ете нас?
   Он тяжело вышел,  чтобы  отдать  распоряжения  сержанту.  Маргарет  Энн
Бауэрнштерн посмотрела  на  меня  бесстрастно,  но  при  этом  удивительно
по-женски, и наклонилась к трупу, как будто  Шейла  просто  спит  и  нужно
уложить ее поудобнее и дать ей покой.
   - Я видела  ее  раза  два,  -  сказала  она  вполголоса.  -  И,  помню,
позавидовала. Она была такая хорошенькая, веселая, так радовалась жизни...
Каждой женщине иногда хочется быть такой. И с нею  был  высокий,  красивый
молодой человек - наверное, муж. Я сразу  поняла,  что  они  обожают  друг
друга. Да, я ей позавидовала.
   - И совершенно напрасно позавидовали, - сказал я, стараясь,  чтобы  это
прозвучало холодно и неприязненно. - Когда я увидел вас здесь...
   - Похожую на мертвеца, - вставила она шепотом.
   - Да, похожую на мертвеца, измученную, выжатую, с запавшими щеками... я
подумал: "В жизни не видел лица красивее". Мне даже больно стало.
   Она стояла неподвижно и смотрела на меня -  такая  близкая  и  далекая,
загадочная.
   - Зачем вы мне это говорите?
   - Не беспокойтесь, без всякой задней мысли, -  ответил  я  все  тем  же
холодным и неприязненным тоном, но  мне  уже  не  пришлось  наигрывать.  -
Просто когда я чем-то потрясен... кстати, женщины меня  потрясают  не  так
часто, как мужчины... мне хочется сказать  человеку  об  этом.  Однажды  я
проехал шестьсот миль только для того, чтобы сказать  старику  Мессайтеру,
что его Кэрновская плотина - шедевр и что я чуть не заплакал от  восторга,
увидев ее. Мне после этого стало легче. Это все равно, что уплатить долг.
   - Значит, теперь, когда вы мне сказали, вам стало легче?  -  иронически
спросила она, но лицо ее было серьезно.
   - Да. И все теперь ясно. Мы можем и дальше воевать и не  доверять  друг
другу. Идемте, доктор, нас ждут.
   Она довезла нас до полицейского управления. Периго там уже не было,  но
он оставил мне записку. Он писал, что доедет почти до самого  коттеджа  на
грузовике, а завтра, когда немного отдохнет и придет  в  себя,  мы  с  ним
увидимся.
   Инспектор быстро  выполнил  все  необходимые  формальности  и  отпустил
доктора Бауэрнштерн, и  я,  чтобы  иметь  возможность  поговорить  с  нею,
попросил ее подбросить меня домой. Адрес я ей сказал уже в машине.
   - Раглан-стрит, пятнадцать.
   - Но ведь это...
   - Да, там, где жил покойный Олни. Помните, мы с вами там встретились...
   - Помню. В тот вечер, когда он погиб.
   - В тот вечер, когда его убили, - поправил я с ударением.  -  Да,  Олни
убили так же, как сегодня Шейлу. Недурно работают в Грэтли, а?
   Она не отвечала ничего и молча вела в темноте свою машину,  похожую  на
какую-то маленькую мерзкую тварь. По тому, как она молчала, я понимал, что
не дождусь от нее больше ни единого слова.  И  мы  ползли  по  затемненным
улицам - два человека, которым нечего сказать друг другу. Но я не хотел  с
этим примириться.
   - В Грэтли все спокойно, - начал я снова.  -  Тихо.  Ни  одна  мышь  не
заскребется. Все в порядке... не считая убийств... не считая измены...  не
считая старых планов подороже продать свой народ...
   - Если вы не можете  сказать  ничего  более  конкретного,  тогда  лучше
помолчите.
   - Это все достаточно конкретно, сударыня. Все это происходит.
   -  Возможно.  Но  как  вы  говорите  об  этом  -  становитесь  в  позу,
кривляетесь, важничаете... Нашли подходящее время!
   - Хорошо, я не буду кривляться и важничать, - сказал я угрюмо. -  А  вы
можете остановиться, потому что мы, кажется, уже приехали.
   Она остановила машину.
   - Ну, так что вы хотели мне сказать? Только, пожалуйста, без взрывов. Я
на это очень болезненно реагирую, у меня сегодня был трудный день.
   - Я буду смирен, как овечка. Мне нужно поговорить с вашим деверем, Отто
Бауэрнштерном.
   Она подскочила на месте и круто повернулась ко мне.
   - Не понимаю. Зачем вам понадобился Отто? Кроме того, ведь он пропал.
   - Так мне говорили. Но я предполагаю, что он у вас в доме.  Его  выдала
австриячка, ваша прислуга.
   - Как, она сказала вам!..
   - Конечно,  нет.  Но  по  ее  поведению  было  видно,  что  она  боится
посетителей, нервничает, что в доме есть что-то  или  кто-то,  кого  нужно
прятать от всех. Нетрудно было связать это наблюдение с вашим деверем.
   - Вам нравится шпионить за всеми? - спросила она с горечью.
   - Это вы оставьте. Мои вкусы  тут  ни  при  чем.  Повторяю:  мне  нужно
поговорить с Отто Бауэрнштерном.
   - Значит, вы нечто вроде полицейского сыщика? Новый английский  вариант
гестапо?
   - Совершенно верно. Я только тем и  занимаюсь,  что  загоняю  в  подвал
стариков и детей и избиваю их до смерти. Дальше.
   - В таком случае вам стоит заявить местной  полиции,  которую  патриоты
вроде полковника Тарлингтона натравили на бедного Отто, что он  у  меня  в
доме. Они посадят его в ближайшую тюрьму, и тут уж вы с ним наговоритесь -
ему ведь некуда будет деваться.
   Я сдерживался, хотя это было нелегко. Эта женщина обладала способностью
выводить меня из равновесия - и с первой  же  встречи,  заметьте.  За  всю
жизнь никто так меня не раздражал.
   - Местная полиция уже знает, - сказал я спокойно. - Во всяком случае  я
сказал об этом инспектору Хэмпу, которого, кстати, вы можете считать своим
другом. Он был очень недоволен моим сообщением, так как полагал,  что  оно
обязывает его принять известные меры. Но я сказал, что это дело мое и  что
я предпочитаю, чтобы Отто Бауэрнштерн оставался там, где он сейчас.
   - А почему вы так сказали? - спросила она уже другим тоном.
   - Потому опять-таки, что я хочу поговорить с  Отто  у  вас  в  доме.  И
хорошо бы устроить это поскорее. Скажем, завтра днем.
   Она подумала, потом объявила:
   - Я хочу быть при этом.  Отто  очень  нервничает.  Он  вообще  довольно
неуравновешенный человек, а преследования  и  необходимость  прятаться  не
улучшили его состояния. Давайте в четыре, хорошо?
   - В четыре, - повторил я. - Дружеская  чашка  чая  в  субботний  вечер.
Завтра у меня будет дела по горло! Теперь надо действовать быстро...  -  Я
обращался уже не столько к ней, сколько к самому себе. - Иначе не миновать
третьего  несчастного  случая...  Ну,  спасибо,   что   подвезли,   доктор
Бауэрнштерн... Маргарет Энн, - добавил я.
   Тут она удивила меня.
   -  Обычно  меня  зовут  просто  Маргарет,  -   сказала   она   каким-то
неопределенным тоном. Я не двигался с места, хотя пора уже было уходить. В
темноте я почти не видел ее лица, но знал, что она внимательно смотрит  на
меня. - А до этого... вы были, кажется, инженером?
   - Да. Сначала в Канаде, потом в Южной Америке. Делал  большое  полезное
дело... конечно, я был всего лишь  один  из  многих...  Там  было  сколько
угодно света и воздуха. Это не то, что расставлять ловушки  в  затемненных
переулках.
   - Да. И вы  сами  тогда,  наверное,  были  не  тот,  -  промолвила  она
медленно.
   - Вы правы, Маргарет. Совсем не тот. Я работал,  учился,  строил  планы
будущей жизни, так же, как вы... когда-то в Вене.
   - Откуда вы знаете про Вену?
   - Вы сами мне рассказывали. И я видел,  как  у  вас  просветлело  лицо.
Теперь не часто видишь у людей такие светлые лица.
   Я ждал ответа, но она молчала. Потом я услышал какие-то тихие  звуки  и
понял, что она плачет. Я с трудом взял себя в руки.
   - Ну,  быстро  домой  и  ложитесь  спать,  -  сказал  я.  -  Вы  совсем
издергались. Спокойной ночи, Маргарет и не забудьте: завтра в четыре.



8

   Прежде чем перейти к рассказу об этом последнем дне, об  этой  субботе,
когда я, подгоняемый каким-то странным нетерпением - ничего  подобного  со
мной не было за время моей работы в  отделе,  -  покончил  со  всем  делом
сразу, хочу, чтобы вы в общих  чертах  представили  себе,  на  каком  фоне
разыгрывались эти события.
   Холодный и дождливый субботний день. Конец  января  1942  года.  Японцы
подползают все ближе к Сингапуру и рвутся к Австралии, в  Ливии  временное
затишье,  Германию  не  бомбят  из-за  нелетной  погоды,  и   всех   томит
беспокойство и разочарование.
   Холодный и дождливый субботний день в Грэтли. На площади - что-то вроде
базара, но торговля идет вяло. У  лавок,  а  позднее  у  касс  кинотеатров
мокнут длинные очереди, и повсюду пахнет мокрой одеждой. Днем  никогда  не
бывает по-настоящему светло, а там, не успеешь оглянуться, снова  вечер  и
затемнение. Если представить себе войну как переход по  тоннелю  из  одной
солнечной долины в другую, то сейчас мы в самой середине тоннеля, в  сыром
холодном мраке, где выкуриваешь предпоследнюю сигарету и  уже  не  веришь,
что когда-то сидел с друзьями и смеялся.
   Таков был фон - время, место и обстоятельства действия. А на этом  фоне
шли мимо терпеливые люди, беря то, что  им  давали,  и  не  требуя  больше
(разве только мысленно), вспоминая тех, кого нет, ожидая писем, которые не
приходили, готовые, если  потребуется,  умереть  за  какой-нибудь  Грэтли,
которому никогда до них не  было  дела.  Их  тупое  бесстрастное  терпение
удивляло и злило меня - наверное, потому, что я не мог решить, то  ли  эти
люди уже одной ногой в могиле, то ли они просто-напросто  лучшие  люди  на
свете. Я хотел, чтобы они стерли с лица земли Гитлера и иже с ним, а затем
взорвали Грэтли  и  все  ему  подобное  и  запустили  последними  грязными
кирпичами в спину убегающим тюремщикам, так долго  державшим  их  здесь  в
заключении. Я говорю об этом потому, что, как мне кажется,  моя  злость  и
раздражение вкупе с  ненавистью  к  холодному,  закопченному,  тонущему  в
слякоти городу в ту субботу отчасти решили исход дела.
   Позднее утро застало меня в кабинете инспектора, куда вскоре  пришел  и
Периго. (Я уже успел рассказать Хэмпу,  кто  такой  Периго.)  До  этого  я
позвонил в Лондон и получил кое-какие сведения из отдела. Я так  рвался  в
бой, что мне было предписано использовать все имеющиеся у меня  полномочия
и возможно скорее закончить операцию. Встревоженный инспектор, не сумевший
преодолеть старую полицейскую привычку к неторопливости и  основательности
в расследовании, принялся выяснять, где была Шейла после "Трефовой  дамы".
Он заявил, что я только строю догадки, а полиции догадки  ни  к  чему.  Ей
нужны неопровержимые доказательства.
   - Все это мне известно, и винить вас не приходится, - сказал я  ему.  -
Но я не собираюсь работать так, как вы,  и  играть  по  правилам.  Это  мы
отложим до того времени, когда сгинет последний  предатель,  -  вот  тогда
игра пойдет на равных.
   - Я согласен с Нейлэндом, - вмешался Периго. - Утром я успел только  по
диагонали просмотреть газету, но этого было достаточно, чтобы понять,  что
наша позиция  выдающихся  спортсменов-любителей  становится  уже  довольно
опасной.
   - Я не выдающийся спортсмен-любитель, - медленно произнес инспектор,  -
а  рядовой  профессиональный  полицейский.  После  того,  как  мы  с  вами
расстались, Нейлэнд, я спал не больше двух часов.  Я  пытаюсь  добыть  вам
настоящие доказательства, потому что сейчас, если вы явитесь  в  суд,  вас
через три минуты выставят.
   - Это я знаю. Но я также знаю, что в Грэтли  происходит  утечка  важной
информации, и знаю, кто ее собирает и передает. Знаю, что здесь  произошло
уже два убийства,  обставленных  как  несчастные  случаи,  и  скоро  может
произойти третье. И убежден, что  знаю,  кто  убийцы.  Что  же,  прикажете
сидеть тут до рождества и собирать доказательства? Нет, надо брать  их  на
пушку - тогда они сами во всем признаются. В  автомобиле  Шейлы,  конечно,
ничего не нашли?
   - Ничего существенного, - ответил Хэмп. - Я на это  и  не  рассчитывал.
Пока ведь нет доказательств, что с нею кто-нибудь был...
   - Если не считать такого пустяка, как удар по голове, - сказал я резко.
- А я из этого  пустяка  делаю  вывод,  что  Шейла  убита.  Но  убийца  на
подозревает, что  мы  нашли  след  удара.  Согласны  вы  действовать  моим
способом?
   Они согласились - Периго сразу, как я и ожидал,  а  инспектор  -  после
некоторого колебания.
   - Тогда начнем. Который час? Без четверти  одиннадцать?  Периго,  Диана
Экстон вам доверяет, а мне пока еще не совсем. Бегите к ней,  притворитесь
сильно взволнованным и попросите  срочно  передать  кое-что  Джо.  Ей  он,
конечно, поверит. Скажите, что  вчера  на  Белтон-Смитовском  заводе  была
попытка диверсии, видели убегавшего человека, похожего на Джо,  и  полиция
будто бы имеет доказательства, что Джо  был  там.  Когда?  Около  половины
двенадцатого. Запомнили?
   Периго все запомнил и повторил слово в  слово.  Я  не  стал  спрашивать
инспектора, что он об этом думает, и продолжал:
   - Еще одно. Упомяните, как бы между прочим, что  Шейла  Каслсайд  ночью
заехала в канал, а утром ее мертвую вытащили из воды, и  похоже,  что  она
была  пьяна.  Диана  и  это  тоже  непременно  расскажет  Джо.  Но  будьте
настойчивы. Она должна сразу же ему все передать.
   После ухода Периго я вспомнил, что мне надо договориться  о  встрече  с
полковником Тарлингтоном. Я позвонил сперва ему домой, затем на завод, где
и нашел его. Я сказал, что мне необходимо как можно скорее переговорить  с
ним о моей предстоящей работе у Чартерса и еще кое о каких делах. Он очень
вежливо объяснил, что будет занят весь день и обедает сегодня не дома,  но
вернется часам к десяти, и если  я  не  боюсь  выходить  так  поздно...  Я
поблагодарил и сказал, что приду. Затем добавил:
   - Я только что узнал, что вы в  среду  разговаривали  со  Скорсоном  из
министерства  снабжения,  и  он,  между  прочим,  рекомендовал  вам  меня.
Хотелось бы знать, повлияло ли это на ваше решение... Да? Очень рад. Итак,
в десять часов.
   - Не подумайте, что я  вмешиваюсь,  -  с  тяжеловесной  иронией  сказал
инспектор, - но все-таки, что вы такое затеваете?
   - Как вы помните, в среду вечером около девяти часов, в то самое время,
когда Олни убили и перевезли мертвого в другое место, полковник говорил  с
Лондоном по телефону. Вы мне сами об этом сообщили. На этот разговор  я  и
ссылался.
   - Так я и понял.  Но  правда,  что  мистер  Такой-то  замолвил  за  вас
словечко?
   - Полковник Тарлингтон только что подтвердил это, - ответил я  с  самым
невозмутимым видом. - Скажите,  инспектор,  где  бы  мне  достать  немного
густой черной автомобильной смазки?
   - Сколько вам ее нужно и для чего?
   - Столько, сколько может поместиться в почтовом конверте, - сказал я  и
после того, как  он  приказал  дежурному  констеблю  достать  мне  смазки,
продолжал: - А для чего - не скажу. Чем меньше вы будете знать о некоторых
моих теперешних методах, тем  лучше.  Зато  вот  из  этого  вы,  наверное,
сумеете извлечь больше пользы, чем я. - Я подал ему окурок  честерфилдской
сигареты, поднятый в лавке Силби. - Запомните: он был найден вчера вечером
во дворе Белтон-Смитовского  завода,  а  бросил  его  тот  самый  субъект,
который хотел проникнуть на завод с целью диверсии. Правда, нашел  я  этот
окурок в другом месте, но ручаюсь, что его бросил Джо.
   Инспектор не выразил восторга, но  все  же  бережно  спрятал  окурок  в
конверт.
   - Еще что? - спросил он.
   - Ваш сержант Бойд сказал мне вчера, что лакей...  или  кто  он  там...
полковника Тарлингтона - вы его знаете? Его фамилия  Моррис  -  в  прошлую
войну был у полковника денщиком. Хорошо бы кто-нибудь просмотрел  полковые
списки и узнал все, что возможно, об этом Моррисе: куда он  девался  после
демобилизации и так далее. Эти сведения мне необходимы поскорее. Да и  для
вас это так же важно, как для меня, - сказал я многозначительно.
   - Вы думаете, тут какая-то хреновина? -  спросил  инспектор,  с  трудом
выбираясь из глубокого кресла.
   - Я могу только догадываться  о  значении  этого  слова.  Но  если  моя
догадка верна, то ответ будет утвердительный.
   Пока  я  ждал,  яростно  и  без  особого  удовольствия  пыхтя  трубкой,
инспектор - он был осторожен, но не медлителен - начал энергично  отдавать
распоряжения. Через некоторое время я посмотрел на часы. Я боялся, как  бы
Джо до нашего визита не ушел в "Трефовую даму", - мне важно было разыграть
подготовленную сцену именно у него в комнате.  Тут  меня  попросили  взять
трубку. Это Периго звонил из квартиры Дианы.
   -  Она  отправилась,  -  сказал  он  негромко,  -  а  я  остался.  Хочу
осмотреться - вдруг здесь есть что-нибудь,  не  предназначенное  для  глаз
глупцов, которым она не может доверять.
   Он хихикнул, и я понял, что он не теряет даром времени.
   Мы доехали в полицейской машине до Палмерстон-Плэйс, где жил Джо, и  не
подходили к дому N_27, пока не увидели торопливо выходившую  оттуда  Диану
Экстон. Когда она скрылась из виду, мы  вошли  и  спросили  Джо,  который,
видимо, слыл здесь важной персоной и занимал довольно большую неприбранную
комнату на втором этаже. Он был в пестром  халате  не  первой  свежести  и
вообще имел далеко не такой щеголеватый и опрятный  вид,  как  за  стойкой
бара. Я не заметил в нем никакого беспокойства. Он встретил нас с  улыбкой
на широком смуглом лице. И даже, увидев меня, не перестал улыбаться,  хотя
мой приход явно удивил  его.  В  комнате  было  много  книг.  Я  никак  не
предполагал, что Джо любитель чтения.
   Возможно,  инспектор  и  не  одобрял   подобного   способа   выполнения
возложенных на полицейского обязанностей, но роль  свою  он  с  первой  же
минуты играл блестяще.
   - Мистер Джо Болэт? - спросил он непринужденно, но весьма  внушительно.
- Так вот, мистер Болэт,  я  -  полицейский  инспектор  Хэмп.  С  мистером
Нейлэндом вы, кажется, знакомы. - Затем он сел и,  положив  шляпу  на  пол
возле стула, важно и несколько меланхолично уставился на Джо.
   - А в чем дело? - спросил Джо, которому это не понравилось. - Мне скоро
на работу идти, а я еще не одет.
   -  Вчера  вечером  была  совершена  попытка  проникнуть  на  территорию
авиазавода, - начал  инспектор  медленно,  отчеканивая  слова.  -  Провода
сигнализации частично были перерезаны. Сигнализация все же  сработала,  но
слишком поздно - схватить этого человека не удалось.  Однако  его  видели,
когда он бежал к воротам, и описали нам в общих чертах.
   - А я-то тут при чем? - спросил Джо.
   - Это мы и хотим выяснить. Один из свидетелей утверждает, что  бежавший
похож на вас. Он почти готов присягнуть, что это были вы. Кроме  того,  мы
нашли...  -  Инспектор  достал  конверт  и   извлек   оттуда   окурок.   -
Честерфилдская. Редкость у нас  в  Грэтли.  Их  нигде  не  купишь.  А  нам
случайно известно, что вы курите такие сигареты. Да вот,  кстати,  я  вижу
пачку на столе. Если даже  в  городе  и  найдутся  еще  два-три  человека,
которые курят честерфилдские, то вряд ли они  походки  на  вас.  С  другой
стороны, наверное, есть люди, которых при плохом освещении  можно  принять
за вас, но маловероятно, что они тоже курят честерфилдские  сигареты.  Так
что, я полагаю, мы вправе задать вам несколько вопросов. Например, где  вы
были вчера вечером, мистер Болэт?
   - Работал, как всегда, в "Трефовой даме".
   - И ушли оттуда ровно в половине одиннадцатого, -  сказал  инспектор  с
видом человека, которому все известно и который никогда не слыхал о  таких
вещах, как блеф. - Нас интересует как раз дальнейшее. Итак...
   - Я вернулся домой, - сказал Джо, все еще довольно уверенно.
   - Ага. - Тут инспектор вдруг вытянул громадный указательный палец. - Но
я слышал, что домой вы вернулись без четверти двенадцать, если не позже.
   Блеф подействовал. Джо,  вероятно,  подумал,  что  мы  уже  расспросили
кого-нибудь внизу, и вынужден был  сознаться,  что  вернулся  домой  около
двенадцати.
   Инспектор уселся так прочно, как будто собирался сидеть на  этом  стуле
не один час.
   - Нас интересует  именно  промежуток  времени  между  вашим  уходом  из
"Трефовой дамы" и возвращением домой. Но будьте точны,  мистер  Болэт.  Вы
себе не представляете, какое множество людей - иногда совершенно  невинных
- на этом спотыкается и запутывается. Нужно говорить о