и
глубоко несчастным. То, что она услышала, грозило осквернить  и  память  о
муже, о Вене, обо всем, что было ей так дорого. Поэтому  она  не  упрекала
Отто, а обрушилась на меня.
   - Как я вас ненавижу! И зачем я позволила вам прийти ко мне в дом!
   - Вряд ли было бы лучше вести этот разговор в полиции, - возразил я.  -
И вы нисколько не поможете Отто тем, что будете оскорблять меня. Если  все
это вам так неприятно, почему вы не уходите?
   - Потому что я вам не доверяю! - закричала она.
   - Ну-ну, перестань, Маргарет, - сказал Отто. - Во всем виноват  я  сам.
Да, я вступил в нацистскую партию... я был обманут, как и многие другие...
и мне приказали молчать об этом. Я скрывал это от Альфреда, потом от тебя.
Но, когда они вошли в Вену и я увидел, каковы их истинные намерения и  что
они собою представляют, я вышел из их партии. Это было нелегко.  И  с  тех
пор я хотел только одного: бороться с ними до конца, отдать все силы  этой
борьбе, а если понадобится, и жизнь. Поверь мне, Маргарет, прошу тебя!
   Он снял очки, чтобы вытереть глаза, и лицо его стало сразу  беспомощным
и детским, как у большинства очень близоруких  людей,  когда  они  снимают
очки. Это обезоружило Маргарет, и она улыбнулась ему нежной,  всепрощающей
улыбкой и прикрыла его руку своей.
   - Я тоже верю вам, - сказал я, начиная чувствовать  себя  лишним.  -  И
если вы хотите помочь в борьбе  с  нацистами,  вам  сейчас  представляется
случай. Мне нужно сделать как раз то, что хотели  сделать  вы.  Мне  нужно
установить имя человека со шрамом. Перед вами промелькнуло лицо.  Оно  вам
кого-то напомнило. Кого же?
   - Я не могу вам ответить, пока  не  буду  знать,  кто  вас  уполномочил
задавать  такие  вопросы,  -  возразил  Отто  с  достоинством.  -   Доктор
Бауэрнштерн только что сказала, что она не доверяет вам,  как  же  я  могу
доверять? Мне лучше, чем кому бы то  ни  было,  известно,  что  нацистские
агенты есть повсюду и даже здесь, в Англии.
   Я посмотрел на смущенную Маргарет.
   - Ну, спасибо, доктор, удружили! Теперь он мне не верит! На этой неделе
в Грэтли нацистские агенты убили  двух  человек,  знавших  слишком  много.
Подождем, пока они убьют третьего, и скажем "хайль Гитлер!". Так, что  ли?
- я и сам понимал,  что  это  была  ребяческая  выходка.  Но  уж  очень  я
разозлился.
   Ничего не отвечая мне, она обратилась к Отто:
   - Я ведь говорила тебе, что  ночью  мистер  Нейлэнд  работал  вместе  с
инспектором Хэмпом и как будто даже распоряжался всем он, а не  инспектор.
Я думаю... что... - Она остановилась.
   Отто кивнул головой и посмотрел на меня.
   - Лицо, которое я видел, напомнило мне одного нациста, капитана Феликса
Роделя.
   - Спасибо, - сказал я деловым тоном. - Ну, а я знаю, где его  найти,  и
сегодня вечером собираюсь побеседовать с ним.
   - Вы хотите, чтобы я пошел с вами и опознал его? - встрепенулся он. - А
куда надо идти?
   - В дом, где я еще ни разу не бывал. Но я приблизительно знаю,  где  он
находится: пройдете завод  Белтон-Смита  и  дальше  еще  около  мили.  Это
Оукенфилд-Мэнор, усадьба полковника Тарлингтона. Встретимся в девять часов
у ворот с внутренней стороны.
   Он с некоторым недоумением повторил мои инструкции, потом спросил:
   - А револьвер у вас есть?
   - При себе нет, - отвечал я. - Нам не рекомендуется носить оружие, и  я
отлично обхожусь без него. А что?
   - Если это Родель, то он очень опасный человек.
   - Придется рискнуть. - Я встал. - Значит, жду вас там  в  девять.  -  Я
повернулся к Маргарет - лицо у нее было не слишком  веселое.  Я  не  знал,
увидимся ли мы еще, и мне многое хотелось ей сказать, но сейчас  я  ничего
сказать не мог. - Спасибо за чай. Будьте здоровы.
   Я поспешно вышел. Кажется,  она  что-то  сказала  и  проводила  меня  в
переднюю, но я не остановился, не оглянулся, а сорвал с вешалки  пальто  и
шляпу и  почти  выбежал  в  холодные,  сырые  сумерки.  Близился  уже  час
затемнения.



9

   На Раглан-стрит я нашел записку от инспектора, из  которой  узнал,  что
Джо сначала запирался, но  в  конце  концов  не  выдержал,  подписал  свое
признание и потребовал священника. Но признался он только в том, что нанес
удар Шейле и пустил машину в  канал.  Он  отрицал  всякую  причастность  к
шпионажу и не  выдал  никого.  Итак,  с  ним  предстояло  еще  повозиться.
Инспектор переслал мне и записку от Периго. Периго  сообщал,  что  обедает
сегодня в "Трефовой даме" и надеется, что я составлю ему компанию.
   Я пришел туда около половины восьмого, и  мы  встретились  с  Периго  в
баре. Бар был полон, но чего-то словно не хватало. За стойкой  растерянная
девушка безуспешно пыталась заменить Джо. Мне хотелось выпить, и я  сказал
об этом Периго.
   - Почему же нет? - отозвался он со своей неизменной усмешкой. -  У  вас
сегодня был удачный день.
   - Он еще не кончился, - напомнил я. - Главное впереди. И,  по-видимому,
придется действовать тем же способом, потому что у нас слишком мало  улик.
Надо не дать им времени сообразить это.
   - А в таком случае вы должны быть трезвым и бодрым, - сказал он.
   - Насчет бодрости не знаю, а трезвым - безусловно. И  все-таки  я  хочу
выпить.  -  Я  хмуро  взглянул  на  публику,  густо  облепившую  стойку  и
состоявшую главным образом из молодых военных с их подругами. - Я  сегодня
чувствую себя старым,  прокисшим  брюзгой.  Я  всем  недоволен  -  и  этой
проклятой войной, и Англией, и своими личными делами.
   - Вот принесу вам второй, покрепче, и тогда потолкуем, - сказал Периго.
Он засеменил к стойке и очень скоро вернулся с  двумя  новыми  коктейлями.
Ему как-то всегда удавалось получать все раньше других. - Ну-с, - начал он
весело. - Теперь я буду говорить с вами, как мудрый старый дядюшка.  Войну
мы выиграем, то есть мы непременно разобьем державы  оси,  ибо,  по-моему,
союз Америки, России,  Китая  и  Англии  непобедим.  Дальше  -  Англия.  В
ближайшие два года ей предстоит сделать выбор: воспрянуть духом  и  начать
все заново или разлагаться и умирать от старых болезней. Первое достижимо,
если  она  возьмет  за  шиворот  пятьдесят  тысяч  почтенных   влиятельных
джентльменов  и  твердо  прикажет   им   замолчать   и   прекратить   свою
деятельность, иначе им найдут другое занятие, весьма неприятное. В прежние
времена меня вполне можно было причислить  к  этим  господам.  Ну,  а  что
касается вас, Нейлэнд, вы уже не так молоды, чтобы делать мудрые глупости,
и еще не так  стары,  чтобы  успокоиться  в  глупой  мудрости.  Вам  нужна
перемена. И, пожалуй, нужна женщина, которую вы  любили  бы  и  уважали  и
которая постоянно твердила бы вам, что вы - чудо. Теперь давайте  захватим
столик. Война войной, а надо еще разок пообедать  как  следует,  пока  это
заведение не закрылось или не свело все меню к одному только разбавленному
пиву.
   В середине обеда Периго объявил:
   - Смотрите,  наш  друг  миссис  Джесмонд  покинула  своих  мальчиков  и
направляется сюда. Что мы ей скажем, как вы думаете, Нейлэнд?
   - Да первое, что придет в голову, - проворчал  я.  -  Ее  ждет  парочка
приятных сюрпризов.
   Но самый большой сюрприз ждал нас. Правда, это  произошло  чуть  позже.
Миссис Джесмонд начала с того, что ее  тревожит  отсутствие  Джо,  который
сегодня в первый раз не вышел на работу.
   - Можете не тревожиться, - сказал я.  -  Джо  арестован.  Вам  придется
проститься с Джо, миссис Джесмонд.
   - А ведь любопытно, что я никогда не обманывался насчет Джо, -  заметил
Периго.
   - И я  тоже,  -  отозвалась  миссис  Джесмонд  совершенно  спокойно.  -
По-моему, он очень неприятный человек и, наверное, очень  испорченный.  Но
работник он отличный. И "Трефовая дама" без него будет уже не та.
   - Боюсь, что "Трефовая дама" вообще скоро будет  не  та,  -  усмехнулся
Периго.
   - Что вы имеете в виду, мистер Периго?
   - Не думаю, чтобы вам позволили продолжать, - пояснил  Периго.  -  Ведь
как-никак идет война. Не хочу выглядеть в ваших глазах неблагодарным. Меня
здесь прекрасно кормили, и мне всегда казалось,  что  это  очень  полезное
заведение. Нейлэнд, вероятно, со мной согласен. Но боюсь, что вам придется
оставить это дело.
   - И черный рынок тоже, - прибавил я, поддевая  вилкой  очередной  кусок
цыпленка. - Нет-нет, спекулянтами я не занимаюсь. Но если я услышу, что вы
это продолжаете, я буду вынужден донести на вас.
   - Я не намерена благодарить вас за предупреждение,  -  мило  улыбнулась
миссис Джесмонд. - И нахожу, что вы порядочная свинья.
   - Ладно. А вы - очаровательный пушистый зверь, но очень  уж  дорого  вы
нам обходитесь. Такую роскошь мы не можем себе позволить.
   - Он об этом не сожалеет, а  я  сожалею,  дорогая  миссис  Джесмонд,  -
сказал Периго. - Вы мне всегда нравились больше, чем я вам. Конечно, я  не
так молод, как мог бы быть, а вы любите молодежь, и я вполне разделяю  ваш
вкус. Но я умею ценить женщин.
   Она холодно посмотрела на него и обратилась ко мне:
   - Ходят слухи о смерти Шейлы Каслсайд. Это правда?
   - Да. Ее вчера вечером вытащили из канала.
   - Вы говорите об этом что-то слишком равнодушно для  человека,  который
провел с нею вчера целый час в одной из наших спален.
   - Я отношусь к этому далеко не равнодушно. А в течение вчерашнего  часа
у меня с нею был очень серьезный разговор,  -  сказал  я,  глядя  в  глаза
миссис Джесмонд. - Что-нибудь еще вас интересует?
   - Да. Видели вы сегодня Диану Экстон?
   - Нет. Периго видел. А что?
   - Она мне звонила перед ленчем, но меня не было дома, и она  ничего  не
просила передать.
   - Я, пожалуй, знаю, зачем она звонила, - заметил Периго. -  По  крайней
мере догадываюсь. Она, должно  быть,  хотела  вам  сообщить,  что  сегодня
уезжает из Грэтли... навсегда.
   Легкая тень пробежала по этому безмятежному лицу, бархатные глаза  чуть
помрачнели. Миссис Джесмонд испытующе посмотрела на меня, на Периго.
   - Вы что-то знаете о Диане. Скажите  мне!  Все  останется  между  нами,
обещаю вам. Я это говорю не просто так.
   Мы с Периго быстро переглянулись. Это было молчаливое соглашение ничего
не рассказывать. Миссис Джесмонд, всегда  чуткая  к  таким  вещам,  тотчас
поняла, что ответа не будет.
   - Вы, вероятно, заметили, что Диана -  дура,  -  сказала  она,  немного
нервничая. - Одно время она увлекалась нацистами. Потом уехала в  Америку,
и я надеялась, что там ее  научат  уму-разуму.  По-моему,  это  все  из-за
какого-то мужчины. После Америки она решила открыть эту идиотскую лавку. Я
подумала, что она могла бы и не выставлять себя на посмешище, но  в  конце
концов это не мое дело...
   - Пожалуй, в том-то и беда, что вам ни до чего нет дела, -  пробормотал
Периго. - Вам нужно одно -  быть  сытой,  красиво  одетой,  уютно  жить  и
развлекаться. Впрочем, я высказываю скорее точку зрения  Нейлэнда,  просто
читаю по его лицу.
   Она спокойно поднялась и снова посмотрела на меня.
   - Я удивилась вчера, увидев вас с нею. Она ведь не в вашем  вкусе.  Что
она натворила?
   - Она не могла забыть  Нюрнберг  и  высшую  расу,  -  ответил  я.  -  И
предавала родину. Одни  делают  это  ради  денег,  другие  из  страха  или
честолюбия, а она... ее, я  думаю,  толкала  на  это  смесь  романтических
бредней и безмерного самомнения.
   - Вы совершенно правы, - сказала миссис Джесмонд. - Диана  всегда  была
такая. Я ее не раз  предостерегала.  Дело  в  том,  что  она  моя  сестра.
Годом-двумя  моложе,  конечно,  и  гораздо  глупее.  Сейчас  один   летчик
рассказывал, что  возле  их  базы  в  Шотландии  есть  чудесная  маленькая
гостиница.  Съезжу  туда,  пожалуй.  Три  с  половиной  года  назад   одна
замечательная гадалка в Канне - к ней все  ходили  -  предсказала,  что  я
проживу только пять лет. Значит, осталось полтора года. Как долго!  А  мне
начинает ужасно надоедать жизнь. До свидания. - И она  лебедем  поплыла  к
своему столику и своим молодым людям. Мы смотрели ей вслед.
   - Я достаточно стар, чтобы понимать, что  к  чему,  -  печально  сказал
Периго. - Но эта женщина меня восхищает. Если она  уедет  в  Шотландию,  я
узнаю, куда именно, и в первый же свободный день съезжу  туда  посмотреть,
как она там. Может быть, авиация  будет  на  дежурстве,  тогда  мы  с  нею
посидим у огня, и она мне кое-что расскажет о себе  -  несколько  глав  из
своей  страшной  и  пикантной  биографии.  Но  сначала  придется  все-таки
познакомить ее с инспектором Хэмпом,  человеком  в  своем  роде  столь  же
необыкновенным.
   - Кстати об инспекторе, - сказал я. - Передайте ему, что, если  сегодня
до половины одиннадцатого от меня не будет никаких вестей, пусть  он  едет
домой к полковнику Тарлингтону.
   - Тогда и я поеду с ним, - сказал Периго. - Если только вы не пожелаете
взять меня с собой, Нейлэнд.
   - Нет, Периго, спасибо. Я вижу пока только один  способ  закончить  это
дело. Способ довольно рискованный, все легко может провалиться, так что не
стоит  нам  обоим  раскрывать  карты.  Если  сегодня  уже  не  встретимся,
загляните завтра утром на Раглан-стрит. И спасибо за обед. Когда еще мы  с
вами так пообедаем!
   Мы вышли из ресторана. На углу я сел в автобус, и, к счастью, рядом  со
мной оказался человек, знавший, где находится Оукенфилд-Мэнор и где  нужно
сойти. Я вышел в густой  черный  мрак.  Дул  порывистый  ветер  с  ледяным
дождем. Мне объяснили, что надо пройти еще примерно четверть  мили  и  там
повернуть налево. Я продвигался вперед медленно,  почти  ничего  не  видя,
весь промок, и, когда добрался до поворота, мне показалось, что он гораздо
дальше. Ворота я разыскал уже в начале десятого  (под  аркой  мне  удалось
взглянуть на часы). Здесь мы должны были встретиться с Отто. Прождав минут
десять, я решил, что он, наверное, стоит  где-нибудь  поближе  к  дому,  и
пошел в ту сторону. Я так вглядывался  в  темноту,  что  у  меня  заболели
глаза. Возле парадного входа Отто не  было.  Ни  справа,  ни  слева.  Быть
может, любящая невестка убедила его, что  жизнь  его  слишком  драгоценна,
чтобы рисковать ею на таких увеселительных прогулках?
   Не совсем понимая, как мне действовать дальше без Отто, который  должен
был опознать мнимого Морриса, я осторожно обошел  дом  -  по-видимому,  не
особенно большой - и очутился где-то на задах, среди служб.  Из-под  одной
двери выбивалась полоска света - узенькая, но в этом мраке яркая, как  луч
маяка. Я тихо подкрался к двери и  тут,  выведенный  из  терпения  дождем,
холодом, темнотой,  долгим  ожиданием  и  отсутствием  Отто  Бауэрнштерна,
поступил в высшей степени беспечно и неразумно. Я толкнул дверь и вошел.
   Я очутился в длинном узком помещении - бывшей конюшне,  которая  теперь
служила складом старой мебели и всякого хлама, а в дальнем ее  конце  было
устроено нечто вроде мастерской. Там под  закрытым  ставнями  окном  стоял
верстак, а за ним сидел и работал  какой-то  человек.  Сначала  я  не  мог
разглядеть, кто это. Запыленная лампочка, висевшая под потолком в середине
конюшни, давала очень мало света, а вторая  освещала  только  верстак.  Но
когда он вскочил, я увидел, что это тот самый человек со шрамом,  которого
я встретил у Дианы Экстон. Сейчас на нем была  короткая  куртка,  в  каких
обычно ходят слуги.
   - Кто здесь? - крикнул он резко.
   Я сделал несколько шагов, снял шляпу и, стряхивая с нее дождевые капли,
сказал:
   - Мне надо поговорить с вами.
   Он узнал меня, и  сразу  стало  ясно,  что  я  человек  подозрительный;
вероятно, кто-то - скорее всего Диана - что-то рассказал ему обо  мне.  Во
всяком случае, теперь он держался совершенно не так, как вчера. Это должно
было меня насторожить, но я упрямо шел навстречу опасности.
   - Я - Моррис, слуга полковника Тарлингтона, - сказал он.
   - Неправда, - ответил я, не думая о последствиях. - Вы - капитан Феликс
Родель...
   В ту же секунду Родель выстрелил - очевидно, маленький револьвер был  у
него в руке с самого начала. Я ощутил сильный удар в левое плечо и  понял,
что ранен.
   Упав ничком, я ждал следующего выстрела. В плече жгло, но боль утихала.
Я не видел, как вошел Отто, но услышал его крик "Родель" и снова  выстрел.
Я повернул голову и еще успел  увидеть  падающего  Отто.  Родель  медленно
двигался  вперед,  чтобы  добить  нас  обоих.  Но   тут   сзади   раздался
оглушительный грохот, и Родель медленно стал  валиться.  Упав,  он  сильно
дернулся, потом по его телу прошла судорога - и все. Он  был  мертв.  Отто
стрелял с земли - судя по звуку, из  крупнокалиберного  пистолета.  Должно
быть, он прострелил Роделя насквозь. Но что с самим Отто?
   Превозмогая головокружение и тошноту, я дотащился до него. Пуля  попала
в грудь, и видно было, что Отто умирает. Он не узнавал меня. Он был уже не
здесь, что-то объяснял по-немецки. Вдруг он  улыбнулся,  как  будто  снова
сидел среди друзей и только что начали играть Моцарта, -  и  через  минуту
его не стало.
   Я чувствовал, что из раны течет кровь, в плече сильно пульсировало,  но
я не мог и не хотел  думать  о  себе.  Я  смотрел  на  этих  мертвых,  уже
холодеющих немцев, нашедших свой конец в старой конюшне, далеко от родины,
в затемненной Англии. Одного, солдата и шпиона, одурманила бредовая  мечта
о мировом господстве.  Другого,  тихого  близорукого  химика,  бросало  из
стороны в сторону, пока не завело в тупик. Он спас мою жизнь. Зачем?
   Возле верстака был умывальник с краном. Я намочил платок, обмыл  плечо,
потом приложил платок к ране и потуже  натянул  рубашку  и  пиджак,  чтобы
платок  не  сваливался.  Посмотрев  на  верстак,  я  увидел,  что   Родель
сколачивал деревянный ящичек, вроде игрушечного сейфа. Это невинное  хобби
в субботний вечер, вероятно, создавало у него  иллюзию  связи  с  прежней,
простой и счастливой жизнью. Я подумал, что Родель скорее всего зашел сюда
ненадолго и, значит, оставил  в  доме  незапертой  какую-нибудь  дверь.  Я
медленно пересек мощеный двор,  держа  шляпу  в  руке  и  с  удовольствием
подставляя голову под холодный  дождь.  Незапертую  дверь,  через  которую
вышел Родель, я отыскал довольно быстро.
   Как я и ожидал, в доме не было ни души, и  я  решил  подождать  хозяина
здесь. Прежде всего я сходил в ванную, которая оказалась у самой прихожей,
умылся, пригладил волосы. Страшно хотелось выпить, но я не стал  шарить  в
доме этого человека в поисках спиртного и, усевшись в  прихожей,  принялся
старательно набивать трубку. Минут через десять я услышал шум подъехавшего
автомобиля, встал, отпер входную дверь и вернулся на свое место.
   Вошел полковник Тарлингтон, розовый, элегантный,  благоухающий  запахом
дорогой сигары. Увидев меня, он не выразил никакого удивления. Я  заметил,
что он не запер за собой входную дверь.
   - А-а, Нейлэнд, если не ошибаюсь? А где же мой слуга?
   - Где-то здесь, - сказал я.
   Полковник повел меня в библиотеку. В глубине ее была открытая  дверь  в
комнату поменьше - очевидно, кабинет, - где стоял большой письменный стол.
Полковник сходил туда и принес бутылку и бокалы. Он  предложил  мне  снять
пальто, но я отказался. Когда Родель стрелял в меня, оно было  распахнуто,
и потом я аккуратно застегнул его на все пуговицы, чтобы  скрыть  намокший
от крови лацкан пиджака. Полковник держался очень просто, но невольно  все
время сбивался на повелительный тон, которым говорил с подчиненными, и сам
это замечал. Благодаря типично английскому розовому цвету лица  физиономия
его на первый взгляд производила  обманчивое  впечатление  благодушия,  но
теперь я уже заметил выражение холодного высокомерия в его  светло-голубых
глазах, напомнивших мне глаза Дианы Экстон. Это был пожилой самец  той  же
породы.
   Не без тайного сожаления я отказался от выпивки, чем очень удивил  его.
Вероятно, кто-то - скорее всего Диана - сообщил ему, что я человек пьющий.
Но с ним пить я не желал.
   - Мой слуга немного бестолков, - начал полковник, -  но  очень  славный
малый. Моррис... валлиец. Был у меня денщиком в прошлую войну.
   - Ллойд Моррис. Из бывшего Кардиганск