ого полка.
   - Правильно.  Я  вижу,  вы  говорили  с  ним.  Чудаковат,  конечно,  на
англичанина не похож. Совсем другой тип.
   - Полковник, - сказал я, отчеканивая слова, - ваш денщик  Ллойд  Моррис
умер три года тому назад в Кардифском лазарете.
   - Что вы несете, Нейлэнд? - Видно было, что он не  возмущен,  а  только
притворяется возмущенным. Я следил  за  выражением  его  глаз.  Предстояла
нелегкая борьба, а я чувствовал себя премерзко - у меня начиналось  что-то
вроде бреда, и плечо болело не на шутку. - Не спорю,  что  какой-то  Ллойд
Моррис мог умереть в Кардифском лазарете, может быть,  их  умерло  даже  с
полдюжины, но этот Моррис жив и здоров. Черт возьми, мне ли не  знать  имя
моего собственного слуги!
   - Вы, конечно, знаете его имя. Его зовут Феликс Родель.
   Удар был серьезный, но полковник не растерялся.
   - Слушайте, Нейлэнд, вы мелете чепуху, и вид у вас неважнецкий. Если  у
вас ко мне дело, выкладывайте поскорее, а потом сразу идите и  ложитесь  в
постель. Наверное, это грипп. Он может дать высокую температуру.
   - Может. Но  имя  вашего  слуги,  полковник,  все-таки  Феликс  Родель.
Заслуженный член нацистской партии.  Занимается  в  Англии  шпионажем.  Вы
переименовали его в Морриса.
   Я услышал какой-то  звук;  полковник,  вероятно,  тоже  слышал,  но  не
обратил внимания. Он вдруг  начал  кричать  на  меня,  словно  в  приступе
безумного  гнева  -  точь-в-точь  полковник  Блимп  [комический   персонаж
популярных в 1930-е годы карикатур  Дэвида  Лоу,  воинствующий  мещанин  и
реакционер, олицетворение  косности  и  шовинизма]  на  всех  парах,  -  в
действительности же под этой багровеющей маской оставался хладнокровным  и
осторожным.
   - Господи помилуй, Нейлэнд, вы совсем спятили! Явиться ко мне  и  нести
такой вздор! Да вы понимаете, что, будь у меня свидетели, я мог был подать
на вас в суд за клевету. И подал бы, честное слово! Да если бы  кто-нибудь
слышал...
   В этот момент появился свидетель, которого  ему  не  хватало.  Раздался
легкий стук в дверь, и вошла Маргарет Бауэрнштерн.
   - Простите, - обратилась она к полковнику, - мне никто не открывал, а я
так беспокоюсь,  что  решила  войти  без  приглашения.  -  Она  пристально
посмотрела на меня и нахмурилась. - Что случилось?
   Я покачал головой.
   - Потом объясню.
   - Где Отто? Мне вдруг стало так страшно за него, что я сама отправилась
сюда. Где он?
   - Сядьте, - сказал я. - И крепитесь, Маргарет.
   Полковник Тарлингтон шагнул к нам.
   - В чем дело? - начал он, но я перебил его.
   - Вы тоже сядьте, полковник.  Вот  вам  и  свидетель,  так  что  все  в
порядке. - Я повернулся к Маргарет, которая сидела на  краешке  стула,  не
сводя с меня широко раскрытых глаз. - Мне  очень  жаль,  Маргарет...  Отто
умер. Его ранил Родель, тот нацист, которого он  искал.  Потом  Отто  убил
Роделя и умер сам. Он спас мне жизнь.
   Она побледнела и застыла.
   - А с вами что?
   - Ничего, обойдется. Надо кончать. Не уходите.
   Она кивнула. Я обратился к  полковнику,  который  перестал  бушевать  и
сидел молча, холодный, бдительный, непреклонный. Нужно было атаковать  его
до тех пор, пока он не сдастся, а я не чувствовал в себе  достаточно  сил.
Но я знал, что все должно быть закончено здесь и сейчас.
   - Бесполезно, полковник, - начал  я.  -  Игра  проиграна.  Если  вы  не
захотите слушать сейчас, услышите скоро на суде. Родель  лежит  мертвый  в
вашей конюшне, где он  устроил  себе  мастерскую.  Джо  арестован  и  всех
выдает. Диане Экстон дали уехать в Лондон только для того,  чтобы  накрыть
ее там вместе с сообщниками.
   - Все это очень интересно, - сказал Тарлингтон. - Но при чем тут я?
   - Вы же сами говорили всем, что у вас служит ваш бывший денщик  Моррис,
а на самом деле  это  был  нацист  Родель.  Но  это  еще  далеко  не  все,
полковник. Возьмем хотя бы вашу приятельницу Диану Экстон...
   - Если вы говорите о женщине, которая открыла здесь  лавку,  -  перебил
он, - то меня с ней недавно познакомили, и она раза  два  звонила  мне  по
разным мелким делам...
   - Например, по поводу места для меня на заводе Чартерса.
   - Почему же нет? Но я этой женщины не знаю.  Я  с  ней  пяти  минут  не
провел наедине, и никогда не  заходил  в  ее  лавку.  Попробуйте  доказать
обратное!
   - Вам незачем было ходить к ней в лавку, - сказал  я.  -  Когда  у  нее
бывали сообщения для вас, она их помещала  в  витрине.  Все  было  отлично
продумано, и команда подобралась что надо. Во-первых, вы, местное светило,
член правления Электрической компании; затем Родель,  главный  организатор
заговора, втянувший всех вас еще в Америке; здесь он удобно устроился  под
видом вашего слуги. Затем Диана с ее "Магазином подарков" - ну кому пришло
бы в голову подозревать хозяйку  такого  магазина?  И  наконец  Джо,  душа
всякого общества, собравшегося в баре "Трефовой дамы", где выпивка  быстро
развязывала языки молодых летчиков и армейцев.  А  что  касается  передачи
новых инструкций, то способов хватало. На этой неделе, например, акробатка
Фифин превратила сцену "Ипподрома" в почтовое отделение. Вы скажете, что в
глаза не видели этой женщины. Я знаю. В этом и не  было  надобности.  Зато
Родель, который слишком осмелел и стал неосторожен, не мог отказать себе в
удовольствии выпить со старой приятельницей.
   - Я слушаю вас очень внимательно, Нейлэнд, - сухо сказал  полковник.  -
Но просто не понимаю, какое я ко всей этой чепухе имею отношение.
   - Потом сегодня утром я вас ловко  поймал,  полковник,  -  продолжал  я
насмешливо. - Помните, я  сказал,  что,  по  моим  сведениям,  Скорсон  из
министерства снабжения, беседуя  с  вами  по  телефону  в  среду  вечером,
рекомендовал вам меня? А вы подтвердили и добавили, что  это  повлияло  на
ваше решение. Но...
   Я сделал умышленную паузу, и он попался на удочку.
   - Подумаешь - "поймал"! - сказал он пренебрежительно.  -  Вы  были  так
довольны тем, что Скорсон будто бы рекомендовал вас, что я не  стал  этого
отрицать. Самая обыкновенная вежливость. Что тут такого?
   - Этого  достаточно,  чтобы  вас  повесить,  Тарлингтон,  -  сказал  я,
отбросив насмешливый тон, который уже сослужил мне  службу.  -  А  если  я
скажу вам, что Скорсон действительно рекомендовал  меня  в  среду,  -  что
тогда? Совершенно очевидно, что это не вы говорили с ним  по  телефону,  и
вот почему. В тот вечер к  вам  пришел  Олни,  сотрудник  особого  отдела,
посланный на завод Белтон-Смита под видом мастера. Пришел он будто  бы  по
поводу вашего выступления на митинге в заводской столовой, а на самом деле
потому, что он начал подозревать вас. Он узнал что-то о  Роделе...  в  его
записной книжке несколько раз упомянут человек со шрамом...  но  не  знал,
что Родель живет у вас в доме. Не доверяя Олни, вы постарались,  чтобы  он
не встретился с Роделем. Они не знали друг друга в лицо. Как  только  Олни
ушел, вы решили, что ему слишком многое известно и что его надо убить.  Но
Родель тут не годился - ведь он никогда  не  видел  Олни.  Оставалось  вам
самому догнать Олни и сделать это. А между  тем  без  четверти  девять  вы
ждали звонка Скорсона. И вот вы поручили Роделю поговорить по  телефону  -
на таком расстоянии самое грубое  подражание  сойдет  за  вас  голос.  Это
давало вам не только возможность уйти из дому, но и надежное  алиби...  Но
вы  допустили  несколько  промахов,  полковник.  Вам  не  удалось  убедить
полицию, что Олни сбили именно в той части города, где вы оставили труп. А
главное, когда вы его втаскивали в машину неподалеку от  "Трефовой  дамы",
вы не знали, что в последнюю минуту бедный Олни выбросил из  кармана  свою
записную книжку. Полиция нашла ее, и  я  внимательно  просмотрел  все  его
заметки. Олни был очень умный и опытный работник. Нетрудно  догадаться,  -
сказал я, глядя в глаза Тарлингтону, ибо это был мой главный трюк,  -  что
вам в них отведено видное место.
   Полковник усиленно размышлял, но не говорил ни слова. Из  раны  у  меня
снова потекла кровь, голова кружилась, в ушах гудело. Но нельзя было  дать
ему опомниться.
   - Что касается  зажигалки,  которую  вы  нашли  у  Олни  в  кармане,  -
продолжал я, - то первая ваша  догадка  была  правильна.  Это  не  простая
зажигалка, такой вы не купите  нигде.  -  Я  показал  ему  мою.  -  Каждый
сотрудник контрразведки, в каком бы отделе он ни работал,  получает  такую
зажигалку и выучивает условные вопросы и ответы. Я знал, что у  Олни  есть
такая зажигалка, потому что в среду днем мы по ним  опознали  друг  друга.
Инстинкт вам подсказывал, что она была у Олни неспроста: такой зажигалки у
заводского мастера не увидишь. Позже, в тот же  вечер,  вы  встретились  с
Джо; к тому времени вы  уже  рассмотрели  ее  и  решили,  что  это  просто
красивая безделушка. Держать ее у себя  вам  не  хотелось,  поскольку  она
принадлежала Олни, и вы подарили ее Джо. А Джо,  -  добавил  я  сурово,  -
арестован сейчас по обвинению в убийстве. Он сознался во  всем.  Он  выдал
всех.
   У меня вдруг потемнело в глазах. Я слышал крик Маргарет. Потом  увидел,
что она склонилась надо мной.
   - Нет-нет, не мешайте мне  еще  минуты  две,  -  сказал  я  ей,  собрав
последние силы. - Родель ранил меня в плечо, и сейчас кровь опять потекла,
но я доведу это до конца. Сядьте, Маргарет! Ну, пожалуйста!
   Она не села, а осталась стоять возле меня. Я посмотрел  на  полковника,
который сидел, как окаменелый.
   - Я не пришел бы сюда в таком состоянии, чтобы  сказать  вам  все  это,
если бы дело не было раскрыто и все главные улики не были в руках полиции.
Я пришел потому, что  люблю  сам  заканчивать  свою  работу.  Своего  рода
тщеславие, если хотите. Такой уж у  меня  недостаток.  А  ваш  недостаток,
Тарлингтон, это - спесь. Вы всегда помните,  что  вы  -  привилегированная
особа, ничего общего не имеющая с чернью, и вы хотите какой  угодно  ценой
сохранить свои привилегии. Вы ненавидите  демократию  и  все,  что  с  ней
связано. Ваше упрямство, дерзкое высокомерие, любовь к власти и самомнение
мешают вам примириться с нею. Когда Гесс прилетел в Англию, он рассчитывал
именно  на  таких,  как  вы.  На  то,  что  вы   настроены   прогермански,
антипатриотичны в обычном смысле слова. Прошлая война,  по-вашему,  велась
исключительно в национальных  интересах,  и,  вероятно,  тогда  вы  честно
воевали. Но эта война, совсем другая, вам не по душе.  Я  слышал  на  днях
вашу речь. Вы, как и все вам подобные, уговаривали народ знать свое место,
воевать, и трудиться, и страдать, чтобы поддержать то, во что он больше не
верит. И каждое ваше слово - еще одна пушка или бич в руках Гитлера и  его
шайки. Но вы несколько умнее и бессовестнее большинства себе  подобных,  и
вы поняли: чтобы сохранить все, что  вы  хотите  сохранить,  нужно,  чтобы
народ не выиграл эту войну, а фашизм не проиграл  ее.  И  нацисты  убедили
вас, что только их победа даст вам ту Англию, о какой вы  всегда  мечтали,
то есть вы с кучкой избранных подниметесь  на  вершину,  а  простой  народ
навеки останется в прежнем  положении.  И  вы  пошли  по  извечной  кривой
дорожке... покатились по наклонной  плоскости...  болезненное  честолюбие,
спесь...   ложь...   предательство...   убийства...   и   вы    проиграли,
Тарлингтон... проиграли... и  если  вы  не  хотите...  остаться  в  памяти
всех... английским квислингом... то у вас один выход... только один...
   Я не  мог  больше  выговорить  ни  слова:  вся  комната  содрогалась  и
пульсировала, как мое плечо; ослепительные вспышки света сменялись  черным
мраком... Но, к счастью,  мне  уже  не  надо  было  ничего  говорить.  Без
удивления, словно во сне, я увидел, что дверь отворилась и проем заполнила
массивная фигура инспектора Хэмпа. Я сознавал даже в ту  минуту,  что  его
приход окончательно решит дело.
   - Хорошо, инспектор, - услышал я голос полковника. - Погодите  минутку.
- И он вышел в соседнюю комнату.
   Прежде, чем кто-либо из нас успел шевельнуться, раздался выстрел.
   Говорят, что я сказал: "Что же, другого выхода у него не  было".  Но  я
этого не помню. Я потерял сознание.



10

   Следующие три дня я провел  в  доме  Маргарет,  постоянно  переходя  от
вспышек температуры к  вспышкам  раздражения.  Когда  падала  температура,
усиливалось раздражение. Происходило это отчасти  из-за  того,  что  я  не
желал лежать в постели. Но  виновата  тут  была  и  приставленная  ко  мне
сиделка.  Эта  ширококостая,  рыжеволосая  особа  со  множеством  зубов  и
веснушек обращалась со мной, как с балованным  ребенком  лет  десяти.  Она
безжалостно  читала  мне  вслух  веселые  детские  сказки.  Она   пыталась
запретить мне курение, но в этой битве я победил. Зато она при  содействии
Маргарет не допускала ко мне никого из посетителей,  приходивших  повидать
меня и занять взрослым разговором.
   И еще одно злило меня: Маргарет была теперь только врачом, а  я  только
больным. Со стороны можно было подумать, что мы с нею вообще незнакомы. По
временам, когда температура поднималась, мне начинало  казаться,  что  все
случившееся  в  Грэтли  -  сон,  что  я  никогда  раньше  не   видел   эту
женщину-врача со строгим лицом и блестящими глазами, что меня  упрятали  в
какую-то лечебницу и я  просто  брежу.  А  когда  температура  падала,  я,
конечно, рвал и метал, и тогда это рыжее  чудовище  уговаривало  меня  "не
капризничать".
   Но вот на четвертый день, в среду, сиделка объявила  мне,  что  уходит.
Она полагала, что я еще нуждаюсь в ее услугах, но ее  ждал  другой,  более
тяжелый больной. В середине дня я весьма учтиво с нею простился. Маргарет,
как всегда в это время, ездила по больным. Лучше бы она вернулась, подумал
я; но до чего спокойно без сиделки! Я мирно задремал. Когда я проснулся, в
комнате уже горел свет, шторы были опущены, а за столом пили чай инспектор
и  Периго,  настоящая  комическая  пара  -  один  огромный,  тяжеловесный,
неторопливый, другой щуплый, живой, эксцентричный. Я им очень обрадовался.
   - А ведь мы каждый день приходили сюда, Нейлэнд, - сказал инспектор.  -
Но нас к вам не пускали.
   - Знаю, - проворчал я. - Идиотство! Это все сиделка.
   - Нет, нас не пускала доктор Бауэрнштерн, - возразил Хэмп. - Нельзя - и
до свидания. Правда, Периго?
   - Да, она была  тверда  и  непреклонна,  -  подтвердил  Периго.  -  Раз
налетела на меня, как фурия. Дама с характером...
   - Сам убедился, - проворчал я.  -  Ходит  тут  взад-вперед  с  каменным
лицом. И молчит. Впрочем, если бы она затеяла разговор, я бы не знал,  что
сказать. Ну, рассказывайте поскорее, какие новости на свете?
   - Звонил вашему начальнику Оствику, - ухмыльнулся Периго, -  и  сказал,
что вам надоело ловить шпионов. Он, естественно, ответил, что они не могут
отпустить такого ценного работника.
   - А ведь он прав, - заметил инспектор. - Взять  хотя  бы  это  дело.  И
самое забавное... хотя забавного тут, честно говоря, мало... что  будь  вы
обучены нашему полицейскому ремеслу, у вас бы ни черта не вышло:  улики-то
были плохонькие. Что, разве не так?
   - Плохонькие? Да, в сущности, прямых  улик  вообще  не  было.  То  есть
таких, как вам надо. Зато  было  множество  улик  психологических.  И  это
привело нас к цели. Остальное  -  удача  и  решительность.  А  что  же  вы
ответили Оствику, Периго?
   - Повторил слово в слово то, что вы сказали мне. Тогда он  обещал,  что
вам дадут длительный отпуск, чтобы вы могли отдохнуть...
   - Отдохнуть! Кто это может отдыхать, когда такое творится!  Да  и  куда
уедешь?
   - Вы могли бы поехать следом за миссис Джесмонд, - сказал Периго.  -  Я
слышал, что она собирается в путь.
   - Я этой женщиной не очарован, как вы, Периго. И даже видеть ее  больше
не желаю...  хотя  с  удовольствием  посмотрел  бы,  как  она  за  стойкой
разливает какао рабочим ночной  смены.  А  Оствику  передайте,  что  я  не
намерен отдыхать. Я хочу работать, но по своей специальности. А  может  он
помешать моему назначению в инженерные войска?
   - Может и непременно помешает, - сказал Периго. - Кстати, не  староваты
ли вы для фронта, Нейлэнд?
   - Староват! - завопил я, уничтожив его взглядом.  -  О,  господи!  Если
меня держат в  постели,  это  еще  не  значит...  Завтра  же  встану,  вот
увидите... Староват! Да как вы...
   Тут вошла Маргарет, на сей раз без "докторской" мины. Это не для  меня,
а для гостей, подумал я; и все равно приятно было снова увидеть ее такой.
   - Не надо так кричать, - сказала она мне, но  не  как  врач,  а  просто
по-человечески.
   - Он сегодня очень сердитый, - доложил Периго,  выставляя  напоказ  всю
свою коллекцию фарфора. - И говорит, что вы ходите тут  взад  и  вперед  с
каменным лицом.
   - На данной стадии болезни это обычное  явление,  -  сказал  инспектор,
неожиданно выступая в роли медицинского авторитета.
   Маргарет, посмеиваясь, кивнула.
   - Мы всегда к этому готовы.
   - Перестаньте говорить обо мне как о слабоумном, - вспылил я. - Если  я
раздражен, это объясняется вовсе не  физическим  состоянием.  Я  прекрасно
себя чувствую. И завтра встану.
   - Нет, не встанете, - отрезала Маргарет.
   - Встану, вот увидите. Разумеется, я очень благодарен за уход и  заботу
и надеюсь, что я не слишком вас замучил. Но повторяю: если я раздражен...
   - Почему "если".
   - Ну да, я раздражен. Но это из-за того, что... это из-за старого паука
Оствика, из-за ловли шпионов, из-за  этой  проклятой  дыры  Грэтли,  из-за
того, что мы воюем как последние кретины и обманываем  людей,  которые  на
нас надеются. Это из-за того, что... из-за того, что  мне  нужно  заняться
делом!..
   - Вам нужно хорошенько отдохнуть, - снова отрезала Маргарет.
   Периго встал, поглядывая на нас слишком уж лукаво, и сказал:
   - Кое-чем я могу вам в этом деле помочь,  Нейлэнд.  После  разговора  с
Оствиком я уже нажал на некоторые пружины.
   - Спасибо. Приходите завтра, хорошо? Вы мне  расскажете  все  о  Диане,
Фифин и остальных.
   Инспектор положил  мне  на  плечо  руку,  которая  весила  больше,  чем
недельный мясной паек целой семьи.
   - Дружище, - начал он вдруг ни с того ни с сего, - слушайтесь  доктора!
Конечно, у вас своя голова на плечах... вы тут  такие  узлы  развязали,  с
которыми мне бы и до рождества не справиться... но здравого смысла  у  нее
гораздо больше... Между прочим, если вам чего-нибудь хочется, так скажите,
мы принесем.
   Мне хотелось тысячи вещей, но принести их они вряд ли  могли.  Маргарет
ушла вместе с ними; времени до ее возвращения было  много,  и  я  собрался
спокойно поразмыслить о своих  делах.  Но  вместо  того,  чтобы  логически
разобраться во всем, я  стал  грезить  о  прекрасной,  далекой,  неведомой
стране, где дышится легко, где ярко светит солнце. Я усердно работал  там,
строил, создавал то, что облегчает жизнь тысячам простых людей  делает  ее
полнее и счастливее. И со мной была Маргарет, тоже занятая своим делом все
дни напролет, а вечерами мы отдыхали в тишине и прохладе и  разговаривали.
Очнувшись от грез, я увидел, что она сидит у моего  изголовья  и  серьезно
смотрит на меня.
   - О чем вы думали?
   - Люди здравомыслящие о таких вещах  не  думают,  -  сказал  я.  -  Но,
впрочем, могу вам рассказать. -  И  я  рассказал  -  гораздо  подробнее  и
красочнее, чем сейчас рассказывал вам.
   Она смотрела на меня ласковыми блестящими глазами, лицо ее смягчилось и
стало еще лучше.
   - Все это мне понятно, - сказала она. - Но почему я оказалась там?
   - А вы забудьте это, - отозвался я, глядя куда-то в угол.
   - С какой стати? -  спросила  она  и,  помолчав,  прибавила:  -  Должна
предупредить, теперь я знаю о вас гораздо больше, чем  в  субботу.  Мистер
Периго и инспектор рассказывали мне о вас.
   - Они обо мне много знают, - возразил я. -  Да  и  знать-то  нечего,  в
сущности говоря.
   - Я узнала достаточно, чтобы понять, отчего вы такой...  "кислый",  как
вы это называете. Я тоже кислятина.
   - Вы такая же кислятина, как... как пат