не  дорогу,  все  указывал
куда-то  вдаль,  как  будто  мы  с  ним   в   июльский   день   любовались
Неаполитанским заливом. Стараясь запомнить его указания, я поплелся пешком
в город, таща свой тяжелый саквояж. Земля была покрыта снегом, но даже  он
казался черным. Воздух был сырой  и  холодный,  чувствовалось,  что  скоро
опять пойдет снег. Я дважды сбивался с пути,  плутал  по  каким-то  глухим
переулкам, но в конце  концов  встретил  полицейского,  и  он  указал  мне
Маркет-стрит.
   Мы не всегда отдаем себе ясный отчет в том, что такое нынешняя война. В
сущности, мы большей частью увиливаем от великой и страшной правды о ней и
попросту стараемся как-то приноровиться к связанным с  нею  неудобствам  и
лишениям. Но бывают минуты усталости и  уныния,  когда  эта  правда  вдруг
обрушивается на вас всей своей тяжестью, и вы похожи на человека, который,
проснувшись, увидел себя на дне моря. Такую тяжелую минуту я  пережил  той
ночью в Грэтли по дороге в гостиницу. Я вдруг понял, что  такое  война,  и
правда о ней придавила меня, как обрушившаяся башня. Кто-то во  мне  -  не
Хамфри Нейлэнд, дрожащий за свою шкуру, и не британец, опасающийся за свои
владения, -  содрогнулся  и  взвыл,  увидев  перед  собой  зияющую  черную
пропасть, куда скользили мужчины, женщины, дома,  целые  города.  То  было
видение спущенного с  цепи  торжествующего  зла,  воцарившегося  на  земле
ада... Где-то в тайниках вселенной, никогда и  не  снившихся  нам,  кто-то
дергал за веревочку, и мы плясали, а затем скользили в пропасть, и с  нами
проваливалось все. И начали это не проклятые нацисты, -  я  ненавижу  этих
бандитов, но вовсе не склонен представлять их во сто раз сильнее, чем  они
есть, - просто они первые оказались марионетками на веревочке. Они толкают
нас в пропасть, в темный кипящий поток,  низвергающийся  прямо  в  ад,  но
создать эту пропасть они не могли. Может быть, мы создали ее все сообща, а
может быть, это вырвались на волю гигантские силы тьмы? Той ночью в Грэтли
я вдруг увидел эту пропасть и почувствовал себя на краю ее. Не  я  один  -
весь город был на краю этой пропасти. А в нем какие-то  несколько  человек
(как знать, может быть, и тот, с которым я столкнулся на углу?)  изо  всех
сил старались спихнуть всех нас вниз. Здесь, за черной завесой затемнения,
где-то укрывалось зло. Но где? Мне предстояло узнать это.



2

   В гостинице "Ягненок и шест" обычно останавливались армейские офицеры и
летчики, и больше как будто никто. Тем не менее она  была  переполнена,  и
женщина за конторкой сказала мне,  что  я  могу  занять  номер  только  на
два-три дня. Увидев эту комнату,  одновременно  и  холодную  и  душную,  я
подумал, что и двух дней с меня совершенно достаточно, а потом надо  будет
подыскать себе какое-нибудь человеческое жилье.
   Я еще поспел к концу обеда, состряпанного, по всей  видимости,  целиком
из клейстера: мучной суп, вареная рыба в мучном соусе с овощами  и  мучной
пудинг. Не думайте, что я жалуюсь на питание военного времени: держу пари,
что в гостинице "Ягненок и шест" и в мирное время кормили немногим  лучше.
Виной этому был  ее  владелец  майор  Брембер,  который  бросил  службу  в
пенангской полиции, по-видимому, не для того, чтобы содержать гостиницу, а
для того, чтобы гостиница содержала его. Я видел и майора и его супругу  -
оба чопорные, пучеглазые, они восседали, как сахибы, в  столовой  с  таким
видом, словно они у себя в поместье, тогда как им следовало бы  стоять  на
кухне  и,  засучив  рукава,  стряпать  настоящий  обед.  Однако  не   буду
распространяться о майорах Бремберах нашей страны. Я не люблю их  и  желал
бы, чтобы они не изображали из себя содержателей гостиниц.
   После обеда я зашел в бар при гостинице, который  открывался  только  с
восьми часов, так как спиртного  было  мало.  Сейчас  там  царило  большое
оживление. Виски не было, посетители пили портвейн, джин и пиво. Летчики и
армейские офицеры со своими дамами сидели  за  столиками,  большей  частью
группами  по  четыре  человека.  Несколько  пожилых,  скромно  державшихся
горожан задумчиво прихлебывали пиво, а в углу, у самой стойки, отдельно от
других, расположилась компания, в которой я сразу  признал  тесный  кружок
завсегдатаев. Я немедленно перекочевал  со  своим  пивом  поближе  к  этой
группе и стал наблюдать за ними. Тут были  два  офицера  -  один  из  них,
краснолицый капитан, уже сильно подвыпил, - и пожилой, невзрачный  мужчина
в штатском, который говорил жеманным  визгливым  голосом  и  хихикал,  как
девушка. По-видимому, это он угощал всю компанию. Из двух женщин одна была
полная,  бесцветная  особа,  как  будто  чем-то  обеспокоенная,  другая  -
помоложе, одета наряднее и очень  хороша  собой.  У  нее  был  длинноватый
нахальный носик и пухлые губы, которые даже тогда, когда она не говорила и
не смеялась, были жадно раскрыты, словно готовые к  новому  взрыву  смеха.
Всмотревшись в нее, я ощутил уверенность в том, что уже  где-то  видел  ее
раньше и в совершенно иной обстановке, но  не  мог  припомнить,  где.  Это
мучило меня, и я все время пялил  на  нее  глаза.  Девушка  это  заметила,
отвернулась и снова чему-то засмеялась, но я успел уловить  в  ее  дерзком
взгляде мимолетное выражение тревоги.
   Краснолицый капитан тоже заметил мое настойчивое внимание, и оно ему не
понравилось.
   Вначале разговор компании вертелся вокруг какого-то званого  обеда,  на
котором был кто-то из них, -  кажется,  та  самая  веселая  и  хорошенькая
девушка, что меня заинтересовала. Обед  этот  происходил,  по-видимому,  в
каком-то загородном ресторане, который, насколько я  расслышал,  назывался
"Трефовая  дама".  Сыпались  обычные  шутки  насчет  общих  знакомых:  тот
напился, эти не сумели скрыть своей любовной связи. Упоминалась и какая-то
миссис Джесмонд; о ней говорили, что она "наверное, купается  в  деньгах",
"шикарная женщина", и называли ее загадочной. Я тут же  мысленно  взял  на
заметку эту миссис Джесмонд.
   Разговор  чем  далее,  тем  более  превращался  в  пустую  болтовню   с
неизменным скабрезным привкусом, типичную для таких компаний,  веселящихся
в барах. В роли присяжного остряка выступал пожилой фат, у которого, как я
заметил, щеки были нарумянены. Заметил я также, что под  его  паясничаньем
крылась определенная цель  -  он  все  время  высмеивал  оборонную  работу
страны. Он ясно давал понять, что наша борьба с нацистами просто  комична,
хотя неизменно называл ее  "трогательной".  У  него,  видимо,  было  много
денег, судя по тому, как он швырял ими. И он был  не  дурак,  этот  мистер
Периго, как его называли остальные. Я уже начинал думать,  что  мне  сразу
повезло и что я напал на верный след... Но где же я  встречал  раньше  эту
девушку?
   - Эй, вы! - сказал краснолицый капитан, неожиданно  перегнувшись  через
мой стол. - Нечего слушать, мы вам не радио!
   - Знаю, что вы  не  радио,  -  уверил  я  его,  мгновенно  почувствовав
антипатию к этому субъекту с налитыми кровью свиными глазками.
   - Ну-ну, Фрэнк! -  сказала  полная  дама  предостерегающим  тоном.  Она
мигнула второму офицеру - видимо, это был ее муж.
   - Вы и так уже смутили эту леди тем, что  все  время  таращите  на  нее
глаза, - продолжал капитан.
   - Вовсе нет, Фрэнк, -  вступилась  девушка.  И,  повернувшись  ко  мне,
прибавила: - Не обращайте на него внимания.
   - А я говорю - да! Не мешайте мне выяснить это дело, Шейла.
   - Что вы хотите выяснять? - спросил я, и тон мой, вероятно, выдавал  то
презрение, которое я чувствовал к нему. - Я живу в этой гостинице, и  если
вам не нравится, что я сижу здесь, можете отправляться в другое место.
   - А с какой  стати,  черт  возьми!  -  Он  стукнул  кулаком  по  столу,
расплескав часть моего пива. У  меня  чесались  руки  выплеснуть  то,  что
оставалось в кружке, в его идиотскую физиономию.
   В начале этой сцены странный человек, которого называли мистер  Периго,
был занят - он заказывал  бармену  какой-то  сложный  коктейль  для  всех.
Сейчас он увидел, что происходит, улыбнулся мне, обнажив  ряд  зубов,  как
будто сделанных из самого лучшего фарфора, а Фрэнка похлопал по плечу.
   - Ну-ну, Фрэнк, ведите себя смирно, иначе не получите больше ни  капли!
Не обращайте на него внимания, дорогой сэр. Он  угомонится,  когда  выпьет
еще стаканчик.
   Очередь была за мной. На улыбку мистера  Периго  я  ответил  улыбкой  и
заверил его, что ничуть не обижен. Он настоял, чтобы я пересел к  ним,  и,
так как угощал на этот раз он, остальные  не  могли  протестовать.  Только
милейший Фрэнк по-прежнему смотрел на меня сердито. Это  перемещение  было
мне весьма на руку. И вот я очутился у стойки, подле девушки  с  нахальным
носиком. Глаза у нее были ярко-синие, один  чуточку  темнее  другого.  Эта
особенность еще больше убедила меня в том, что я где-то видел  ее  раньше.
Звали ее Шейла Каслсайд, и, как выяснилось из разговора,  она  была  женой
майора, сегодня утром уехавшего по служебным делам.
   - Что вы делаете в Грэтли? - спросила она у меня. Она держалась все так
же развязно, но в обращенном  на  меня  взгляде  мне  почудилась  какая-то
настороженность.
   Я повторил ей то, что рассказывал другим.
   - Завтра пойду к директору завода Чартерса, - сказал я в заключение.
   - А кто у них там директор? Как же это я не знаю? - воскликнула Шейла.
   Зато мистер Периго знал.
   - У Чартерса? Ну, как же, дорогая, это мистер Хичем, -  помните,  такой
всегда озабоченный человечек. И то сказать - как тут не быть  озабоченным?
Он никак не может добиться ответа от министерства снабжения. У бедняги  на
заводском дворе ржавеют запасы всяких секретных изделий, а в  министерстве
все не могут решить, понадобятся они или нет. Как это печально, не  правда
ли?
   И маленький урод ухмыльнулся, показывая фарфоровые зубы, с таким видом,
как будто речь шла о партии в бридж, а не о борьбе  за  жизнь  каждого  из
нас.
   - Перри, вы чудовище! - воскликнула Шейла. - И я на днях  слышала,  как
полковник Тарлингтон говорил  Лайонелу,  что,  по  его  мнению,  вы  пятая
колонна.
   - Шейла! - ахнула полная дама. -  Как  это  можно!  -  Она  весь  вечер
открывала рот только для таких увещаний.
   Мистер Периго вдруг сразу стал серьезен.
   - Ну, против этого я протестую! Да, да, дорогая моя, не шутя говорю:  я
категорически протестую.
   - Правильно, - вставил второй офицер.
   Фрэнк в этот момент был где-то в другом конце бара.
   - Только потому, что я  пытаюсь  сохранить  юмор,  -  продолжал  мистер
Периго жалобно, - и не щеголяю все время своим  патриотизмом...  Нет,  это
уже слишком! И я скажу это в лицо полковнику  Тарлингтону.  Не  всякий  же
может держать  себя  так,  как  будто  он  -  родной  брат  аллегорической
Британии. Да и внешне не все могут  походить  на  Тарлингтона  -  ведь  он
точь-в-точь национальный флаг: белый, синий и красный.
   Эта острота ужасно насмешила Шейлу. Она, видимо, уже  немного  опьянела
да и вообще была из тех женщин, которым постоянно нужна атмосфера  шумного
веселья. Или я ошибался?.. И где я ее видел раньше?!
   Я заказал вино для всех. Потом осведомился, кто такой Тарлингтон.
   - Один из местных заправил, - сказала Шейла небрежно. Она уже  утратила
всякий интерес к этому разговору.
   - Он член правления Электрической компании Чартерса, -  пояснил  мистер
Периго, знавший, по-видимому, всех и вся. - И, кроме того, важная шишка  в
местной организации консерваторов. Он из  тех,  кто  никогда  не  упускает
случая сказать другим: "Все на фронт!" или  что-нибудь  в  этом  роде.  И,
кажется, он копьеносец или знаменосец в отряде местной  обороны.  Но  сами
посудите - называть меня пятой колонной только потому, что  я  люблю  иной
раз пошутить!
   - А я полагал, что у вас тут уже перестали говорить о пятой колонне,  -
сказал я.
   - Да и в самом деле перестали, - отозвался второй офицер. (Я уже  успел
заметить, что он осел.) - Их давно переловили и всех посадили под замок.
   - Ну,  нет,  я  бы  этого  не  сказала,  -  покачала  головой  Шейла  с
глубокомысленной миной, какую всегда делает  ветреница,  пожелавшая  вдруг
говорить серьезно. - Десятки их шныряют повсюду.
   - Откуда вы знаете, Шейла?
   - Знаю, и все.
   Подняв брови, я посмотрел на мистера Периго, и он тотчас мигнул  мне  в
ответ. Глаза у него  были  очень  светлые,  словно  выцветшие,  и  странно
выделялись на этом безжизненном, накрашенном лице. Волосы на  висках  были
седые, зато на макушке - фальшивая накладка безупречно каштанового цвета.
   - Смотрите-ка, вот и Дерек с  Китти!  -  закричала  Шейла  и,  вскочив,
побежала им навстречу.
   Я смотрел ей вслед, все еще мучимый тем же неотвязным вопросом.
   -   Обворожительная    женщина,    -    сказал    мистер    Периго    с
фарфорово-деревянной усмешкой, противоречившей его словам. - Мы все  очень
любим  Шейлу.  Не  правда  ли,   миссис   Форест?   Она   такая   веселая,
жизнерадостная. Один  мой  знакомый,  командированный  сюда  на  службу  и
скучающий здесь, как в ссылке, говорил мне недавно, что бывают дни,  когда
только возможность изредка любоваться чудесными  ногами  Шейлы  удерживает
его от самоубийства.
   Миссис Форест немедленно призвала его к порядку.
   - А ведь ей много пришлось пережить до того, как она вышла за  Лайонела
Каслсайда, - сказал напыщенным тоном майор Форест. - Она очень рано  вышла
замуж, бедняжка, и первый муж ее  скоропостижно  скончался  в  Индии.  Она
никак не может забыть его.
   - Да, - подхватила миссис Форест, склонная  к  сентиментальности  после
нескольких порций джина с лимонным соком. - Я часто замечала, как глаза ее
вдруг наполняются слезами, и она говорила мне, что  не  может  забыть  эти
последние тяжкие дни в Индии. Впрочем, теперь она очень счастлива.
   - И она хорошо сделала, что вышла за майора Каслсайда, - сказал  мистер
Периго очень серьезно. - Он человек состоятельный, ну, и притом  племянник
старого сэра Фрэнсиса Каслсайда. Вы, конечно, слыхали, - это относилось ко
мне, - о глостерских Каслсайдах?
   Я ответил, что  ничего  о  них  не  слыхал,  что  слава  о  глостерских
Каслсайдах не докатилась до наших прерий. Чета Форестов ледяным  молчанием
реагировала на этот взрыв колониального юмора, но мистер Периго,  как  мне
показалось, незаметно подмигнул мне.
   - Я где-то встречал ее раньше, - добавил я, глядя издали на Шейлу.
   - Так вот почему вы так упорно ее рассматривали?  -  вкрадчиво  спросил
мистер Периго.
   - Да. Это, конечно, не важно, но вы знаете, такой пустяк  иной  раз  не
дает покоя...
   Оказалось, что миссис Форест целыми днями мучается, если ей не  удается
припомнить, где и когда она видела какого-нибудь человека. Она призвала  в
свидетели мужа, который подтвердил, что  она  мучилась  иногда  в  течение
нескольких дней. (Внушительное, должно быть, зрелище!) Затем миссис Форест
объявила, что им пора  домой.  (Кажется,  была  очередь  ее  мужа  угощать
компанию.) И они ушли.
   Мне было любопытно, как мистер Периго будет держать себя, оставшись  со
мною наедине. Как я и ожидал, он сразу стал серьезен.
   - Вот что, мистер Нейлэнд, - начал  он,  -  я  уловил  в  ваших  глазах
вопрос, что я здесь делаю. Вы человек умный, - да-да, я это сразу  увидел,
- и поэтому могли заметить, что и я тоже умный человек... Верно я говорю?
   - Да, я это заметил.
   - И вы не понимаете, для чего я, умный человек, валяю дурака в компании
людей, с которыми у меня  не  может  быть  ничего  общего?  Если  говорить
честно, мистер Нейлэнд, мне необходимы такие маленькие развлечения, пускай
даже глупые, пустые, чтобы уйти на время от этой ужасной войны. У  меня  в
Лондоне была небольшая картинная галерея, но  немцы  ее  разбомбили,  и  я
уехал сюда, потому что один старый приятель  уступил  мне  на  время  свой
коттедж. Это совсем недалеко от города... Домишко, конечно, убогий, но что
поделаешь? Иной раз удается продать  картину  или  заработать  на  продаже
старинной мебели. Но, конечно, мир, в котором мне было хорошо, разрушен. -
Он вздохнул. Люди обычно вздыхают только в книгах, а в жизни очень  редко.
Но мистер Периго вздохнул самым настоящим образом.  -  Так  что  время  от
времени я захожу сюда или в "Трефовую даму" - где, кстати сказать, гораздо
веселее, и кормят  лучше,  и  вино  не  чета  этому,  -  чтобы  час-другой
поболтать о пустяках. Ужасное место этот Грэтли! Вряд ли  найдется  другой
такой поганый городишко. Вы здесь в первый раз?
   - Да, и ничего еще не видел. Но думаю, что мне здесь будет неплохо.
   - Что ж, конечно, работа инженера и все такое... Но для меня, человека,
который всегда стремился жить среди красивых вещей, - это смерть... как  и
вся ужасная нынешняя война... Скажите откровенно, мистер Нейлэнд,  как  вы
думаете, есть у нас хоть малейшая надежда выиграть ее?
   Я сделал большие глаза.
   - Малейшая надежда? Вы меня удивляете, мистер Периго. Мы  не  можем  не
выиграть ее. Учтите все наши ресурсы, в том  числе  и  людские  -  Англия,
Америка, Россия, Китай...
   - Да, знаю, это все говорят. Но иногда мне думается... правда, я в этих
делах ничего не смыслю... Но мне думается, что  не  следует  забывать  вот
чего: всякие ресурсы ничего не стоят, пока они  не  превращены  в  военное
снаряжение, и даже тогда стоят немногого, если их  не  используют  должным
образом. Державы оси, видимо, умеют применять свою военную машину, не  так
ли? И, кроме того, они хорошие организаторы. А мы,  по-видимому,  утратили
эту способность.
   - Ничего, у нас тоже дело все больше и больше идет на лад.
   - Разве? Рад это слышать. Но... - Мистер Периго  понизил  голос.  -  Вы
знаете, я и здесь, и в "Трефовой даме" встречаюсь  со  многими  летчиками,
армейскими офицерами, с людьми, работающими в военной промышленности, -  и
столько от них приходится слышать возмутительных анекдотов  о  тупости,  и
бездеятельности, и бюрократизме, что, право,  я  порой  прихожу  в  полное
уныние... Ну, вот, теперь, только потому, что я был с вами откровенен,  вы
тоже скажете, что я пятая колонна!
   -  Нет,  мистер  Периго,  не  скажу,  -  уверил  я  его  с   наигранной
сердечностью, которая должна была внушить  ему  мысль,  что  у  меня  кожа
толстая, как у слона. - Не оправдывайтесь, пожалуйста. Я думаю, у  всех  у
нас бывают такие минуты уныния.
   - Вот теперь вы заговорили, как настоящий американец, - рассмеялся  он.
От  него  ничто  не  ускользало,  и  его  нелегко  было  одурачить,  этого
маленького человечка. - Не хотите ли как-нибудь пообедать со  мной?  Тогда
мы сможем поговорить обо всем по-настоящему.
   -  Спасибо,  с  удовольствием,  мистер  Периго.  Кстати   сказать,   от
сегодняшнего обеда я далеко не в восторге.
   - Да, в "Трефовой даме" вам больше понравится. Мы  будем  обедать  там.
Завтра или послезавтра, если вам удобно... А вот и Шейла вернулась к  нам.
И, кажется, с самыми злостными намерениями.
   Шейла непременно хотела, в свою очередь, угостить нас, но мистер Периго
сказал, что ему необходимо повидать одного знакомого, и ушел,  простясь  с
нами многократными кивками и улыбками.
   Когда  кто-нибудь  после  пустой  болтовни  в  разношерстной   компании
остается наедине с малознакомым собеседником, он почти  всегда  испытывает
потребность говорить серьезно. Но, разумеется, в этих случаях  люди  более
осторожны, чем в шумной компании. Теперь наступила очередь Шейлы.
   - Наши все считают его попросту старым дураком,  а  на  самом  деле  он
совсем не глуп.
   - Да, я знаю это.
   Она посмотрела на меня в упор. Я не мог решить, пьяна она или нет.  При
ее обычной манере держать себя это трудно было определить.
   - Я так и думала, что вы это заметите, -  сказала  она  медленно.  -  А
большинство моих знакомых такие глупые! И, боже, какие  скучные!  А  вы  -
скучный человек?
   - Да.
   Ее горячие пальцы легли на мою руку.
   - Неправда. Если бы это было так, вы бы не сказали этого про себя.  Как
раз все нестерпимо нудные люди в