в Грэтли не было так  хорошо  -
отчасти потому, что я чувствовал симпатию  к  этому  великану,  а  главное
потому, что мог, наконец, поговорить откровенно о деле,  не  притворяться,
не играть роль. Не забывайте, что хоть я был сыщиком с двухлетним стажем и
знал все профессиональные  хитрости  и  уловки,  для  себя  я  по-прежнему
оставался инженером-строителем, который просто выполняет  такую  оборонную
работу. По этим или другим причинам, но в тот вечер у меня было  легко  на
душе.
   - Я обещал вам его записную книжку, - сказал инспектор, извлекая ее  из
кармана. - Вот она. Вам, наверное, надо заняться ею уже после того, как  я
уйду.
   - Спасибо, я так и сделаю. А у меня тоже найдется для вас кое-что. -  Я
дал ему бумажку с номерами телефонов, списанными в уборной Фифин. -  Здесь
нет  телефонной  книги,  а  кому-нибудь  из  ваших  людей  нетрудно  будет
выяснить, чьи это телефоны.
   Инспектор бегло просмотрел их.
   - Об одном я вам скажу сразу. - Он ткнул пальцем в  бумажку.  -  Второй
сверху - телефон "Трефовой дамы"... ну, вы знаете.
   Я сказал, что знаю.
   -  Остальное  -  утром,  -  продолжал  он.  -  А  любопытно,   что   вы
заинтересовались этим номером, потому что  "Трефовая  дама",  по-видимому,
играет какую-то роль в нашем деле. Для вас это новость?
   - Нет, не новость. Продолжайте.
   - Ладно. Сначала о том, что делал  Олни  в  свой  последний  вечер.  По
окончании работы  он  попросил,  чтобы  его  подвезли  на  машине  к  дому
полковника Тарлингтона. Все это точно выяснено. Ездил он туда не по вашему
общему делу, а по делам завода. Полковник Тарлингтон, который очень  любит
слушать самого себя на собраниях, согласился выступить на заводе по случаю
недели Военного Флота. И Олни поручено было поговорить с ним.
   - Странно, что Олни взял это на себя, - заметил я.
   -  Ничего  странного.  Полковник  должен  был  выступать  в   заводской
столовой, а Олни был членом столовой комиссии. Я сам говорил с полковником
и все проверил. Он мне сообщил, куда Олни направился дальше:  уходя,  Олни
сказал ему, что зайдет в  "Трефовую  даму"  выпить  чего-нибудь  и  съесть
сандвич.
   - И это тоже странно. "Трефовая  дама"  не  такое  место,  куда  пойдет
заводской мастер  за  выпивкой  и  сандвичем.  А  Олни  произвел  на  меня
впечатление человека, который никогда не выйдет из роли. Ну,  допустим.  А
куда же он пошел потом?
   - Потом он  уже  никуда  не  ходил  на  собственных  ногах,  -  ответил
инспектор. - Потому что примерно в трехстах ярдах  от  подъезда  "Трефовой
дамы" его сшибли. Так я думаю. Правда,  тело  его  найдено  в  двух  милях
оттуда. Но он попал туда уже мертвый.
   Миссис Уилкинсон принесла чай, и мы ни о чем больше не  говорили,  пока
она не ушла. Затем инспектор составил нечто вроде расписания  передвижений
Олни в роковой вечер. Оно мне показалось правдоподобным.
   - А в "Трефовой даме" кто-нибудь видел его? - спросил я.
   - Да, одна из  официанток  видела,  как  он  разговаривал  с  Джо.  Это
бармен... говорят, любопытный тип...
   - Знаю, видел его. Некоторые посетители,  кажется,  считают  за  честь,
если сам Джо сбивает для них коктейли. Я не из их числа.  Перед  барменами
не заискиваю.
   - Да, кое у кого денег больше, чем ума. Ну,  так  вот,  я  порасспросил
этого Джо, и он не помнит Олни. Он мне заявил, что знает  всех  постоянных
посетителей и всех наиболее известных людей в городе, но нельзя требовать,
чтобы он помнил каждого. А запомнила Олни та  девушка,  что  подавала  ему
пиво и сандвичи. Вот и все, мистер Нейлэнд. Картина достаточно ясна.  Олни
заезжает к полковнику Тарлингтону по заводскому делу. В  этом  нет  ничего
подозрительного. Он идет в  "Трефовую  даму"  выпить  и  закусить.  Оттуда
направляется домой, чтобы  встретиться  с  вами.  Он  дошел  до  остановки
автобуса на углу, потом решил пройти дальше, до следующей остановки. Между
остановками, там, где мы нашли  его  записную  книжку,  на  него  налетела
машина. Она ехала по обочине - помните, я говорил  вам  о  глине...  Самое
подходящее место, чтобы наехать на человека - если и увидят, так подумают,
что это несчастный случай. Дело ясное: кто-то  вышел  из  "Трефовой  дамы"
одновременно с Олни, вскочил в автомобиль,  поехал  вслед  за  беднягой  и
покончил с ним.
   - Или знал, куда идет Олни, и дожидался его на дороге в автомобиле.
   - Правильно, - согласился инспектор. -  Теперь  о  времени.  По  словам
официантки, он был в "Трефовой даме" в половине девятого, но позже она его
уже не видела. В восемь сорок от остановки на углу  отходит  автобус,  но,
вероятно, на него Олни не попал. В самом начале десятого мимо того  места,
где его сшибли, прошел следующий автобус, и водитель не заметил на  дороге
ничего необычного. Все было спокойно. Поэтому, я думаю, можно считать, что
Олни был убит между без четверти девять и девятью. Теперь  надо  выяснить,
что делали некоторые люди вчера вечером в это время.
   - Например, полковник Тарлингтон, - ввернул я. - Он  знал,  куда  пошел
Олни.
   - Да, но он судья, председатель десятка всяких обществ и организаций  и
не такой человек, у которого можно спрашивать, где он был и что делал.
   - Может быть, и так, а все же я хотел бы знать это, - сказал я резко.
   - Не кипятитесь, Нейлэнд. Полковник сам, по собственному почину, сказал
мне, что он делал после визита Олни. Он хотел ехать в  свой  клуб  -  Клуб
конституционалистов,  -  но  ему  пришлось  дожидаться  важного   делового
разговора с Лондоном, а соединили его только без четверти девять... и я на
всякий случай проверил это. - Инспектор понизил голос, словно стыдясь себя
самого. -  Оказывается,  у  него  был  длинный  разговор  с  министерством
снабжения, который начался без четверти девять и продолжался до девяти.  -
Инспектор усмехнулся. - Я проверял это специально ради вас, мой милый.  Не
стоило терять время, потому что никому и в голову  не  придет  подозревать
полковника Тарлингтона.
   - Разумеется, - подтвердил я, не моргнув глазом. - А что с тем  списком
фамилий, который я дал вам сегодня утром?
   Его большая рука нырнула в карман пиджака.
   - Я сделал все, что мог, мистер Нейлэнд, но узнал  немного.  Во-первых,
миссис Джесмонд. Она живет за городом, в "Трефовой даме", но не постоянно,
потому что довольно много разъезжает. Приехала она сюда из южной  Франции,
как раз тогда, когда французы начали собирать пожитки. Денег у нее куча. И
кто-то из моих ребят говорил мне, что  она  большая  охотница  до  молодых
офицеров.
   - Все это я и без вас знаю, - сказал я. - И даже больше. Мне, например,
известно, что она владелица "Трефовой дамы".
   Инспектор свистнул.
   - А я полагал, что Сеттл...
   - Он только управляющий. И его настоящая фамилия не Сеттл, а  Фенкрест.
Я сталкивался с ним раньше. Темная личность.
   - А чем они занимаются, по-вашему?
   - Сам еще не знаю, - честно признался я. - За всей этой компанией стоит
последить. Миссис Джесмонд, несомненно, орудует на черном  рынке  -  и  не
только, чтобы добывать вина и продукты для своего  ресторана.  Думаю,  что
она и сама спекулирует или, во всяком случае, вкладывает  деньги  в  чужие
спекуляции. Я видел у нее субъекта, который называет себя Тимоном.  Он  из
Манчестера. Это, несомненно, ее компаньон. Не мешает вам выяснить, кто  он
такой. - Хэмп записал приметы смуглого толстяка с манчестерским выговором.
- Не знаю, как далеко она зашла, - продолжал я. - Одно ясно  -  эта  особа
способна на все ради денег и роскоши и  легко  может  продаться  нацистам.
Может  быть,  она  завлекает   молодых   летчиков   только   ради   своего
удовольствия, а возможно, за этим кроется нечто гораздо более опасное.
   - Что же я должен делать?
   - Пока ничего. Предоставьте ее мне. А что вы узнали о миссис Каслсайд?
   - Немногим больше, -  сказал  инспектор.  -  Это  молодая  жена  майора
Лайонела Каслсайда. Он прислан сюда с полгода  назад,  командует  зенитной
батареей. Я слышал, что они женаты не так давно, но  что  она  уже  раньше
была замужем в Индии и овдовела...
   - Да, так она рассказывает. Но это неправда. И она знает, что я  ей  не
верю. Я встречал ее раньше, и ей сейчас уже тоже  кажется,  что  она  меня
видела где-то, - конечно, не в Индии на похоронах  ее  первого  мужа.  Эта
женщина кажется глупенькой, но у  нее  хватило  ума  и  ловкости  сочинить
сказку и  поймать  Каслсайда.  Теперь  она  страшно  боится  разоблачения.
Таких-то и ищет гестапо. Запугивает их, а потом использует в своих  целях.
Это его излюбленная тактика. Вот почему я  включил  в  свой  список  Шейлу
Каслсайд.  Муж  ее  офицер.  Она  шляется  повсюду,  главным  образом   по
ресторанам, с другими офицерами. Ее считают пустой и легкомысленной, а она
совсем не глупа. Стало быть, она может узнать очень  многое,  надо  только
внимательно слушать. И если на нее нажмут, она выложит все, что знает.
   - Понятно, - сказал инспектор, и его маленькие глазки заблестели. -  И,
кажется, эта молодая особа тратит большую часть  своего  времени  и  чужих
денег именно в "Трефовой даме", не так ли?
   - Так. Я, может быть, в самом ближайшем времени рискну поговорить с нею
начистоту. Да, кстати... - Тут  я  записал  себе  для  памяти,  что  нужно
позвонить с утра в Лондон и навести некоторые справки, в  том  числе  и  о
Шейле Каслсайд.
   - Следующий в списке - Периго, -  продолжал  инспектор,  глядя  в  свои
записи. - Я с ним не так давно уже беседовал, вполне по-дружески.  Дело  в
том, что полковник Тарлингтон, человек горячий, сказал что-то о нем  моему
начальнику, а тот направил его ко мне. Полковник где-то встретил Периго  и
остался очень недоволен его наружностью и  разговорами.  Вот  нам  и  было
предложено "проверить" этого человека. Премерзкая миссия, скажу  я  вам!..
Когда я его увидел, мне показалось, -  добавил  инспектор  мрачно,  -  мне
показалось, что он красит щеки!
   - Вам не показалось, это так и есть, - усмехнулся я. - Периго  говорит,
будто он в Лондоне занимался продажей картин и его дом разбомбили, и тогда
он, оставшись без дела, но имея немного денег, переехал в Грэтли, так  как
один его друг уступил ему коттедж за городом. Такова история,  которую  он
рассказывает.
   - Знаю, - почему-то рассердился инспектор. - И ведь все  это  чистейшая
правда, прах его возьми!  Да-да,  мы  проверяли.  И  картинная  галерея  и
коттедж - все правда. Что вы на это скажете?
   - Ничего не скажу. Я этого ожидал. Периго слишком  умен,  чтобы  врать,
когда его так легко  проверить.  Все  это  он  мне  рассказал  при  первой
встрече, - он прямо-таки пристает ко всем с  этой  историей.  Я  тогда  же
понял, что она абсолютно правдива и под нее не  подкопаешься.  Он  говорил
мне также, что приехал сюда развлечься. Если так, то можете считать, что я
приехал за тем же и что Грэтли - знаменитый  курорт.  Одним  словом,  этот
Периго - фальшивая монета. И умница. Он, например, догадался, что  мамзель
Фифин, которую вы можете увидеть в вашем "Ипподроме" на  этой  неделе,  не
совсем та, за кого себя выдает. Видели вы Фифин?
   - Завтра вечером, если все будет благополучно, поведу туда  жену,  -  с
важностью промолвил инспектор. - Я-то предпочел бы  кино,  но  жена  любит
цирковые представления. Так кто же такая эта Фифин?
   - Могучая женщина, примерно вашего типа,  инспектор.  Она  работает  на
трапеции и предлагает всем вести счет своим вращениям и оборотам. Весь зал
считает. Это очень нравится публике. Это, кроме того, очень  удобно  ей  и
тем кому она служит, так как пока все смотрят  на  сцену  и  считают,  она
может передавать информацию цифровым кодом.
   - Та-та-та! - воскликнул инспектор. - Это что-то слишком уж сложно  для
меня!
   Я выбил трубку о каминную решетку.
   - Еще чашку, инспектор? Отлично. Вы замечаете, как я  стал  терпелив  и
кроток? Я не буду опять рассказывать вам, чего  добились  немцы  и  японцы
теми методами,  которые  вы  называете  "слишком  сложными".  Поглядывайте
иногда на карту и спрашивайте себя: мало ли сложного в мире, где мы живем?
   Инспектор посмотрел на меня поверх своей чашки.
   - Пожалуй, вы правы. Я часто по утрам спрашиваю себя, не снится ли  мне
все это. Ладно, дружище. - Он наклонился вперед и похлопал меня по колену.
- Рассказывайте дальше.
   - Номера телефонов, которые я дал вам, я взял, вернее, списал,  сегодня
у Фифин в уборной. А вот еще бумажка с какими-то цифрами,  ее  я  подобрал
там же с пола.  Она,  очевидно,  пользовалась  ею  на  той  неделе.  Я  не
специалист по цифровому коду и не намерен тратить время на расшифровку,  а
просто  пошлю  эту  бумажку  нашим  экспертам.  Смотрите,  как  все  ловко
придумано! Вам ничего не нужно делать, только  сидеть  в  зале  и  считать
вместе с остальными зрителями - и вы таким образом  принимаете  сообщение.
Труппа все время переезжает из одного промышленного района в другой, и все
заинтересованные  лица  без  затруднений   могут   прийти   в   театр   на
представление. У немцев есть методы гораздо более тонкие и  точные,  но  и
этот  неплох.  И  уверяю  вас,  что  наш  приятель  Периго   знает,   кому
понадобилась эта затея с подсчетом акробатических трюков. Я сидел на  днях
в "Ипподроме" на представлении почти рядом с ним и сразу заметил,  что  он
разгадал, в чем тут дело.
   - Тогда давайте арестуем эту женщину! - воскликнул инспектор.
   - Сделав это, мы только вырвали бы одно звено из цепи, - вот и  все.  А
двадцать других, более важных, уплыли бы у нас из рук. Нет, пока все  идет
как надо. Я не собирался утруждать вас проверкой  Фифин.  Предоставьте  ее
мне. Я  просто  решил  вам  доказать,  что  знаю  кое-что  о  Периго.  Кто
следующий?
   - Да вот... Мисс Экстон, у которой лавка, - протянул он неохотно. -  Не
понимаю, зачем вы ее сюда вписали.
   - Хотел знать, имеются ли у вас какие-нибудь сведения о ней, вот и все,
- усмехнулся  я.  -  Мы  с  ней  только  что  очень  мило  выпили.  У  нее
удивительный по нашим временам запас спиртного. А заинтересовался я ею  по
двум причинам. Во-первых, потому что при первой же нашей встрече  она  мне
солгала. Во-вторых, потому что она явно разыгрывает какую-то  комедию.  Вы
не знаете, кто она?
   - Племянница вице-адмирала сэра Джонсона Фрайнд-Тепли, -  прочитал  мне
из своего блокнота инспектор. - С большими  связями.  Последние  несколько
лет перед войной жила за границей. Когда  война  началась,  она  ездила  в
Америку и пробыла там до прошлого лета, а  вернувшись,  открыла  в  Грэтли
магазинчик. Жена заходила туда раза два, покупала у нее разные мелочи  для
подарков, но она почему-то недолюбливает мисс Экстон. Говорит, та  слишком
самоуверенна и вообще неприятная особа. Знаете, на женщин угодить трудно.
   Я раскурил трубку.
   - Нет, инспектор, я прекрасно понимаю вашу жену.  Завтра  вечером  мисс
Экстон обедает со мной, и я постараюсь сам узнать о ней побольше.  Но  она
мне кажется вполне благонадежной.
   - Мне тоже. Вы только теряете напрасно время мистер Нейлэнд. То есть, -
он ухмыльнулся, - если вы тут стараетесь для дела, а не для себя.
   Затем лицо его  опять  стало  серьезным,  и  он  выразительно  постучал
пальцем по блокноту.
   - Что касается последней фамилии в списке...
   - Доктор Бауэрнштерн?
   - Да. Эту фамилию я не хотел бы видеть  здесь.  Придется  мне  выложить
карты на стол, мистер Нейлэнд. Конечно, если вам угодно, я буду говорить с
вами только как полицейский. Пожалуй, так лучше, потому что, если  я  буду
откровенен,  вы  можете  причинить  мне  большие  неприятности...   -   Он
нерешительно остановился.
   - Послушайте, Хэмп, - сказал я, нарочно называя его просто по  фамилии,
без официального звания. - Одна  из  худших  сторон  работы,  которой  мне
приходится заниматься - а я ее не люблю и гораздо охотнее  работал  бы  по
своей специальности, - та, что мне почти никогда  не  удается  говорить  с
людьми откровенно. Я только выуживаю из них информацию. Я их ловлю,  играю
роль и пытаюсь понять, не играют ли роль и они. С  вами  ничего  этого  не
нужно. Если я говорю вам не все, что знаю...
   - Не волнуйтесь, Нейлэнд, - перебил он с усмешкой, - я не такой тупица,
каким кажусь. Уж это я понимаю...
   - Если я говорю вам не все, то не потому,  что  я  вам  не  доверяю,  а
просто у человека бывают смутные  догадки,  подозрения,  неясные  еще  ему
самому, о которых до времени лучше не говорить. Если я поделюсь с вами, вы
можете отреагировать так, что испортите мне все. Понимаете?  Ну  то-то!  Я
вам абсолютно доверяю и хочу,  чтобы  вы  доверяли  мне.  Для  меня  такая
радость, Хэмп, что есть человек, с которым я могу говорить  прямо  и  быть
самим собой. Поэтому, ради бога, забудьте о своем  чине  и  рассказывайте,
что знаете, что думаете и чувствуете.
   - Хорошо, - сказал инспектор с видимым облегчением.  -  Значит,  насчет
доктора Бауэрнштерн. Я не удивился, увидев фамилию в списке, но огорчился.
Огорчило меня это потому, что она мне  симпатична,  и  я  считаю,  что  ее
обижают напрасно. Она хороший врач  и,  по-моему,  славная  женщина,  и  я
слыхал, что она творила настоящие чудеса с ребятишками в больнице.
   - Она была замужем за австрийцем, - перебил я, не желая слушать то, что
я уже знал. - И считает его великим  человеком,  и  не  желает  переменить
фамилию, и ей живется нелегко.
   - Ага, вы, я вижу,  кое-что  уже  знаете.  Должен  сказать,  вы  быстро
собираете сведения. Так вот, когда доктору Бауэрнштерну - я говорю о  муже
- пришлось у нас регистрироваться и потом выполнять всякие формальности, я
его узнал поближе. Помню, раз он высказал мне свое  мнение  о  фашистах...
такой печали и горечи я  в  жизни  не  видел.  А  уж  врач  был  -  просто
чудотворец! Он вылечил мою маленькую племянницу, а до него  сестра  возила
ее в Лондон к лучшим  специалистам,  но  все  они  говорили,  что  болезнь
неизлечима. Бауэрнштерн скоро умер.  Он  был  человек  уже  немолодой.  По
возрасту годился своей жене в  отцы.  Мне  думается,  она  вышла  за  него
потому, что очень почитала его и как человека и как врача.
   - И я вынес такое же впечатление из того, что она  говорила.  Я  с  нею
встретился впервые вчера вечером, и знаете где? Здесь, в комнате Олни. Она
ждала его и сказала мне, что он ее пациент. А сегодня я заходил  к  ней  и
был приглашен к чаю. Она мне немножко рассказала о себе и  о  муже.  Потом
пришел Периго.
   - Пе-ри-го? - Инспектор был неприятно удивлен.
   - Да. Периго. Куда ни пойди, он тут  как  тут.  Не  думаю,  что  они  с
доктором старые знакомые, но, во всяком случае, они знакомы. Да,  так  что
же дальше?
   Видно было, что инспектору не хочется говорить. Его что-то мучило.
   - После смерти мужа ей жилось несладко. Понимаете, фамилия у нее  самая
немецкая, и люди начали чесать  языки,  ничего  толком  не  узнав.  А  она
женщина очень гордая  -  и  я  ее  не  осуждаю,  -  так  что  можете  себе
представить, как она  приняла  это.  Потом  она  еще  нажила  себе  врагов
откровенными высказываниями о местных непорядках - насчет состояния  жилищ
и прочего. Что, конечно, не улучшило отношения к ней. А тут эта история  с
ее деверем.
   - Какая история? - Это было для меня настоящей новостью.
   - Младшему брату ее мужа Отто  Бауэрнштерну  тоже  пришлось  бежать  от
нацистов. Он химик-металлург и  отлично  знает  свое  дело.  После  всяких
мытарств он поступил на завод Чартерса. Это было летом. Затем против  него
начали кампанию, требовали  его  увольнения.  Среди  тех,  кто  хотел  его
выгнать,  был  человек,  о  котором  мы  говорили  сегодня,  -   полковник
Тарлингтон.
   - Да, этот тоже всюду суется, - заметил я  самым  веселым  и  беспечным
тоном.
   - Полковник - человек  почтенный  и  пользуется  у  нас  здесь  большим
влиянием.  Но,  между  нами  говоря,  он  уж  слишком  носится  со   своим
патриотизмом. Он заявил, что, принимая Отто на завод, администрация должна
была посоветоваться с ним как с членом правления и  что  он  не  потерпит,