оображают,  что  с  ними  безумно  весело.
Почему вы все время так пристально на меня смотрите?
   - Хочу припомнить, где я вас видел раньше.
   - Я так и думала... То есть я хочу сказать - так именно смотрят в  этих
случаях. Ну, хорошо, давайте вместе сообразим.  Я  жила  несколько  лет  в
Индии. Там умер мой первый муж... скоропостижно...
   - Когда же это случилось?
   - Перед самой войной. В Майсуре. Но мне не хочется говорить об этом. Вы
когда-нибудь были в Индии?
   - Нет, никогда.
   Мы помолчали.
   - Ну? - спросила она затем с внезапным раздражением.
   - Что "ну"? - Я многозначительно посмотрел на нее.
   - Чего вы на меня так уставились? В чем дело? - продолжала она, повысив
голос.
   - Что тут у вас такое? - Фрэнк вернулся к нашему столу, настроенный все
так же воинственно.
   Шейла весьма  выразительно  пожала  плечами  и  отвернулась.  Это  явно
укрепило  решимость  Фрэнка,  которого,   по-видимому,   не   смущало   то
обстоятельство, что он лет на десять моложе меня. Впрочем, я и  сам  тогда
об этом не думал.
   - Выйдем отсюда, - сказал Фрэнк, побагровев.
   Я видел, что милейшая Шейла наблюдает за  нами,  глядя  в  зеркало  над
стойкой.  Ее  неодинаковые  глаза  ярко  блестели.  Для   нее   это   было
развлечением, игрой. Я подумал, что хорошо  бы,  разделавшись  с  Фрэнком,
вернуться сюда и так ее отшлепать, чтобы она  неделю  не  могла  выйти  из
дому.
   - Пожалуйста, - ответил я Фрэнку. - Ступайте вперед.
   Мы через заднюю дверь вышли во двор,  где  приезжающие  оставляли  свои
автомобили. Там было довольно светло.
   - Теперь слушайте, - сказал я сурово. - Покуражились, и будет!  К  тому
же вы пьяны.
   - Вы в моем присутствии оскорбили даму, - объявил он. - Да и  вообще  я
не терплю канадцев или кто вы там есть...
   Я устал от этого долгого дня и скис, как  забытое  хозяйкой  молоко.  И
когда Фрэнк кинулся на меня, я увернулся от удара, зашел сбоку и задал ему
как следует. При таком освещении трудно было попасть в подбородок, но  мне
это удалось, и Фрэнк полетел на землю. За спиной у меня кто-то ахнул.  Это
была прелестная Шейла.
   - Я очень рада, - сказала она. - Мне давно хотелось,  чтобы  кто-нибудь
его хорошенько проучил.
   - Напишите об этом своим друзьям в Индии, - бросил я и,  отстранив  ее,
прошел к двери и поднялся наверх, в свой номер.
   Здесь я надел  халат  и  ночные  туфли,  закурил  трубку  и  попробовал
собраться с мыслями. Потом, вспомнив о визитной  карточке,  врученной  мне
любопытной дамой в поезде, выудил ее из кармана.  В  ней  стояло:  "Миссис
Г.Д.Джесмонд", а напечатанный адрес был зачеркнут  и  вместо  него  сверху
приписано: "В "Трефовой даме". Это было то самое место, где любили  бывать
молодежь и мистер Периго. И там же  где-то  обитала  миссис  Джесмонд,  по
отзывам - богатая, "шикарная" и, по всем  данным,  загадочная  женщина,  о
которой мне  уже  было  известно,  что  она  много  путешествует  и  зорко
примечает все. Ну, а как насчет мистера Периго? Он такой же эвакуированный
торговец картинами и эстет, как я - канатоходец. Я пока узнал немного и, в
сущности, еще не видел Грэтли, но уже то немногое, что мне стало известно,
показывало, что контрразведка не зря послала меня сюда. Прежде чем лечь, я
выкурил целых три трубки.



3

   К Хичему, директору Электрической компании Чартерса, мне назначено было
явиться только после полудня, и я все утро бродил  по  городу.  На  улицах
таял грязный снег, а серое небо оседало над  землей  под  тяжестью  нового
такого же груза. Но в  общем  утро  для  прогулки  выдалось  сносное.  При
дневном свете город ничем не поразил меня. Таких городов много  в  Англии.
Они как будто построены для того, чтобы люди, которые не снисходят даже до
проживания в них, здесь ковали деньги. По одну  сторону  высилась  смутная
громада завода Чартерса, занимавшего территорию около  тридцати  акров,  с
железнодорожными ветками и каналом. Вокруг завода тянулись длинные грязные
улицы с рядами кирпичных домиков. По другую сторону шли улицы  пошире,  со
следами  трогательных  попыток  озеленения,   и   беспорядочно   теснились
игрушечные бунгало.  Центральную  часть  города  составляли  две  улицы  -
Маркет-стрит и Хай-стрит - и площадь, где они пересекались. Такие  города,
если хотите знать мое мнение, выдают истинную сущность всей этой  циничной
игры в промышленное развитие. Строили их кое-как, по  дешевке,  для  того,
чтобы люди, которые никогда сюда  не  заглядывают,  могли  наживать  здесь
деньги и обзаводиться поместьями, яхтами, покупать леса и болота для охоты
и уезжать на зиму в Канн и  Монте-Карло.  Во  всякой  другой  стране  люди
просто отказались бы жить в подобных городах,  где  так  мало  преимуществ
городской жизни. Ну, а англичане со всем мирятся. Надеюсь, что  они  будут
терпеть это только до того дня, когда мир услышит последний вопль Гитлера,
а тогда снесут до основания все эти  проклятые  города  и  камнями  побьют
алчных старых мошенников, которые после войны сразу  начнут  кричать,  что
они обнищали. Я иду туда, куда меня посылает отдел, и счастлив всякий раз,
когда изловлю нацистского  агента  или  кого-нибудь,  кто  продает  родину
немцам, ибо не приходится объяснять, какого рода жизнь нам готовят  Гитлер
и Гиммлер. Но из этого  еще  вовсе  не  следует,  что  я  не  имею  своего
собственного мнения и что у меня не чешутся руки всякий раз, когда я  вижу
выживших из ума простофиль, которые являются в такие места, как Грэтли,  и
призывают народ воевать и трудиться в поте лица во имя сохранения  "нашего
традиционного уклада жизни".
   Я провел большую часть утра на площади и примыкающих к ней улицах,  где
находились магазины. Я  уже  давно  сделал  открытие,  что  очень  полезно
наблюдать за выходящими и входящими в магазины людьми  -  это  наводит  на
неожиданные мысли. Любая лавка может с успехом играть роль почты,  а  дело
шпиона на девять десятых  состоит  не  в  добывании  информации,  а  в  ее
передаче часто по целой цепи таких импровизированных  почтовых  отделений.
Здесь, пожалуй, будет нелишне пояснить, что нашему отделу недавно  удалось
засесть в одной из крупных шпионских штаб-квартир, после того как  попался
джентльмен, заведовавший ею, и теперь нацистские агенты  и  их  подручные,
ничего не зная о провале, продолжали передавать свою информацию, а  мы  на
другом конце линии принимали ее. Разумеется, иногда и мы  сами  отправляли
сообщения, и когда они доходили  до  адресата,  мы  устанавливали,  какими
путями они передаются. Такая отправка  и  последующая  проверка  получения
информации была делом сложным и кропотливым, но зато более результативным,
чем другие методы. Я уже  раньше  много  раз  проделывал  такие  вещи,  и,
по-видимому, в Грэтли мне  предстояло  опять  заняться  этим.  Пока  же  я
прогуливался взад и вперед мимо магазинов.
   Я думал о том, что бедных людей не только надули,  подсунув  им  вместо
настоящего города такой Грэтли, - на  них  еще,  кроме  того,  наживаются,
продавая им иллюзии и наркотики. В  витринах  аптек  красовались  рекламы,
сулившие чудесное исцеление. В бакалейных лавках были  выставлены  коробки
патентованных отрубей и опилок,  долженствовавших  придать  вашим  волосам
цвет чистого золота и наградить вас мускулами атлета. В табачных и  винных
лавках  товар  был   весь   распродан.   Библиотеки   пестрели   обложками
двухпенсовых книжек, романов о девах южных морей и продавщицах, на которых
женятся герцоги, - чистейший опиум  без  неприятных  последствий  и  всего
только по фартингу за час.
   В Грэтли имелись и два  кинотеатра,  где  за  шиллинг  показывали,  как
весело быть молодым, красивым и богатым и шутливо пререкаться с женой (или
мужем) где-нибудь на Лонг-Айленде или Санта-Каталине. Несмотря на холод  и
ранний час, жительницы Грэтли уже облепили афиши и шли на приманку.
   На боковой улице я приметил  маленький  театр-варьете  "Ипподром",  где
дважды   ежевечерне   любителям    предлагалась    "большая    музыкальная
гала-программа" под названием  "Спасибо  моим  партнерам",  состоявшая  из
следующих номеров: "Наш популярный комик  Гэс  Джимбл",  "Певица  с  радио
Марджори  Гроувнор",  "Неунывающие  Леонард  и  Ларри"  и  "Сенсация  двух
континентов - мамзель Фифин". В витринах с фотоснимками у входа в  театрик
"мамзель Фифин" занимала  больше  всего  места,  щедро  показывая  себя  в
различных акробатических позах. Это была молодая особа могучего  сложения,
широколицая,  скуластая,  по  всей  вероятности,  питомица   какого-нибудь
французского бродячего цирка. Она приглашала всех "вести счет моим  петлям
и оборотам", и я решил принять ее приглашение на этой же неделе.  Я  люблю
такие маленькие труппы, актеры которых трудятся в поте  лица  и,  как  мне
кажется, всегда лучше ладят со своей неприхотливой публикой, чем их  более
знаменитые собратья в Лондоне и других больших городах. К тому же  мне  не
раз приходилось по просьбе отдела наблюдать за этими  скромными  бродячими
труппами.
   Повернув обратно к площади, я обратил внимание на лавку, которой раньше
не приметил. Она была новее и наряднее других и  казалась  здесь  какой-то
неуместной. На вывеске крупными ярко-желтыми буквами  по  яблочно-зеленому
фону было выведено: "Магазин подарков Пру", а в витринах  по  обе  стороны
входной двери красовались букетики искусственных цветов из сукна и  мягкой
кожи, художественная керамика, безделушки из бронзы, затейливые  календари
и тому подобные вещицы. Лавки этого типа были для меня не новостью,  но  я
не ожидал, что встречу в Грэтли такую чистенькую и нарядную. Сквозь стекло
я увидел в глубине лавки шкаф с книгами. Здесь, очевидно, была и небольшая
библиотека, где выдавались книги на  дом.  Я  воспользовался  этим,  чтобы
войти и осмотреть лавку.
   Девушка в веселом ярко-желтом халатике и с сильным насморком - одно  не
очень  вязалось  с  другим  -  помогала  какой-то  старой  даме   выбирать
деревянные игрушки. Я с видом скучающего фланера прошел в дальний конец, к
шкафу, и обнаружил в нем недурной выбор новых книг. Даже при такой работе,
как наша, человеку по временам хочется почитать, и я скоро  высмотрел  две
книги, которые давно собирался прочесть. Однако я не снял  их  с  полки  и
сделал вид, что ничего не могу выбрать. Поступил я так  потому,  что  меня
заинтересовала высокая  женщина  в  зеленом  рабочем  халате,  только  что
вошедшая в лавку через маленькую боковую дверь. Я решил, что  это  и  есть
миссис Пру, так как она держалась по-хозяйски. Минуты через  две,  выручив
продавщицу в желтом халате, видимо, не слишком  опытную.  Пру  подошла  ко
мне.
   - Чем могу служить?
   Я смотрел на нее с любопытством. С первого взгляда она  мне  показалась
совсем молодой женщиной, на  редкость  высокой,  статной  и  красивой,  но
теперь я видел, что она приблизительно моих  лет.  Это  была  блондинка  с
волосами натурального золотистого цвета, производившая такое  впечатление,
словно ее  долгое  время  хранили  в  законсервированном  виде.  Выражение
"хорошо сохранилась" в применении к ней приобретало буквальный смысл.  Так
выглядела бы юная красавица времен первой мировой  войны,  замороженная  в
свое время и сейчас извлеченная из холодильника. Волосы ее двумя  тяжелыми
и  толстыми  золотыми  косами  окружали  голову,  закрывая  уши.  Годы  не
коснулись ее полной белой шеи. Глаза были голубые, очень светлого оттенка,
холодные, настороженные. Вблизи можно  было  заметить  на  лице  множество
мелких морщинок, как будто эта женщина начала быстро  оттаивать,  принимая
вид, соответствующий ее настоящему возрасту. Голос  у  нее  был  ровный  и
звучный.
   Я сказал, что хочу почитать две книги, и осведомился об  условиях.  Она
ответила. Потом спросила, долго ли я пробуду в Грэтли.
   - Сам не знаю, - сказал я, охотно входя в  роль.  -  Я  из  Канады,  по
профессии инженер и вот как раз сегодня собираюсь предложить  свои  услуги
Электрической компании Чартерса.
   - А если получите работу, то останетесь здесь?
   - Да. Но я в этом сильно сомневаюсь, - сказал я,  с  улыбкой  глядя  на
нее. - Так что,  если  позволите,  я  не  буду  заводить  абонемента.  Но,
разумеется, оставлю залог за книги.
   Она кивнула головой и спросила, где я поселился. Я ответил, и она стала
выписывать квитанцию. Руки у нее были белые, довольно большие. Я  протянул
ей две выбранные мною книги, и она  записала  их  названия  в  тетрадь.  Я
назвал свою фамилию.
   - Кстати, позвольте спросить: вы миссис Пру?
   - Нет, - ответила она с легкой усмешкой. - Никакой Пру не существует.
   - Но если бы существовала, так это были бы вы?
   - Да, я владелица лавки, если вы это имеете в виду.
   - Недавно открыли, да?
   - Да. Около четырех месяцев назад. И пока торговля идет очень  недурно.
Даже здесь люди способны ценить красивые вещи. Я  приехала  сюда,  считая,
что это безнадежная затея, но лавка мне досталась, можно сказать, даром, и
я без особых затрат привела ее в  порядок.  Пока  дела  идут  отлично.  Но
добывать то, что нам нужно, становится все труднее и труднее.
   - Из-за войны, разумеется?
   - Да, из-за войны.
   Я посмотрел на нее в упор и понизил голос.
   - Между нами говоря, осточертела мне эта проклятая война. Я  в  ней  не
вижу смысла.
   - Тем не менее вы приехали из Канады сюда, чтобы участвовать в  ней?  -
Голос ее звучал почти укоризненно.
   - Я приехал из Канады потому, что там сейчас нет работы для людей  моей
профессии: я инженер-строитель. Вот я и решил посмотреть, нельзя ли  здесь
в Англии подработать на войне. Таковы факты, мисс... э...
   - Экстон. Мисс Экстон. Только не Пруденс, уж извините.
   - Нет, вы меня извините, мисс Экстон. - Я ухмыльнулся, потом  изобразил
легкую нерешительность благовоспитанного джентльмена. - Я понимаю, что это
слишком большая бесцеремонность с моей стороны... Но время военное... и  в
конце концов я канадец и...
   - И что же, мистер Нейлэнд?
   - Видите ли, мисс Экстон, я подумал,  что,  может  быть,  вы  пожалеете
меня... У меня здесь ни единой знакомой души... Так не согласитесь  ли  вы
как-нибудь вечерком  отобедать  со  мной?..  Не  могу  похвалить  обеды  в
"Ягненке и шесте", но, говорят, здесь есть за  городом  какой-то  ресторан
"Трефовая дама", где и вино, и обеды недурны. Вы бывали там?
   - Слышала, - отозвалась она нехотя.
   - Так что же вы думаете о моем предложении?
   На  этот   раз   она   улыбнулась   с   неожиданной,   удивившей   меня
приветливостью.
   - С удовольствием принимаю его. И, пожалуйста, не извиняйтесь.  Я  тоже
здесь почти чужая... Но сегодня и завтра я занята.
   - Значит, отложим на несколько дней, -  сказал  я  весело.  -  Я  опять
загляну сюда, и мы сговоримся. А может быть, у вас есть телефон?
   Оказалось, что телефон есть, и я записал номер. Она, видимо,  жила  тут
же, над лавкой. Мы обменялись еще несколькими фразами, и я ушел.
   Двумя домами дальше была табачная лавка,  я  вошел  туда,  якобы  чтобы
купить пачку сигарет, хотя заранее знал, что в лавке сигарет не  найдется,
да и не нужны они были мне. Но лавочники, у которых нет  того,  что  нужно
покупателю, обычно рады поболтать с ним, хотя бы чтобы смягчить его.
   - Да, просто беда, - сказал лавочник после того,  как  я  заставил  его
разговориться. - Бывают дни, когда я подумываю о том, чтобы совсем закрыть
лавку. Я и жене говорил.
   - А между тем у вас, вероятно, не такие уж: большие накладные  расходы.
Помещение, наверное, обходится вам дешево?
   - Дешево! - буквально взвыл торговец. -  Господи,  да  ведь  мы  платим
страшные деньги за аренду. Да, страшные. А  как  только  вас  выпотрошили,
лавку отбирают, и делайте что хотите!
   - Значит, открывать лавку в Грэтли невыгодно?
   - Выгодой и не пахнет, верьте слову. Так что, если вы за этим  приехали
сюда, мой вам совет: лучше поищите в другом месте.
   Он говорил не резко, но решительно. Мы расстались друзьями.
   Возможно, конечно, что  мисс  Экстон  была  одна  из  тех  бестолковых,
неопытных и легковерных женщин, которым "страшная" арендная плата  кажется
находкой. Такого рода женщины обычно и открывают магазины "художественной"
дребедени. Но мисс Экстон тем и заинтересовала  меня,  что  явно  не  была
такой женщиной. Однако эта лавка почему-то ее устраивала!
   Наш отдел, как всегда предусмотрительный в подобных мелочах, послал еще
одно прекрасное рекомендательное письмо непосредственно Хичему,  директору
завода Чартерен, и я после совсем недолгого  ожидания  был  им  принят.  Я
вручил ему и первое письмо, которое  принес  с  собой.  В  обоих  письмах,
разумеется, ни  словом  не  упоминалось  о  моей  связи  с  отделом.  Зато
относительно всего остального сообщались фактические данные: мое настоящее
имя, возраст, специальность, стаж в Канаде и Южной Америке и  все  прочее.
Самая мудрая политика (а добрая половина пойманных нами шпионов  этого  не
понимала) состоит в том, чтобы не нагромождать  ненужной  лжи  и  по  мере
возможности не отступать от  истины.  Пока  Хичем  читал  рекомендательные
письма, я с легким сердцем наблюдал за ним. Периго описал его  точно:  это
был озабоченный маленький человечек. Я  держался  гораздо  непринужденнее,
чем этот бедняга с серым, истомленным лицом человека, который работает  до
поздней ночи и никогда не бывает на воздухе.
   - Знаете, о чем я сейчас думал, мистер Хичем? -  спросил  я  только  за
тем, чтобы облегчить ему начало разговора.
   - Нет. Скажите.
   -  Я  думал  о  том,  что  при  нынешней  суматохе  на   заводах   вам,
руководителям, очень тяжело приходится. Вы работаете, как негры...
   - Некоторые из нас работают  по  четырнадцать  часов  в  сутки,  мистер
Нейлэнд, - сказал он с  жаром.  -  Никогда  я  раньше  не  бывал  в  такой
переделке, можете мне поверить. И больше всего времени у  нас  уходит  как
раз на то, что тормозит и сокращает  производство.  Это  самое  обидное...
Если бы я начал вам рассказывать... - И он  в  порыве  отчаяния  взъерошил
редеющий хохолок, который война еще оставила ему на макушке.
   Как я и рассчитывал, лед был сломан.
   - Так вот, мистер Нейлэнд, - начал он, снова пробежав глазами письмо, -
нам, конечно, пригодились бы здесь один-два дельных человека, знающих толк
в   организации   труда.   Будь   у   вас   хотя   бы    небольшой    опыт
инженера-электротехника, я мог бы вам  твердо  обещать  место.  Но  такого
опыта у вас нет.
   - Нет. Что верно, то верно. - Все шло как по писаному.
   - Лично я считаю, что чисто технический опыт сейчас не так  важен,  как
умение организовать работу в широком масштабе, руководить ею и все  такое,
- продолжал Хичем. - А это вы, по-видимому, умеете. Но  согласится  ли  со
мной правление, это еще вопрос.
   Я только того и ждал.
   - Это не к спеху, мистер Хичем, и я никак не хотел бы вас затруднять. Я
прошу только, чтобы вы доложили правлению, кто я  такой  и  какая  у  меня
квалификация. Ну, и замолвили за меня словечко.  А  я  пока  поболтаюсь  в
Грэтли.
   Мой ответ явно  успокоил  его  и  очень  расположил  в  мою  пользу.  Я
воспользовался   этим   и   попросил   у   него   письмо    к    директору
Белтон-Смитовского авиационного завода, пояснив, что, раз я уже  здесь,  я
хотел бы узнать, не найдется ли хоть у них работы по  моей  специальности.
Он сразу согласился и тут же  продиктовал  письмо  своей  секретарше.  Это
лишний раз подтвердило то, о чем я неоднократно говорил у  нас  в  отделе:
любому  человеку,  говорящему  по-английски,  если  только  он  не   будет
выставлять напоказ Железный крест, достаточно иметь одно  рекомендательное
письмо сомнительного происхождения, чтобы получить возможность спокойно  и
свободно высмотреть у нас все, что ему нужно.
   - Я обычно в это время обхожу цеха, - промолвил Хичем, кончив диктовать
письмо. - Не хотите ли посмотреть, как мы работаем?
   Он очень гордился своим заводом и часа полтора водил  меня  из  цеха  в
цех,  объясняя,  что  они