у,  и  у
него в руках оказались документы, содержащие подробности этой истории.
   - Не могу понять, зачем  все  это  понадобилось  маркизу...  Ведь  он
всегда подчеркивал свою непричастность к политике.
   Адела де Отеро вскинула брови. Замечание  дона  Хайме  показалось  ей
чрезвычайно занятным.
   - Аяла находился в бедственном положении. Его  долги  росли,  большая
часть имущества находилась под залогом. Игра и женщины, -  в  ее  голосе
внезапно прозвучало  бесконечное  презрение,  -  были  его  слабостью  и
требовали больших денежных затрат...
   Дон Хайме возмутился:
   - Вы намекаете на то, что маркиз занимался шантажом?
   Она насмешливо улыбнулась.
   - Нет, сеньор,  я  вовсе  не  намекаю,  я  утверждаю.  Луис  де  Аяла
пригрозил, что обнародует документы, даже, быть может, пошлет их  Приму,
если мой  друг  не  удовлетворит  его  требования.  Наш  дорогой  маркиз
продавал свое молчание очень дорого.
   - Я не могу в это поверить.
   - Мне безразлично, верите вы или нет. Вмешательство Аялы сделало  это
дело в высшей степени деликатным. У моего друга  не  оставалось  выбора:
надо было устранить опасность, заставить  маркиза  замолчать  и  забрать
документы. Но Аяла был осторожным человеком...
   Дон Хайме положил руки на стол и втянул голову в плечи.
   - Да, он был осторожным человеком, - повторил он чуть  слышно,  -  но
ему нравились женщины.
   Адела де Отеро снисходительно улыбнулась.
   - И фехтование. И тут на сцене появились мы с вами.
   - Боже мой!..
   - Не принимайте это близко к сердцу. Вы ведь и  представить  себе  не
могли...
   - Боже мой!
   Она протянула руку, как будто собираясь дотронуться до его рукава, но
не успела. Хайме Астарлоа отпрянул так, словно перед ним была змея.
   - Он попросил меня приехать из Италии,  -  произнесла  она  мгновение
спустя. - Вы были средством, чтобы добраться до  маркиза,  не  вызвав  у
него подозрений. Но в то время мы и вообразить не могли,  что  возникнут
такие трудности. Кто мог предвидеть, что Аяла передаст документы вам?
   - Значит, его убили напрасно.
   В ее глазах мелькнуло неподдельное удивление.
   - Напрасно? Ни в коем случае. Аяла должен был умереть  независимо  от
того, в чьих руках эти документы. Он был слишком умен и слишком  опасен.
Даже  ко  мне  он  в  конце  концов  переменился,  словно  начал  что-то
подозревать. Надо было убрать его со сцены.
   - И вы это сделали своими руками?
   Взгляд ее впился в дона Хайме, словно стальная игла.
   - Разумеется, - сказала она так просто и так спокойно, что дон  Хайме
растерялся. - Кто еще мог это сделать? События развивались стремительно,
времени не оставалось... В тот вечер мы, как обычно, ужинали  у  него  в
гостиной. Нас было двое, он и я. Помню, Аяла  был  чрезмерно  любезен  и
обходителен; он явно что-то подозревал. Это меня не беспокоило, я знала,
что эта встреча - последняя. Пока он  открывал  шампанское,  делая  вид,
будто очень рад меня видеть, хотя  на  самом  деле  никакой  радости  не
испытывал ни один из  нас,  он  показался  мне  особенно  красивым.  Его
роскошные  пышные  волосы,  его  улыбка,  великолепные   белые   зубы...
Представьте, мне было жаль, что судьба уготовила ему такой конец.
   Она пожала плечами,  словно  ей  и  вправду  казалось,  что  во  всем
виновата только судьба.
   - Все мои попытки вытащить из него необходимые сведения, - продолжила
она вскоре, - закончились лишь тем, что он перестал  мне  доверять.  Все
было потеряно; настал черед действовать открыто. Я сказала ему напрямик,
чего мне от него надо, и предложила  большую  сумму  денег  в  обмен  на
документы.
   - И он не согласился, - произнес дон Хайме. Она  посмотрела  на  него
немного удивленно.
   - Разумеется. Разговор был только попыткой выиграть  время,  но  Аяла
этого не знал. Он попросту рассмеялся мне в лицо. Он заявил, что  бумаги
спрятаны в надежном месте и что моему другу пришлось  бы  расплачиваться
за них весь остаток жизни, раз ему так не хотелось увидеть  их  в  руках
Прима. И назвал меня потаскухой.
   Адела де Отеро умолкла, ее последние слова  повисли  в  воздухе.  Она
говорила спокойно, без тени лукавства, и дон Хайме понял, что в ту  ночь
во дворце маркиза она вела себя  точно  так  же:  без  возбуждения,  без
лишних слов. Она действовала холодно и расчетливо, как человек, ставящий
выгоду выше страсти. Она была точна  и  прямолинейна,  словно  удары  ее
шпаги.
   - Но ведь вы его убили не  поэтому?  Она  посмотрела  на  дона  Хайме
внимательно, удивленная его проницательностью.
   - Да, вы правы. Убила я его по другой причине.  Маркиз  умер,  потому
что было ясно, что он должен умереть. Я  пошла  на  террасу  и  спокойно
взяла боевую шпагу. Он решил, что это шутка. Он  был  уверен  в  себе  и
стоял передо мной, сложив руки на груди и глядя на меня спокойно, словно
ему было интересно, чем все  это  закончится.  "Луис,  я  убью  тебя,  -
сказала я ему тихо, - ты будешь защищаться?.." Он расхохотался: все  это
казалось ему возбуждающей игрой, и  он  немедленно  взял  другую  боевую
шпагу. Наверное, потом он собирался отвести меня в спальню и  хорошенько
со мной поразвлечься. Он подошел ко мне, на губах у  него,  как  всегда,
играла циничная улыбка. Красивый, статный, в одной рубашке, он  скрестил
свою шпагу с моей и левой рукой послал мне шутливый  воздушный  поцелуй.
Тогда  я  заглянула  в  его  глаза,  сделала  обманное  движение  и,  не
раздумывая, вонзила шпагу ему в шею: быстрый укол с вольтом. Даже  самый
придирчивый учитель фехтования оценил бы мой укол по достоинству, оценил
его и Аяла. Он посмотрел на  меня  с  недоумением  и  умер  раньше,  чем
свалился на пол.
   Адела де Отеро взглянула на дона Хайме с таким невинным бесстыдством,
словно речь шла о детской игре. Дон Хайме не мог оторвать от  нее  глаз,
пораженный выражением ее лица: на этом прекрасном лице не было ни  следа
ненависти,  раскаяния,  страсти...  Только  слепая   преданность   идее,
человеку. В ее жуткой красоте было нечто гипнотическое и в то  же  время
отталкивающее: словно ангел смерти воплотился в ее  чертах.  Угадав  его
мысли, она отступила назад и вышла из  полукружия  света,  падавшего  от
фонаря.
   - Затем я обыскала дом, хотя особой надежды у  меня  не  было.  -  Ее
голос, звучащий из тьмы,  казался  безразличным,  и  дон  Хайме  не  мог
сказать, что больше его ужасало, слова или интонация. - Я так  ничего  и
не нашла, хотя пробыла  там  почти  до  самого  рассвета.  Но  в  Кадисе
вспыхнул мятеж, и Аяла должен был умереть независимо от того,  завладеем
мы документами или нет. Другого выхода не было.  Мне  оставалось  только
побыстрее уйти, я понимала: если бумаги спрятаны так надежно, что  я  не
сумела их отыскать, их не отыщет никто... Я ушла, сделав все, что было в
моих силах. Теперь мне  предстояло  исчезнуть  из  Мадрида,  не  оставив
следов. Я опять... - она колебалась, подбирая слова, - я опять отступала
во мрак, откуда некогда появилась. Адела де Отеро должна  была  покинуть
сцену. Наш план предусматривал и это...
   Дон Хайме больше не мог слушать стоя. Он  чувствовал,  что  ноги  его
слабеют, а сердце бьется едва слышно. Он медленно  опустился  в  кресло,
боясь потерять сознание. Когда он заговорил, из горла у него вышел  едва
различимый шепот. Он с ужасом предвидел ответ.
   - А что произошло  с  Лусией...  со  служанкой?..  -  Запнувшись,  он
взглянул на тень, которая стояла напротив него. - Ведь она  была  такого
же роста... Примерно одного с вами возраста, и тот же цвет волос...  Что
с ней случилось?
   На этот раз молчание затянулось. Наконец вновь зазвучал  равнодушный,
бесцветный голос Аделы де Отеро:
   - Неужели вы настолько недогадливы, дон Хайме?
   Он поднял дрожащую руку, указывая  пальцем  на  застывший  перед  ним
призрак. Слепая кукла в пруду, - вот как все это было.
   - Вы ошибаетесь. - В звучании  собственного  голоса  ему  послышалась
ненависть, и он знал, что Адела де Отеро тоже ясно это  чувствует.  -  Я
все понял. Слишком поздно, что и говорить; но я все понял. Вы ее выбрали
специально, так ведь? Из-за ее внешнего  сходства  с  вами...  Все  было
продумано с самого начала, даже эта чудовищная подробность!
   - Похоже, мы вас недооценили. - Ее голос звучал раздраженно. -  А  вы
между тем проницательны.
   Лицо дона Хайме исказила страшная гримаса отчаяния.
   - Так, значит, вы и это взяли на  себя?  -  В  его  голосе  слышалось
безграничное презрение.
   - Нет. Мы наняли двоих, они ничего толком не знали... Это были просто
два негодяя.  Те  самые,  которых  вы  потом  встретили  в  доме  вашего
приятеля.
   - Мерзавцы!
   - Они немного перестарались...
   - Сомневаюсь. Думаю, они тщательно исполнили указания, данные вами  и
вашим дружком.
   - Ну, если вам от этого будет легче, знайте: девушка была уже мертва,
когда с ней... проделали все это. Она почти не мучилась.
   Дон Хайме Астарлоа смотрел на нее,  приоткрыв  рот,  словно  не  веря
собственным ушам.
   -  А  вы  по-своему  очень  разумный  человек,  Адела   де   Отеро...
Предположим, это ваше настоящее имя. Очень разумный.  Так  вы  говорите,
несчастная  не  мучилась?  Чуткость  вашего  женского  сердца   достойна
преклонения.
   - Наконец-то вы не так серьезны, маэстро.
   - Не зовите меня "маэстро", умоляю вас. Вы, надеюсь, успели заметить,
что и я не называю вас "сеньора".
   Она рассмеялась, на этот раз искренне.
   - Туше , дон Хайме. Вы меня ранили, да, сеньор! Мне  продолжать,  или
вы уже знаете достаточно и предпочитаете оставить этот разговор?
   - Интересно узнать, как вы пронюхали про беднягу Карселеса...
   - О, это было совсем несложно. Мы  считали,  что  документы  потеряны
навсегда; о вас мы, разумеется, и подумать не могли. И  вдруг  этот  ваш
Карселес появился в доме у моего друга и попросил  уделить  ему  немного
времени: вопрос якобы касался одного запутанного дела. Его приняли, и он
нагло заявил, что к нему попали  кое-какие  документы.  Зная  о  хорошем
материальном   положении   моего   друга,   лица   в    данном    случае
заинтересованного, он в обмен на бумаги и молчание  дерзнул  потребовать
некую сумму...
   Дон Хайме прикоснулся ладонью ко лбу: он был оглушен грохотом  своего
вдребезги разбившегося мира.
   - Значит, и Карселес туда же! - Слова его прозвучали как  болезненный
стон.
   - А почему бы и нет? - спросила она. -  Ваш  приятель  был  такой  же
жалкий и тщеславный, как и любой другой человек Он сделал ставку на  эти
бумаги, чтобы выбраться из своего убожества.
   - Он казался мне честным человеком! - воскликнул дон Хайме. - Он  был
таким отчаянным... Таким неподкупным... Я ему целиком доверял.
   - Боюсь, что для своих преклонных лет вы слишком хорошо относитесь  к
людям.
   - Да, вы правы. Ведь я доверял даже вам.
   - Ладно, хватит. - Она была раздражена. - Ваши нападки сейчас  совсем
не к месту. Неужели вам больше ничего не хочется узнать?
   - Да, продолжайте, прошу вас.
   - Они с Карселесом расстались как лучшие друзья,  а  через  час  наши
люди пожаловали к нему за документами. Его... хорошенько расспросили и в
конце концов вытащили из него все, что ему было известно, в том числе  и
ваше имя. И вот тут-то появились вы и, надо сказать, поставили всех  нас
в весьма затруднительное положение. Я ждала неподалеку  в  экипаже,  как
вдруг увидела этих молодчиков: они мчались как угорелые. Честно  говоря,
если бы я не была замешана в эту историю, я бы от души повеселилась.  Вы
уже не юноша, но умудрились отделать их просто на славу: у одного сломан
нос, у другого две раны, в руку и в пах. Они сказали, что вы защищались,
как сам Люцифер.
   Адела  де   Отеро   помолчала,   затем   поинтересовалась   с   явным
любопытством:
   - А теперь я задам вам один вопрос: чего ради вы впутали  несчастного
Карселеса в это дело?
   - Я его не впутывал. Точнее сказать, это произошло не по моей воле: я
не сумел понять содержания документов.
   - Вы шутите? - Ее удивление казалось совершенно искренним.  -  Вы  же
сказали, что прочли документы!
   Дон Хайме смутился:
   - Правильно, прочел, но ничего не понял.  Эти  имена,  письма  и  все
прочее казалось мне лишенным всякого смысла.  Политика  не  интересовала
меня ни в малейшей степени. Я понял только, что какой-то человек доносил
на  многих,  и  все  это  вертелось  вокруг  государственных  дел.   Мне
понадобился Карселес, чтобы разобраться в этой истории и назвать главное
действующее лицо. И бедняга все понял; должно быть, он был в курсе  дел,
которые упоминались в бумагах.
   Адела де Отеро подошла немного ближе, свет вновь падал  на  ее  лицо.
Между ее бровями появилась морщинка.
   - По-моему,  здесь  какое-то  недоразумение,  дон  Хайме.  Вы  хотите
сказать, что не знаете имени моего друга, человека, о  ком  мы  говорили
все это время?..
   Хайме Астарлоа пожал плечами; его  серые  глаза  смотрели  прямо,  не
моргая.
   - Нет, я не знаю, кто это.
   Она покачала головой, пристально глядя на него. Ее мысли  лихорадочно
работали.
   - Но вы же прочитали письмо, которое было среди прочих бумаг...
   - Какое письмо?
   -  Самое  главное;  то,  которое  Вальеспин  написал  Нарваэсу.   Где
упоминалось имя... Вы не отдали его в полицию? Оно по-прежнему у вас?
   - Я не видел никакого такого письма, говорю вам!
   Адела де Отеро села напротив дона Хайме, глядя на него  пристально  и
недоверчиво. Шрам в  уголке  рта  уже  не  казался  улыбкой;  теперь  он
создавал впечатление напряженной гримасы. Дон  Хайме  впервые  видел  ее
такой.
   - Итак, дон Хайме, давайте рассуждать по порядку... Я  пришла  к  вам
сегодня с определенной целью. Среди бумаг Луиса  де  Аялы  было  письмо,
написанное министром  внутренних  дел.  Там  было  указано  имя  агента,
доносившего о заговоре Прима... Копию этого письма Луис де Аяла отправил
моему другу,  когда  начинал  его  шантажировать.  Среди  прочих  бумаг,
найденных у Карселеса, его не было. Значит, оно у вас.
   - Я не видел этого письма. Если бы я прочел его, я немедленно кинулся
бы к злодею, который все это затеял, и проткнул бы ему сердце шпагой.  И
бедняга Карселес остался бы жив. Ведь я хотел  одного:  чтобы  он  понял
содержание бумаг...
   Адела де Отеро махнула рукой, показывая, что Карселес был ей  в  этот
момент совершенно безразличен.
   - И он все отлично понял,  -  сказала  она.  -  Даже  не  будь  этого
главного  письма,  любому,  кто  хоть  немного  разбирается  в  политике
последних лет, все стало бы совершенно ясно. Речь шла об  одной  сделке,
связанной   с   карфагенскими   серебряными   шахтами.   Оно    касалось
непосредственно моего друга. Кроме  того,  там  были  названы  лица,  за
которыми следит полиция, люди высшего света, и среди них - мой друг;  но
позже в списках задержанных его имя не упоминалось...  Одним  словом,  в
письмах было множество намеков, прямо указывающих,  кто  был  поверенным
Вальеспина  и  Нарваэса.  Если  бы  вас  хоть   сколько-то   интересовал
окружающий мир, вы бы тут же догадались, в чем тут дело.
   Напряженно размышляя, она встала и прошлась по комнате.  Несмотря  на
ужас  всей  ситуации,  ее  хладнокровие  восхитило  дона  Хайме.  Будучи
причастной к убийству трех человек, появившись в его  доме  невзирая  на
риск угодить в руки полиции, она спокойно поведала ему  леденящую  кровь
историю, а сейчас как ни в чем не бывало прохаживалась по его  кабинету,
не обращая внимания на револьвер и шпагу, лежавшие на столе, и думала  о
каком-то ничтожном письме... Из чего сделано это  непостижимое  существо
по имени Адела де Отеро?
   Неожиданно дон Хайме заметил, что тоже думает  об  этом  таинственном
письме.  Что  же  произошло?  Луис  де  Аяла  доверил  ему  лишь   часть
документов? Одно было ясно: никакого письма он  не  читал...  Он  замер,
едва дыша, губы его приоткрылись; он с усилием пытался припомнить  любую
затерявшуюся в памяти мелочь. Он так напряженно размышлял, что  на  лице
его появилась судорожная гримаса, и Адела де Отеро посмотрела на него  с
удивлением.  И  вдруг  его  осенило.  Это  было  невероятно!  Невозможно
представить, что все произошло  именно  так.  Это  было  просто  смешно!
Непостижимо! И все же...
   - Что случилось, дон Хайме?
   Не произнеся ни слова в ответ, маэстро медленно поднялся. Взяв в руку
фонарь, он мгновение постоял, оглядывая комнату, как после долгого  сна.
Он все понял.
   - Что-то произошло, дон Хайме?
   Ее голос звучал словно издалека; маэстро изо всех сил напряг  память.
В тот день, после  смерти  Аялы,  когда,  вернувшись  домой,  дон  Хайме
распечатал  документы,  он  решил  их  немного  разобрать,  прежде   чем
приступить к чтению. Внезапно бумаги выпали у него из рук и  рассыпались
по полу. Это было в углу гостиной, возле  комода  из  орехового  дерева.
Осененный внезапной догадкой, он прошел мимо Аделы де  Отеро,  встал  на
четвереньки возле комода и засунул под него руку. Когда он  поднялся  на
ноги, в руке у него был лист бумаги. Он смотрел на него не отрываясь.
   - Вот он, - пробормотал дон Хайме, помахав листком в  воздухе.  -  Он
все это время пролежал там... Какой же я болван!
   Адела де Отеро подошла к маэстро, недоверчиво глядя на письмо.
   - Вы хотите сказать, что письмо валялось на полу?.. Что оно было  под
комодом?
   Дон Хайме побледнел.
   - Боже мой... - пробормотал он чуть слышно. - Бедняга  Карселес!  Его
истязали, а он не мог сказать им то, чего попросту не знал.  Вот  почему
они так его отделали...
   Он поставил фонарь на комод и поднес письмо к свету. Адела  де  Отеро
стояла рядом, завороженно глядя на листок.
   - Прошу вас, не читайте, дон Хайме. - В  ее  голосе  угроза  странным
образом смешивалась с мольбой. - Пожалуйста, отдайте его мне.  Мой  друг
считает, что вас тоже надо убить, но я настояла, чтобы он  позволил  мне
прийти к вам одной. Сейчас я вижу, что поступила правильно. Наверное,  у
нас есть время...
   Серые глаза дона Хайме смотрели на нее холодно.
   - Время для чего? Чтобы вернуть жизнь умершим? Чтобы  заставить  меня
поверить  в  вашу   невиновность   или   в   благие   намерения   вашего
покровителя?.. Идите вы к дьяволу!
   Он  опустил  глаза,  читая  документ   в   неверном   свете   фонаря.
Действительно, в этом письме был ключ к тайне.
 
   Высокоуважаемому сеньору
   Дону Рамону Марии Нарваэсу,
   Президенту Совета.
 
   Мой генерал,
   Дело, о котором мы с Вами беседовали один  на  один  в  прошлый  раз,
принимает несколько непредвиденный и, как  мне  кажется,  многообещающий
оборот.  В  махинациях  Прима  замешан  некто   Бруно   Касорла   Лонго,
представитель отделения Итальянского банка в Мадриде.  Уверен,  что  это
имя Вам знакомо:  он  участвовал  в  Саламанкской  группе  коммерческого
проекта Северной железной дороги. У  меня  есть  сведения,  что  Касорла
Лонго оказывал щедрую помощь группировке графа Реусского, с  которым  он
давно уже регулярно видится в его роскошном кабинете на  площади  Святой
Анны. В течение длительного времени я пристально слежу за этим  типом  и
считаю, что час пробил  и  пора  вступить  в  игру.  Мы  можем  устроить
грандиозный скандал, который приведет Касорла Лонго к  полному  краху  и
заставит на досуге хорошенько подумать о своих  ошибках  в  каком-нибудь
славном местечке на Филиппинах или Фернандо-Пу. Для человека, привыкшего
к роскоши, это было  бы  незабываемым  впечатлением  на  всю  оставшуюся
жизнь.
   Однако, учитывая, что в  прошлый  раз  мы  говорили  о  необходимости
раздобыть побольше информации об интригах Прима, я считаю, что мы  можем
выудить из этого кабальеро нечто большее.  Договариваясь  о  встрече,  я
приготовил  ему  неплохой  сюрприз.  Этот  человек  очень  умен,  а  его
либеральные убеждения по глубине значительно уступают любви  к  деньгам,
так что в конце концов он согласился предоставить нам определенного рода
услуги. Он  отлично  понимает,  что  потеряет,  если  мы  уличим  его  в
сочувстви