услышал и тотчас повернулся к нам, по обыкновению  широко  улыбаясь,
так что его щеки собрались в складки. Но улыбка эта меня  не  обманула:  я
уже видел только что совсем другого мистера Периго. Не прошло и двух минут
после появления на  сцене  акробатки,  как  он  застыл,  сосредоточив  все
внимание на Фифин. Я слышал, как он считает, очень старательно и серьезно;
можно было подумать, что он импресарио Фифин.
   - Вы очарованы, сознавайтесь! - крикнула ему Шейла под шум восторженных
аплодисментов  публики,   которые   мамзель   Фифин   принимала   довольно
равнодушно.
   Но мистер Периго уже опять вошел в обычную роль.
   - Ну, конечно, очарован, дорогая, - ответил он. -  При  ней  чувствуешь
себя хрупким, миниатюрным созданием. Обожаю таких женщин! Что за  руки!  А
ляжки! И потом, знаете, когда она делала петли, я держал пари сам с  собой
и  выиграл  у  себя  тридцать  два  шиллинга  шесть  пенсов.   Это   очень
увлекательно. Вы меня понимаете? - Последнее относилось уже ко мне.
   - Понимаю, - откликнулся я. Но я, конечно, не все понимал  тогда,  хотя
кое-что уже было ясно.
   В это время вся труппа, выведенная на сцену Гэсом, возвещала нам -  без
особенно бурного оптимизма, -  что  "Англия  пребудет  вовеки".  А  миссис
Джесмонд и ее друзья уже собирались уходить.
   На улице, в этом мешке сажи, мы с трудом разыскали две машины, и в одну
сели Шейла, мистер Периго и я, а вместо шофера - один из молодых офицеров.
Пока машина, громыхая и кряхтя, тащилась во мраке и слякоти, мистер Периго
был до странности замкнут и молчалив, мне тоже разговаривать не  хотелось,
и только Шейла с офицером не переставали трещать о всякой ерунде. Я был  в
дурном  настроении,  как  всегда  после  такого  абсолютно  бессмысленного
времяпровождения, но, вероятно, еще и оттого, что мне  хотелось  поесть  и
выпить. Об этом я сказал своим спутникам.
   - Не беспокойтесь, миленький, - прокричала мне  через  плечо  Шейла,  -
будет чудный обед  и  выпивка,  увидите!  Не  знаю,  как  миссис  Джесмонд
умудряется все это доставать, но достает.
   Мы, наконец, куда-то приехали, но я не мог разглядеть куда. Когда  наша
машина остановилась, я услышал звуки танцевальной музыки.
   - И подумать только, - промолвил вдруг тихо мистер  Периго,  -  что  от
Арктики до Черного моря тысячи людей сейчас мерзнут и погибают. В Греции и
Польше миллионы умирают с голоду. На Дальнем Востоке людей, среди которых,
быть может, находятся и наши друзья, режут, истязают...
   - Ох, перестаньте, ради бога! - воскликнула Шейла.
   - Ладно, не буду, дорогая, - хихикнул мистер Периго, выходя из  машины.
- Я говорил не с вами, а с нашим другом Нейлэндом, потому что он, я  вижу,
человек  разумный.  И,  как  разумный  человек,  уже  начинает,  вероятно,
задавать себе вопрос, для чего мы продолжаем это яростное самоуничтожение.
   - Для того, чтобы победить Гитлера, - сказал  офицер,  видимо,  славный
малый.
   - Несомненно, - подхватил мистер Периго с каким-то  злорадством,  -  но
можем ли мы победить Гитлера?
   - Послушайте... - начал офицер, которому это очень не понравилось.
   - Ах, да прекратите вы этот спор, и давайте хоть  раз  повеселимся  как
следует! - взмолилась Шейла. У Шейлы всегда был такой тон, как  будто  она
только что сменилась с двенадцатичасового дежурства в  операционной,  хотя
на самом деле она, наверное, с утра до вечера пудрила нос  да  болтала  по
телефону. Но надо сказать, что это с ее  стороны  была  только  поза.  Она
избрала ту линию поведения, которой, как она думала, от нее все ожидали. Я
это понял, и она видела, что я это понимаю.
   В "Трефовой даме", по-видимому, было принято  идти  прямо  в  бар,  где
подавались коктейли, - не только потому, что хотелось выпить, но и потому,
что в баре царствовал Джо. За десять минут я выслушал столько похвал  Джо,
что  счел  его  местной  знаменитостью.  Это  был  предприимчивый   малый,
драгоценный продукт, вывезенный из Лондона, где  он  смешивал  коктейли  у
Борани. Джо держался так, словно сделал Грэтли большое одолжение, снизойдя
до  приезда  сюда.  Надо  отдать  ему  справедливость:  коктейли  у   него
получались отменные и все, что нужно для их приготовления, всегда было под
рукой. Он мне сделал два  таких  сухих  мартини,  каких  я  уже  давно  не
пробовал. Приветливый, бойкий парень, очень опрятный и даже щеголеватый  в
своей белой куртке, он был  услужлив,  расторопен  и  с  довольно  сильным
американским акцентом рассказывал занятные анекдоты. Он  чем-то  напоминал
моряка. Мне нравилось наблюдать, как он работает.
   Обедало  нас  восемь  человек  в   зале,   служившем   одновременно   и
танцевальным залом и обставленном с  гораздо  большим  вкусом,  чем  этого
можно  было  ожидать  от  провинциального  загородного  ресторана.   Шейла
оказалась права: миссис Джесмонд угостила нас на славу. Обед  был  так  же
хорош, как и коктейли. Нам подавали омаров, жареных уток, суфле  из  сыра,
первосортное красное вино, ликер и бренди. Я сидел между  миссис  Джесмонд
(посадившей с другой стороны своего  летчика)  и  Шейлой,  вторым  соседом
которой был армеец. Затем тут был, конечно, мистер Периго. Он ел и  пил  с
явным наслаждением и болтал с двумя довольно бесцветными дамами,  которыми
пополнилась наша компания. Я не мог понять, почему миссис Джесмонд так  со
мной носится: ведь я, несомненно, мужчина не в ее вкусе, да и  всякий  мог
видеть, что она усиленно обхаживает летчика, которого, кстати сказать, это
немного смущало.
   Меня ожидал сюрприз. В зале я увидел мою  новую  знакомую  из  магазина
подарков, мисс Экстон, танцевавшую с дородным подполковником авиации.  Она
была очень эффектна. Я вспомнил,  что,  когда  я,  приглашая  ее  обедать,
упомянул о "Трефовой даме", она ответила, что слыхала об  этом  ресторане,
но и не заикнулась о том, что будет здесь  сегодня  вечером.  Правда,  она
тогда могла еще не знать этого.
   Шейла заметила, что я смотрю на мисс Экстон. От Шейлы  ничто  не  могло
укрыться.
   - Это, кажется, хозяйка того  ужасного  "художественного"  магазина?  -
сказала она.
   - Да? А я только что хотел спросить у вас, кто это.
   - Она самая, - продолжала  Шейла,  прищурившись.  -  И,  поверьте,  она
гораздо старше, чем кажется издали. Не нравится она мне.
   Я рассмеялся.
   - Чем же?
   - Во-первых, она снобка. Во-вторых, лгунья.
   Что  мисс  Экстон  лгунья,  я  знал,  а  снобизм  ее  ничуть  меня   не
интересовал. В  Англии  половина  населения  обвиняет  другую  половину  в
снобизме, и, в общем, не без основания.
   - И это все? - спросил я, стараясь не выказывать любопытства.
   - Нет. - Шейла подумала  с  минуту.  -  В  ней  есть  что-то  недоброе.
Обратите внимание на выражение ее глаз, если окажетесь близко.
   Она повернулась и заглянула мне в лицо.
   - Я не дура, поверьте. Не буду отрицать, что веду себя иной раз  глупо,
но я не дура. Я в жизни многое видела и знаю  ее  лучше,  чем  большинство
этих людей.
   - Да, мне это известно, - сказал я  и  тоже  посмотрел  Шейле  прямо  в
глаза.
   Этой репликой я словно стер с  ее  лица  наигранную  веселую  дерзость.
Шейла побледнела и, допив вино, сказала:
   - Пойдемте танцевать.
   Мне танцевать не хотелось, но во  время  танцев  говорить  с  нею  было
удобнее, чем за столом.
   - Итак? - начал я, когда мы заскользили по паркету.
   - Вы хотите меня выдать? - прошептала она, пошевелив пальцами, зажатыми
в моей руке.
   Я сделал удивленное лицо, хотя ничуть не был удивлен.
   - А что я могу выдать?
   - Многое. И вы отлично это знаете. Я еще вчера вечером догадалась,  что
вы знаете. Мне тоже ваше лицо знакомо, но не могу припомнить,  где  я  вас
видела. Меня это всю ночь мучило.
   - Не понимаю, какое это имеет значение, - сказал я. - И если бы я  даже
хотел вас "выдать", как вы выразились, я не  знал  бы,  что  именно  можно
выдать и кому. Так что оставим этот разговор, хорошо?
   Она искоса посмотрела на  меня,  кивнула  головой  и  заулыбалась,  как
прежде. Музыка умолкла, но вокруг захлопали, и оркестр снова заиграл. Мы с
Шейлой все танцевали.
   - Вот не  думал,  что  в  английских  заводских  городах  бывают  такие
рестораны, - заметил я.
   - А их нигде и нет, - ответила она быстро. - Это только  нам  в  Грэтли
так повезло. Да и долго ли он продержится...
   - А кто владелец?
   -  Как,  вы  разве  его  не  знаете?  Да  вот  он  стоит  -   вон   тот
плюгавенький... Да-да, это и есть хозяин  "Трефовой  дамы"  мистер  Сеттл.
Никогда не подумаешь, правда?
   - Нет. Можно всю жизнь на него смотреть и не догадаться!
   Танцуя, мы приблизились к человеку, на которого указывала  Шейла,  и  я
захотел проверить, не ошибся ли я.
   - Вы имеете в виду вот этого человечка, да?
   - Да. Это мистер Сеттл, - повторила Шейла.
   Он увидел ее и с улыбкой поклонился. Но затем увидел  меня  и  перестал
улыбаться. Его фамилия была не Сеттл, и я готов был держать пари  на  весь
остаток моего годового заработка, что он, может  быть,  управляющий  этого
заведения, но ни в коем случае не его владелец. Я знавал его в Глазго -  в
период, когда миссис Джесмонд видела меня там. Тогда его звали Фенкрест, и
он был так беден, что не мог бы заплатить даже за  вилки  и  ложки  такого
ресторана, не говоря уже обо всем остальном. Он не знал, что я  работаю  в
Отделе, не знал даже, вероятно, о существовании Отдела.  Но  в  Глазго  он
встречал меня в обществе одного полицейского чиновника, а  может  быть,  и
двух-трех, и, наверное, думал, что я имею какое-то отношение к полиции. Во
всяком случае, улыбка его испарилась, а секунды  через  две  испарился  из
зала и он сам. Да, судя по всему, "Трефовая дама" далее без жареных уток и
вин была прелюбопытным местечком!
   - У вас такой довольный вид! - сказала Шейла.
   - Я доволен, что попал сюда. Очень мило со стороны миссис Джесмонд, что
она меня пригласила.
   - Она любит время от времени "праздновать", как  она  выражается,  а  в
промежутках мы с нею подолгу не видимся. Впрочем, "мы" -  это  все,  кроме
летчиков и армейцев, за которыми она охотится. Они-то с  нею  видятся,  но
где и когда - кто их знает.
   - Некрасиво, Шейла, говорить такие вещи о даме, у которой мы в  гостях,
- заметил я. - Однако я вижу, все наши вышли из-за стола.  Чем  бы  теперь
заняться?
   - Сходить опять к Джо и попросить у него два виски с содовой, - сказала
Шейла. По дороге в бар она объяснила мне, что Джо - находка для  "Трефовой
дамы", что он развлекает публику, что он здесь самый  полезный  человек  и
его любит вся их компания. Одним словом, Джо - прелесть.
   - Думаю, что и я его полюблю, - заметил  я,  мысленно  спрашивая  себя,
куда девались  миссис  Джесмонд  и  мистер  Периго.  В  баре  их  тоже  не
оказалось. Должно быть, здесь где-то была гостиная.
   Джо рассказывал толпившимся у стойки молодым людям анекдот о начальнике
ПВО и вдове. Анекдот имел успех. Когда он был досказан и я получил  виски,
я с большим удовлетворением заметил, что  двое  военных  усердно  занимают
Шейлу. Я передал ей  стакан,  торопливо  выпил  свою  порцию  и  вышел,  в
сущности, не решив еще, что сейчас предпринять.
   В коридоре за столовой я обнаружил дверь с надписью: "Посторонним  вход
запрещен". Я быстро распахнул ее, крикнул: "Ах, простите!" -  и  захлопнул
снова. Я думал найти там  Фенкреста  -  похоже  было,  что  здесь  кабинет
управляющего, - но Фенкреста в комнате не оказалось. Зато тут был другой -
и кто же? Тот самый  толстяк-иностранец,  которого  я  уже  видел  сегодня
вечером в театре.
   В конце коридора налево был вход в большую крикливо убранную  гостиную,
где люди сидели за столиками,  пили,  слушали  радио.  Немного  постояв  у
двери, я убедился, что здесь благополучно обретаются  мистер  Периго,  обе
скучные дамы и офицер. Напротив двери  вверх  уходила  лестница,  узкая  и
плохо освещенная. Но я и при этом освещении сумел разглядеть, что  по  ней
осторожно и бесшумно спускается Фенкрест, ныне Сеттл. На этот раз  ему  не
удалось от меня ускользнуть.
   - Хэлло! - ухмыльнулся я.
   - А, здравствуйте! Мистер Нейлэнд, если не ошибаюсь?
   - Совершенно верно. А вас как теперь прикажете называть?
   - Пойдемте ко мне в кабинет, - сказал он поспешно. - Выпьем.
   Он привел меня в ту самую комнату,  куда  я  заглянул  несколько  минут
назад, но иностранца там уже не было. В глубине кабинета я заметил  вторую
дверь.
   - Видите ли, мистер Нейлэнд, - начал Фенкрест  довольно  неуверенно,  -
я... у меня вышли неприятности с женой как раз в то время, когда мы с вами
встретились в первый раз в... постойте, где же это было?
   - Это было в Глазго, и у вас вышли неприятности не только с женой, но и
с полицией, - подсказал я. "Неприятности" у Фенкреста вышли  после  аферы,
имевшей отношение к министерству торговли, - кажется, речь шла о  лицензии
на экспорт, - и меня все это касалось лишь постольку,  поскольку  Фенкрест
мог быть связан с людьми, представляющими интерес для  нашего  отдела.  Но
Фенкрест и сам был скользкий человечишка и  внушал  мне  антипатию.  Такие
всегда способны на что-нибудь нечестное - и не потому, что они  жулики  по
природе, а просто потому, что любят легкую наживу и беззаботную жизнь и не
любят работать. Их тысячи, и чем скорее их вытащат из их укрытий -  контор
и кабинетов - и заставят рубить деревья или чинить дороги, тем будет лучше
для всех остальных.
   - Это было просто недоразумение, - сказал он торопливо.  -  Как  я  уже
говорил вам, у меня были нелады с женой, и поэтому, когда  мне  предложили
здесь место, я переменил фамилию, чтобы жена меня не разыскала. Вот и все.
Выпьете чего-нибудь, мистер Нейлэнд?
   - Нет, благодарю. Почему вас здесь считают владельцем "Трефовой дамы"?
   - А откуда вы знаете, что я не владелец?
   - Вы бы еще спросили, откуда я знаю, что  вы  не  чемпион  Королевского
флота в тяжелом весе!
   - Это другое дело. Достаточно взглянуть на меня.
   - Вот это самое я и делаю. - И я действительно с полминуты  смотрел  на
него в упор. Ему было явно не по себе от моего  взгляда,  и  он  ерзал  на
стуле, хватаясь то за свой стакан, то за портсигар.
   - Скажите, кто же хозяин этого заведения?
   Он опасливо огляделся  по  сторонам.  Дернул  плечами.  Потер  лысеющую
макушку. Он был очень смущен, а я наслаждался его смущением.
   - Ну, кто же все-таки?
   - Не думаю, что вы имеете право об  этом  спрашивать.  И  мне  неудобно
отвечать на ваш вопрос.
   - Вам очень удобно отвечать, Фенкрест. Я задаю его вторично, а  имею  я
на это право или нет, - не ваше дело. Говорите же!
   Он сдался.
   - Владелица - миссис Джесмонд, - пробормотал он. -  Но  об  этом  никто
здесь не должен знать, так что вы меня не подведите. Вы сегодня обедали  с
нею, да?
   - Да. И обед был превосходный. Кто она такая?
   - Честное слово, мистер Нейлэнд, я и сам о ней почти ничего не знаю,  -
ответил он, на этот раз искренно. - Она, кажется, вдова и жила на  широкую
ногу, последние годы  на  Ривьере.  Уехала  оттуда  перед  самым  падением
Франции. У нее, должно быть, в Англии громадное состояние. Она купила  эту
гостиницу просто из прихоти и содержит ее для  развлечения.  Некоторые  из
нашего штата - например, повар и Джо - ее старые знакомые, и она их  взяла
на службу, чтобы им помочь.
   - Джо она, наверное, знавала, когда он работал у Борани?
   - Да. А после того, как Борани разбомбили,  Джо  остался  без  дела,  и
нервы у него совсем сдали. Он захотел уехать из Лондона,  и  она  привезла
его сюда.
   Во всей этой истории одно только было неладно:  не  совпадали  даты.  Я
случайно знал,  что  ресторан  Борани  разбомбили  в  октябре  1940  года.
Выходит, что нервы у Джо сдавали целый  год,  а  уж  потом  он  приехал  в
Грэтли.
   - Да, вам повезло, что удалось заполучить Джо. Он,  кажется,  настоящая
приманка для публики... А что, "Трефовая дама", наверное, золотое дно?
   - Дело идет хорошо, - подтвердил он, - но главным образом потому, что у
нас имелись большие запасы консервов, вин и ликеров.
   - Как-нибудь на  днях  вы  мне  укажете,  Фенкрест,  где  можно  купить
несколько банок таких омаров, как нам подавали сегодня.
   В дверь постучали. Фенкреста вызвал по делу один из официантов.
   - Простите, - извинился он и спокойно, без колебаний,  оставил  меня  в
своем кабинете, из чего  я  немедленно  заключил,  что  здесь  нет  ничего
достойного внимания. Поэтому, как  только  Фенкрест  вышел,  я  обследовал
вторую дверь, через которую, должно быть, ушел иностранец.  Она  оказалась
незапертой и выходила прямо на узкую и темную лестницу. Я закрыл за  собой
дверь и, освещая путь электрическим фонариком, тихонько  поднялся  наверх.
Здесь лестница упиралась  в  другую  дверь,  тоже  незапертую,  а  за  ней
оказалась небольшая площадка  -  видимо,  передняя  чьей-то  квартиры.  Из
комнаты справа - вероятно, гостиной - доносились голоса. Но, даже приложив
ухо к двери, я не мог их узнать, не мог разобрать ни единого слова.
   В маленькой передней было совсем темно, и только из-под дальней  двери,
выходившей в главный коридор, пробивался узкий луч света. От этой двери до
меня вдруг донесся легкий шум, и  я  увидел  вертикальную  полоску  света,
которая быстро расширялась: кто-то очень тихо и осторожно открывал  дверь.
Я отступил назад, плотно прижался к стене в таком  месте,  куда  не  падал
свет из коридора и откуда я мог увидеть того, кто открывал дверь.
   Это был мистер Периго. Едва я узнал его, как он прошмыгнул в переднюю и
бесшумно закрыл за собой дверь. Сделано это было  очень  ловко  и  быстро.
Если он выучился подобным штукам, когда  промышлял  предметами  искусства,
он, должно быть, обделывал тогда любопытные делишки.
   Итак, мы стояли оба в этом  темном  и  тесном  пространстве.  Я  затаил
дыхание. Я понимал, что он занят тем, чем был  занят  я  полминуты  назад:
пытается подслушать разговор в гостиной. Следовательно, он стоит  у  самой
двери, и нас разделяет вся ширина передней. Но такое  положение  не  может
длиться долго.
   Вдруг, совершенно неожиданно, дверь широко распахнулась. В осветившейся
передней стоял мистер Периго  (который  с  быстротой  молнии  отскочил  от
замочной скважины и выпрямился), а за его спиной я,  так  что  всякий  мог
подумать, что мы с ним  только  что  пришли  вместе.  На  пороге  появился
смуглый иностранец с кожаным чемоданчиком в руке, а следом за  ним  миссис
Джесмонд, и сразу видно было, что она у себя дома. Миленькое положение!
   Кому-нибудь надо было заговорить - и поскорее.
   - Извините, миссис Джесмонд, - начал я, - мистер Сеттл сказал нам,  что
вы здесь наверху. Но, разумеется, если вы заняты, то...
   - Мы с Нейлэндом как раз подумали, не лучше ли нам  уйти,  -  подхватил
мистер Периго самым естественным тоном.
   - Нет, разумеется, нет,  -  возразила  с  улыбкой  миссис  Джесмонд.  -
Входите же! И вы тоже, мистер Тимон, вы  непременно  должны  еще  немножко
побыть с нами. Некуда вам спешить... Он всегда  так  занят...  -  добавила
она, обращаясь к нам. Все это говорилось, чтобы дать мистеру Тимону прийти
в себя, так как он был явно испуган нашим неожиданным  появлением.  Сделав
над  собой  большое  усилие,  он  пробормотал  что-то   нечленораздельное,
попробовал улыбнуться и пошел обратно в гостиную, а мы за ним.
   Описывая свою первую встречу в поезде с этим человеком, я говорил,  что
он слишком явно похож на иностранца, чтобы быть шпионом и представлять для
меня какой-либо интерес. Я не слежу за людьми, у  которых  словно  на  лбу
написано: чужеземец. Но в поезде он молчал. Теперь, услышав его  голос,  я
чуть не вскрикнул от изумления: у этого мистера  Тимона  был  ланкаширский
выговор!
   - Мне нельзя задерживаться: я возвращаюсь ночным поездом в Манчестер.
   - Так вы живете в Манчестере, мистер Тимон? - спросил мистер Периго.
   - Да, с самого детства, - ответил  тот  просто.  -  Я  знаю,  Манчестер
многим не нравится. А я его люблю.
   Даже сейчас, глядя на