при этом ровно ничего не делаю. Да и что делать такому  человеку,  как  я?
Пробовал беседовать с военными, но они меня не выносят. И никто  не  хочет
поручить мне смотреть за машиной или бить молотом по  железу,  или...  что
еще там делают на этих дурацких заводах? Вот я и хожу без дела и, конечно,
совсем обнищал. Ну, а ваши как дела, дорогой мой? Заняли уже ответственный
пост на каком-нибудь из наших двух заводов?
   - У меня пока ничего  нового.  Впрочем,  правление,  наверное,  еще  не
успело рассмотреть мое заявление.
   - Да, наверное. Но, по-моему, они должны были сразу ухватиться за  вас.
Мистер Нейлэнд приехал из Канады помогать нам. Он для них самый подходящий
человек - положительный, добросовестный. А эти господа даже его заставляют
слоняться без дела. Какое безобразие! - говорил  он,  взглядом  давая  нам
понять, что это тонкая ирония.
   У нас толкуют о губительности паники и малодушного уныния. Но  насмешки
Периго над делом обороны были куда опаснее. Он  оказывал  Гитлеру  большую
услугу, чем даже наши воскресные ораторы.
   - А сегодняшние сообщения - разве это не стыд и срам? - спрашивал он  с
безмятежной веселостью.
   - В самом деле? - без всякого  интереса  откликнулась  хозяйка  и  едва
заметно пожала плечами.
   - Дорогая, не станете же вы меня уверять, что вам это безразлично!
   - Хорошо, не стану. - Она  слегка  усмехнулась.  -  Однако  съешьте  же
что-нибудь, пожалуйста!
   - Спасибо, не хочется, - улыбнулся мистер Периго. - Но, если разрешите,
я выкурю сигарету. У меня ведь где-то была зажигалка,  отличная  новенькая
зажигалка... - Он лукаво поглядел на меня. Я ждал появления зажигалки,  но
так и не дождался. - И куда я ее сунул, ума не приложу, - удивлялся мистер
Периго, разводя  руками.  -  Нет,  доктор  Бауэрнштерн,  не  беспокойтесь,
пожалуйста. Наверняка у мистера Нейлэнда есть зажигалка.
   - Могу вам дать спичку, - сказал я и увидел, что хозяйка смотрит на нас
с легким недоумением, словно догадываясь,  что  за  этими  фразами  что-то
кроется.
   Оставаться здесь дольше не стоило: каждому из  них  порознь  я  мог  бы
сказать многое, а обоим вместе мне как будто и нечего было сказать.
   Мистер Периго не выразил желания уйти одновременно со мной, хотя должен
был знать, что хозяйке пора ехать в больницу. Из этого я заключил, что ему
нужно сказать ей  что-то  важное.  Доктор  Бауэрнштерн  проводила  меня  в
прихожую (чего я никак не ожидал), и мы минутку постояли у двери.
   - Не знаете  ли  вы,  чем,  собственно,  занимается  мистер  Периго?  -
спросила она.
   - Не знаю. Он говорит, что просто ходит повсюду и болтает.
   - Это и я слышала. Но мне что-то не верится. А вам?
   - Когда речь идет о мистере Периго, я вообще почти ничему  не  верю,  -
произнес я  с  расстановкой.  -  Впрочем,  если  говорить  о  вас,  доктор
Бауэрнштерн, я тоже верю далеко не всему.
   - Как это понимать? - Она, кажется, не  столько  рассердилась,  сколько
удивилась.
   - Сам пока еще не знаю, - сказал я. Это была истинная правда. - Спасибо
за чай. Я очень приятно провел время.
   Я помчался домой, на Раглан-стрит, предупредил  миссис  Уилкинсон,  что
ужинать не буду и вернусь не позже девяти, затем снова вышел,  захватив  с
собой две книги из библиотечки "Магазина подарков". Я,  собственно,  успел
прочитать только одну, но решил обменять обе, чтобы иметь законный предлог
опять побывать в лавке.  В  момент  моего  прихода  молодая  продавщица  с
насморком как раз кончала затемнять окна, а мисс Экстон  сама  обслуживала
покупательницу. Я пошел прямо к шкафу  и  сделал  вид,  что  выбираю  себе
книгу. Покупательница скоро ушла, а за  ней  и  продавщица,  которой  мисс
Экстон посоветовала пойти домой и сразу лечь в постель. Но тут вошла новая
покупательница, какая-то суетливая дама, и минут десять,  а  то  и  дольше
выбирала букетик искусственных цветов.
   Стоило посмотреть, как  мисс  Экстон  обслуживала  эту  покупательницу!
Голосом своим она владела в совершенстве, он звучал  неизменно  вежливо  и
доброжелательно. Но я перехватил весьма красноречивый взгляд, брошенный ею
на бестолковую женщину. Если бы покупательница его заметила, она бы  пулей
вылетела из магазина. Взгляд этот, казалось, исходил из  каких-то  скрытых
глубин холодной злобы и просто убивал.
   Меня все  больше  интересовала  и  притягивала  эта  статная  белокурая
красавица, как будто только что вынутая из холодильника. Если  не  считать
второстепенных внешних признаков - зеленого рабочего  халата,  обрамлявших
голову кос, тона, манер, - она ничем не походила на женщину,  для  которой
этот магазин - самое  подходящее  место.  Она  только  играла  роль  такой
женщины,  играла  ее  неумело,  но,  очевидно,  достаточно  хорошо,  чтобы
обмануть Грэтли. В этой роли она была похожа на могучий автомобиль  лучшей
марки, выползающий с грузом овощей с заднего двора зеленой лавки.
   Как только надоедливая покупательница  вышла,  мисс  Экстон  с  улыбкой
подошла ко мне. Я уже совершенно забыл о книгах и  сейчас  схватил  первые
попавшиеся мне под руку.
   - Вы в самом деле хотите взять  эти?  -  спросила  она  все  с  той  же
улыбкой.
   - Что як... они, я думаю, подойдут, - сказал я торопливо.
   - А вы посмотрите повнимательнее, - скомандовала она.
   Я посмотрел. Судя по заглавиям, книги в самом деле  были  совсем  не  в
моем вкусе.
   - Ладно, - сказал я. - Вы правы.  Я  бы  не  стал  читать  их  даже  на
необитаемом острове. Видите ли, я простоял здесь слишком долго и, когда вы
подошли, почувствовал, что надо поскорее выбрать. Это потому, что я  думал
совсем о другом.
   - Я заметила, - отозвалась она, отняв у меня книги и  делая  пометку  о
возврате тех, которые я принес. - О чем же вы думали?
   Решив, что небольшая дерзость не повредит, я сказал:
   - Я думал о вас.
   Она подняла брови.
   - Расскажите, что же именно.
   - Не сейчас. Я зашел сюда напомнить, что  вы  обещали  на  этой  неделе
пообедать со мной. Пойдемте завтра вечером в "Трефовую даму"? На днях  нас
там накормили чудесным обедом. Конечно, мне вряд ли удастся  угостить  вас
так, как угощала нас миссис Джесмонд, но я сделаю все, что в  моих  силах.
Кстати, в тот вечер, позавчера, я видел вас в "Трефовой даме".
   - Да, помню. Завтра я могу, - благодарю вас, - но  не  раньше  половины
девятого.  Я  обещала  быть  в  семь  часов   на   митинге.   Это   митинг
патриотический, так что я считаю своим долгом пойти. К  тому  же  все  мы,
владельцы магазинов, получили специальные приглашения. И посещение  такого
митинга может быть нам полезно в  деловом  отношении,  -  добавила  она  и
показала мне приглашение. Я прочел, что на митинге выступят  местный  член
парламента, мэр города и полковник Тарлингтон.
   - Хорошо. А что, если я пойду с вами, а потом мы прямо оттуда махнем  в
"Трефовую даму"?
   - Гениальная идея! - воскликнула она.
   Помню, я подумал, что никогда не слыхал от женщины этого выражения. Они
почему-то его не употребляют. Но я уже и  так  пришел  к  заключению,  что
передо мной необыкновенная женщина.
   - Ну что, выбрали себе книги? - спросила она через минуту-другую.
   - Нет еще, к сожалению. А что? Вам хочется, чтобы я поскорее ушел?
   - Нет, не в этом дело, - рассмеялась она и, помолчав,  прибавила  почти
шепотом: - Мне хочется закрыть поскорее проклятую лавку. Сегодня день  был
такой скучный, длинный. Вы, кажется, никуда не торопитесь...
   - Признаюсь, нет.
   - В таком случае мы сделаем вот что: я поскорее запру лавку, чтобы  еще
какая-нибудь несносная женщина не могла прийти сюда,  и  мы  докончим  наш
разговор наверху и заодно  выпьем  чего-нибудь.  Вы  мне  расскажете,  что
думали обо мне.
   - Великолепно! - обрадовался я. Ее предложение было мне очень на  руку.
Я с любопытством ожидал, что  она  будет  делать.  А  она  заперла  дверь,
задвинула засов, указала мне  на  освещенную  лестницу  в  глубине,  потом
выключила свет в лавке и пошла за мной. Ни одна хозяйка, если она серьезно
относится к делу, не оставила бы свою  лавку  в  таком  виде.  Обычно  она
убирает, приводит все в порядок, помешкает тут, посмотрит там,  подсчитает
в уме дневную выручку, может быть, проверит кассу и только тогда простится
с лавкой. А такое торопливое бегство из лавки  совершенно  не  вязалось  с
тем, что я слышал от мисс Экстон во время нашего первого  разговора  о  ее
миссии  снабжать  жителей  Грэтли  прелестными  безделушками,  украшающими
жизнь. Правда, у нее сегодня был трудный день, и этим могло объясняться ее
нетерпение, но я объяснял его иначе: сегодня она либо бессознательно, либо
намеренно сняла маску. Очевидно, что-то во мне (но, разумеется,  вовсе  не
мои прекрасные глаза) побудило ее к этому. Но  мне  важно  было  выяснить,
бессознательно она это сделала или сознательно.
   Маленькая   гостиная   наверху   заинтересовала   меня   своей   полной
безликостью. Такую гостиную можно увидеть в любом отеле.  У  нее  не  было
хозяйки. Ни намека на  вкусы  какой-нибудь  Пруденс,  владелицы  "Магазина
подарков". Но не сказывалась здесь ни в  чем  и  индивидуальность  женщины
иного  сорта.  А  между  тем  мисс  Экстон,  несомненно,  обладала   яркой
индивидуальностью, хотя сразу ее нелегко было определить. И она  обставила
эту комнату и жила здесь уже четыре месяца, а комната  не  имела  никакого
лица. Нет, это не случайно!
   Мисс Экстон пробормотала что-то относительно выпивки, и я услышал,  как
она отпирает угловой шкафчик. Я обернулся и увидел такую солидную  батарею
бутылок, какой не видывал уже давно.  По-видимому,  у  хозяйки  был  очень
хороший поставщик.
   - Если бы тут оказалась канадская водка, это было бы настоящее чудо,  -
сказал я, выдерживая роль неотесанного болвана с дикого Запада.
   - Она у меня есть, - ответила хозяйка довольно сухо.
   - Вот это здорово! - сказал я, немного переигрывая. - А то я уже  почти
забыл ее вкус. Надеюсь, вы не пожалеете для меня рюмочки!
   Она налила мне водки,  а  себе  приготовила  изрядную  порцию  джина  с
лимонным соком. Затем выключила верхний  свет,  оставив  только  небольшую
лампу под абажуром в углу. Мы стояли у  камина  со  стаканами  в  руках  и
улыбались. В один миг  обстановка  приняла  самый  интимный  характер.  Мы
чокнулись, и при этом соприкоснулись не только наши стаканы,  но  и  руки.
Затем выпили, улыбаясь друг другу. Она поставила стакан  на  столик,  и  я
тоже. Мы все стояли лицом к лицу.
   Не знаю, как и почему, но я почувствовал вдруг, что если я поцелую  эту
женщину, она не рассердится и что мне следует  это  сделать.  Я  обнял  ее
самым непринужденным и  хладнокровным  образом  и  поцеловал  в  губы.  Не
забудьте, что это была не молодая девушка  (хотя  издали  она  и  казалась
такой), а зрелая женщина. Она ответила  поцелуем,  и  любопытный  это  был
поцелуй: крепкий, говоривший об опытности, но совершенно бесстрастный.
   Затем, не комментируя этого маленького эпизода, мы сели за стол.
   Как я и ожидал, она помнила, что  я  хлопочу  о  месте  у  Чартерса,  и
осведомилась  о   результате.   Я   сказал,   что   у   меня   нет   опыта
инженера-электрика и это может мне помешать, но Хичем обещал доложить  обо
мне правлению.
   - Я встретил случайно одного из членов правления, - продолжал я, - и не
заметил в нем особого расположения ко мне.
   - А кого именно?
   - Полковника Тарлингтона. Вы его знаете?
   - Немножко. Здороваемся при встрече. Я слышала,  что  он  пользуется  в
городе громадным влиянием, ну и решила на  всякий  случай  мило  улыбаться
ему. Но он не в моем вкусе.
   Я рассказал ей, что Хичем водил меня по всему заводу и как будто  между
прочим упомянул, что меня поразили новые тяжелые  противотанковые  орудия,
которые там недавно начали изготовляться. И для наглядности указал  калибр
этих орудий (разумеется, выдуманный).
   - Послушайте, мисс Экстон, - добавил я, - мне не следовало  болтать  об
этом. Так что пусть все останется между нами.  -  И  подумал:  "А  сколько
ослов за рюмкой вина сейчас говорят эту самую фразу?"
   - Ну, конечно, - сказала мисс Экстон очень серьезно. - Я  умею  держать
язык за зубами.
   - Я в  этом  ничуть  не  сомневаюсь,  -  ответил  я,  глядя  на  нее  с
подчеркнутым восхищением.
   - Выпьете еще? - предложила она с улыбкой.
   Но я чувствовал, что ей уже хочется, чтобы  я  ушел,  а  поскольку  мне
хотелось того же, я отказался и встал. Тотчас поднялась  и  она.  Я  снова
напомнил ей о завтрашнем обеде, а она мне - о моем обещании пойти с нею на
митинг.
   - Вам придется выйти черным ходом, - сказала она затем. - Это у нас  не
очень просто, так что я лучше провожу вас.
   Она не зажгла света на площадке  и  стала  спускаться,  освещая  дорогу
электрическим фонариком, а я шел за  нею.  Сойдя  вниз,  мы  прошли  через
какой-то чуланчик за лавкой. Она отодвинула засов, но не  спешила  открыть
дверь. Фонарик погас, и мы стояли рядом в темноте. На этот раз она  первая
придвинулась и поцеловала меня как будто в невольном порыве. Это  вышло  у
нее очень хорошо, но во мне шевельнулось сомнение.
   Впрочем, я не стал тратить времени на размышления:  я  вспомнил  вдруг,
что отсюда рукой подать  до  "Ипподрома".  Поплутав  в  темноте,  я  нашел
все-таки и театр и вход за кулисы. Здесь я спросил Ларри. Мне сказали, что
он сейчас на сцене, но скоро придет переодеваться для  финала,  и  провели
меня к нему в уборную -  вонючую  тесную  каморку  на  трех  человек.  Она
напоминала чулан за лавкой старьевщика. За этой  уборной  в  конце  тускло
освещенного коридора находилась еще одна - уборная Фифин. И если только  я
не ошибся в расчетах, Фифин скоро должна была выйти на сцену.
   Я стоял в дверях комнаты Ларри, надеясь увидеть, как пройдет  Фифин.  Я
слышал то, что происходило на сцене,  но  звуки  доносились  словно  очень
издалека. В грязном, плохо освещенном коридоре не было ни души.  Помню,  я
стоял там, как привидение, и ждал, чувствуя какую-то непонятную  печаль  и
опустошенность.
   Потом вышла Фифин, кутаясь в крикливо  пеструю,  заношенную  шаль.  Она
заперла свою дверь. Я не двинулся с места и смотрел на нее, широко и глупо
ухмыляясь; Фифин презрительно проплыла мимо, и меня обдало резким животным
запахом разгоряченного тела и волос, смешанным с запахом грима.  Она  была
удивительно здоровой и крепкой, хотя теперь я увидел, что она старше,  чем
выглядит со сцены.
   Не успела Фифин скрыться, как примчался запыхавшийся  Ларри,  которому,
должно быть, уже сообщили, что его кто-то ждет.
   - Я сразу подумал, что это вы, -  сказал  он,  и  странно  было  видеть
серьезное выражение на этой идиотски раскрашенной физиономии. - Мои соседи
сейчас явятся. Хотите пробраться в ее уборную?
   - Да, если справлюсь с замком. Поскольку ваши соседи должны  вернуться,
давайте-ка перейдем к ее двери, а потом, когда будете переодеваться, вы уж
последите за коридором и предупредите меня в случае чего.
   Мы пошли по  коридору  к  уборной  Фифин,  и  я  остановился  на  таком
расстоянии от двери, чтобы, протянув руку за спину, можно  было  коснуться
замочной скважины. Мне уже и раньше приходилось открывать чужие  двери,  и
отдел снабдил меня набором инструментов, быстро  отпирающих  любой  замок.
Стоя у стены, лицом к заслонявшему меня Ларри, и делая вид, что веду с ним
серьезный конфиденциальный разговор, я начал ощупывать замок.  В  коридоре
появились пожилой партнер Ларри и  еще  один  актер;  они  с  любопытством
посмотрели на нас издали, но сразу пошли в свою уборную.
   - Заслоняйте меня, пока я не войду внутрь, - шепнул я Ларри. - А  потом
идите переодеваться, но оставьте дверь открытой и прислушивайтесь.
   Я повернулся лицом к двери и принялся за дело так энергично, что  через
полминуты был уже в комнате.
   На столике  перед  зеркалом  не  было  ничего,  кроме  грима  и  колоды
засаленных карт. Под столиком  валялась  скомканная  бумажка,  на  которой
карандашом был написан ряд цифр; я  подумал,  что  о  ней,  вероятно,  уже
позабыли, и сунул ее в карман. Потом я отыскал сумку Фифин, которая висела
на стене под ее меховым пальто. Сумка была большая и оказалась незапертой.
Она была набита обычной дребеденью  -  зеркальце,  ключи,  мелкие  деньги,
какие-то  квитанции,  но,  к  моему  разочарованию,  ни  единого   письма.
Большинство женщин неделями таскают полученные  письма  в  сумке,  а  эта,
видимо, не имела такой привычки. Я нашел в сумке еще старое удостоверение,
на  обороте  которого  были  нацарапаны   цифры,   по-видимому   полдюжины
телефонных номеров. Я списал их, положил удостоверение на место,  а  сумку
повесил опять на  гвоздь.  Если  в  уборной  Фифин  и  было  еще  что-либо
достойное внимания, то я этого не заметил. Заперев за собой дверь, я вышел
обратно в коридор за добрых пять минут до возвращения Фифин.
   Ларри, еще не совсем одетый, тоже вышел и пошел за мной в другой  конец
коридора.
   - Ну что, удачно? - спросил он шепотом.
   Я покачал головой с видом  человека,  потерявшего  даром  время.  Ларри
оказал мне услугу, но не следовало говорить ему всего.
   - Значит, она ни в чем не замешана? - Он был разочарован.
   - Возможно, что и нет. Видно, мы с вами перемудрили.
   Он покачал головой, и мне стало жаль беднягу, стоявшего передо  мной  в
своем жутком шутовском обличье. Он, должно быть, возлагал какие-то надежды
на эту слежку за Фифин и, вероятно, уже  видел  себя  сотрудником  Особого
отдела. Я обнял его рукой за плечи, на которых мешком висел  старый  фрак,
знавший лучшие времена задолго до того, как попал к нему.
   - Все же я вам очень признателен, Ларри, - сказал  я.  -  И  постараюсь
увидеться с вами еще раз до вашего отъезда.
   - Если бы вы подождали, пока кончится второе представление...  -  начал
он, немного повеселев, но я прервал его:
   - Никак не могу, Ларри. Но, если будет что-нибудь интересное, я дам вам
знать.
   - Обещаете, мистер Нейлэнд? - оживился этот большой ребенок.
   - Обязательно! - И я опять похлопал по старому фраку. -  А  теперь  мне
надо выбраться  отсюда,  пока  не  слишком  много  людей  начали  задавать
вопросы. Скажите, где здесь поблизости можно перекусить?
   Мы вместе сошли вниз, и он по дороге объяснил  мне,  где  находится  на
этой улице маленькое кафе, открытое всю ночь.  Слышно  было,  как  в  зале
хлопают и вызывают Фифин, и я подумал: "Кто сегодня  считает  движения  ее
прекрасных, могучих рук и ног?"
   Маленькое кафе действительно оказалось  открытым,  и  анемичная  девица
швырнула мне на стол тарелку с неаппетитной мешаниной  из  жареной  рыбьей
кожи и костей, водянистого картофельного пюре и  капусты.  Потом  принесла
чашку теплой бурды, напоминавшей жидкую грязь, - здесь ее называли кофе. В
углу зевали два солдата. За другим столиком худенькая  немолодая  женщина,
похожая, как родная сестра, на мою хозяйку, миссис Уилкинсон, насыщалась с
судорожной торопливостью, словно считала верхом неприличия есть на  людях.
По радио передавали пьесу  о  похитителях  бриллиантов,  разговор  которых
напоминал декламацию плохих актеров старой школы.
   Есть места, где чувствуешь себя в каком-то мертвом тупике, и  это  кафе
было именно таким местом.
   Зато комната на Раглан-стрит показалась мне  почти  что  родным  домом,
когда я вернулся туда к девяти часам,  чтобы  встретиться  с  инспектором.
Миссис Уилкинсон убрала ее и развела в камине жаркий огонь.  Я  успел  еще
выкурить трубку и обмозговать кое-что до прихода инспектора. Он пришел  и,
к моему удовольствию, сразу же расположился, как у себя дома.
   - Сожалею, что не  могу  предложить  вам  выпить,  -  сказал  я,  -  но
спиртного у меня нет, как вы сами понимаете.
   - Конечно, понимаю, мистер Нейлэнд,  -  сказал  он,  закуривая  трубку,
удивительно маленькую для такого крупного человека. - Если у вас  найдется
чашка чая, это меня вполне устроит.
   Я  попросил  миссис  Уилкинсон  принести  нам  чаю  и   уселся   против
инспектора. Мне еще ни разу со дня приезда