мистера Тимона,  можно  было  подумать,  что  его
подобрали где-то между Салониками и Басрой и спустили к нам на парашюте. В
жизни не видел человека, менее похожего на ланкаширца! А между  тем  такой
выговор бывает только у тех, кто прожил большую часть жизни в Ланкашире.
   Миссис Джесмонд  предложила  нам  выпить,  а  мистеру  Тимону  принесла
минеральной воды, так как  он  с  гордостью  заявил,  что  всю  жизнь  был
трезвенником.
   - Никогда в рот не брал спиртного,  и  отец  мой  тоже,  -  уверял  он,
краешком  глаза  поглядывая  на  свой   чемоданчик,   набитый,   вероятно,
засаленными банковыми билетами.
   Гостиная миссис Джесмонд была так же необычна, как мистер Тимон или как
дивный обед, который  нам  подавали  внизу.  Она  ничуть  не  походила  на
"апартаменты", которые видишь обычно в таких местах, как "Трефовая  дама".
Мебель была хороша, а картины еще лучше. Будь мистер Периго  действительно
знатоком живописи,  он  бы  кинулся  обнюхивать  эти  стены,  как  ищейка,
почуявшая запах сырой говядины. Я встал из-за стола и, пока мистер  Периго
болтал с миссис Джесмонд, а мистер Тимон делал вид, что  заинтересован  их
разговором, хотя явно жаждал уйти, - обошел комнату, рассматривая картины.
Я люблю живопись, хотя я и не знаток. Видимо, миссис Джесмонд  во  Франции
не тратила впустую времени и денег.  Она  сумела  приобрести  превосходные
вещи.  Здесь  висела  одна  из  лучших,  виденных  мною   работ   Утрилло,
изображавшая уличную сценку, "Фруктовый  сад"  Боннара  -  словно  видение
потерянного рая,  два-три  рисунка  Дерена  и  розовый  Пикассо,  который,
наверное, один стоил больше, чем вся "Трефовая  дама".  Были,  разумеется,
еще другие, но я успел только бросить на них беглый взгляд.
   - Удивительные у вас тут есть картины, - сказал я миссис Джесмонд.
   - Ага, вы тоже это заметили? - немедленно подхватил мистер Периго. -  Я
целыми часами смотрел на них - по особому разрешению, конечно. Вот  миссис
Джесмонд может подтвердить.
   Миссис Джесмонд подтвердила, и мистер Периго кивнул мне с улыбкой,  как
будто прочитав мои мысли.
   Мистер Тимон поднял чемоданчик и объявил, что ему  пора  ехать;  миссис
Джесмонд вышла в коридор проводить его.
   - Как удачно, что мы пришли сюда одновременно, -  зашептал  мне  мистер
Периго, - правда? А я ведь вас искал.
   - Я беседовал с мистером Сеттлом.
   - Вот как! Совершенно бесцветная фигура этот мистер Сеттл.  Неужели  он
способен создать такое заведение и руководить им?
   - Я этому просто не поверил, - усмехнулся я.
   - И я тоже. Совершенно невероятно. А  вот  такая  женщина,  как  миссис
Джесмонд, - продолжал мистер Периго восторженно, - могла бы блестяще вести
это дело. Ради прихоти, понимаете?
   - Возможно. Я ведь ее знаю не так хорошо, как вы.
   -  Я  ее  очень  мало  знаю,  -  возразил  мистер  Периго   подчеркнуто
конфиденциальным тоном. - Я, собственно, ни с кем из них близко не знаком.
Я оказался здесь вне своего круга. Впрочем, не совсем так, -  прибавил  он
поспешно. - В обществе миссис Джесмонд я как бы в своей стихии. Иной раз в
ее присутствии мне удается забыть об этой ужасной войне, за что я ей очень
благодарен.  Оттого-то  я  и  стоял  так  долго  в  передней,  не  решаясь
побеспокоить миссис Джесмонд. Я знал, видите ли, что у нее наш друг  Тимон
Манчестерский... право, ему бы следовало называться Тимоном Афинским...  и
что они, вероятно, обсуждают какое-нибудь дельце.
   - А какие у них дела? - спросил я.
   Он с улыбкой покачал головой.
   - Понятия не имею... Вы любите Руо? Если любите, то вон там, в  верхнем
ряду, есть одна его очень хорошая картина.
   Вернувшаяся  миссис  Джесмонд  мило  улыбнулась  нам.   Как   было   не
восхищаться этой женщиной? Она уже,  конечно,  успела  выяснить  (если  не
знала раньше), что  Сеттл  и  не  думал  нас  посылать  наверх  и  что  мы
просто-напросто вломились к ней. Но она и  виду  не  подала,  что  ей  это
известно.
   - Я только что говорил мистеру Нейлэнду о вашем Руо, - сказал ей мистер
Периго.
   - Он говорил, кроме того, что в вашем обществе забывает об этой ужасной
войне, - вставил я, любуясь ее стройной шеей и бархатистыми,  как  персик,
щеками.
   - Присаживайтесь  и  давайте  поболтаем,  -  промолвила  она,  бесшумно
опускаясь в кресло с высокой спинкой. Все ее движения были изящны и  легки
и заставляли думать, что она в молодости училась в балетной школе.
   - Мистер Периго недоволен войной. А вы, мистер, Нейлэнд?
   Я разыграл выразительную пантомиму и неопределенно пробурчал:
   - Что ж, ею вряд ли кто доволен, по правде говоря...
   - У мистера Нейлэнда престранная привычка иной раз притворяться гораздо
менее умным человеком, чем он есть на самом деле, - мягко  заметил  мистер
Периго.
   Но я не выходил из роли, хотя мне самому она была неприятна, и сказал:
   - Я рассуждаю так: я канадец, приехал сюда устраиваться на  службу,  и,
покуда немного не осмотрюсь, лучше мне помалкивать.
   - Ах, да, кстати о службе, - отозвалась миссис Джесмонд. -  Я  слышала,
вы сегодня ездили на завод Чартерса?
   Я выпучил на нее глаза.
   - Да, а как вы узнали? - Это вышло у меня хорошо, в  духе  моей  первой
пантомимы.
   - Дорогой мой, миссис Джесмонд известно все, что происходит в Грэтли, -
заметил мистер Периго.
   - Ну, не все, - возразила она со смехом. - Но  я  давно  заметила:  то,
чего не знаю я, знает мистер Периго. Впрочем, это так понятно:  обоим  нам
делать  нечего,  остается  только  слушать  сплетни.  Согласитесь,  мистер
Периго, мы с вами не очень-то заняты оборонной работой.
   - Думаю, что вы все-таки больше,  чем  я,  -  ответил  он,  не  моргнув
глазом. - Ну, хотя бы здесь,  в  "Трефовой  даме".  Вы  ведь  так  усердно
развлекаете наших славных юных воинов. Я же только слоняюсь без дела. Но я
не верю в эту оборонную работу.
   - Перестаньте! Не смущайте мистера Нейлэнда!
   - Ничего, валяйте, - сказал я. - У меня своя точка зрения.
   - Ну, разумеется, - сказал мистер Периго. - И я очень хотел  бы  узнать
ее.
   - Нет, сперва вы... Да и вообще... раз я  хочу  здесь  устроиться,  мне
надо болтать поменьше...
   - Здесь вы можете говорить что угодно, -  сказала  миссис  Джесмонд.  -
Правда, мистер Периго?
   - Правда, но он-то этого еще не знает, - ответил тот. - Ну, а я  вообще
не скрываю своих мнений,  за  исключением,  конечно,  тех  случаев,  когда
нахожусь в обществе таких заядлых  патриотов,  как  полковник  Тарлингтон.
Точка зрения у  меня  несколько  эгоистическая,  не  спорю,  но  я  всегда
откровенно признавал, что  я  эгоист.  Я  знаю,  какая  жизнь  меня  может
удовлетворить, и знаю, что на такую жизнь  рассчитывать  нельзя,  если  мы
будем продолжать войну. Предположим даже, нам удастся победить Гитлера,  -
а пока на это что-то не похоже, -  но  мы  добьемся  победы  только  ценой
полного истощения всех наших сил. И  в  результате  полмира  окажется  под
властью Америки, а другая половина - под властью Советского Союза.  А  для
меня это безнадежная перспектива. Поэтому я... - строго между нами, мистер
Нейлэнд! - я не вижу смысла в затягивании войны и считаю, что лучше прийти
к разумному соглашению с немцами, - необязательно с самим Гитлером,  можно
и с германским генеральным штабом.
   - Я была такого же мнения еще до вступления в войну России,  -  сказала
миссис Джесмонд уже серьезно, без улыбки. - А сейчас я просто  убеждена  в
этом.
   - Убеждены? В чем? - спросил я.
   - В том, что глупо с нашей стороны продолжать войну  ради  большевиков.
Ничего мы не выиграем, а потерять можем очень многое.
   Я посмотрел на нее, и затем, пока глаза мои рассеянно  блуждали  по  ее
гостиной, представил себе, как в первую зиму войны, когда она еще не могла
развернуться по-настоящему, в таких  вот  комнатах  в  Париже  собиралось,
должно быть, множество женщин, подобных миссис Джесмонд: красивых,  умных,
культурных, утонченных, нежно благоухающих, холеных гадин.
   Следя за нею уголком глаза, я заметил, что она и мистер  Периго  быстро
переглянулись. Необходимо было поддержать разговор.
   -  Да-да,  -  промямлил  я,  всем  своим  видом  показывая,  что  опять
разыгрываю ту же роль, - я понимаю, что вы оба имеете в виду, но я  привык
думать иначе. И потом... поскольку в это дело вмешалась Америка...
   -  Америка,  насколько  я  знаю,  планирует  широкое  развитие  военной
промышленности, - сказал мистер Периго. - Но это еще только планы.
   - Ну, при ее ресурсах... - начал я.
   Он  не  дал  мне  договорить.  Личина  непринужденности  и   вкрадчивой
любезности разом слетела с него.
   - У нас без конца мелют разную чепуху о ресурсах,  как  будто  самолеты
растут на деревьях, а танки можно выкапывать на  огородах,  как  картошку.
Чтобы эти ресурсы превратить в военное снаряжение, нужно не только  время:
для этого требуются  большая  организованность,  энергия,  волевое  усилие
всего  народа.  А   есть   ли   в   демократических   государствах   такая
организованность, энергия и коллективная воля? Если да, то до сих пор,  во
всяком случае, они мало проявлялись.
   Вот как заговорил этот  слоняющийся  без  дела  торговец  картинами!  Я
посмотрел на миссис Джесмонд. Она улыбнулась мне, потом взглянула на часы,
будто украдкой, а в действительности стараясь, чтобы я это  заметил,  и  я
понял намек. Вероятно,  наступал  час,  когда  кто-то  из  молодых  людей,
оставшихся внизу, должен был прийти к ней сюда.
   - Ну, мне пора. Большое спасибо, миссис Джесмонд, - сказал я, продолжая
играть роль неотесанного простака. - Я чудесно провел время, так что  если
получу работу и останусь здесь, то вскоре загляну к вам еще разок.
   - Ну, конечно, непременно, -  отозвалась  она  и  крепко,  выразительно
пожала мне руку. Как соблазнительны были эти бархатистые  и  розовые,  как
персик, щеки! Она, может быть, и чужую кровь себе переливала, доставая  ее
на черном рынке.
   Мистер Периго ушел со мною вместе.
   - Боюсь, что наболтал лишнего, -  сказал  он  тихо,  когда  мы  шли  по
коридору. - Миссис Джесмонд,  ее  комната,  ее  картины  -  все  это  меня
волнует, и я начинаю говорить больше, чем следует. Но, разумеется, я знаю,
что я среди друзей. Если  бы  вы  начали  ходить  по  Грэтли  и  повторять
некоторые мои замечания, вы бы могли  наделать  мне  неприятностей.  Но  я
уверен, что вы на это не способны.
   - Никогда в жизни. Я люблю высказывать свои мнения и  не  мешаю  другим
делать то же, - сказал я.
   (Боже, какого идиота я из себя разыгрывал!)
   Мистер Периго стиснул мне руку. Мы спускались вниз по главной лестнице.
   - Именно такое впечатление о вас я вынес уже  в  первую  нашу  встречу,
дорогой мой. Вот почему я сказал тогда, что надеюсь скоро опять  увидеться
с вами. Вы домой?
   - Да, у меня сегодня был утомительный день, а  завтра  нужно  ехать  на
Белтон-Смитовский завод... У меня очень лестное рекомендательное письмо  к
директору... Так что, пожалуй, пойду  домой  выспаться.  Как  мне  попасть
обратно в город? Не хотелось бы никого просить подвезти.
   Он сказал, что сейчас как раз отходит ночной  автобус  и  я  еще  успею
добежать до остановки на углу. Он не ошибся. Я вскочил в  автобус  уже  на
ходу. И мне было о чем подумать, пока я ехал домой.



4

   На следующий  день  я  побывал  на  заводе  Белтон-Смита.  После  этого
посещения у меня остался бы прескверный осадок, если бы  не  то,  чем  оно
закончилось. Встретили меня не  очень-то  любезно.  Директора  Робсона,  к
которому Хичем дал мне письмо, я не застал и после  бесконечного  ожидания
попал к тощему молодому человеку по фамилии Пирсон. Я не  представлял  для
него никакого интереса, и осуждать его за это нельзя. Но он  мог  бы  хоть
чуточку  постараться  скрыть  это  полное  отсутствие   интереса.   Зевнув
несколько раз, он пояснил, что последние ночи мало спал, так как готовил к
открытию новый ангар.  Он  показал  мне  этот  ангар  через  окно.  Здание
заводской конторы находилось в нескольких стах метров от огромных ангаров,
занимавших участок длиной чуть не в полмили. До сих пор мне никто не может
объяснить, почему мы, выстроив по всей стране такие гигантские авиационные
заводы, постоянно испытываем нехватку самолетов.
   В промежутках между зевками Пирсон дал мне понять, что у  меня  нет  ни
малейших шансов поступить на их завод. Он даже, кажется, находил,  что  со
стороны Хичема было просто бесчестно некоторым  образом  обнадежить  меня,
дав мне письмо к Робсону.
   Пирсон мне не понравился. Он был из тех англичан, которые и  выражением
лица, и  тоном  своим  как  бы  внушают  вам,  что  нынешняя  война  нечто
исключительное, для избранного круга, нечто вроде  королевской  трибуны  в
Аскоте  или  павильона  для  членов  Марилебонского  крикетного  клуба  на
стадионе "Лордз". Не будь у меня веских причин осмотреть завод, я не  стал
бы обращаться  с  просьбой  к  подобному  субъекту.  Но,  видно,  это  уже
непременная часть моей работы - обращаться с просьбами  к  людям,  которые
мне не нравятся. Делать было нечего.
   - Вы не разрешите мне осмотреть завод?
   - Я лично не возражаю, - ответил Пирсон. - Но у нас теперь насчет этого
очень строго... Масса засекреченной продукции, сами понимаете...
   - Понимаю.
   Эти люди с их "засекреченностью" ужасно раздражают меня.  Это  дурацкое
выражение всегда только привлекает внимание, вместо того  чтобы  отвлекать
его. Не раз бывало, что из всего чужого разговора я слышал ясно только это
идиотское слово. Однако я не стал делиться с  Пирсоном  своими  мыслями  и
постарался, чтобы он и на лице моем не прочел их.
   - Впрочем, если вам интересно, - сказал Пирсон, - можете  заглянуть  на
минутку в наш главный ангар,  чтобы  получить  представление  о  масштабах
нашей работы. Если вы не передумали, я найду вам провожатого.
   Я от души поблагодарил его - и не потому, что мне хотелось заглянуть  в
его ангар, а потому, что я жаждал увидеть этого  "провожатого".  Если  мое
предположение было верно, то на  этого  провожатого  стоило  взглянуть.  Я
сказал Пирсону, что ни в коем случае не передумал.
   Провожатый  оказался  усталым  человеком  лет  пятидесяти,  с  длинными
растрепанными усами, в комбинезоне, пропахшем самолетным лаком. На кончике
носа у него сидели очки в железной оправе. Чувствовалось, что человек  рад
отдохнуть от тяжелой работы. Такие живописные фигуры  можно  встретить  на
любой строительной верфи.
   - Вы приезжий, сэр? - осведомился он, когда мы вышли из конторы.
   - Да, - ответил  я  осторожно.  -  Я  только  что  из  Лондона,  но  я,
собственно, канадец. Меня направили в Электрическую компанию Чартерса  для
переговоров насчет места. Ну, а пока их  правление  раздумывает,  я  решил
съездить  сюда  и  посмотреть,  не  найдется  ли  для  меня   хоть   здесь
какого-нибудь дела.
   - Так-так! - сказал он, не глядя на меня и не умеряя своей рыси. -  Мне
всегда хотелось побывать в Канаде. И в Южной Америке тоже.  Это  была  моя
мечта.
   - В Южной Америке я работал несколько лет, - сказал я, - в Чили и Перу.
Чудесные края для тех, кто молод и здоров.
   - А я уже не молод и далеко не здоров: старый насос в  последнее  время
работает неважно... Да, сердце у меня сдало...
   Мы  шли  через  обширный  двор  между  зданием  конторы  и   громадными
замаскированными ангарами.  Справа  виднелся  аэродром,  где  испытывались
новые сверхмощные "Циклоны". Я  слышал  гудение  их  больших  пропеллеров.
Неожиданно выглянуло солнце, сильный ветер смел с неба тучи. Стоял один из
тех зимних дней, когда все вокруг кажется частью  очень  четкого  цветного
рисунка. Провожатый остановился и дотронулся до моего плеча. В этот момент
мы были одни, далеко от всех и от всего.
   - Больное сердце или не больное, - сказал он, доставая пачку сигарет, -
а покурить все же надо. Без этого не могу.
   Угостив и  меня  сигаретой,  он  вынул  зажигалку.  Мне  стоило  только
взглянуть на нее, чтобы понять, что вот  теперь  действительно  начинается
работа в Грэтли.
   - Не горит, - сказал он, не поднимая глаз. - Нет ли у вас огонька?
   Я достал такую же точно зажигалку специального  назначения,  и  мы  оба
закурили.
   - Я бы отдал вам свою, - сказал я осторожно, - но это  подарок  старого
приятеля.
   - Спасибо, не беспокойтесь. Я завтра же приведу свою в порядок.
   Удовлетворенные, мы переглянулись и кивнули друг другу.  Мой  немолодой
усталый  спутник  сразу  преобразился.   Да,   разведка   направила   сюда
подходящего человека.
   - Я приехал на завод специально, чтобы встретиться с вами, - сказал я.
   - Разумно. Лучшего способа не придумаешь. Меня приставляют, конечно, ко
всякому новому человеку, но сегодня я догадался, что это вы. Вот почему  я
прежде всего заговорил о Канаде  и  Южной  Америке:  мне  сообщили  о  вас
некоторые сведения из Лондона. Давайте пойдем дальше, но  медленно.  Может
быть, за нами наблюдают.
   - Здесь нам поговорить вряд ли удастся. Как вы думаете?
   - Нет, и надеяться нечего. А потолковать необходимо как  можно  скорее.
Слушайте, Нейлэнд, я живу на Раглан-стрит, в доме  номер  пятнадцать.  Это
второй поворот налево от Милл-Лейн. А Милл-Лейн направо  от  Маркет-стрит.
Найдете? Отлично. Комната моя на первом этаже, но не забудьте, что у нас в
Англии первым считается тот этаж, который в  Америке  называют  вторым.  И
зовут меня здесь  Олни,  а  фамилия  моей  квартирной  хозяйки  Уилкинсон.
Запомнили? Хорошо, значит, сегодня вечером в половине десятого. Раньше  не
выйдет: мы работаем до семи, а потом я кое-что проверю и расскажу вам, что
мне удалось узнать.
   Он остановился, бросил окурок и затоптал его. Я сделал то же. Это  дало
нам возможность постоять и поговорить еще с минуту.
   - Так у вас уже есть в руках какая-то нить?
   - Да. Я не терял времени даром, хотя его было маловато:  я  ведь  здесь
занят целый день. А у вас?
   - Есть две-три догадки, но еще рано делать выводы. Вечером поговорим...
Значит, в половине десятого.
   - Да. А теперь заглянем в ангар, и я буду  обращаться  с  вами,  как  с
довольно сомнительным типом. Пирсону скажу,  что  у  меня  есть  кое-какие
подозрения на ваш счет. Это будет  полезно  для  дела,  потому  что  такие
новости здесь быстро распространяются. Вот увидите.
   Четверть часа спустя меня выпустили через главные ворота. Я старался не
показывать, как я доволен. Вот это называется с  пользой  провести  время!
Мне очень понравился и сам старина Олни, и то, что он сказал. У  меня  уже
была  намечена  программа  действий,  но  теперь   я   решил   ничего   не
предпринимать до обстоятельного разговора с Олни.
   Почти всю первую половину вечера я просидел у себя в номере,  взвешивая
и оценивая обрывки и клочки сведений, которые я за это время успел  добыть
в Грэтли. Я видел, что некоторые  из  них  ничего  не  стоят,  пока  я  не
сопоставлю их с наблюдениями человека, который живет  здесь  уже  довольно
давно. Вы не можете себе представить, с каким нетерпением ожидал я встречи
с Олни! Мне не только нужны были его указания - я предвкушал  удовольствие
час-другой побыть самим собою и поговорить свободно и откровенно  о  нашем
деле. Время тогда было тяжелое, на душе у меня было скверно, и  мне  нужен
был настоящий товарищ, а таким для меня мог быть только  человек,  знающий
истинную причину моего пребывания в Грэтли. Все разговоры,  какие  были  у
меня здесь до сих пор (как  вы,  надеюсь,  и  сами  заметили),  напоминали
уженье рыбы, и в них было столько же дружеского,  сколько  в  крючках,  на
которые насажена приманка. Итак, когда я  в  четверть  десятого  вышел  из
гостиницы, чтобы идти к Олни, я был в самом лучшем расположении духа.
   Затемнение показалось мне еще невыносимее обычного. Я брел ощупью,  как
в подземелье. Маркет-стрит я разыскал довольно легко,  но  затем  начались
мои мучения. Как водится, и первый, и второй прохожий, которых я догнал  и
чуть не сбил с ног, на мой вопрос, где находится Милл-Лейн, ответили,  что
он