ворить.  Я  решил
прийти ей на помощь.
   - Не вас ли я видел на этой неделе в "Ипподроме"? - начал я с  любезной
улыбкой.
   - Да, меня, - ответила она медленно и невнятно. - Я там выступаю.  Что,
понравилось?
   - Очень, - сказал я. - Все только о вас и  говорили.  Вы  знаете,  мисс
Экстон просила меня непременно чего-нибудь выпить,  так  что  я,  пожалуй,
составлю вам компанию.
   Я протянул руку  к  бутылке  бренди,  стоявшей  на  маленьком  столике.
Половину ее гости уже выпили, но что-то еще осталось в рюмках.
   - Разрешите,  сэр,  -  сказал  мужчина  почтительно.  Такое  поведение,
очевидно, входило в роль, которую он играл с первой минуты. Он щедро налил
мне бренди и бережно подал рюмку. Я сел, но он продолжал стоять.  Когда  я
вторгся в гостиную, Фифин полулежала в кресле.  Теперь  она  сидела  очень
прямо, на  самом  краешке.  Пригубив  бренди,  я  весело  и  вопросительно
посмотрел на нее, на него. Как я и ожидал, первым заговорил мужчина.
   -  Должен  вам  сказать,  сэр,  -   начал   он,   с   какой-то   особой
старательностью выговаривая  английские  слова,  -  что  я  служу  тут  по
соседству. Когда я был помоложе и еще не прихрамывал, как сейчас... это  у
меня после одного несчастного случая... я выступал в цирке и в варьете.  И
я был не только хорошо знаком с этой особой и ее родными -  они  все  были
артисты, как и я, - но и женат на ее старшей сестре.
   - Выходит, он ваш зять, - вставил я, обращаясь к Фифин, и  после  моего
дурацкого замечания она немного приободрилась и даже улыбнулась.
   - И вы понимаете,  -  продолжал  мужчина,  -  что  у  нас  есть  о  чем
поговорить. Но днем  я  занят  своими  обязанностями,  а  вечером  она  до
позднего часа в театре. Я не могу позвать ее в дом  моего  хозяина,  а  ей
неудобно принимать меня так поздно у себя.
   - Нет-нет, это никак невозможно!  -  воскликнула  Фифин  и  хотела  еще
что-то прибавить, но мужчина взглядом остановил ее.
   - Я иногда бываю здесь с поручениями от хозяина, - продолжал он, - и на
днях рассказал мисс Экстон о нашем затруднительном положении.
   - А она предложила вам встретиться здесь как-нибудь вечером,  когда  ее
не  будет  дома,  -  подхватил  я  и,   словно   восхищенный   собственной
догадливостью, прибавил: - А потом, видно, забыла...
   - Несомненно. Надеюсь, вы не сочтете нас бесцеремонными. - Он указал на
бутылки и сигареты. - Мисс Экстон очень добра и сама предложила нам...
   - Ну, конечно! Почему же нет? - Я поднес рюмку к губам. Мой  собеседник
снова бросил Фифин быстрый взгляд, и оба допили бренди.
   - Не убрать ли все со стола? - спросил он.
   - Нет, не беспокойтесь, - сказал я благодушно, давая им понять, что чем
скорее  они  уйдут,  тем  лучше.  Пока  они  одевались,  я  успел   хорошо
рассмотреть зятя Фифин. Лицо его совершенно не соответствовало тому, что и
как он говорил несколько минут назад. Это было  лицо  человека  жестокого,
решительного и бессовестного. А когда  он,  одергивая  пальто,  наклонился
немного вперед, на левой щеке, ярко освещенной сверху, неожиданно выступил
след шрама.
   Перед самым уходом Фифин вдруг сказала:
   - А я видела вас вчера вечером за кулисами.
   Голосом она владела хорошо, но во взгляде сквозило подозрение.
   - Знаю, что видели. Я заходил к Ларри, артисту вашей  труппы.  Это  мой
старый знакомый.
   - Он плохой комический актер.
   - Ужасный. Зря он пошел на сцену.
   - А я до сих пор жалею, что пришлось оставить сцену, -  сказал  человек
со шрамом. Сейчас, в широком темном  пальто  и  белом  шелковом  шарфе,  с
мягкой черной шляпой в руке, он действительно больше  походил  на  актера,
чем на лакея. - Ах, какая была жизнь!.. Вы объясните все мисс Экстон, сэр?
Благодарю вас. Спокойной ночи.
   Когда дверь внизу захлопнулась, я отнес их  рюмки  в  маленькую  кухню,
вымыл, вытер и убрал. Затем высыпал из  пепельницы  окурки,  расставил  по
местам кресла, выключил верхний  свет  и  расположился  так,  чтобы  Диана
подумала, будто я хорошо выпил, дожидаясь ее. Бутылка бренди, над  которой
гости основательно поработали, стояла на видном месте рядом с моей рюмкой.
Я решил не пить до прихода Дианы (да  и  настроение  у  меня  было  совсем
неподходящее) и, только когда  услышу  ее  шаги,  быстро  сделать  большой
глоток. Потом я закурил трубку и  стал  размышлять  -  главным  образом  о
только что ушедшем человеке. Более чем вероятно, что это именно тот,  кого
искал Одни, - человек со следом глубокого шрама на левой щеке,  о  котором
упоминалось в записной книжке. Возможно, сейчас он подстерегает  на  улице
Диану, чтобы сообщить ей о нашей встрече, но я  вовсе  не  собирался  идти
вниз и проверять это, даже если бы там и можно было что-нибудь увидеть.  Я
сделал другое: потушил лампу  и  открыл  окно,  чтобы  немного  проветрить
прокуренную комнату. Когда я опять закрыл окно, задернул занавеси и  зажег
лампу, было уже около половины двенадцатого.  Диана  обещала  вернуться  к
этому времени, а у меня сложилось  мнение,  что  в  подобных  случаях  она
хозяйка своего слова.
   В нашей работе бывают моменты, когда,  еще  не  имея  в  руках  никаких
прямых доказательств, чувствуешь близость развязки. Такой момент  наступил
сейчас. Чутье мне подсказывало, что пружина вот-вот начнет раскручиваться.
   Я думал, что у Дианы есть второй ключ от черного  хода,  но  оказалось,
что нет. Мне пришлось спуститься и открыть ей. По дороге я сделал  большой
глоток бренди, и, когда внизу  я  порывисто  поцеловал  Диану,  она  сразу
поняла, что я здорово выпил. А наверху сразу заметила, сколько осталось  в
бутылке, - ни от одной женщины такая вещь не укроется. Кроме того,  волосы
у меня были  немного  взъерошены,  а  спускаясь  по  лестнице,  я  нарочно
задерживал дыхание, чтобы лицо покраснело,  и  вообще  изображал  человека
пьяного, полусонного и в то же время возбужденного.
   - Ну, мой милый, - воскликнула обманутая всем этим Диана, - вы, я вижу,
без меня тут не скучали! - Она говорила легким,  шутливым  тоном,  который
сразу создает интимность. И я видел, что она чем-то страшно обрадована.
   Она ушла в спальню переодеться и, вернувшись, посмотрела на меня долгим
лучистым взглядом.
   - По-моему, вы пьяны, Хамфри.
   - Да нет же, Диана, клянусь богом!  -  воскликнул  я.  -  Просто  время
тянулось без вас ужасно долго, вот и все.
   Она подошла совсем близко.
   - Ну, в таком случае извините, - сказала она мягко. - И у меня для  вас
плохая новость,  Хамфри.  Сейчас  сюда  придет  еще  один  человек,  и,  к
сожалению, вам надо будет уйти одновременно с ним.
   - Ах, черт!.. - выругался я в притворном  отчаянии.  -  Но  послушайте,
Диана...
   - Ничего не поделаешь, - сказала она все тем же ласково-интимным тоном.
- Но впереди еще много вечеров... Конечно, если мы останемся друзьями...
   - Друзьями! - Надеюсь, что мой взгляд и голос были полны упрека.  Затем
я пустил в ход немного страсти, хриплый голос и все прочее, что полагается
в таких случаях. - О господи! Вы не знаете, что вы со мной делаете, Диана!
   - В самом деле? А может быть, и знаю.
   Может быть, она и знала. А может быть, и нет.
   Я обнял ее и стал целовать; она отвечала совершенно так же, как  вчера,
- умело, но бесстрастно. Я чувствовал себя учеником,  которому  дает  урок
первоклассная инструкторша.
   Наконец мы оторвались друг от друга; я налил себе еще бренди,  и  Диана
тоже немного выпила.
   - Я буду с вами откровенна, - сказала она. - А если уж я откровенна, то
до конца. В последнее время я мало целовалась с мужчинами, а я это  люблю.
Конечно, с подходящими...
   - Я подходящий, Диана, - засмеялся я.
   - Думаю, что в некоторых  отношениях  подходящий...  или  могли  бы  им
стать. - Она пристально посмотрела на меня. Я заметил - уже не впервые,  -
какие у нее  ясные  бледно-голубые  глаза  и  какой  холодный,  немигающий
взгляд. В этих глазах я не видел ни искры нежности - ее никогда не было  и
быть не могло, - а без нежности, и без ребячества, и без любви все то, что
происходит между мужчиной и женщиной, - только грязь и борьба. -  Но  я  в
трудном положении, мой друг, - продолжала Диана. -  Те  немногие  мужчины,
которых я знаю и которым доверяю,  в  любовники  не  годятся.  Мужчины  же
другого сорта не таковы, чтобы я могла им верить. А я возьму  в  любовники
только того, кому верю. Нет, не в обычном женском смысле... я совсем не  о
том...
   - Знаю, что не о том, Диана. Вы ведь не обычная женщина. Но о чем же? Я
заранее согласен на любые условия.
   - Мне нужен человек, который будет делиться со мной всем, - сказала она
холодно. - Если я буду задавать ему вопросы, я хочу, чтобы он  отвечал  на
них, не отговариваясь даже военной тайной. И, разумеется, чтобы он отвечал
только на мои вопросы и был очень осторожен. Мне показалось, что вы именно
такой человек, Хамфри.
   - И вы не ошиблись. Испытайте меня! - сказал я пылко.
   - Такому человеку я могу верить, - продолжала она, будто не слыша. -  И
для него я сделаю все, если буду убеждена, что и он все сделает для меня.
   Чтобы двинуть дело вперед, я сгреб ее в объятия. Она не сопротивлялась,
но и не отвечала на мои ласки.
   - Ради всего святого, довольно слов! Испытайте же меня! Ведь так  можно
человека с ума свести! Если вас волнует что-то, связанное с войной, то мое
отношение к этой войне вам  известно.  Ну,  поцелуйте  меня  еще  разок  и
скажите, что вы хотите знать.
   Она послушно поцеловала меня, но тут внизу зажужжал звонок.
   - Это он, - сказала Диана, высвобождаясь. - Жаль, что  не  вовремя,  но
мне он очень нужен. И если вы докажете, что я могу вам верить...  тогда  у
нас будут и другие вечера... - Она вышла.
   Когда она объявила, что ожидает еще кого-то, я стал  гадать  про  себя,
кто бы это мог быть. Держал пари сам с собой -  и  позорно  проиграл.  Ибо
меньше всего я ожидал увидеть мистера Периго. А  между  тем  это  оказался
именно он, весь расплывшийся в фальшивой фарфоровой улыбке  и  похожий  на
маленького аллигатора с разинутой бело-розовой пастью.
   - Моя дорогая! - воскликнул он, войдя и увидев меня. -  Я  удивлен,  но
очень рад, искренно рад. Право, это для меня полная  неожиданность.  Хотя,
впрочем, не знаю почему, - ведь вы уже не раз высказывали весьма  разумные
и ободряющие суждения об этой бессмысленной войне,  которую  мы  стараемся
выиграть для русских и американцев.  Как  поживаете,  мой  милый  Нейлэнд?
Правда ли, что вы собираетесь делать  что-то  великое  и  ответственное  у
Чартерса?
   - Мне предложено  явиться  на  будущей  неделе,  -  ответил  я.  -  Но,
разумеется, еще не известно, что из этого выйдет.
   - Они вас возьмут, - сказала Диана уверенно. -  Но  просите  не  больше
восьмисот пятидесяти фунтов в год с возможной прибавкой через полгода.
   - Вы слышите?  -  закричал  мистер  Периго,  осыпая  нас  искрами,  как
коварное  огненное  колесо  во  время  фейерверка.  -  Вот  очаровательная
женщина, которая не желает быть только  украшением  жизни,  которая  умеет
быть полезной в этом нелепом мире и понимает, что  жалованье  в  восемьсот
пятьдесят фунтов может быть повышено тем или иным способом.
   - Тем или иным, -  повторила  Диана.  Затем,  взглядом  приглашая  меня
ответить, сказала спокойно:
   - Вот мистер Периго спрашивает, начали у Чартерса выпуск эмберсоновских
зенитных орудий или нет?
   - А как же! - ответил я, не задумываясь.  -  Сделали  штук  десять,  но
приостановили производство, потому что взяли не те рамы затвора. И,  кроме
того, рабочие жалуются на вредные испарения.
   - Как интересно! - воскликнул мистер Периго. - Но неужели они вам  сами
все это рассказали?
   - Нет. Меня водили по всем цехам, а я имею привычку держать глаза и уши
открытыми.
   Я был шумно хвастлив, но не переигрывал. И Диана посмотрела на  Периго,
как бы спрашивая: "Ну что, разве я вам не говорила?"
   - Это хорошо, - сказал он и, отвечая на взгляд Дианы,  добавил:  -  Нет
надобности объяснять вам, дорогая, что у Чартерса нам нужен только  он,  и
никто другой.
   -  Безусловно,  -  спокойно  отозвалась  Диана.  -  Но  у  Чартерса  он
проработает недолго...
   - Если вы имеете в  виду  Белтон-Смитовский  завод,  Диана,  то  я  уже
совался туда, но они на меня даже не взглянули.
   - Это потому, что вы пришли с улицы, - возразила она.  -  А  стоит  вам
поработать  несколько  недель  у   Чартерса,   найдется   вакансия   и   у
Белтон-Смита, и мы легко устроим вас туда.
   - Вы слышите? - прокричал мне мистер Периго и тут  же  переключился  на
Диану: - Вы, конечно, правы. Что значит  интуиция  умной  женщины!  Ну,  а
теперь...
   Но она остановила его и произнесла резко-повелительным тоном:
   - Нет.  На  сегодня  хватит.  Мы  достаточно  высказались.  Прежде  чем
говорить остальное,  нужно  испытать  человека.  -  Все  это,  разумеется,
предназначалось  для  мистера  Периго,  а  не  для  меня,  но  потом   она
повернулась ко мне, выжала улыбку и сказала:  -  Я  завтра  не  выхожу  из
магазина, но по субботам у нас во второй половине дня почти  всегда  полно
народу, так что зайдите лучше с утра. -  И,  приняв  величественную  позу,
обратилась к нам обоим: - До чего глупы эти  люди!  -  воскликнула  она  с
несвойственным ей жаром и даже раскраснелась -  впервые  за  время  нашего
знакомства. - И они рассчитывают сохранить власть! Мир не позволит,  чтобы
им управляли идиоты. У нас - настоящие вожди, у нас  -  преданность  делу,
смелость, у нас - ум. А у них что, у этих жалких кретинов?
   Речь эта сильно отдавала театральностью, но Диана искренно верила в то,
что говорила. Я замечал, что очень многие  ее  единомышленники  становятся
напыщенными  и  неестественными  именно  тогда,  когда  высказывают   свои
подлинные взгляды и чувства. Все они одинаковы,  эти  одураченные  фюрером
люди: где-то в глубине их сознания всегда происходит  грандиозное  оперное
представление с ними и  Адольфом  в  главных  ролях.  Стоя  перед  нами  с
царственным видом, Диана Экстон, вероятно,  слышала  в  своем  воображении
скрипки и барабаны громадного оркестра.
   Мистер Периго посмотрел на меня, я - на него. И  пока  Диана  стояла  и
слушала воображаемый  оркестр,  каждый  из  нас  прочел  правду  в  глазах
другого. Я вынул сигарету и свою зажигалку особого назначения.
   - Не горит, - сказал я, встряхивая ее. - Нет ли у вас огонька?
   Он с быстротой молнии достал из кармана точь-в-точь такую же зажигалку.
   - Я бы отдал вам свою, - сказал он, поднося ее к моей  сигарете,  -  но
это подарок старого приятеля.
   - Спасибо, не беспокойтесь. Я завтра же приведу свою в порядок.
   Все было ясно, как день. Мы посмотрели на Диану, не  совсем  очнувшуюся
от блаженных грез о господстве нацистских умов над миром,  и  пожелали  ей
доброй ночи. Она все еще была настроена на высокий лад, и я порадовался  в
душе, что не нужно оставаться с нею. Диана вернулась на грешную землю  как
раз вовремя: мы уже спускались по лестнице. У двери она очень нежно пожала
мне руку, и мы с Периго выскользнули на улицу.
   Первые минуты мы оба молчали,  хотя  нам  было  о  чем  поговорить.  Мы
понимали, что, быть может, кто-нибудь  бродит  тут  во  мраке,  дожидаясь,
чтобы мы вышли от Дианы. Поэтому мы добирались до площади молча. Было  уже
за полночь, и сказать, что город казался спящим,  значило  бы  не  воздать
должного месту и времени. Город  просто-напросто  куда-то  провалился.  Не
было никакого Грэтли. Мы ползали в огромной  неведомой  пещере,  и  только
кружки слабого фосфоресцирующего света освещали нам путь. Когда по площади
кряхтя проезжал грузовик, казалось, что  он  свалился  сюда  из  какого-то
другого мира. Снова мне чудилось, что я с завязанными глазами странствую в
аду.
   - Куда мы пойдем, Нейлэнд? -  спросил  Периго  -  голос  во  мраке,  не
больше.
   - Можем пойти ко мне. Но, если вы не возражаете, я бы  хотел  заглянуть
по дороге в полицейское управление. Инспектору Хэмпу обо мне все  известно
- он до некоторой степени помогал мне в работе, - и мне надо  сказать  ему
пару слов, а если мы его не застанем, все равно, я позвоню по телефону.
   - Обо мне там не знают, - сказал Периго. - Но  если  и  узнают  сейчас,
пускай. Не имеет значения.
   - Никакого, - согласился я и объяснил ему, как убийство Олни  столкнуло
меня с Хэмпом. Периго ничего не знал об Олни. Пока я рассказывал  ему  всю
историю,  мы  успели  добраться  до  городской  площади,  где   помещалось
полицейское управление, и я стал искать боковую дверь, которая открыта всю
ночь. Войдя внутрь,  я,  к  своему  удовольствию,  убедился,  что  дежурит
сегодня констебль, который не раз видел меня у инспектора. Он сказал,  что
начальник скоро вернется (насколько я понял, инспектора вызвали  на  место
какого-то происшествия) и что мы можем подождать в  комнате  рядом  с  его
кабинетом.
   Комната,  освещенная  резким  светом  двух  ламп  без  абажуров,   была
пропитана смешанным запахом карболки и застоявшегося табачного дыма. Огонь
в камине погас. Мы с Периго сидели на двух маленьких - по крайней мере для
полицейского - стульях и зевали. Периго выглядел столетним  старцем,  а  я
чувствовал себя семидесятилетним. Он признался, что очень устал.
   - С этим проклятым делом столько приходится бегать и болтать, -  сказал
он, - что к концу  дня  я  совершенно  выдыхаюсь.  В  следующий  раз  буду
разыгрывать  немощного,  больного  старика,  чтобы  все   приходили   меня
навещать. Только  никто,  конечно,  не  придет!  Но  изображать  человека,
который постоянно развлекается и  развлекает  других,  без  преувеличения,
вредно для здоровья. Если так называемые социальные паразиты  ведут  такую
жизнь, им нелегко достается пропитание. К счастью, прежнее занятие научило
меня обходительности со всякого рода невыносимыми людьми. Знаете, Нейлэнд,
ведь у меня был антикварный магазин.
   - Знаю, - усмехнулся я. - Я сразу же навел о вас справки.
   - Я просто по собственному желанию ушел на покой. Хотел писать... Потом
решил, что должна же и для меня найтись какая-нибудь оборонная  работа.  И
мой племянник,  который  работает  в  военной  разведке,  посоветовал  мне
заняться борьбой со  шпионажем.  Должен  вам  сказать,  что,  несмотря  на
множество всяких "но", я все же этим делом увлекаюсь. А с вами как было?
   Я вкратце рассказал. Потом спросил, как ему удалось  мгновенно  убедить
Диану Экстон, что он работает на нацистов.
   - Вы знаете, какой у них сейчас условный знак?
   - Нет. Мне, разумеется, известны некоторые прежние их знаки,  -  сказал
я. - Но я догадывался, что они  уже  изменены,  и  это  тормозило  работу.
Правда, на сей раз мне не понадобилось притворяться, что  я  принадлежу  к
"посвященным", потому что я разыгрываю  недовольного  обывателя,  канадца,
которому, в сущности, наплевать на  войну,  и  поэтому  его  можно  купить
или... - Я ухмыльнулся. - Или соблазнить.
   - Я действовал приблизительно в том же духе, только соблазнять меня уже
вряд ли кому придет в голову, - сказал Периго. - Впрочем, я  даже  в  этом
отношении, как вы могли заметить, позаботился  о  небольшой  приманке,  на
которую очень охотно клюют нацисты. Поверьте, Нейлэнд, никогда я раньше не
имел привычки румяниться,  жеманно  шепелявить,  вообще  вести  себя,  как
старый педик... Да, так я хотел сказать о знаке. Сегодня  утром  я  был  в
Лондоне и узнал их новый знак и пароль. Сейчас покажу вам. - Он положил на
мое запястье указательный и средний пальцы своей правой  руки,  растопырив
их буквой "V". - Затем вы говорите: "V" означает "Victory" - победа, и  не
с маленькой буквы, а с большой". Это пароль. Поняли? Тогда второй  великий
умник кладет указательный палец левой  руки  поперек  этих  двух  поднятых
пальцев,  так  что  "V"  превращается  в  опрокинутое  "А",  и   изрекает:
"Прекрасно. Я это запомню". Что вы скажете, а? Боже мой, в каком идиотском
мире мы живем! И подумать только, что миллионы жизней зависят от таких вот
штучек! Но ничего не поделае