Что произошло? - спросил он, с трудом скрывая беспокойство. - Я был
у себя дома, занимался важными делами...
   Хенаро Кампильо сокрушенно покачал головой, словно просил извинения.
   - Я задержу вас всего на несколько минут, честное слово.  Я  понимаю,
как вам некстати эта поездка; но, поверьте, виной тому  просто  из  ряда
вон выходящий случай. - Он прищелкнул языком, желая показать, что и  сам
крайне опечален случившимся. - Господи, что за  день!  Я  получил  очень
тревожное  известие.  Взбунтовавшиеся   войска   движутся   к   Мадриду;
поговаривают, что, возможно, королеве  придется  уехать  во  Францию,  а
здесь, в Мадриде, ожидаются уличные беспорядки... Видите, что  творится!
Но  политика  политикой,  а   мы,   представители   правосудия,   должны
мужественно выполнять свой долг. Dura lex, sed  lex  .  Вы  согласны  со
мной?
   - Простите, сеньор Кампильо,  но  мне  трудно  собраться  с  мыслями.
По-моему, это не самое лучшее место для...
   Комиссар поднял руку, умоляя его немного потерпеть.
   - Вам придется составить мне компанию.
   Выйдя  из  кабинета,  он  указал  пальцем  на  какую-то  дверь.   Они
спустились на несколько ступенек вниз по лестнице и зашагали по  унылому
коридору. Стены коридора  были  облицованы  голубой  кафельной  плиткой,
потолок покрывали  пятна  сырости.  Их  путь  освещали  тусклые  газовые
фонари, которые раскачивал ледяной сквозняк. Дон Хайме, одетый в  легкий
летний сюртук, зябко поежился. Эхо шагов  гулко  отдавалось  под  сводом
потолка, теряясь где-то вдали, в конце коридора.
   Кампильо остановился возле стеклянной двери и толкнул  ее,  приглашая
своего спутника войти первым. Дон Хайме очутился в небольшом  помещении,
уставленном старыми деревянными шкафами картотеки.  Навстречу  им  из-за
письменного стола поднялся какой-то  служащий.  Он  был  неопределенного
возраста, худой, в белом халате, покрытом желтоватыми пятнами.
   - Семнадцатый номер, Лусио. Будь так любезен.
   Служащий взял со стола бланк и, держа его  в  руке,  открыл  одну  из
дверей в противоположном конце  помещения.  Прежде  чем  пойти  за  ним,
комиссар достал из кармана гаванскую сигару и предложил ее дону Хайме.
   - Благодарю вас, сеньор  Кампильо,  я  не  курю.  Комиссар  рассеянно
поднял брови.
   - Должен признаться, вас ожидает не  слишком  приятное  зрелище...  -
произнес он, беря сигару зубами и поднося к ней спичку. - А табачный дым
помогает вынести и не такое.
   - О чем вы говорите?
   - Сейчас увидите сами.
   - Что бы там ни было, курить я не буду. Комиссар пожал плечами.
   - Как вам угодно.
   Они вошли в  просторный  зал  с  низким  потолком,  усеянным  пятнами
сырости; стены покрывал все тот же голубой кафель. В углу стояла широкая
раковина, из крана капала вода.
   Дон Хайме невольно замер; ледяной холод,  царивший  в  этом  странном
помещении, пронзил его тело до самых костей. Он никогда раньше не был  в
покойницкой и не представлял себе, как безотрадно и  угрюмо  это  место.
Большие мраморные столы стояли параллельно друг  другу;  четыре  из  них
были покрыты простынями, под которыми угадывались неподвижные  очертания
человеческих тел. Дон  Хайме  на  миг  закрыл  глаза,  набрал  в  легкие
воздуха, но тут же выдохнул,  почувствовав  тоскливую  тошноту.  В  зале
стоял странный запах.
   - Это фенол, - объяснил комиссар. - Его используют как антисептик Дон
Хайме молча кивнул. Его глаза не отрываясь смотрели на один  из  столов,
где покоилось неподвижное тело, укрытое простыней. Из-под края  простыни
виднелись человеческие ноги. Они были  желтоватого  цвета  и  при  свете
газового фонаря отливали голубизной.
   Хенаро Кампильо проследил за направлением его взгляда.
   - Это тело вы уже видели, - сказал он развязным  тоном,  показавшимся
дону Хайме вопиющим кощунством. - Нас сейчас интересует нечто другое.
   Он указал своей сигарой на соседний стол,  тоже  накрытый  простыней.
Под ней угадывался небольшой изящный силуэт.
   Выпустив целое облако дыма, он подвел дона Хайме к столу.
   - Тело нашли в Мансанаресе утром, приблизительно в то же время, когда
мы с вами мирно беседовали  во  дворце  Вильяфлорес.  Ее  сбросили  туда
прошлой ночью.
   - Ее?..
   - Да-да, совершенно верно. - Он ехидно  усмехнулся,  словно  во  всем
происходящем  было  нечто  весьма  забавное.  -  И  уж   поверьте   мне:
самоубийство или несчастный случай здесь  исключаются...  Последний  раз
предупреждаю: послушайтесь моего  совета,  возьмите  сигару...  Ну,  как
хотите.  Предупреждаю,  сеньор  Астарлоа:  зрелище,  которое  вы  сейчас
увидите, удастся забыть не скоро; это  не  для  слабых  нервов.  Но  нам
необходимы  ваши  показания,  чтобы  установить  личность  погибшей.   А
установить личность в данном случае не  так-то  просто...  И  сейчас  вы
поймете почему.
   Беседуя с доном Хайме,  он  сделал  знак  служащему,  и  тот  откинул
покрывавшую тело простыню. Дон Хайме почувствовал, как к горлу подкатила
тошнота. Он с  трудом  подавил  ее,  судорожно  сглотнув.  Ноги  у  него
ослабели, и он ухватился за край мраморного стола, чтобы  не  упасть  на
пол.
   - Узнаете?
   Дону Хайме стоило неимоверных усилий удержать  взгляд  на  обнаженном
мертвом теле. Перед ним  лежала  молодая  женщина  среднего  роста,  еще
совсем недавно, должно быть, красивая. Кожа была воскового цвета,  живот
глубоко запал между выступающими тазовыми  костями;  некогда  прекрасные
груди свисали по обе стороны туловища, руки были вытянуты и тверды.
   - Неплохая работа, согласитесь, - пробормотал Кампильо, стоя  у  него
за спиной.
   С огромным трудом дон Хайме заставил себя рассмотреть то, что  раньше
было лицом, а теперь чудовищной мешаниной мяса, кожи и костей.  Носа  не
было вовсе, на месте рта чернела лишенная губ  дыра,  в  которой  белели
разбитые зубы; на месте глаз - пустые багровые  впадины.  Пышные  черные
волосы были спутаны и слиплись от грязи и речного ила.
   Не в силах выдержать это леденящее душу зрелище, дон Хайме попятился.
Комиссар заботливо коснулся его плеча; до него донесся  запах  сигарного
дыма, затем голос, показавшийся ему сначала отдаленным гулом:
   - Узнаете?
   Дон Хайме отрицательно покачал головой. В его  смятенном  воображении
мелькнул образ из приснившегося на днях кошмара: слепая кукла в канаве с
водой. Но вскоре Кампильо произнес нечто такое, от чего душу дона  Хайме
окутал смертельный ужас:
   - Однако, сеньор Астарлоа, несмотря на все увечья, вы должны были  бы
эту даму вспомнить... Перед вами ваша бывшая  ученица,  донья  Адела  де
Отеро!
 
VII 
Вызов 
 
   Сделать вызов означает вынудить соперника покинуть удобную позицию.
 
   Маэстро тщетно пытался понять, что говорит ему полицейский. Они давно
покинули подвал, выбрались на свежий воздух и теперь сидели в  маленьком
кабинете Института Форенсе. Дон Хайме словно  оцепенел.  Откинувшись  на
спинку стула,  он  невидящими  глазами  смотрел  на  выцветшую  гравюру,
висящую на стене: северный пейзаж,  озера  и  ели.  Его  руки  бессильно
лежали на коленях, серые глаза были тусклы и бесстрастны.
   - ...итак, тело нашли в тростнике  под  Толедским  мостом,  на  левом
берегу. Просто удивительно, как его не унесло течением, ведь ночью  была
гроза. Это наводит на  мысль,  что  его  бросили  в  воду  незадолго  до
рассвета. Одного не могу понять: чего ради они отправились  так  далеко,
вместо того чтобы оставить тело у нее дома?
   Внезапно Кампильо умолк, внимательно глядя  на  дона  Хайме;  он  как
будто ожидал от него какого-то вопроса и, не дождавшись, пожал  плечами.
По-прежнему сжимая в зубах сигару,  он  протер  стеклышки  пенсне  мятым
платком, который вытащил из кармана.
   - Когда мне сообщили, что нашли тело, я немедленно приказал  взломать
дверь ее квартиры. Конечно, это следовало сделать гораздо раньше, потому
что там, за дверью, творилось нечто  ужасное:  следы  борьбы,  сломанная
мебель, кровь... Да, сеньор, очень много крови. Целая  лужа  в  спальне,
другая, поменьше, в коридоре... Такое впечатление,  что  забили  корову,
простите за сравнение. - Он покосился  на  дона  Хайме,  словно  ожидая,
какой эффект произведут его слова; казалось,  он  нарочно  описал  сцену
столь красочно, рассчитывая потрясти  учителя  фехтования.  По-видимому,
произведенное впечатление показалось ему недостаточным:  он  нахмурился,
поспешно вытер пенсне и продолжил описание  ужасной  сцены,  внимательно
поглядывая уголком глаза на дона Хайме:
   - Видите ли... эту даму убили хладнокровно, со  знанием  дела,  потом
вынесли тело из дома и швырнули в реку. Возможно, это  еще  не  все,  вы
понимаете, что я хочу сказать... Может быть, ее пытали. Судя по тому,  в
каком состоянии нашли труп, опасаюсь, что именно так оно и было. В любом
случае очевидно одно: сеньора де Отеро немало натерпелась, прежде чем ее
тело покинуло дом на улице Рианьо...
   Прервав рассказ, Кампильо взял  двумя  пальцами  пенсне,  внимательно
посмотрел его на свет и надел с довольным видом.
   - Да, сеньор, мертвое тело, - повторил он  задумчиво,  возвращаясь  к
прерванному описанию. - В спальне мы нашли пряди волос,  принадлежавших,
как показала экспертиза, погибшей, обрывок  голубой  ткани,  оторванный,
по-видимому, во время борьбы, - этот  лоскут  в  точности  соответствует
куску, недостающему на платье, в котором нашли погибшую. -  Он  полез  в
верхний карман жилета и извлек оттуда изящное кольцо в  виде  тоненького
серебряного ободка. - На безымянном пальце левой руки трупа было кольцо.
Вы его когда-нибудь видели?
   Дон Хайме сжал веки и вновь открыл их, словно очнувшись после долгого
сна. Он медленно повернулся к Кампильо, бледный как  полотно;  казалось,
вся кровь до единой капли отхлынула от его лица.
   - Простите...
   Комиссар заерзал на стуле. Очевидно, он ждал со  стороны  дона  Хайме
куда более яркого проявления чувств, и, видя его  сдержанность,  испытал
раздражение. Оправившись после первого  потрясения,  маэстро  упрямо  не
раскрывал рта, как будто  разыгравшаяся  трагедия  была  ему  совершенно
безразлична.
   - Ответьте, сеньор Астарлоа: вам знаком этот предмет?
   Учитель фехтования протянул руку  и  кончиками  пальцев  взял  тонкое
серебряное кольцо. В его памяти вспыхнуло невыносимо яркое  воспоминание
о металлическом блеске на смуглой кисти. Он положил кольцо на стол.
   - Да, это кольцо Аделы де Отеро. - Его голос прозвучал равнодушно.
   Кампильо не сдавался:
   - Одного не могу понять, сеньор Астарлоа: почему с ней так  обошлись?
А что, если это месть?.. Или же из нее хотели вытянуть какую-то тайну?
   - Не знаю.
   - Были у этой женщины враги?
   - Не знаю.
   - Подумать только, что с ней сделали! А ведь она, должно  быть,  была
хороша собой.
   Дон Хайме вспомнил обнаженную  шею,  матово-белую  кожу  под  черными
волосами, собранными на  затылке  перламутровой  заколкой.  Он  вспомнил
приоткрытую дверь гардеробной и  шелест  нижних  юбок,  ее  кожу,  такую
трепетную, теплую, нежную. "Я не существую", - сказала она в тот  вечер,
когда все было возможно и ничего не произошло. И вот пришел день,  когда
эти  слова  стали  правдой:  ее  больше   не   было.   Только   мертвая,
разлагающаяся плоть на мраморном столе.
   - Да, вы правы, - произнес он через некоторое время. - Адела де Отеро
действительно была очень хороша собой.
   У комиссара  мелькнула  мысль,  что  на  этого  чудаковатого  учителя
фехтования он затратил слишком много времени. Он  убрал  кольцо,  бросил
окурок сигары в пепельницу и встал.
   - Я все отлично понимаю, сеньор: события этого дня  потрясли  вас,  -
сказал он. -  Если  вас  это  устраивает,  то  завтра  утром,  когда  вы
отдохнете и будете чувствовать себя лучше, мы продолжим наш разговор.  В
одном  я  убежден:  между  убийством  маркиза  и  смертью  этой  женщины
существует прямая связь и вы один из немногих, кто способен помочь нам в
расследовании... Итак, вы можете встретиться со  мной  в  этом  кабинете
завтра в десять?
   Дон Хайме посмотрел на комиссара так, будто видел его впервые.
   - Вы меня подозреваете? - спросил он. Рыбьи глаза Кампильо моргнули.
   - Друг мой, кого из нас в нынешние времена можно считать вне  всякого
подозрения? - сказал он немного развязным тоном.
   Но дона Хайме такой ответ не удовлетворил.
   - Я спрашиваю вас серьезно. Мне нужно знать, не  подозреваете  ли  вы
меня.
   Кампильо  небрежно  засунул  руки  в  карманы  брюк  и  покачался  на
каблуках.
   - Извольте, если вас это утешит: серьезных подозрений  насчет  вас  у
меня нет, - ответил он. - Просто на сегодняшний день я не могу исключить
никого, а вы единственный, кто тесно общался с маркизом.
   - Что ж, рад вам помочь.
   Комиссар виновато улыбнулся, словно сочувствуя маэстро.
   - Не  обижайтесь,  сеньор  Астарлоа,  -  сказал  он.  -  Согласитесь,
напрашивается  целый  ряд  совпадений:  два  ваших  ученика  убиты,  оба
увлекались фехтованием, и одного из них, заметьте, убивают как раз  таки
рапирой... Все выстраивается в стройную цепочку... Хотя есть  две  вещи,
которые я никак не могу взять в толк: вокруг чего  вращаются  события  и
какую роль играете в этой истории вы, учитель фехтования. Если, конечно,
вы действительно причастны к убийству.
   - Я, сеньор, отлично вас понимаю, но,  к  сожалению,  ничем  не  могу
помочь.
   - Я тоже сожалею, сеньор  Астарлоа.  Но  и  вы  поймите  меня:  ввиду
сложившихся обстоятельств я не могу быть уверен в вашей  невиновности...
В мои годы, после всего, что мне по долгу  службы  довелось  увидеть,  я
даже родную маму не могу исключить из числа подозреваемых лиц.
   - Скажите лучше прямо, сеньор Кампильо: вы меня подозреваете.
   Лицо  Кампильо  сморщилось  в  скорбной  гримасе,  словно   допустить
подобную мысль о доне Хайме было ему крайне неприятно.
   - Не совсем так Скорее  я  прошу  вас  сотрудничать  с  нами,  сеньор
Астарлоа. Мое доверие к вам доказывает назначенная на завтра  встреча  в
моем кабинете. И еще одна просьба: как бы там ни было,  не  уезжайте  из
города и постарайтесь находиться в пределах досягаемости.
   Молча кивнув в знак согласия, дон Хайме встал и взял шляпу и трость.
   - А служанку вы допросили? - спросил он.
   - Какую служанку?
   - Ту, что работала в доме доньи Аделы. Кажется, ее звали Лусия.
   - Ах да, простите. Я не сразу понял... Честно говоря,  нет  -  мы  не
смогли ее найти. Консьержка сказала,  что  ее  уволили  примерно  неделю
назад и больше она там не  появлялась.  Мы  повсюду  ее  ищем,  но  пока
совершенно впустую.
   - Ну а что еще рассказала консьержка из ее дома?
   - Ничего, что могло бы помочь следствию. Вчера вечером  над  Мадридом
разразилась гроза, и она ничего не слышала. А о самой сеньоре Отеро  она
почти ничего не знает. А если и знает, молчит, то ли из осторожности, то
ли из страха. Квартиру она сняла  три  месяца  назад  через  посредника,
агента по недвижимости. Его мы тоже допросили,  и  тоже  безрезультатно.
Когда она поселилась, вещей у нее  было  очень  мало.  Никто  не  знает,
откуда эта дама взялась, хотя, судя по некоторым признакам, она какое-то
время жила за границей... Итак, до завтра, сеньор Астарлоа. Не  забудьте
про нашу встречу.
   Дон Хайме посмотрел на него холодно.
   - Не забуду. Спокойной ночи.
   Он остановился посреди улицы, опершись на трость, и долго смотрел  на
темное небо; облачная пелена местами рассеялась, обнажив редкие  звезды.
Случись какому-нибудь запоздалому пешеходу увидеть  дона  Хайме  в  этот
миг,  он,  несомненно,  был  бы  поражен  выражением  его  лица,   слабо
освещенного бледным светом газового фонаря. Его  тонкие  черты  казались
высеченными из камня и напоминали лаву, которая пылала в  жерле  вулкана
всего минуту назад и  внезапно  застыла,  настигнутая  дыханием  ледяной
стужи. Окаменело не только его лицо: сердце  в  груди  билось  медленно,
чуть  слышно;  его  удары  напоминали  едва  различимый  трепет   жилки,
пульсирующей на виске. О происшедшем маэстро не думал  или,  вернее,  не
позволял мыслям о нем поглотить себя; но с той  минуты,  как  он  увидел
обнаженное и обезображенное тело Аделы де Отеро, смущение, долгое  время
переполнявшее все его существо, рассеялось как по волшебству.  Казалось,
холодный воздух покойницкой оставил в его душе ледяной след.  Разум  был
ясен; он отчетливо чувствовал каждый мускул своего тела.
   Мир вокруг вновь обрел привычные черты, и он мог созерцать  его,  как
прежде: немного отстраненно, с обычной грустью и безмятежностью.
   Что с ним произошло? Даже сам дон Хайме затруднялся ответить на  этот
вопрос. Он безошибочно  угадывал,  что  по  какой-то  неведомой  причине
смерть Аделы де Отеро вернула ему свободу, рассеяв чувство неловкости  и
стыда, которые вот уже несколько недель буквально сводили его с ума.  Он
понял  нечто  важное:  эта  женщина  была  не  палачом,  а  всего   лишь
беспомощной жертвой, и теперь испытывал  странное  облегчение.  Это  все
меняло. Причиной  его  тревог  и  мучений  было  не  женское  коварство,
рассуждал он, а хитрый план, тщательно продуманный безжалостным убийцей,
негодяем, чье имя до  поры  до  времени  оставалось  тайной.  Эти  мысли
утешали его. Встреча с убийцей, быть может, произойдет совсем  скоро,  и
приблизить ее  помогут  документы,  которые  уже  наверняка  расшифровал
Агапито Карселес, с нетерпением дожидавшийся маэстро в квартире на улице
Бордадорес. Настал миг перевернуть страницу. Разорвав  нити,  марионетка
начинала действовать самостоятельно. Смятение исчезло, и  на  его  месте
росла холодная ярость, беспредельная ненависть, спокойная и ясная.
   Дон Хайме глубоко вдохнул ночную  свежесть,  сжал  в  руке  трость  и
зашагал по улице, ведущей к дому.  Пришло  время  во  всем  разобраться,
пробил час отмщения.
   Он шел по темным улицам.  Было  уже  одиннадцать  вечера,  но  вокруг
сновали люди. Улицы патрулировались военными пикетами, повсюду виднелись
конные гвардейцы, а на углу улицы Илерас он  увидел  остатки  баррикады,
которую горожане разбирали под присмотром вооруженных солдат. С  площади
Майор доносился  смутный  гул  толпы,  а  напротив  Королевского  театра
прохаживались  вооруженные  алебардами  гвардейцы.  Поблескивали  острия
штыков. Ночной город лихорадило, но погруженный  в  раздумья  дон  Хайме
едва ли обращал внимание  на  то,  что  происходило  вокруг.  Вскоре  он
поспешно поднялся по ступенькам лестницы и открыл дверь. Он был  уверен,
что его дожидается Карселес; каково же было удивление маэстро, когда  он
обнаружил, что дом пуст.
   Он чиркнул спичкой  и  зажег  масляный  фонарь.  Охваченный  недобрым
предчувствием, он осмотрел спальню и фехтовальный зал, но и  там  никого
не оказалось. Вернувшись в кабинет, он заглянул  под  софу,  пошарил  на
книжной полке - документы исчезли. "Это невероятно", - сказал  он  себе;
Агапито Карселес не мог просто взять и уйти, не переговорив  с  ним.  Но
куда он в  таком  случае  подевал  документы?..  Нараставшее  подозрение
заставило его вздрогнуть: неужели Карселес унес их с собой?
   Вдруг он заметил лист бумаги, лежавший  на  письменном  столе.  Перед
уходом Карселес написал записку:
 
   Дорогой дон Хайме!
   Мы на верном пути. К сожалению, мне нужно отлучиться,  чтобы  достать
кое-какие доказательства. Доверьтесь мне! ++
   Вот и все, даже подписи внизу не было. Дон Хайме  подержал  листок  в
руках, затем скомкал его  и  бросил  на  пол.  Сомнений  не  оставалось:
Карселес унес бумаги с  собой.  Внезапно  маэстро  охватила  ярость.  Он
раскаивался, проклиная себя на чем свет стоит:  как  мог  он  довериться
какому-то Карселесу? Бог его знает, где теперь бродит  этот  проходимец,
прихвативший с собой документы, которые стоили жизни  Луису  де  Аяле  и
Аделе де Отеро.
   Он принял решение, как быть дальше, и, не раздумывая более ни минуты,
стал спускаться по лестнице. Он отлично помнил, где  живет  Карселес,  и
направился прямиком к нему домой: он заберет у него док