то не синий, а?
   И сейчас же орлиный нос коршуна стал стремительно наливаться  синевой
и через мгновение имел уже вид вышесреднего баклажана.
   Короче говоря. Оказалось, этот мерзавец  Коростылев  -  случайно  или
злоумышленно - сотворил такую адскую смесь, которая воздействует на  са-
мые тонкие процессы организма. Механизм до сих пор толком неизвестен, но
достаточно было хоть чуть-чуть этой подлости выпить,  как  при  малейшем
намеке на вранье - буквально при малейшем! - человек сейчас  же  начинал
синеть. Именно начиная с носа. Через какое-то время синева спадала -  но
лишь до тех пор, пока снова... В общем, фактически просто жидкий  детек-
тор лжи. Такая свинская история.
   Выяснилось это не сразу. В тот день все просто-напросто демонстратив-
но встали и ушли. Причем жена Муркина перед тем как хлопнуть дверью  Ко-
ростылеву сказала, что если помимо синего носа у ее супруга опять  будут
другие неприятности, то она Коростылева посадит. Этот  проклятый  геоде-
зист что-то бормотал, что-то пытался объяснить, но на этот раз его  даже
не стали слушать. И даже Анна Львовна - и та не задержалась, чтобы,  как
она это обычно объясняла, помочь Коростылеву помыть бокалы. На этот  раз
не захотела она мыть с этим подлецом бокалы. Она  только  посмотрела  на
него со слезами презрения и убежала, прикрывая  свой  синенький  носовым
платочком.
   Однако, несмотря на этот категорический демарш, ни Анна  Львовна,  ни
остальные участники дегустации еще не представляли себе подлинных  масш-
табов катастрофы.
   Начать опять-таки с Анны Львовны. Эта  бедная  женщина,  черт  бы  ее
взял, всю ночь проплакала, проклиная и Коростылева, и город Ялту, и даже
самолет, на котором они - хотя и случайно, конечно, -  летели  вместе  с
этим негодяем.
   - Ай, геодезист! - вскрикивала она сквозь слезы. - Геодезист сучий!
   Затем несчастная все же забылась сном, а поутру  увидала  в  зеркале,
что за ночь ее носик, как мы условились называть  эту  Пизанскую  башню,
совершенно пришел в норму. Анна Львовна невероятно обрадовалась!  И  еще
подумала, как нехорошо, что она плохо думала о Коростылеве, и  что  надо
будет ему вечером позвонить, договориться насчет мытья бокалов.  А  пока
она позвонила к себе на работу и очень взволнованным  голосом  сообщила,
что у нее в ванной жутко прорвало трубу и она никак не  может  выйти  из
дома. Эта легенда ей нужна была для того, чтобы поскорей побежать к  од-
ной знакомой, которой из-за рубежа привезли разные интересные тряпки,  и
там могло быть и для Анны Львовны. Но когда, изложив эту остроумную  ле-
генду, Анна Львовна положила трубку и вновь глянула в зеркало, то соседи
в квартире за стенкой услыхали звуки  вулканических  рыданий  и  горький
крик:
   - Уй, геодезист сучий!..
   Далее - Сергей Арташезович.
   Этот овощной джигит, поднявшись утром с постели, первым делом  скосил
глаза крест-накрест - вот так! - и убедился, что за ночь и  его  могучий
клюв обрел свой всегдашний достойный вид. И  коршун  Арташезович  решил,
что на этом очередное коростылевское послевкусие для него закончилось. И
настроение у джигита сделалось очень хорошее. Тем более что и вчера жена
Арташезовича ничего такого не заметила, а может быть, и заметила, но ре-
шила, что ее храбрый коршун сам знает, какого цвета у него  должен  быть
нос. Лишь бы не было неприятностей с ОБХСС.
   И вот в этом очень хорошем настроении Сергей Арташезович уже стоит за
прилавком вверенного ему овощного подвальчика и лично  сам  осуществляет
торговый процесс, а именно - отпускает гражданам  яблоки  по  цене  один
рубль пятьдесят копеек за килограмм. И строго следит, чтобы, не дай бог,
не допустить какого-нибудь недовеса. И все идет очень хорошо, как  вдруг
появляется какая-то неприятная дамочка и неделикатно интересуется, поче-
му это здесь яблоки по рубль пятьдесят, а  повсюду  точно  такие  же  по
рубль тридцать.
   Сергей Арташезович со всей любезностью разъясняет дамочке, что только
такая старая слепая курица может не видеть, что это совсем другие  ябло-
ки, что в этих яблоках намного больше железа, и уж не пришла ли  дамочке
в голову такая дикая мысль, что ее в государственном магазине могут  об-
жулить?
   Дамочка открывает было рот, чтобы ответить, что она думает про  госу-
дарственные магазины, а остальная очередь открывает рты, чтобы  заявить,
что она думает о дамочке, как вдруг дамочкин взгляд падает на лицо  кор-
шуна и джигита, а вернее, на его нос, отчего слова застревают  у  нее  в
горле, глаза дико расширяются, и она тут же  брякается  в  обморок.  Ос-
тальная очередь тоже глядит на Арташезовича, частично хватается за серд-
це, частично пятится от прилавка и подымает визг.
   Сам же коршун скашивает глаза крест-накрест - вот так! - с  нечелове-
ческим криком сметает на своем пути фрукты, овощи и покупателей, вылета-
ет из подвальчика и мчится по улице, мигая своим неописуемым  баклажаном
как милицейской мигалкой!
   В это же время по другой улице, мигая чуть меньшей  мигалкой,  мчался
наш Муркин Михаил Павлович!
   У Муркина на службе с самого утра было отчетное собрание, где Михаилу
Павловичу выпало делать доклад.
   И вот он выходит к трибуне, смотрит в свою бумагу и произносит  обыч-
нейшую фразу. А именно: "Товарищи! За отчетный период мы добились  опре-
деленных успехов".
   И присутствующие видят, как при этой безобиднейшей фразе на  муркинс-
кой картофелине выскакивает странноватое синее пятно. Которое при каждой
фразе растет и расширяется. А когда  Михаил  Павлович  заключил  доклад,
сказав, что в будущем коллектив намерен добиться еще больших успехов, то
он был синий уже весь, включая уши и зубы.
   Тут он сходит с трибуны под озадаченные аплодисменты и замечает,  что
среди собравшихся кое-кто прямо на глазах начинает синеть  носами!  Осо-
бенно та, толстая, которая в месткоме ведала распределением путевок.
   Муркин почуял недоброе, тем более что увидал в этот момент, что пере-
ходящий вымпел, приготовленный для вручения кому-то, из красного сделал-
ся ярко-голубым!
   А тут еще как раз передали Михаилу Павловичу записочку от  директора:
"Напился, мерзавец, до синевы! Да еще после постановления! Да еще в день
собрания! Ну, погоди!"
   И тут Муркина как молнией прожгло! Да не из-за записки, а от догадки,
что, кроме него, у Коростылевато вчера никого из окружающих не  было!  И
выходит, это уже пошла от него самого, от Муркина, инфекция!
   И от этой страшной догадки нервы Муркина не выдержали - он вскочил  с
места и вылетел с собрания посоветоваться с супругой: что делать?!
   А что же делать? Инфекция!
   Еще один очаг как раз и образовался  к  этому  времени  в  том  самом
ателье мод, где заведующей была именно супруга Михаила Павловича.
   Эта вообще едва успела войти в ателье и сказать  "здрасьте",  как  не
только моментально посинел весь коллектив, но даже белые  буквы  вывески
при входе окрасились в наглый васильковый цвет.
   И все это были только первые жертвы свалившейся на  город  невиданной
эпидемии. Вскоре на улицах появились прохожие в марлевых повязках, напо-
добие тех, что рекомендуется надевать при гриппе. Однако и через марлю у
многих просвечивала явная синева.
   И теперь уже синели не только  носы!  Буквально  всем  своим  вмести-
тельным туловищем окрасился в ультрамарин шеф-повар центрального городс-
кого ресторана. А у многих снабженцев и товароведов синева  перекинулась
даже на одежду.
   У многих владельцев дач посинели дачи и сараи.
   Леопардовыми синими пятнами покрылся поэт, прославившийся своей  зна-
менитой рифмой "флаг - стяг", а также два критика, многие годы  строчив-
шие статьи о свежести его поэзии.
   Через одну посинели этикетки с надписью: "Высший сорт".
   Синими сделались лауреатские значки у нескольких лауреатов.
   Во время слета промкооперации в полном составе посинел весь  президи-
ум, за исключением уборщицы бабы Веры.
   Городской театр срочно отменил намеченную премьеру  спектакля  "Синяя
птица".
   Во множестве циркулировали анекдоты "синего юмора". В среде  молодежи
популярной стала шутка: "Ты что, купоросу напился?"
   Космонавты передали с орбиты, что обнаружили  сплошь  синие  посевные
площади на территории двух союзных республик, так что выражение "Земля -
голубая планета" обрело оттенок двусмысленности.
   И наконец, что было уже вовсе необъяснимо, в одном колхозе-миллионере
в голубую гамму окрасилось все поголовье свиней.
   Слухи шли самые дикообразные. Многие кинулись скупать зеленку,  кото-
рая якобы помогала, если ее принимать внутрь пополам с  водкой.  Зеленка
быстро кончилась, но водку продолжали пить.
   Что же касается наших, пострадавших первыми, то,  видя  происходящее,
они связались между собой, чтобы предпринять совместные действия. Первым
делом кинулись к врачам, в поликлинику.
   Там их выслушали, смерили температуру и моментально  поставили  диаг-
ноз: обморожение конечностей.
   После чего и посинели всей поликлиникой.
   В отчаянии бросились в самые надлежащие органы. И Муркин  бросился  с
супругой, и Арташезыч со своим баклажаном, и Лина Львовна бросилась,  но
ни на один вопрос, бедная, так и не смогла ответить, а только плакала  и
вскрикивала:
   - Уй, геодезист сучий!
   Остальные же дружно показали: да, все этот сучий геодезист!
   Тут же стали принимать меры. Во-первых, объявили розыск и кинулись  к
Коростылеву на квартиру. Во-вторых, тут же и нашли, но не его,  а  запи-
сочку. Мол, извиняюсь, не думал, что такое окажется послевкусие, поэтому
уезжаю в экспедицию и прошу прощения у всех пострадавших.
   - Прощения?! - закричали все. - Прощения ему?!
   Стали искать дальше - и нашли. Но опять-таки не его, а на кухне бокал
с остатками этой голубой дряни. Счастье, что Анна Львовна тогда не оста-
лась мыть бокалы!
   И эту гадость с величайшими предосторожностями направили на эксперти-
зу в соответствующий институт. И там, действительно, с этим  составчиком
разобрались. На всякий случай его засекретили и разослали циркуляр, что-
бы категорически его не смели изготовлять, пробовать и даже нюхать  дип-
ломаты, гидрометцентр и которые по  распределению  жилплощади.  А  самое
главное, установили, что если эту дрянь снова не пить,  то  в  ближайшее
время все пройдет, и эпидемия угаснет сама собой.
   При этом, правда, была идея - изучить возможность получения этой  га-
дости в промышленных масштабах для использования в мирных  целях.  И  на
заседании один директор химзавода, как всегда, вскочил и вызвался  нала-
дить это дело досрочно, и уже ему хотели выделить  средства,  как  вдруг
увидели, что он сидит совсем чернильного цвета, хотя в начале  заседания
был не более синеватый, чем и остальные. И тогда  отложили  вопрос,  как
неподготовленный.
   И оказалось, мудро поступили, потому что вскоре кошмар  действительно
пошел на убыль. Сначала отдельные граждане стали по себе  замечать,  что
если слегка подзагнуть, то уже больше не синеешь.  Так  что  многие  уже
смогли снять с себя марлевые маски. А вскоре положение настолько  норма-
лизовалось, что у Муркина на работе опять провели собрание по подведению
итогов. И хотя все понимали, что многие должны бы синеть уже при  обсуж-
дении регламента, и были к этому готовы, но оказалось - ничего! Ни  еди-
ного пятнышка на весь коллектив.
   И вот уже все опять могли говорить все, что угодно, без всякого  рис-
ка, отчего, конечно, опять улучшился общественный климат и настроение  у
людей поднялось. Особенно у всех наших.
   Что касается бедной Анны Львовны, черт бы ее сожрал, то она даже  ку-
пила-таки зарубежные тряпки у своей знакомой и решила  уехать  подлечить
нервы - но на этот раз уже, конечно, не в Ялту, где она с этим гадом Ко-
ростылевым познакомилась, а в Сочи.
   И вот она уже буквально стоит в дверях уезжать, как приносят ей  отк-
рытку. От кого б вы думали? Да! От этого сучьего геодезиста!
   Его, оказывается, бросили искать, потому что, оказывается, у нас даже
нет такой статьи! Просто ужас что творится! И он, значит, с большим  ув-
лечением пишет, что находится где-то в уссурийской тайге и что ему  уда-
лось найти такую потрясающую ягоду, которую если раздавить в коктейль...
   Прочитав эти слова, Анна Львовна, бедная, тут  же  всех  обзвонила  и
рассказала про эту жуткую открытку. И жена Муркина сказала, что на  этот
раз, как только этот гад приедет, его сейчас же надо убить и что  у  нее
как раз есть один сантехник. А вообще,  еще  лучше  не  ждать,  пока  он
объявится, а самим туда поехать и его пристукнуть.
   И это было правильно, но неосуществимо, потому что открытка была  без
обратного адреса.
   Таким образом, чувство серьезной тревоги за завтрашний  день  у  всех
наших пока остается. Но успокаивают два момента. Потому что теперь нико-
го врасплох не застать, теперь дураков нет - дегустировать!
   А во-вторых, есть шанс, что нашим вообще повезет и  этого  проклятого
Коростылева в уссурийской тайге сожрет тигр.
   Вполне вероятная вещь. Места там дикие.
   Шел по улице троллейбус
   Троллейбусов было много. С легким воем тормозили они у остановки, где
топтался Марципанов, раскрывались створки  дверей,  торопливые  граждане
входили и выходили, и троллейбусы, держась за звенящие  провода,  катили
вперед.
   Сперва Марципанов удобно уселся на место для инвалидов и пассажиров с
детьми. Потом неспешно лег, высунув в  проход  между  сиденьями  грязные
башмаки. Общественность молчала. Тогда затворил Марципанов.  Вернее,  он
запел. Исполнив песню, в которой не было хорошей мелодии, зато были пло-
хие слова, Марципанов сказал:
   - На кого Бог пошлет! - и плюнул через спинку сиденья.
   Бог послал на худого гражданина в очках.
   - А вот плеваться нехорошо, - дружелюбно упрекнул Марципанова гражда-
нин, вытирая рукав пальто. - Не надо плеваться.
   Такие слова Марципанову не понравились.
   - Т-ты, гад! - сказал он и уже прицельно плюнул в худого.
   - Видать, выпил человек, - сказала про Марципанова какая-то  наблюда-
тельная старушка.
   Марципанов начал стаскивать с ноги ботинок.
   - Безобразие! - сказала дама, сидевшая позади Марципанова. -  Столько
народу, и никто его не одернет!..
   - В самом деле! - поддержал ее оплеванный Марципановым гражданин.
   Ботинок Марципанова сбил с него шляпу.
   - Вот ведь бедняга! - огорчилась старушка. - Эдак нога у него  засты-
нет. Нынче холодно.
   Марципанов назвал старушку старой воблой, потянулся и сейчас же  зас-
нул.
   Пассажиры троллейбуса повеселели. Однако через минуту они  погрустне-
ли, потому что Марципанов ожил.
   Он сполз со своего места, отыскал в проходе ботинок и  сказал  неожи-
данно трезвым голосом:
   - Граждане! Прошу внимания! Только что я провел эксперимент,  сколько
вы будете терпеть безобразия пьяного хулигана? И что  же  вышло?  Вышло,
что вы все стерпели! Где же, товарищи, - возвысил голос Марципанов, ваше
сознание?
   Досказать ему не дали.
   - Возмутительная наглость! - выкрикнул худой гражданин в очках.
   - Вот, - кивнул Марципанов. - Так и надо было сказать!
   - Но ведь это же издевательство! - воскликнула дама, сидевшая  сзади.
- Бандитская выходка!
   - Правильно! - сказал Марципанов. - Только чего же вы раньше молчали?
   - Жулик! - уверенно сказала старушка. - Воблой называет, а сам  и  не
выпивши!
   Широколицый мужчина взял Марципанова за локоть.
   - Хватит! - громко сказал он. - Я тебе покажу, как над  людьми  измы-
ваться. Граждане, кто в милиции свидетелем будет?
   - Вы что? - сказал Марципанов, пытаясь выдернуть руку. - Я же сказал:
не пил я. Это эксперимент был, понятно?
   - Вот раз не пили - в милиции объяснитесь! - дернул шеей худой  граж-
данин. - Раз трезвый плевали!
   Троллейбус подъехал к остановке, и широколицый начал тянуть  Марципа-
нова к выходу. Марципанов уперся. Пока они пихались,  троллейбус  поехал
дальше.
   - Ты у меня выйдешь! - сказал Марципанову широколицый, вытирая пот со
лба. - Поможете мне на следующей остановке?  -  обратился  он  к  худому
гражданину.
   Худой гордо кивнул.
   Марципанов опечалился. Он повертел головой - вокруг были  нелюбезные,
недружественные лица. В милицию не хотелось, и выход был только один.
   Марципанов бросил голову на грудь, подогнул колени и стал валиться на
широколицего мужчину.
   - Ну-ну! - закричал тот, отпихивая Марципаном. - Не прикидывайся!
   Марципанов качнулся в другую сторону и попытался облобызать старушку.
   - Все ж таки он пьяный! - решила старушка, заслоняясь сумкой.
   Марципанов опустился на пол и горько зарыдал.
   - Ну! - с торжеством сказала старушка. -  Как  есть  нажрался.  Нешто
трезвый так валяться-то будет?
   - А зачем он про эксперименты излагал? - спросил с сомнением  широко-
лицый.
   - Господи! Да по пьянке-то чего не скажешь! - разъяснила  умная  ста-
рушка. - Сосед мой, как напьется, так все тоже - про политику говорит да
про экономию. Пока к жене целоваться не  полезет,  и  не  видно,  что  в
стельку!
   - Понюхать надо! - предложила дама, сидевшая сзади. - Пахнет  от  нет
алкоголем?
   - Одеколоном пахнет, - сказал широколицый, посопев возле Марципанова.
- Одеколон, наверное, и пил.
   - Опытный, - сказал кто-то. - Все знает.
   При этих словах широколицый зарделся, взял Марципанова  под  мышки  и
уложил на сиденье.
   - Может, все-таки вызвать милицию? - неуверенно предложил худой граж-
данин в очках.
   Марципанов вздохнул и плюнул в его сторону.
   - Это другое дело, - облегченно сказал худой.
   Старушка с сумкой наклонилась над Марципановым и потрясла его за пле-
чо:
   - Тебе выходить-то где, слышь, парень? Едешь-то ты куда?
   - Любовь - кольцо! - промычал, зажмурившись, Марципанов.
   - Ну вот, - сказала старушка. - Кто до кольца  едет,  помогите  выйти
ему. А то, не ровен час, под колесо попадет, пьяный же.
   И старушка заспешила к дверям. Ей пора было выходить.
   Все замолчали. Марципанов осторожно приоткрыл один глаз. Вокруг стоя-
ли люди. Добрые, внимательные, сердечные. Но трезветь не стоило. Во вся-
ком случае до кольца.
   Под музыку Вивальди
   Я его столько раз предупреждал: "Коль, ты своего организма не  уважа-
ешь. Ты против организма пойдешь - он против тебя пойдет. Вот ты  в  за-
вязке был, так? Потом помаленьку развязал, так? Ну так вот: обратно  за-
вязать захочешь - тоже помаленьку давай. А резко затормозишь -  организм
сбесится от неожиданности".
   Как в воду глядел.
   В прошлую субботу это было. Нет, в воскресенье даже. Потому что в  ту
субботу мы как раз у Коли на квартире гуляли. Провожали его брата  назад
в деревню. Мы брата Колиного на вокзал свезли, а потом вернулись - отме-
тить, что свезли его на вокзал. Сперва у нас там  еще  было,  потом  Юра
сходил, принес, а потом Коля сам уже сбегал, принес, а ту бутылку мою  -
это уже мы с Юрой вдвоем, когда от него ушли, потому что он уже не  мог.
Ну да, в субботу. Ну и в воскресенье, конечно,  нормально  все.  Только,
конечно, голова. Ну, освежиться пошел к ларьку. А Юра уже там был. Види-
мо, с ночи. Мы сперва с ним по большой взяли, потом уж еще по большой.
   Юра говорит:
   - Сейчас бы рыбки, да?
   Я говорю:
   - Рыбки - то бы да.
   А Юра говорит:
   - Нету рыбки.
   Стоим так, разговариваем. И тут как раз из-за угла Коля выгребает.
   Юра говорит:
   - Пришел, да, Коль? Давай полечись. С утра-то после вечера.
   А Коля стоит, не отвечает ничего и так задумчиво на нас с Юрой  смот-
рит. Мне его вид сразу не понравился - больно задумчивый был.
   Ну, пьем помаленьку с Юрой, и Юра говорит:
   - Ну, чего делать будем?
   Я говорю:
   - А чего ты будешь делать? У меня вон двадцать семь копеек.
   Вот тут Коля и начал.
   - А давай, - говорит, - мужики, сходим куда.
   Я говорю:
   - Куда сходим-то, Коль? Я ж говорю: у меня двадцать семь копеек. А  у
Юры вообще ничего.
   А Коля и говорит голосом таким нездоровым:
   - Нет, - говорит, - я не про это. Давайте, - говорит, - для  интереса
куда сходим.
   Юра говорит:
   - Куда,