первых, тут и рассказывать  нечего,  а
во-вторых, и не нужно про это рассказывать, все и  без  того  известно,  а
если неизвестно, так ничего тут не  поймешь,  хоть  тебе  и  расскажут,  а
в-третьих, какая разница, три месяца все  это  длилось  или  секунду?  Для
несчастного Ламбера такое время длилось почти десять лет, а то  и  больше.
Что и говорить, неладно это, а главное, ни единая душа тебе  помочь  не  в
силах. А ее папа тремя месяцами  отделался,  и  на  том  спасибо.  В  один
прекрасный день ты одолел все и вся  и  вправе  над  собой  посмеяться.  А
большего это не стоит.
   Ни одна женщина по внешнему облику не  подходила  д'Артезу,  во  всяком
случае, тому д'Артезу,  каким  он  являлся  перед  публикой,  меньше,  чем
"женщина в окне". Порой, когда, обращаясь к протоколисту и разглядывая его
двумя узкими щелочками глаз, она говорила "молодой человек", что  было  не
очень уж приятно, то от бесчисленных морщинок и гусиных лапок смахивала на
дряхлую циничную ведьму. В другой раз  создавалось  впечатление,  что  она
начисто позабыла о госте, хотя и поглядывала  на  него,  и  это  было  еще
мучительнее, ибо он словно переставал существовать. Но вот она,  навострив
глаза и уши, вслушивается в даль, быть может, чуть печально и  беспомощно,
как вслушивается молодое животное - тигрица или волчица - в призывный  зов
самца, которому ей, несмотря  ни  на  что,  придется  следовать.  В  такие
мгновения посетитель испуганно и сочувственно задавался вопросом,  что  же
представляет собой эта женщина и о чем она думает, оставшись одна в  своей
неуютной комнате.
   Эдит потом горячо ее защищала, собственно, без всякой нужды  и  вопреки
себе  самой,  ибо  протоколист  не  допускал  ни  единого  неуважительного
замечания на ее счет. Эдит утверждала, что  неприбранные,  сальные,  седые
космы, неопрятный ворот платья, оборванная тесьма, болтающаяся пуговица  и
желтые от неумеренного курения пальцы - всего лишь маска, точь-в-точь  как
у ее отца усики и костюм дипломата. Но это  верно  лишь  отчасти.  Правда,
сама "женщина в окне" как-то рассказала о себе:
   - Когда эти куколки, от которых так и разит  душистым  мылом,  сидят  у
меня и я разжимаю их ручонки, они от страха только что не  обмочатся.  Тут
плети  им  что  вздумается,  они  всему   поверят.   Правда,   детка,   им
предсказывать будущее - невелика хитрость. Деньги, постель, светский форс.
Для тех, что там, на улице, стоит потрудиться, они и сами понимают  что  к
чему и действительно хотят кое-что узнать. На них надо работать честно.
   А все-таки занятно было бы увидеть  эту  женщину  вместе  с  д'Артезом.
Разумеется, как только он объявился тогда в Берлине, она тотчас же к  нему
отправилась.
   - Я прочла это в газете. В те времена чудные были у нас газеты,  совсем
не то, что нынче. Я тут же поехала в клинику. Поехала? Легко сказать,  это
был настоящий поход, ведь трамвай встретишь - считай  повезло.  Но  дел  у
меня особых не было, лишь бы как-нибудь продержаться,  а  пройтись  всегда
полезно. В клинике какие-то хорошо выбритые  американские  мальчики  стали
спрашивать, не могу ли я его опознать. Ну ясно, если он - это  он,  отчего
же нет? Это был он, хотя смахивал скорее на  скелет,  а  глазищи  точно  у
иконы, писанной с какого-то святого  подвижника.  Нечего  сказать,  милый,
говорю, хорошо же они тебя отделали. Тут он ухмыльнулся, вернее, попытался
ухмыльнуться и даже бровь вздернуть. На нем каждый  мускул,  каждую  жилку
видно было. Ни дать ни взять наш прежний Эрнст. Только не  перенапрягайся,
милый. Здешние девочки предупредили меня, чтоб я тебя всячески  щадила.  А
что я тем временем не похорошела, мне и без твоей ухмылки ясно. Пусть  эти
бабенки тебя тут выходят, а там загляни  ко  мне  на  досуге.  Мы  вдоволь
посмеемся над всей этой несуразицей. Bye-bye, прощай, как  нынче  говорят.
Да-да, я называла его "милый", но  ты,  детка,  ничего  такого  не  думай.
Просто актерская привычка. Ну вот, в один прекрасный день стоит твой  папа
у  моих  дверей,  отъелся  опять,  под  мышкой  держит  бутылку  джина,  у
американцев прихватил. Так ты теперь в новом наряде?  -  спрашиваю,  и  мы
чуть со смеху не померли. Я, понятно, ему во всех грехах исповедалась. Мы,
надо вам сказать, на какое-то время потеряли друг друга  из  виду.  Больше
из-за моего замужества, чем из-за  его  женитьбы.  Хотя  и  твоя  мать  не
пришлась мне по вкусу, уж ты не обижайся. Но я-то какого  дурака  сваляла!
Что бы вы думали, дети, я, которая тут судит да рядит, сама на пару черных
штанов позарилась. Вот эти черные штаны вместе с  начищенными  сапогами  и
мундиром в обтяжку и уволокли  желторотую  пичугу  прямиком  со  сцены.  С
трудом верится. Привеском к ним оказался юный красавец эсэсовец. Смазливый
дурень - и только. И вовсе не жестокий зверь, ах, если бы хоть зверь,  как
нынче их описывают. Смазливый дурень -  и  только.  Упокой,  господи,  его
душу, повезло ему, погиб  где-то  в  России.  Но  к  тому  времени  я  уже
давным-давно с ним разошлась. Вся история только полтора года  и  длилась.
Детей у нас не было - в те годы вполне благовидный повод  для  развода,  -
хотя, по правде говоря, я малость  посодействовала  тому,  чтоб  детей  не
было, это в наших силах. Да, такое  вполне  может  приключиться.  Возьмите
себе на заметку, молодой человек, такое вполне может приключиться.  А  уже
допустив раз подобное неразумие, саму себя перестанешь принимать  всерьез,
и в этом есть прок. Да и всех куколок, что являются  сюда  прямехонько  из
пенной ванны и желают  знать  свое  будущее,  тоже  всерьез  принимать  не
станешь. Будущее! Словно бы у них есть будущее! Но тебя, детка, пусть  моя
болтовня не сбивает с толку, испытай все сама, ничего страшного. Я  только
потому этот вздор припомнила, что мы с твоим папой  довольно  долго  из-за
этого не встречались; я бы ему глаза выцарапала, вздерни он только  брови.
Ну а потом его и залапали. Кругом война, бомбы сыплются. Обычная  история.
Времени не было раздумывать, что такое счастье и  тому  подобные  вещи,  в
этом тоже свой плюс... Да, так вы, стало быть, в Африку собрались, молодой
человек. Неужели это обязательно? На три года? И кто вам эту мысль внушил?
Не Ламбер ли? Ну ладно, ладно, не горячитесь. Какое мне  дело?  Только  не
воображайте, будто эта девочка станет вас дожидаться.  Этак  каждый  бы  в
Африку укатил, хорошенькое дело, а дома его ждет-пождет такая  дурочка.  И
ты, детка, не внушай себе  этих  глупостей.  Всех  этих  Сольвейг  мужчины
выдумали, чтобы про запас кого-то иметь, кто их покоить станет, когда  они
с малярией вернутся. Выкинь эти глупости из головы. Расскажи мне  лучше  о
Ламбере. О твоем дяде Ламбере, как ты его называешь. Как удалось ему опять
человеком стать? Правда, что он уснул, когда жена его  наконец  кончилась?
Твой папа мне что-то такое рассказывал. Единственно разумное, что довелось
мне слышать о Ламбере. Да! Да! И нечего пугаться.  Его  жене  давным-давно
пора было умереть, у нее ни кровинки в жилах  не  было,  только  стихи  да
какая-то там новомодная философия. Такие дамы нынче  десятками  на  званых
вечерах и вернисажах  толкутся.  Было  б  это  хоть  уверткой,  чтоб  мужа
подцепить, так нет же, они в эту несуразицу искренне верят. От всего этого
с души воротит, тут уж ничего не остается - только бегством  спасаться.  И
что за мужчины пошли, всю эту заумь слушают. Утром, за  завтраком,  все  о
литературе невесть что плетут или вечером, как в постель ложиться.  Б-ррр!
Всякая охота пропадет. И даже если они придерживают  язык,  ты  все  равно
робеешь от собственного невежества. И ваш Ламбер туда же. Что  он  себе  в
голову вбил? Я его жену всего два-три раза и видела, в гостях  у  кого-то.
Истинно живой мертвец, слепому видно было. Кровь в жилах стынет, только до
нее дотронься. Так надо, чтобы именно Ламберу пришло в голову поддержать в
этом диковинном существе жизнь, и он женился на  этой  женщине.  Да  такая
женщина даже Геркулеса в два счета обратит в  тень.  Однако  мне-то  какое
дело, с меня собственных глупостей хватает. И в те времена меня это ничуть
не касалось. Пусть бы женился, раз уж хотел, и себя на муки обрек. Но  вот
он уснул, когда она умирала, - и в моих глазах опять  человеком  сделался,
показал себя прежним Ламбером... Ну, хватит,  теперь  сделайте  одолжение,
ступайте и оставьте меня одну. Ничего не попишешь,  детка.  Придется  тебе
свою судьбу на собственном опыте познавать. А если  твой  молодой  человек
сочтет за лучшее познать это с негритяночкой, так про то на его  руке  все
равно ничего не найти. К судьбе и прочему вздору она никакого касательства
не имеет. А теперь марш! Проваливайте! Не то я окончательно  разозлюсь.  И
кто только все так несуразно устроил! Ах, да что там,  подойди-ка  поцелуй
меня. И ровным счетом ничего не значит, что я ревмя реву. Все старые  бабы
ревут, когда такие цыплята рвутся под нож, воображая, что отныне все у них
пойдет хорошо.



12

   Ламбер тоже был вне себя от злости, когда протоколист зашел  к  нему  в
понедельник, после того воскресного вечера.
   Он  свирепо  зашипел  на  протоколиста,  едва  тот  подошел  к  нему  в
библиотеке:
   - Вы что, у Норы побывали?
   - Но... ведь было же воскресенье, - заикаясь, ответил тот.
   - Да, это мы заметили. Эдит вечером приходила ко мне.
   - Я думал... Эдит?
   - Да, Эдит, а кто же еще? Ну, пока.
   Через полтора часа,  когда  библиотека  закрылась,  протоколист  первым
делом     рассказал     об     агенте,     которого     повстречал      на
Кляйне-Бокенхеймерштрассе. Ламбер пренебрежительно махнул рукой:
   - Для меня это давным-давно не секрет. Я как-то  пригласил  привратника
того дома на кружку пива  в  пивную,  что  на  Ротхофштрассе.  Неужто  ваш
господин Глачке думает, что способен втереть очки привратнику? А тем более
жене привратника? Что за младенцы сидят в вашем  Управлении  безопасности!
Неужто эти идиоты считают, что привратница сей же час не заметила, кого им
посадили на чердак? Да еще если молодчик за галстук закладывает и на улице
ногами вензеля выписывает... Хуже всего, однако, что бедняга попал в беду.
Я кое-какие справки навел у Норы.
   - У Норы?
   - Ну да, у кого же еще?
   - Вы были у Норы?
   - Конечно, если вы не возражаете. Когда  Эдит  ушла,  я  отправился  на
Таунусштрассе. Вот видите, каких вы наделали дел?!
   - Я?
   - А кто же еще? Чтобы узнать у Норы, были вы у нее или нет.
   - Я?
   - Господи, да оставьте вы свое дурацкое "я?". Неужто вы думаете, что  я
из-за какого-то безмозглого агента куда-то поплетусь? На лицо  я,  правда,
обратил внимание - похоже, где-то я его встречал. А потому, между  прочим,
с Норой и о нем переговорил. Они там все друг друга знают, и шпиков  тоже.
Нора, ясное дело, отнеслась к моим словам настороженно, но в конце  концов
позвала дружка от стойки, а тому дельце представилось весьма серьезным,  и
он тут же отправился кого-то остеречь. Честно говоря, я не очень-то  понял
что к чему, да меня это и не занимало. Заурядная, видимо, драма  ревности.
У этой публики такого рода казусы еще бывают. Но им не  нравится,  если  у
них кого-нибудь прихлопнут; пойдут неприятности с полицией, да  и  в  деле
помеха.  Вот  они  и  стоят  друг  за  друга  и  пытаются  своими   силами
предупреждать такие происшествия. Какая  же  несчастливая  рука  у  вашего
господина Глачке, а все потому, что  ничего-то  он  в  жизни  не  смыслит.
Подбирает себе в сыщики прощелыгу, которого собираются укокошить.  Но  это
не наше дело. Жаль, я считал вас разумнее. И не кричите,  пожалуйста,  "я!
я!". Крикнули бы, что ли, для разнообразия "я сам!". Теперь, похоже, стали
различать "я!" и "я сам!". Только не спрашивайте, что под этим разумеется.
Я такое название прочел на книге. А может, нам потолковать об  этом  перед
микрофоном, к сведению вашего господина Глачке, ведь если уж мы с вами  не
сообразили, что тут к чему, так его эти слова тем более  собьют  с  толку.
Сочиним какую-нибудь песенку: "О  Нора,  скромненькое  "я"  отринь,  славь
собственное сладостное "Я". Вполне можно спеть...  Ну,  ладно,  пошли,  за
обедом обсудим.
   Ламбер, насвистывая, подбирал к своему тексту разные мотивы.
   - Ох уж эта аллитерация! - самодовольно проворчал он.
   Сегодня они обедали в пивной на Ротхофштрассе. Ламбера  там  знали.  Не
только парни, что околачивались возле стойки и  о  чем-то  спорили,  но  и
белокурая дама, работавшая у пивного крана. В зале было шумно, музыкальные
автоматы без устали гремели и звенели.
   Ламбер заказал мясное блюдо и возмутился, что  протоколист  не  пожелал
того же.
   - Уже приходится экономию наводить? - спросил он.
   Но потом, разрезая осторожно, чтобы  не  обрызгаться,  свежую  ливерную
колбасу, рассказал, какую чепуху наговорил накануне ночью в микрофон.
   - Погодите-ка, - сказал он и стал рыться в кармане, отыскивая  какую-то
записку. - Экспромты тут не годятся. Возвращаясь от  Норы,  я  весь  текст
точно сформулировал. И даже попытался еще прежде, чем снял красную лягушку
с микрофона, придать голосу тревожное звучание. Вот, слушайте:

   ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВСЕМ ЗАМОРОЖЕННЫМ!
   НАС ЗАМЫСЛИЛИ РАЗМОРОЗИТЬ. ЗЛОВОНИЯ НЕ ИЗБЕЖАТЬ.
   БЕРЕГИТЕСЬ КОНТАКТНОГО ЯДА! ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ПОВЫШЕННАЯ БОЕВАЯ ГОТОВНОСТЬ!

   Передавал, как обычно, на ультракоротких волнах. Подумайте, что  начнет
вытворять ваш господин Глачке. Политическая взрывчатка! Недобитое прошлое!
Зловоние! Э, да все равно, это я из-за вас передал текст в эфир, уж  очень
вы меня разозлили. Нет, успокойтесь, собственно, не  из-за  вас,  а  из-за
Эдит.
   - Из-за Эдит? Но какое это имеет отношение к Эдит?
   - Из-за ее любопытства, мой друг. Тьфу! Любопытство к прошлому, что  за
извращенное любопытство! И единственное следствие - трупный  смрад.  Одним
словом, зловоние. Литературная сенсация, сдобренная изрядным запашком.  Не
удивительно, что мертвые предпочитают оставаться мертвыми.  Нора,  конечно
же, при моих словах насторожилась.
   - Нора?
   - Да, а кто же еще? Терпеть не может, когда ее о  гостях  выспрашивают,
оно и понятно. Не столько из скромности, сколько опасаясь полиции  да  еще
конкуренции. Но в конце концов мне удалось дознаться, что вы проходили  по
ее улице и на минуточку останавливались возле пассажа. Вас не Нора видела,
она была занята, а кто-то другой. Там  все  все  замечают,  такая  уж  это
профессия. Потом вы проследовали дальше, даже не спросив о Норе.  Жаль,  я
считал  вас  разумнее.  Эдит  каждый  раз  злится,  когда  я  называю  вас
сиротками, но, к сожалению, вы  именно  сиротки...  Чтоб  успокоить  Нору,
которая все еще держалась настороженно, я потолковал с ней и ее дружком  о
подоходном налоге. Вот надежная тема и нас всех касается. Черт  побери,  к
тому же мне этот визит стоил  денег!  Ночь-то  была  воскресная,  клиентов
полно. Пришлось хоть как-то возместить Норе  потерю  заработка.  Сунул  ей
кредитку, а все по вашей милости, да. Потому-то  я  так  зол  на  вас.  Ну
ладно, ладно.
   У меня,  надо  вам  сказать,  отличная  идея  относительно  подоходного
налога. Вполне осуществимая идея, она прямо-таки носится в воздухе  и  как
нельзя более соответствует духу времени. Вот  я  и  попытался  воодушевить
Нору, ее дружка, а также их приятелей и приятельниц,  что  сидели  вокруг.
Само собой разумеется, им понадобится организатор,  я  слишком  для  этого
стар, но я предложил вас, вы юрист и все ходы-выходы знаете.  Если  бы  не
ваш чудаческий план - кончить курсы и отбыть в какую-то там  развивающуюся
страну, - я настоятельно рекомендовал бы вам занять этот пост.  Вы  бы  на
этом разбогатели. Подумайте лучше лишний раз,  прежде  чем  впутываться  в
нелепую затею с развивающимися странами. Мое предложение куда современнее,
у него большое будущее. У господина Глачке глаза на лоб  полезут.  Что  же
собирается предпринять ваш покорный слуга? Да только то, что предусмотрено
конституцией, не более.
   Итак,  речь  идет  всего   лишь   о   марше   протеста   наших   девиц.
Предварительную рекламу марша следует, конечно,  продумать  до  мельчайших
деталей. Без наторелых мастеров рекламы и  психоанализа  не  обойтись.  За
этой братией дело не станет, пусть только почуют бизнес, в этом  можно  не
сомневаться.  "Пересмотр  подоходного  налога"  -  сам  по  себе  неплохой
рекламный лозунг,  но  одним  лозунгом  мы  не  ограничимся.  Всегда  ведь
найдутся такие, что болтают о гражданском долге и прикидываются,  будто  с
готовностью платят подоходный налог.  С  этим  надо  считаться.  Нет,  нам
придется взывать к более глубинным инстинктам.
   И Франкфурт представляется мне самым подходящим  местом,  чтобы  начать
наш марш. Западный Берлин отпадает. Ваш господин Глачке сразу же  стал  бы
молоть  всякий  вздор  о   марксистских   подрывных   действиях   и   лишь
скомпрометировал бы нашу затею. И Гамбург тоже. Их  Санкт-Паули  уж  очень
затрепали киношники, а у нас речь  не  о  фильме.  А  вот  такой  безликий
транзитный город, как Франкфурт, к тому  же  с  аэропортом,  для  подобной
общеевропейской  идеи...  Э,  стойте-ка,  идеи  рождают  идеи.   Выражение
"общеевропейская идея" нечаянно сорвалось у меня с языка, а  ведь  это  же
находка для рекламы и транспарантов.  Наша  старая  добрая  Европа  единым
махом вновь упрочила бы  свои  позиции.  Это  требуется  еще  основательно
продумать.  Да,  удар  по  американизму.  Они  там  сами  себе   отсталыми
покажутся, особенно в связи с  оттоком  валюты  на  наш  континент.  Перед
"общеевропейской идеей",  если  на  нее  не  слишком  Нажимать,  даже  ваш
господин Глачке вынужден будет капитулировать.
   Итак, марш протеста  наших  дам,  который  начнется  на  Кайзерштрассе,
пройдет  мимо  памятника  Гете,  Франкфуртерхоф  и  Гауптвахе,  выйдет  на
Цейльштрассе и, наконец, пересечет  площадь  Либфрауэнберг  и  двинется  к
Ремеру. Классический маршрут и не слишком длинный для наших дам на высоких
каблуках. В первых рядах - дамы экстракласса в  собственных  "мерседесах",
без устали сигналя; эти перлы нашего общества всенепременно должны принять
участие в марше. И они наверняка примут участие, можно не сомневаться.  Не
из коллегиальности, нет, упаси боже, просто эта проблема касается  их  еще
больше, чем их пеших товарок. Нельзя  ли,  например,  исключить  стоимость
"мерседеса", поскольку машина связана с профессией, из  суммы,  облагаемой
налогом? Недопустимо же, чтобы работающие налогоплательщицы,  полноправные
гражданки, были ущемлены в своих интересах  по  сравнению  с  каким-нибудь
промышленным магнатом, это неслыханно! Вам, как юристу, следует взять себе
это на заметку, такой устарелой несправедливостью должны наконец  заняться
и ученые.
   Да, главное, и это определит наш успех: марш протеста будет проходить в
высшей степени благопристойно.  Скажем  даже,  благонравно.  Пусть  каждый
почувствует, что речь  идет  о  жизненно  важных  проблемах,  об  основных
законах.  Все,  до  самого  Карлсруэ  [в  Карлсруэ  находится  Федеральный
конституционный суд], должны это почувствовать. И  разумеется  -  об  этом
можно и не упоминать, - никаких обнаженных тел, никакого секса, пусть этим
пробавляются кино да иллюстрированные журналы, для  нас  это  интереса  не
представляет.  Длина  юбок  точно  в  соответствии  с  требованиями  моды.
Элегантность - да, но не  экстравагантность.  Впрочем,  такие  вопросы  мы
можем спокойно препоручить нашим дамам. Какая бурная распродажа начнется в
салонах  мод  в   преддверии   марша!   Парикмахерам   придется   работать
сверхурочно.  Какое   увеличение   оборота,   трудно   себе   представить!
Преодоление экономического кризиса! Банкиры сразу же навострят уши.
   Убежден, они заблаговременно забронируют пользующиеся спросом  стоянки,
откуда   удобно   наблюдать   процессию.   Возможно,   стоянками    начнут
спекулировать. Однако всякая индивидуальная реклама должна быть  строжайше
запрещена. Как, например, кивок той или иной дамы ко