заводе, который возглавлял Стае Пригорин, случилось ЧП. В результате
чего погиб человек. Авторитетная комиссия разбирала происшествие долго, в
результате сложилось мнение, что виноват в нем только что пришедший на
завод инженер по технике безопасности Мишин.
   В сложившейся ситуации непременно должен быть виновный. Ибо факт налицо
- погиб человек. Если принять за основу невиновность Мишина, то виноват
директор, потому что он подписывал все бумаги, поэтому и Мишин, и Пригорин
об этом молчали. Когда Стасу Пригорину давали заключительное слово на этом
собрании, он струсил и с комиссией во всем полностью согласился.
   ...Читатель снова уводит меня в кино, и я уже вижу, как поднимается
один из участников заседания этой самой комиссии и прямо при всех говорит
директору, кто он такой. Уже прозвучали из динамика призывные слова: "Мне
стыдно за тебя, Пригорин!", - как на экране снова появился талый снежок и
заухала канонада. Тут-то зрители увидели, что обвиняемый комиссией Мишин -
не кто иной, как фронтовой друг Пригорина, которого он, якобы, спас. И
снова повторяются кадры бегства Пригоринас поля боя. И истекающий кровью