ату и установить. Если вы откажетесь, я не обижусь. Я не хочу портить вам весь день.
     Свенсон на мгновение задумывается.
     - Боюсь, я не смогу помочь вам установить компьютер. Мой собирала жена. От меня толку, как оказалось, никакого.
     Идиот! Зачем было упоминать Шерри? Что он этим хотел сказать? Любой нормальный мужик согласится помочь установить компьютер, вне зависимости от того, умеет он это или нет.
     - Ничего, - говорит Анджела. - Установить его, пожалуй, я и сама смогу. А вы окажете мне моральную поддержку.
     - На это меня хватит, - говорит Свенсон.
     - Знаю. Это в вас самое замечательное. Раньше ни у кого не находи лось времени меня поддержать или мне помочь.
     - Это моя работа. - Может, этот индийский акцент - лишнее? Вдруг Анджела решит, что его пародия на Говинда - проявление расизма? Или это знак того, что у них теперь имеется общее прошлое, которое с каждой минутой увеличивается, которое их объединяет, и уже есть фразочки, понятные только им двоим?
     Но Анджела, похоже, думает совсем о другом.
     - Знаете... если компьютер заработает, я смогу распечатать недостающие страницы, и тогда сразу вам их отдам.
     Больше они ничего не говорят почти до самого Юстона. Въезжая в университетские ворота, Свенсон чувствует себя опустошенным. Ему хочется повернуть назад, в поля, остановиться где-нибудь на обочине и прикорнуть, положив голову Анджеле на колени.
     Анджела тяжко вздыхает - именно так хотелось вздохнуть ему самому, и в какое-то мгновение он с огромным трудом удержался. Она говорит:
     - Я себя чувствую так, будто меня отпускали на поруки, а теперь вы везете меня обратно в тюрьму.
     - Не совсем уж все так плохо, - врет Свенсон. Но сам он чувствует то же самое.
     - Вам легко говорить. У вас есть машина. Вы можете уехать куда хотите.
     - Послушайте... Если вам действительно понадобится куда-нибудь поехать, не стесняйтесь, звоните мне... Я вас отвезу. - Он не может больше притворяться, что всего лишь выступает в роли заботливого преподавателя.
     - Спасибо. Удивительно мило с вашей стороны. Вы следите за "лежачими полицейскими"? У нас в багажнике столько техники.
     Свенсон сбавляет скорость и с благодарностью думает о компьютере - доказательстве собственной невиновности. У них было дело, они его сделали. Ему уже наплевать, увидит кто-нибудь их с Анджелой вместе или нет. Он невиновен. Они выполнили задание, и ничего неподобающего не произошло.
     - Напомните мне, в каком из общежитий вы живете. Они все на одно лицо. Мы с женой обитали в Довере. Еще в доисторические времена.
     Ну вот, он опять поминает Шерри. Она улавливает намек. Он женат. Анджела, замечает он, про своего друга не вспоминает. Почему не поможет ей отнести компьютер наверх, наверняка ведь здоровенный детина с могучими коронарными сосудами.
     - В Ньюфейне. Тоже убогое название. - Юстонские студенты считают, что общежития названы как города Вермонта. Никто им не рассказал, что это города называли в честь друзей Элайи Юстона. Университет, изо всех сил стремящийся стать демократическим заведением, умалчивает о том факте, что его основатель с дружками владели когда-то большей частью штата. - Теперь направо. Вон туда.
     Естественно, он помнит. Он же заезжал за ней утром. Он тормозит у входа.
     - В это время дня посетителей-мужчин пускают?
     - Вы шутите? Времена изменились. Правила о часах посещений отменили лет сто назад. Мужчины могут приходить в любое время. К тому же вы - преподаватель. Можете делать, что вам заблагорассудится.
     - Учитывая нынешние тенденции, - говорит Свенсон, - мое поведение может быть расценено как предосудительное.
     - Что вы имеете в виду? - не понимает Анджела.
     - Так, ерунда.
     Анджела выходит из машины.
     - Вы можете остаться. Посидите здесь, проследите, чтобы ничего не украли. А коробки я отнесу сама.
     - Как-то странно - я буду сидеть и смотреть, как вы надрываетесь? - А не странно будет, если кто-нибудь увидит, что он сидит в машине у общежития? - Никто не станет среди бела дня вскрывать багажник.
     - Наверное, вы правы, - говорит Анджела. - Только давайте поосторожнее, ладно?
     Свенсон подходит к багажнику, отпирает его. Оба берут по коробке. Анджела идет впереди, он - за ней, с монитором.
     Сколько лет он не бывал в общежитии! Общежитие Руби напоминает скорее какой-то старый многоквартирный дом. Он там побывал однажды, год назад, в августе, когда семестр только начинался - в это время у всех общежитий вид какой-то призрачный, нереальный.
     Он входит в вестибюль - аппарат с газировкой, доска объявлений, на которой висит лишь листок с правилами пожарной безопасности, - и в нос ему ударяет запах пота, кроссовок, тренажеров. Как ребята такое терпят: каждый день приходят домой, а их встречает застоявшаяся вонь. Что говорит лишь об одном: он человек другого поколения. Для них это запах самой жизни. Ароматы, которые предпочитает он, - чеснока, жареной курицы, вина, яблочного пирога, цветов из садика Шерри, - в их представлении отдают родителями, духотой и скукой. Вечера, проведенные дома, взаперти, вдали от друзей. Запах живой смерти.
     Они поднимаются на второй этаж, проходят через холл со столом для пинг-понга и несколькими засаленными креслами. Ни намека на домашнюю атмосферу, ни картинки на стенах - никаких признаков того, что здесь проводят время живые существа.
     Свенсон с трудом поспевает за Анджелой, они несутся по коридору, мимо дверей, в которые он, не в силах удержаться, заглядывает. А вдруг он встретит какую-нибудь из своих студенток? Макишу, Джонелл, Клэрис?
     Анджела наконец останавливается у своей комнаты, ищет ключ в связке, свисающей на кожаном шнурке с пояса. На двери плакат: черно-белая фотография "Ангела ада" с длинными волосами, в немецкой каске, с бородой, на волосатой груди - цепи крест-накрест.
     - Ваш приятель? - спрашивает Свенсон.
     - Аведон , - отвечает Анджела. - Правда, здорово? Вместо таблички "Осторожно, злая собака!". Только не так пошло.
     Свенсон заходит вслед за Анджелой в комнату и замирает на пороге - на него смотрят сотни лиц. Стены сверху донизу сплошь, если не считать нескольких зеркал, поблескивающих между фотографиями, увешаны открытками актеров, писателей, проповедников, музыкантов, художников. Поначалу кажется, что висят они вперемешку, но потом он видит группы по теме (Дженис, Джими, Джим, Курт Кобейн) или по эпохе (Бастер Китон рядом с Чарли Чаплином и Лилиан Гиш). Пожилой Пикассо смотрит на такого же распутного и такого же лысого Жана Жене. Чехов и Толстой, Колетт, Вирджиния Вулф и... а это кто?
     Напротив двери узкая - почти как у монашки - кровать, накрытая таким же монашеским коричневым покрывалом. У левой стены белый пластиковый стол, на который Анджела ставит свою коробку, и Свенсон следует ее примеру.
     - Это не комната, - говорит Свенсон. - Это... настоящая инсталляция.
     - Нравится? - гордо спрашивает Анджела. - Многим это кажется сумасшедшим домом. Для большинства здешних дурочек - еще один повод считать меня чокнутой. У них у всех над кроватью висит плакат с каким-нибудь Брэдом Питтом, и всё. Вам надо Макишину комнату посмотреть. Там всякая чернопантерская дрянь, плакаты, растаманские флаги. И огромный плакат со Снупи. Только все знают, что папа у Макиши преподает в Дартмуте. Ее родители на порядок богаче моих.
     - Не стоит так.
     Свенсон, может, и похож на исходящего слюной извращенца, расхаживающего по комнате нимфетки, но на самом деле он профессиональный преподаватель, который никогда не забывает о своих обязанностях и ни за что не станет сплетничать с одной студенткой о другой, даже если речь идет всего лишь об убранстве комнаты.
     - А где ваш старый компьютер? - спрашивает он.
     - Нервы сдали, - признается Анджела. - Когда он сожрал мои файлы, я психанула и выкинула его из окна. Помните, я говорила, что починить его нельзя? Самое ужасное не это - только я его выкинула, как вспомнила какой-то жуткий фильм с Джейн Фондой, она там играет писательницу и выбрасывает из окна пишущую машинку. Я поверить не могла, что и я туда же...
     - А, я этот фильм видел. Как же он называется? Не вспомню.
     - Я не знаю, - говорит Анджела. - Ну, давайте принесем остальное.
     Им предстоит новое испытание, вернее, то же самое. Так долго Свенсону везти не может. Теперь уж он встретит всех своих студентов, они не преминут полюбоваться, как их преподаватель бежит рысцой за Анджелой Арго.
     Они идут на улицу. Анджела все еще тревожится, не стащил ли кто ее компьютер из запертого багажника Свенсона. Он растроган: как же искренне, как страстно она мечтала о новом компьютере. Ясное дело, родители тут же дали денег. Если бы Руби о чем-нибудь так мечтала... Он берет коробку с системным блоком. Она хватает связку шнуров. Так, последняя ходка, и все.
     Анджела придерживает ему дверь и идет чуть впереди. В комнате она освобождает место, чтобы он поставил коробку на стол.
     - Давайте я все распакую, - предлагает он. - Нож есть? Или острые ножницы?
     - Попробуйте этим. - Анджела вытаскивает из сумочки складной нож. - Не пугайтесь. Я иногда езжу автостопом. Девушке надо уметь защищаться.
     - Не стоит вам ездить автостопом, - говорит Свенсон. - Не дай бог, вас постигнет участь тех девушек, которых охотники обнаруживают через пару лет после их встречи с серийным убийцей.
     Он не может скрыть ужас, который охватывает его при мысли, что с ней может что-то случиться. И в то же время отлично понимает всю несуразность происходящего: он, исполненный нежности и желания ее защитить, стоит и смотрит, как она вспарывает картон охотничьим ножом. Да, она с виду хрупкая, но сильная: как легко держит коробки, пока Свенсон вытаскивает и разворачивает монитор и мини-тауэр.
     - Так, - говорит он. - Так-так-так. Инструкция имеется?
     - Послушайте, сделайте мне одолжение, - говорит Анджела. - Сядьте вон там, на кровать, и поддерживайте меня морально - мало ли, вдруг я распсихуюсь.
     Свенсон смеется.
     - Как вы догадались, что я в этом ничего не понимаю?
     - Вы слишком часто повторяли "так".
     Свенсон делает как велено. Он присаживается на краешек кровати, потом прислоняется спиной к стене, вытягивает ноги. Анджела сосредоточена на своем и на него внимания не обращает. Она вставляет шнуры, находит параллельные порты, устанавливает картридж, подсоединяет мышку, водит ею по новехонькому коврику.
     Компьютер слушается ее во всем. После каждого этапа Анджела напряженно ждет. Когда загорается нужный огонек или что-то жужжит так, как положено, она вскидывает руки и тихонько восклицает: "Опа!"
     До чего же Свенсону нравится эта неуклюжая талантливая девчонка! Нет, он вовсе не завидует ее молодости, ее дару, ее здоровым зубкам, еще бог знает чему, что у нее есть, а у него уже нет. Это искреннее чувство. Однако он ни на секунду не забывает, что сидит на ее кровати. На него снова накатывает сонливость, как тогда, в машине. Он с вожделением смотрит на подушку Анджелы. Может, подремать пару минут?
     Анджела говорит:
     - Просто не верится - все так гладко идет. Я когда старый компьютер устанавливала, это был ад какой-то. Кажется, вы... вы мне удачу при носите.
     - Надеюсь, - говорит Свенсон.
     - Пошш-шло! - радуется Анджела. - Да! Да! Да! Похоже, мы его завели. Давайте я попробую распечатать последнюю главу.
     Анджела сует в дисковод дискету, щелкает мышкой. Первые пять страниц принтер выдает пустыми, только с черной полосой по диагонали. Потом вообще перестает печатать, мигает красный огонек.
     - Сукин ты сын!
     Она щелкает выключателем. Раздается обнадеживающее урчание, затем из глубин принтера доносится непонятный хруст. Огонек показывает, что бумага застряла.
     - Кажется, с бумагой что-то, - говорит Свенсон.
     - Разберусь, - отмахивается от него Анджела.
     Минуточку! Свенсон не ее друг, он ей не отец, не отчим, не кавалер, не случайный мужчина, с которым можно так разговаривать. Он - так уж получилось - ее учитель, преподаватель по писательском мастерству. Он оказывает ей услугу, и это в его должностной инструкции не значится.
     - Простите, - говорит она. - Прошу вас, не обижайтесь. Эта гадость меня просто из себя выводит. Я ужасно хотела распечатать эти страницы, чтобы вам отдать. Для меня это так важно, а тут...
     - Ничего страшного. Попробуйте еще разок.
     Анджела пожимает плечами, дает команду "Печать". Принтер включается. Бумага застревает. Она разражается слезами. Свенсон встает, подходит к ней, кладет руку на плечо. Анджела откидывается назад, накрывает его ладонь своей. Свенсон словно со стороны смотрит, как сплетаются их пальцы, и это будто не его рука, а какой-то паук или морская звезда, живущая совершенно отдельной, собственной жизнью.
     Не то чтобы он не знает, что одно влечет за собой другое, что его рука, задержавшаяся на ее плече, скользнет выше, по шее, к волосам, а потом опять вниз, вдоль позвоночника. Не то чтобы не знает, что лезет к ней под футболку, к нежной равнине ее спины, а она, так и сидя в кресле, выгибает спину. Не то чтобы он не знает, что если останется тут, если не отойдет, Анджела встанет, повернется к нему, и они окажутся в объятиях друг друга. Он знает это и не знает, как с самого начала знал и не знал, что каждое произнесенное ими слово, каждое их движение вело к этому. Но ему удается сохранить способность удивляться, и будто со стороны он наблюдает за тем, как целует Анджелу Арго. Чуть погодя Анджела отстраняется от него.
     - Вы уверены, что хотите этого? - спрашивает она.
     Был уверен, но только до тех пор, пока не настала пора признаваться, ведь это будет означать, что все происходит на самом деле, с его согласия и при его участии. Он - как те несчастные девушки, что ухитряются забеременеть, продолжая себя убеждать, что собственно сексом они не занимаются. Разве не ему положено спрашивать согласия Анджелы? Свенсон не может позволить себе задумываться об этом, у него голова занята другим: например, как бы попробовать, продолжая целовать Анджелу, проложить курс к кровати, добраться до нее, минуя преграждающие путь коробки.
     На счастье, Анджела, ведомая неким локатором, сама ловко отступает назад. Ему остается лишь следовать за ней. Неужели это та же самая девушка, которая вечно спотыкается и обо все стукается? Она в своей стихии, думает Свенсон, как рыба, вновь оказавшаяся в воде. Она тянет его за собой, разворачивает, толкает на кровать. Сопротивляться невозможно, как невозможно отвести от нее взгляд. Тебя все равно что заклинает змея, не королевская кобра, а маленькая крепенькая гадюка - она, чуть покачиваясь, держит тебя в поле своего немигающего взгляда. Но ведь заклинают, кажется, как раз змей. Почему у Свенсона путаются мысли? Почему? Да потому, что Анджела, кажется, снимает с себя одежду, вот она, скрестив на груди руки, стягивает футболку. Ее груди - как бутоны. Соски отвердели на холоде.
     Она спускает мини-юбку к ногам, вышагивает из нее. На ней черный . кружевной пояс. Неужели все юные дамы, отправляясь покупать компьютер, надевают такое? Может, Анджела все это спланировала заранее? У нее ведь сегодня нет колец в губе, вообще никаких украшений на лице - чтобы удобнее было целоваться. Ну, он и сам сегодня утром одевался особенно тщательно.
     Она абсолютно обнажена, если не считать ботинок. Это неимоверно сексуально. Но до чего... до чего же она худенькая. У нее совсем другое тело, чем у Шерри, про которую ему вовсе не следует думать, сидя здесь, с эрекцией такой сильной, что Анджеле это видно даже через джинсы.
     - Класс! - говорит она восхищенно, подходит и садится на него верхом, лицом к лицу.
     Свенсон замечает, что в глазах ее промелькнул страх. Но она переводит взгляд на его ремень, озадаченно изучает пряжку, после чего расстегивает ее с мечтательным, чуть отрешенным видом. Затем соскальзывает с него, садится рядом и, подавшись вперед, стаскивает ботинки. Одной рукой Свенсон гладит ее трогательно выпирающие позвонки, а другой стягивает с себя джинсы и трусы.
     Анджела уже сняла ботинки, и он тянется к ней, но она жестом велит ему лечь на спину и роется в тумбочке у кровати, откуда достает маленький пакетик из фольги. Он так давно ничем подобным не пользовался - Шерри много лет назад, перестав брать таблетки, вставила спираль, - что сначала принимает это за пакетик с чаем. Ах да, это презерватив, ну конечно! Секс девяностых, он такой, и то, что Анджела столь предусмотрительна, на пользу им обоим. По поводу Свенсона ей волноваться нечего. Но кто знает, что она себе позволяла? Что это был за парень, который подходил к телефону? Рискует как раз Свенсон. Очень отрезвляющая мысль, но не настолько пугающая, чтобы у него пропала эрекция, наоборот, его член, похоже, положительно реагирует на тот настораживающий факт, что презервативы у Анджелы всегда под рукой. Наверное, так же чувствовали себя девушки, когда Свенсон, тогда еще старшеклассник, посреди бурных поцелуев, начавшихся будто бы случайно, доставал вдруг из кармана сознательно прихваченный с собой презерватив.
     Анджела дает ему пакетик, он его вскрывает, слегка волнуясь - а вдруг презервативы теперь другие? Вдруг он не сумеет его надеть? Ему вспоминаются школьные годы. Это - как на велосипеде кататься. Он натягивает его, осторожно раскручивая.
     Он снова чувствует себя на месте женщины - когда Анджела наклоняется над ним, он думает: а как же прелюдия? Но длится это лишь долю секунды, и наслаждение накрывает его волной, внизу живота разливается блаженное тепло. Он наконец перестает думать - переворачивает ее на спину, и ноги ее раздвигаются. Он опирается на руки, грудь его касается ее груди, ее бедра смыкаются, притягивая его ближе. И вот лицо его прижимается к ее лицу, его подбородок касается ее щеки.
     И тут в его голове грохочет взрыв. Треск, хруст, затем скрежет - словно камни перемалываются в пыль. Он не сразу понимает, что произошло.
     - Что это было? - спрашивает Анджела. - У меня прямо в черепе отдалось.
     - Ничего особенного, - отвечает Свенсон. - Я зуб сломал.
     Зуб, тихо разрушавшийся несколько месяцев, окончательно рассыпаться решил именно сейчас. А он даже не заметил, что скрежетал зубами. Ужас какой! Так нечестно! Ровно в тот момент, которого он, сам себе отказываясь в этом признаваться, так вожделел, когда он наконец получает то, о чем не осмеливался мечтать, у него ломается зуб. Вот они, каверзы среднего возраста, какой позор - предстать стариком, у которого зубы выпадают. Свенсон, не отпуская Анджелу, щупает языком зазубренные развалины.
     - Пломбу потерял, - говорит он.
     - Не только пломбу, - отвечает Анджела.
     Эрекции как не бывало. Он перекатывается на бок. Глядит на Анджелу, лицо которой из страстного становится ровно-невозмутимым. Она моргает, нерешительно улыбается.
     - Облом, - говорит она. - Болит?
     - Пострадало только самолюбие, - отвечает он. - По нему нанесен смертельный удар.
     Главное - не дать ей понять, каким ничтожеством он себя чувствует. Оттого, что он не может сказать ей об этом, на него накатывает такое отчаяние, что к глазам подступают слезы. Он понимает, что это еще и гормональное, это - химия, реакция на фрустрацию. Но нет, он не окончательно забылся - он вдруг изумляется тому, что лежит вот так, голый, с этой девочкой, совсем ему чужой. Он должен быть с Шерри, родной и близкой. Что он ей скажет, когда она спросит, как он сломал зуб?
     Шерри начнет его жалеть, и его мучения, и без того вполне заслуженные, станут совсем невыносимыми. Выть хочется: что за глупость, ну зачем он пил эту ядовитую смесь похоти и самообмана, пил такими маленькими глотками, что с легкостью убеждал себя, будто и не пьет вовсе? На самом деле хочется сейчас ему только одного - лежать, прижавшись к Анджеле Арго. Но она уже уселась в кровати, скрестив ноги, прислонившись спиной к стене. Свенсон отодвигается, освобождая ей место. Они держатся с такой непринужденностью, словно не было сексуальных игр: просто две соседки по общежитию с