стал шахматную доску.
   - Прямо на коленях? - спросил он, раскрывая доску-коробку.
   - А где же? - сказал Супонин, глядя на действия Брикетова.
   - Жаль, третьего нет, - сказал Брикетов.
   - Будний день, - сказал Супонин, оглядывая почти пустой вагон.
   - Пики - козыри! - объявил Брикетов, кончив сдавать. - Я хожу, у меня
шестерка.
   - Ходи! - сказал Супонин, разворачивая карты веером. -  Это  тебе  не
"е-два е-три"!
   На черно-белую доску шлепнулась первая карта.
   Электричка подъезжала к первой остановке.
   Закон сосудов
   - Дела! - сказал Супонин, складывая газету. - Дела-а!  Слышь,  физики
новую частицу нашли!
   - Иди ты! - обрадовался Брикетов.
   - Вот если хочешь знать, кого я по-настоящему уважаю, - сказал  Супо-
нин, - так это я тебе скажу кого.
   - Мясников? - предположил Брикетов.
   - Это-то да, - сказал Супонин. - Это само собой. А помимо мясников  я
еще уважаю научных деятелей, в том числе и ученых. Математиков там,  хи-
миков, физиков...
   - Физика - это да! - сказал Брикетов. - Физика - это... - он  поискал
слова, - царица полей!
   - Царица полей - это пехота, - возразил Супонин. - И еще кукуруза.  А
физика - это царица наук. Я это прочитал в журнале "Наука и жизнь".
   - Правильно написано, - определил Брикетов. - Я тебе больше скажу:  я
об этом сам думал. И выходит, что все великие люди были физиками.  Ломо-
носов - раз, Архимед - два, и потом этот, ну как его?.. Альфред, что ли?
   - Альберт Эйнштейн, - важно сказал Супонин.
   - Во-во! - сказал Брикетов. - Только что он изобрел, я забыл.
   - Он то изобрел, что все относительно, - сказал Супонин.
   - Постой, - сказал Брикетов. - Разве это он, а не Циолковский?
   - Ты все спутал, - сказал Супонин. - Циолковский - он не по этому де-
лу. Он все открыл насчет космоса. Он, если хочешь знать, самый был вели-
кий гений, хотя и глухой. Я про него кино смотрел. Так он там только че-
рез трубку слышать мог.
   - Ну и что? - сказал Брикетов. - Это ничего не значит. Вот у тещи мо-
ей бывшей...
   - Погоди, - сказал Супонин. - Я тебе еще про этого  хотел  досказать,
про Альберта. "Все, - говорит, - относительно". Взять хоть тебя. Ты  му-
жик здоровый. А из чего состоишь?
   - Из чего? - Брикегов пожал плечами. - Из мяса. Из костей и  мускула-
туры.
   - Вот, - сказал Супонин. - А мясо из чего?
   - Из жил, - сказал Брикетов.
   - Из атомов! - с торжеством сказал Супонин. А атомы относительно тебя
- фигня. Их и в микроскоп не видать.
   - Колоссально, - сказал Брикетов. - А вот атомы из чего?
   - Из частиц, - сказал Супонин, подумав. - Из частиц и материи.
   - А материя? - не отставал Брикетов.
   - Неизвестно, - сказал Супонин. - Про это ничего не написано.  Может,
сами не знают.
   - А может, и знают, - сказал Брикетов, - да это государственная  тай-
на.
   - Ну, что тебе сказать, - вздохнул Супонин. - Непростая вещь -  физи-
ка. Там еще бывают другие законы. Например, закон, что плюс на плюс  бу-
дет минус.
   - Закон бутерброда, - сказал Брикетов. - Как ни роняй  -  все  маслом
вниз. Я вчера уронил - точно! Я еще два раза попробовал, для опыта.  Как
из пушки маслом книзу, и все!
   - А потом? - спросил Супонин.
   - Потом съел, - сказал Брикетов. - А вот ты про закон сосудов слыхал?
   - Закон сосудов? - Супонин оживился.  -  Это  как?  Сколько  вольешь,
столько и выпьешь, что ли?
   - Ну, в общем, да, - сказал Брикетов. - Это если, значит, разные  со-
суды соединить, так вода будет на уровне, понял? А если разъединить, так
потечет.
   - Ежу понятно, - сказал Супонин. - Мне про этот закон вчера один  фи-
зик объяснил. С тридцать девятой квартиры. "Зайдите, - говорит, - у меня
опять в ванной течет".
   - Пойдешь к нему? - спросил Брикетов.
   - Мне он тот раз пятерку уже дал, - сказал Супонин. - В этот раз  мо-
жет не дать. Сходи ты лучше.
   - Ох, эти физики, - сказал со вздохом Брикетов. - Может, сделать  ему
нормально?
   - Ну что тебе сказать? - проговорил Супонин. - С одной  стороны,  ко-
нечно, наука, это мы уважаем. А с другой стороны, о себе тоже  надо  ду-
мать...
   Оба взяли свои чемоданчики с ключами  и  прокладками,  расписались  в
журнале техника-смотрителя и отправились трудиться.
   Сто тысяч луидоров
   - Стой, Коля, - сказал Брикетов. - Перекурим.
   Оба остановились, закурили.
   - Тяжелая, зараза, - сказал Супонин.
   - Это еще самый мелкий, - сказал Брикетов. - Другие-то  вдвоем  и  не
поднять.
   - Говорят, в Италии один чудак жил, скрипки обожал делать,  -  сказал
Супонин. - Страдивариус его фамилия была.
   - Вчера в "Добром утре" про веселого архивариуса  пели,  -  отозвался
Брикетов.
   - Страдивариус - архивариус! - восхитился Супонин. - Стих получается!
Да, ну вот. Он, старикан этот, самый был крупный  специалист.  Маленькие
такие скрипочки изготовлял, лакированные. И между прочим, хорошие деньги
имел.
   - А какие у них деньги были?
   - Как какие? - не понял Супонин.
   - Ну, рупии там или кроны?
   - Нет, не рупии, - сказал Супонин. - Постой, какие же  у  них  деньги
были? Шиллинги, что ли? Нет... А, вспомнил - луидоры.  За  одну  скрипку
ему сто тысяч давали.
   - А луидор - это сколько рублей? - с интересом спросил Брикетов.
   Супонин задумался.
   - Луидор, - решил он, - это рубля полтора.
   - Сто пятьдесят тысяч, значит, - сосчитал Брикетов. - За одну  штуку.
Ничего себе жил.
   - Ну и правильно, - сказал Супонин. - Ведь скрипка, понимаешь ты, это
такая вещь! Золотой инструмент. Сама малюсенькая, а звук такой - всю ду-
шу переворачивает.
   - Это верно, - согласился Брикетов. - Звук у нее пронзительный,  даже
уши закладывает, такой звук. А возьмешь ее в руки и не подумаешь. Помню,
я одному профессору как-то скрипку нес. В футляре. Красивый был  футляр,
черный. Так мне профессор за это пятерку дал, а там весу-то было от силы
два кило.
   - Вот я и говорю, - сказал Супонин. - Умный был человек этот  Стради-
вариус. Хорошую вещь изобрел. Свои деньги по совести получал.
   - А тому, кто вот эту бандуру придумал, я бы ни  луидора  не  дал,  -
сказал Брикетов.
   - Точно, - подтвердил Супонин. - Намучаешься с ней,  будь  здоров,  а
получишь ту же пятерку.
   Они погасили сигареты, бросили окурки, надели лямки и потащили пиани-
но на следующий этаж.
   Кстати о птицах
   - Телевизор включить? - спросил Супонин.
   - Обязательно, - сказал Брикетов. - Телевизор - это,  я  тебе  скажу,
окно в мир!
   - Вот именно, - сказал Супонин, включая телевизор. - Именно окно.
   - Ну, будем! - сказал Брикетов.
   - Давай! - сказал Супонин.
   - Ффффффу! - скривился Брикетов. - Гадость!
   - Ничего, - сказал Супонин. - Запей!
   На телеэкране закружились под музыку черные журавли.
   - "В мире животных", - сказал Брикетов. - Интересно, про кого сегодня
будет. Прошлый раз про этих было, про кенгуру.
   "Сегодня, товарищи, мы расскажем вам о пингвинах", - сказал мужчина с
экрана.
   - Нормально, - сказал Супонин. - Про пингвинов - это нормально.
   - Про кенгуру тоже колоссально было, - сказал Брикетов. - Смотрел?
   - Не смотрел, - сказал Супонин. - Про кенгуру не смотрел.
   - Ну, будем, - сказал Брикетов.
   - Давай, - сказал Супонин.
   - Охххххх, гадость, а? - сказал Брикетов. - Бррр!
   - Ничего, - сказал Супонин. - Если запить.
   "Пингвины, - сказал голос за кадром, - достигают роста  ста  двадцати
сантиметров..."
   - Гляди, - сказал Супонин. - Вон их сколько. Стоят, ничего не делают!
   "Пищей пингвинам служит в основном рыба..."
   - Слыхал? - сказал Супонин. - Рыбу им подавай. Тоже мне, цацы.
   "Пингвины, - ласково сказали с экрана, - великолепно плавают и  ныря-
ют..."
   - Слышь, - сказал Супонин. - Плавают и ныряют, а летать не  могут  ни
шиша. Курица - не птица, понял?
   "Самка пингвина приносит одно яйцо", - сказал телевизор.
   - Гляди-ка! - сказал Супонин. - Здоровое. Это тебе не по рубль  трид-
цать.
   - Само собой, - сказал Брикетов.
   - Интересно, - сказал Супонин. - Съедобные эти пингвины или нет?
   - Ну, будем, - сказал Брикетов.
   - Давай, - сказал Супонин.
   - Ффффффу! - сказал Брикетов.
   - Нич-чо! - сказал Супонин. - Главное - запивать!
   "...А сейчас мы простимся с этими удивительными птицами..."
   - Летят перелетные птицы! - запел Брикетов. - А я остаюся с тобой! Ты
понял, перелетные птицы летят! А я остаюся! Об-бидно!
   "Теперь мы переходим ко второй теме нашей передачи, - сказал мужик  с
экрана. - Это тоже птицы, на этот раз самые маленькие - колибри..."
   - Обратно птицы? - мрачно сказал Супонин. - Все  птицы,  птицы...  Ты
мне про кенгуру давай.
   "Некоторые колибри так малы, что их вес  едва  превышает  полтора-два
грамма..."
   - Стой! - сказал Брикетов. - Стой, Коля! У меня на них душа горит, на
этих гадов. Зачем птичек мучают?
   - Давай, - сказал Супонин. - За их здоровье!
   - Фффффууу! - сказал Брикетов. - Ф-фу ты!..
   - Нормально, - сказал Супонин. - Только запивать, и все!
   "Поразительно яркая окраска этих птичек не имеет себе равных", - ска-
зали с экрана.
   - Окраска! - сказал Супонин. - Ты давай скажи  лучше,  съедобные  они
или нет?
   - А ну переключи! - сказал Брикетов. - Переключи, пока я ему не  вре-
зал!
   Супонин крутанул переключатель.
   Там оказалась тетка, которая сказала в микрофон: "Сен-Санс.  "Умираю-
щий лебедь". Исполняет..."
   - Нет, ты видел? - сказал Брикетов. - За что животных мучают, а?
   - Там птицы и здесь птицы! - закипел Супонин. - Везде птицы! А я тебе
не птица, понял? Я по восемь часов вкалываю!
   - Ну! - закричал Брикетов. - А я по сколько?! Оба с  чувством  пожали
друг другу руки.
   - Давай!
   - Поехали!
   - Ффффуууххх, - сказал Брикетов. - Тьффу!
   - Нич-чо, - сказал Супонин. - Запей, или я тебя уважать не буду!
   - Гляди, - сказал Брикетов. - Чего это там?
   - Лебедь умер, - сказал Супонин.
   - Замучали птицу, - со слезами сказал Брикетов. - Живодеры!
   - Все, - сказал Супонин. - Кончилось.
   - Поч-чему кончилось? - обиделся Брикетов. - Нич-чего не кончилось! Я
им этого не прощу, понял? Я за птицу, знаешь!..
   - Нет, - сказал Супонин. - У нас тут уже кончилось. Надо,  это,  сбе-
гать...
   - Сбегать? - сказал Брикетов. - Раз надо - значит, надо! Никто не от-
казывается, понял?
   - Вот сейчас выключим, - сказал Супонин, - и пойдем!
   - Правильно, - сказал Брикетов. - Выключи, пока я ему не  врезал.  Ты
меня знаешь!
   - Гляди, - сказал Супонин. - Диктор! Во морду отъел, а?
   - Погоди, - сказал Брикетов. - Это трюмо... Телевизор  вон...  Дай  я
сам!
   Они выключили телевизор, обменялись рукопожатием и  в  обнимку  пошли
вниз по лестнице.
   Экология
   - Нет, ты скажи, - в сердцах сказал Брикетов, - ты мне скажи,  откуда
этого мусора столько берется?
   - Ясно, откуда, - откликнулся Супонин. - Загрязнение среды  называет-
ся. Все загрязняют, кому не лень. В Японии - жуткое дело!  В  реках  уже
воды не осталось, одна ртуть течет.
   - Япония - ерунда, - сказал Брикетов. - Ты про Бискайский залив  слы-
хал?
   - Слыхал, - сказал Супонин. - Он между Грецией и Турцией.
   - Ты что! - сказал Брикетов. -  Между  Турцией  и  Грецией  -  пролив
Ла-Манш. А Бискайский залив - он ближе к Норвегии. Ну так вот, в  заливе
этом вообще уже все сдохло. И рыбы все сдохли, и  водоросли.  Все  из-за
нефти.
   - Конечно, - сказал Супонин. - Эти пароходы как тонут, так всю  нефть
и выливают. Чтоб пожара не было. А так они спокойно утонут, и все.
   - Им-то наплевать, - подтвердил Брикетов. - Они утонули, и все. А те-
бе потом в заливе в этом не искупаться. Так что, Коля,  я  тебе  говорю:
хреново с океанами у нас.
   - Да, - сказал Супонин. - С океанами я тебя не поздравляю. И с  сушей
не поздравляю. А атмосфера? Ты чувствуешь, чем мы дышим?
   - Нет, - сказал Брикетов. - У меня нос заложен.
   - Потому и заложен, - объяснил Супонин. - В атмосфере-то воздуха  уже
не осталось ни черта. Автобусы - раз! Папиросы все на улице курят,  даже
бабы, - два! Заводы всякие - три! Я тебе говорю: кислорода у  нас  оста-
лось года на два. А потом? Как тут жить, я тебя спрашиваю?
   - А никто и не живет уже, - сказал Брикетов. -  Животные  все  раньше
чувствуют, вот и вымирают. А птицы? В лесах, понял, никто уже  не  поет,
не чирикает. Одни комары.
   - Ха! - вдруг засмеялся Супонин. - Гляди, тебе от голубя подарок!
   - Где? - закричал Брикетов. - Ах ты!.. - Он задрал голову и  поглядел
в небо. - Вот паразит, а! Пиджак испортил, новый почти!
   - Птичка божия не знает ни заботы, ни труда, - продекламировал  Супо-
нин.
   - Птичка, - разозлился Брикетов. - Убивать их, сволочей, надо!  Птич-
ки, твои, собачки! Всю планету загадили!
   - Смотри-ка, - сказал Супонин, показывая  на  асфальт,  -  вон  пачка
иностранная. "Мальборо", понял?
   - Иностранцы, - неодобрительно сказал Брикетов. - Ходят, только  пач-
кают.
   - А может, не иностранец, - сказал Супонин. - Может, и наш.  Я  такие
сам курил, мне один друг давал.
   - Наши тоже мусорят, - сказал Брикетов. - Вон "Беломор" валяется!
   - А может, "Беломор" иностранец курил, - сказал Супонин.
   - Охрана среды, охрана среды, - в сердцах сказал Брикетов. -  Так  бы
их всех носом и ткнул! В среду эту носом... Кстати, день-то какой сегод-
ня? Не среда?
   - Четверг, - сказал Супонин. Он оглянулся и начал вяло махать метлой.
- Мети давай, сержант смотрит.
   - Четверг, значит, - сказал Брикетов, тоже принимаясь махать  метлой.
- Это сколько ж нам еще охраной среды заниматься?
   - Неделю, - ответил Супонин. - В ту среду как раз  пятнадцатые  сутки
пойдут.
   Место среди звезд
   Когда теперь меня спрашивают, что главное для актера кино, я отвечаю:
найти себя. А чтобы найти - искать, а искать - значит пробовать.  Вернее
- пробоваться... Ах! Если бы вы знали, что  это  такое,  когда  режиссер
впервые творит тебе: "Я хочу попробовать вас на главную  роль!"  Да,  он
так и сказал! Он сказал: "Правда, придется попробовать еще  трех  актрис
на главную роль!" Да, он так и сказал! Он сказал: "Правда, придется поп-
робовать еще трех актрис, но это для проформы, чтобы худсовет  мог  сде-
лать вид, что они там что-то решают... Но снимать я буду только вас!"  У
меня даже глаз задергался! От волнения у меня всегда... А тогда - я была
настолько наивна!.. Я еще не знала тогда, что  человечество  делится  на
две половины: на честных людей и режиссеров. Я  уже  потом  узнала,  что
каждой из тех трех он тоже сказал, что снимать будет только ее. Так  что
каждая из нас была за себя спокойна. И режиссер был за себя спокоен - он
с самого начала знал, что снимать будет только свою жену...
   Теперь - если кто не знает, что такое пробы. Это значит - снимают ка-
кой-то эпизод будущего фильма с разными актерами, чтобы потом сравнить и
взять того, кто хуже всех. Причем если речь идет о главной  героине,  то
сто процентов - режиссер будет снимать на  пробах  любовную  сцену.  Моя
сцена была такая: я признавалась главному герою, что люблю его. Он гово-
рил, что любит другую. Я должна была зарыдать, потом крикнуть: "Подлец!"
- и дать ему пощечину. Очень жизненно. Режиссер сказал:  "Мне  репетиро-
вать некогда, найдите партнера и порепетируйте сами".
   Я репетировала дома. Партнером был мамин муж. Я его  не  выносила.  И
как только мама могла?..
   Я с ненавистью глядела ему прямо в глаза и говорила: "Я  вас  люблю!"
Он меня очень боялся. Он съеживался и, запинаясь,  бормотал,  что  любит
другую. Я рыдала так, что в стену стучали соседи. Потом  кричала:  "Под-
лец!" - и с наслаждением отвешивала пощечину. После каждой репетиции  он
шел на кухню отдышаться. Там тихо плакала мама. Она считала себя винова-
той перед нами обоими.
   В общем, мне казалось, к пробам я готова. Но когда я узнала, кто  бу-
дет моим настоящим партнером... У меня задергались  сразу  оба  глаза...
Это был не просто известный... Это был... Ну в  общем,  на  площадке  от
ужаса у меня пропали слезы... Уж я и на юпитер смотрела, чуть не  ослеп-
ла, и щипала себя за бедро - потом были жуткие синяки, - ничем! Ни  сле-
зинки! А уж когда дошло до пощечины... Дубль, второй, третий - не  могу!
Режиссер уже орет: "Да пойми ты! Он же тебя унизил! Он  же  любовь  твою
предал! Он же гад! Неужели ты гаду по морде дать не можешь?!"
   Я и так уже ничем не соображаю, а после этого у меня еще и горло  пе-
рехватило. Ну, снова начали. И вместо "Я вас люблю"  у  меня  вышло  ка-
кое-то "Яй-юй-ююю..." Ну и тут партнер не выдержал. Он режиссеру сказал,
что он тоже любит кое-что. Например, он любит, чтобы с  ним  пробовались
нормальные артистки, а не что-то икающее, мигающее и хрипящее... Я в та-
ком шоке была, даже не сразу поняла, о ком это он... Зато когда до  меня
дошло... На нервной почве все получилось - и крик, и слезы!.. А  уж  что
касается пощечины... В общем, только через неделю он мог сниматься...
   Господи! Если бы вы только знали, что это такое провалить пробы!..  Я
так плакала!.. Мама не спала ночей. Мамин муж ходил  на  цыпочках  -  он
чувствовал, что виноват, плохо репетировал... И все же в глубине души  я
не теряла веры! Не может быть! Пробьюсь! Пусть не главная, пусть  просто
роль... Ничего, еще заметят! Оказалось уже заметили.  Вскоре  после  той
пощечины ко мне подошел другой режиссер и сказал: "Не расстраивайтесь. Я
был на пробах. Я все видел. Эти ослы не поняли, что у вас взрывной  тем-
перамент. Снимать вас буду я. Но у меня условие.  Чисто  творческое.  Во
время подготовительного периода я должен  познакомиться  с  исполнителем
как можно ближе. Только при этом условии я смогу полностью раскрыть  ваш
талант. Вы меня понимаете?" Чего же тут было не понять? Я ему сразу ска-
зала, что при этом условии у меня каждый сможет открыть талант. А может,
даже гений. И пусть он поищет другую дуру. Надо сказать, другую дуру  он
нашел моментально. А я осталась со своим умом - но без роли...
   Я была на грани! Я целыми днями молила Бога: "Господи, если ты  есть,
придумай что-нибудь! Пусть не роль, пусть эпизод! Я согласна на все! Ус-
лышь меня, Господи!"
   Но Бог меня не услышал. Зато откликнулся Аллах мне позвонили  с  "Уз-
бекфильма". Видно, там уже прослышали о моем взрывном темпераменте.  Это
была картина о разгроме банды басмачей. И режиссер придумал, что главаря
басмачей должна играть женщина. Это была его находка.  Он  творил:  "Все
будут думать, что он - это он, а он - это она! Этого еще не  было,  да?"
Эпизод был такой. Я, ну, в смысле - главный басмач обнаруживает  проник-
шего в банду красного разведчика, срывает с него фальшивые усы и  допра-
шивает под пыткой, чтоб тот выдал своих. Очень жизненно.
   Я репетировала дома. Красным разведчиком был мамин муж. Я привязывала
его к стулу, бегала вокруг него с кухонным  ножом  и  кричала:  "Байской
земли захотел, шакал?!" Мамин муж держался стойко,  никого  не  выдавал,
только очень жалобно поглядывал в сторону кухни... Он был  дядька  ниче-
го... В Ташкент я прилетела в полной готовности.
   На пробах моим партнером-разведчиком был сам  режиссер.  Сначала  мне
сделали грим басмача. Это уже было зрелище. А когда на меня надели поло-
сатый халат и чалму и я с маузером в одной руке и кривым ножом в  другой
появилась на площадке... Это был даже не смех. Один из осветителей вооб-
ще свалился сверху прямо на камеру. А сам режиссер, увидев  меня,  успел
только крикнуть: "Накиньте на нее чадру!" - и повалился в  истерике.  Но
я-то уже была в образе! Я закричала ему: "Смеяться вздумал,  краснопузый
шакал?!" И со всей силы рванула фальшивые усы. Тут он как завыл! Я и за-
была, что у режиссера усы были настоящие...
   Я летела обратно и плакала. Я летела быстро. Но слухи летели быстрее.
Известный комедиограф сказал: "Я уже все знаю. Они не поняли, что у  вас
потрясающее чувство смешного. Хочу предложить вам роль.  Практически  та
же басмачка - воспитательница детского сада. Очень добрая, веселая. Дети
рядом с ней все время смеются... Согласны?" Еще спрашивал! Да  я  вцепи-
лась в эту роль