иронию, если бы, пока он ездил проталкивать издателю роман своей юной возлюбленной, в дом пришла настоящая беда.
     - Все отлично. Просто великолепно, - говорит Шерри. - Я думала, ты позвонишь из аэропорта.
     - Я туда приехал прямо перед вылетом, - врет Свенсон, и ему уже кажется чудом, что в наказание за эти мелкие обманы не разразилась ни какая катастрофа. Он трогает языком зуб. Обязательно надо сходить к врачу. - Руби как, ничего? - спрашивает Свенсон. - Не обиделась, что я уехал?
     - Ну что ты. Я же тебе говорила: все очень хотят, чтобы ты наконец дописал свой роман. Правда! Да... у Руби к тебе просьба. Ей нужен новый компьютер. Мы ведь потянем, а? Она хочет, чтобы ты свозил ее в Берлингтон, помог выбрать.
     До Свенсона не сразу доходит, о чем его просят.
     - Конечно, - говорит наконец он. - Разумеется. С удовольствием. Я бы чего-нибудь выпил. - Ему хочется суетиться: штопор, бутылка, стаканы - лишь бы оборвать разговор.
     - Я тоже не откажусь, - кивает Шерри.
     Он достает с полки в кладовке бутылку, роется на кухне в ящике - ищет штопор, изо всех сил пытается вести себя как муж, решивший выпить с женой вина, а не как сумасшедший, ныряющий в бездну своего безумия. Да он обязан радоваться тому, что блудная дочь ищет его общества, надеется на его совет, рассчитывает на две тысячи долларов, что она предоставляет ему возможность завоевать ее любовь, купить эту любовь за умеренную цену.
     Что с того, что он туда же и за тем же ездил с Анджелой? Нет ничего предосудительного в том, что человек двум девушкам покупает компьютеры. Кроме того, Анджеле он ничего не покупал. Просто съездил с ней за компанию. Скажем так - потренировался. Выяснил, как это делается, и теперь уже везет туда собственную дочь.
     Он наливает вино в стаканы, прихлебывает из своего. Очень вовремя. Руки его перестают трястись как раз в тот момент, когда в кухню входит Шерри.
     - А что с ее старым компьютером?
     - Господи, Тед! Он у нее со школы. Она говорит, по пятнадцать минут один файл запоминает.
     Свенсону приятно, что Шерри с Руби беседуют о таких обычных вещах - файлах, компьютерах.
     - Конечно. С удовольствием. Они ведь завтра работают?
     - По субботам - разумеется, - говорит Шерри, и в голосе ее слышится легкое раздражение: так она по второму разу повторяет рассеянным студентам, что и как им принимать. - Кстати, тебе звонила какая-то студентка.
     - Да? Вина хочешь? - Свенсон, не оборачиваясь, протягивает ей стакан, он не хочет встречаться с ней взглядом, поэтому делает вид, что ему срочно нужно вытащить штопор из пробки. Нет никаких оснований полагать, что "какая-то студентка" - это именно Анджела.
     - Голос у нее был расстроенный, - говорит Шерри. Что сужает список подозреваемых. Но это могла быть... хотя бы Джонелл Бривард, она не принесла ему рассказ, который они хотели разбирать сразу после каникул; пришлось Клэрис вызваться ее заменить. Уж лучше бы это была Джонелл. Спектр ее возможностей гораздо скромнее, чем у Анджелы, которая могла чего только не наговорить его жене.
     - Она назвалась? - спрашивает Свенсон.
     - Нет, - отвечает Шерри. - Сказала только, что она твоя студентка, хотела посоветоваться насчет своего романа.
     - Насчет романа? - тупо повторяет Свенсон. - Интересно. - Его вдруг окатывает волна безудержного счастья. Вовсе он не хотел, чтобы это была Джонелл. И тут он вспоминает, что потерял роман Анджелы.
     - Она оставила свой номер, - говорит Шерри. - Домашний. В Нью-Джерси. Просила ей перезвонить. Сегодня вечером, в любое время. Это та самая, талантливая?
     - Ох уж эти студенты! - говорит Свенсон. - Все соки норовят из тебя выпить, звонят днем и ночью, по пятницам, в День благодарения, а ты изволь быть наготове.
     Странно было бы, если б он немедленно помчался в кабинет отзванивать студентке. И вообще, ему совершенно не хочется с ней разговаривать. Он просто рад, что она позвонила. Если он с ней свяжется, придется сказать, что Лен читать рукопись отказался, и - "...да, кстати, я ее потерял где-то на Манхэттене".
     - Вполне может подождать до понедельника, - говорит Свенсон.
     - Так ты свозишь завтра Руби? - спрашивает Шерри.
     - Куда? - Свенсон понимает, что знает куда, только вспомнить не может.
     - В "Компьютер-Сити", - обиженно напоминает Шерри.
     - Разумеется.

***

     Свенсону снится, что он стоит перед столом, а кругом - ничто, пустота, как на картинах Де Кирико. На столе два кубка, гребень, перо, книга и яйцо. Он знает, что должен выбрать что-то одно, берет яйцо, оно взрывается огненным салютом у него в руке, и боль выталкивает его из ночного кошмара обратно в постель; открыв глаза, он видит склонившуюся над ним Шерри, которая говорит:
     - Она тебя уже ждет.
     - Кто? - спросонья не понимает Свенсон.
     - Господи, Тед! Руби сидит в машине. Уже десятый час. Ты проспал. Свенсон выглядывает в окно, смотрит во двор.
     - Сегодня суббота. Мы что, теперь живем строго по расписанию?
     - Это же для Руби, - говорит Шерри. - Ну пожалуйста!
     Она сидит в салоне, смотрится в зеркальце. Бесполезно просить ее вернуться в дом, выпить чашку кофе, подождать, пока он примет душ. Да нет, она, конечно, согласится, но во всем ее облике будет сквозить разочарование, более того - обида. И Свенсон снова не сумеет доказать, что он хороший отец.
     А с чего ему чувствовать себя виноватым? Он, между прочим, жертвует субботним днем и немалой суммой денег. Вдобавок лишает себя удовольствия принять душ и побриться. Он влезает в те же брюки, в которых ездил в Нью-Йорк, берет со стула черный свитер.
     Вечером, заглянув в холодильник и обнаружив там бублики и копченую лососину, он предвкушал, как утром перед отъездом в Берлингтон вознаградит себя ими. Но позавтракать времени нет. Да и не заслуживает он этого. Когда собирался за компьютером с Анджелой Арго, ему не было нужды утешаться завтраком.
     Он хватает куртку, выбегает во двор, прыгает за руль. Руби оборачивается и смотрит на него. Волосы у нее завязаны в хвостики. Не самое удачное решение - к ее полному розовощекому лицу они не идут. В лице дочери Свенсон видит слишком много своих черт и мало чего от Шерри, к тому же этот кроличий прикус всегда напоминает ему собственную мать. Нет, Руби вполне бы могла быть хорошенькой, если б только не показывала всем своим видом, как ей хочется немедленно исчезнуть. На ней джинсы на несколько размеров больше, чересчур свободный свитер.
     - Ты мог не торопиться, - говорит Руби.
     - А я и не торопился, - врет Свенсон.
     - Спасибо тебе, пап, - говорит Руби.
     - Не за что, - отвечает Свенсон.
     Он наклоняется и целует ее в щеку - отчасти и для того, чтобы приглушить эхо своих неискренних слов. Она пахнет духами и косметикой. Руби напрягается и едва заметно морщится.
     Ну ладно. Пусть будет по-ее. Он дарит Руби свой день. Мысль эта наполняет Свенсона покоем, каким, должно быть, наслаждаются люди, когда решают предать свои проблемы в руки Господа.
     - Холодновато, - поеживается Свенсон.
     - Угу. Мерзкая погодка.
     Они выезжают на шоссе 2А, ведущее к лесу. Машину царапают ветви, с которых слетают кристаллики льдинок.
     - Как дела в университете? - Кажется, Свенсон спрашивает это в пятидесятый раз. Но право забывать о приличиях, не заботиться о том, не надоел ли ты близким, задавать одни и те же вопросы и получать одни и те же ответы - едва ли не главное из неотъемлемых преимуществ семейной жизни. - Помимо того, что всем подряд вчиняют иски?
     - В общем, неплохо.
     - Привыкаешь - становится легче, - говорит Свенсон. - Ты там развлекаешься?
     - В каком смысле?
     - Ну как - приятели, вечеринки.
     - Пап, я работаю в центре помощи жертвам насилия, - говорит Руби. - Развлечением я бы это не назвала.
     - Согласен, - кивает Свенсон.
     Миль десять-двенадцать в машине царит тишина, одновременно напряженная и унылая. Когда они ехали с Анджелой, тишина была другой - тоже напряженной, но завораживающей. Свенсон громко вздыхает.
     - Ты что, пап? - спрашивает Руби.
     - Зуб разболелся, - говорит Свенсон.
     - Хочешь, вернемся?
     - Да нет, все не так страшно. - Помолчав, он спрашивает: - А что, в кампусе так много случаев изнасилования, что пришлось целый центр открывать?
     - Да нет. Мы еще помогаем женщинам с несчастной судьбой. Хотим, чтобы они чувствовали себя защищенными, чтобы могли выговориться.
     Чтобы чувствовали себя защищенными и могли выговориться? Откуда в ней это? Она же говорит словами Лорен Хили.
     - Знаешь, тут был один случай... Просто вопиющий. Тебе это действительно интересно?
     - Ой, вряд ли. Но назад дороги нет.
     - Да, конечно.
     - Устроили студенческую вечеринку. Там была команда по лакроссу в полном составе. Объявили День пива - эта идиотская традиция у нас в университете соблюдается свято: пиво дуть начинают с самого утра, так и пьют, пока с ног не свалятся или не вырубятся. Ну вот, а у одного парня было свидание. Его подружка - еще со школы - приехала к нему на уик-энд. Но только затем, чтобы с ним порвать. Так этот парень собирает всех своих дружков, они накачивают девчонку пивом, укладывают на пол в гостиной общежития и все по очереди на нее мочатся.
     - Господи! - ужасается Свенсон. - Вот несчастная!
     - Самым натуральным образом. - Руби передается заряд возмущения Свенсона. - Отвратительнее всего то, что она решила на них не заявлять: женщины обычно винят во всем себя и предпочитают о подобных случаях не распространяться; но две ее подруги своими глазами это видели и убедили ее, что, если она привлечет парней к ответственности, ей будет легче справиться с психологической травмой.
     - Подруги были правы, - бормочет Свенсон.
     Он отлично понимает, что должен сострадать жертве, а не себе и Руби. Он не может поверить, что его единственная дочь, свет его очей, учится в университете, студенты которого могут позволить себе помочиться на женщину. В Вассаре или Гарварде такого не случается. Или, к примеру, в Юстоне. Его дочь живет в настоящем зверинце, а совсем неподалеку, всего в нескольких десятках миль оттуда, девушки ничем не лучше Руби, такие, как Анджела Арго, наслаждаются свободой и возможностью пестовать свои нежные чувства. Карлос и Макиша учатся здесь, чтобы пообтесаться, подготовиться к легкой жизни, хорошей работе, приемам с коктейлями, а его дочь учат идти по нисходящей, работать локтями, не смотреть в глаза, она катится вниз, к работе, обеспечивающей лишь прожиточный минимум.
     Когда они с Шерри ее упустили? Она не захотела учиться в Юстоне. Проблем здесь было бы не меньше, но другого рода. Руби сама решила поступить в Стейт. Они не смогли бы ее переубедить. Он говорит себе, что новыми хозяевами вселенной станут скорее выкормыши студенческого зверинца из Стейта, а не студенты-литераторы из Юстона. И вообще, почему он об этом задумывается? История, только что рассказанная Руби, намного серьезнее, чем вопрос о том, в каком именно университете учится его дочь.
     По дороге прямо на них несется какая-то серая туча. Свенсон выворачивает руль. Руби, не удержав равновесия, ударяется о дверцу. Ощупывает плечо - проверяет, нет ли перелома, думает Свенсон. Он вспоминает вдруг, что в одном из школьных спектаклей Руби играла мужскую роль. Царя Мидаса? Или великана из "Джека и бобового зернышка"? Не важно. Главное, в ее игре было что-то удивительно знакомое; потом ему Шерри сказала, что Руби копировала все жесты Свенсона.
     - Папа! С тобой все в порядке? Хочешь, я сяду за руль?
     - Да все отлично, - говорит он. - Полный порядок.
     Они уже доехали до Уэндоверской гостиницы, и он со стыдом понимает, что радуется тому, что полпути позади, а ведь когда ехал с Анджелой, это его очень огорчило. Поделом ему: мчится со скоростью шестьдесят миль по проселку, где только коров перегонять, самоубийственная поездочка в компании с угрюмой разнесчастной девицей, подросшим вариантом той самой малышки, которая некогда вертелась волчком на этом же кресле, распевала свои детские песенки. Сам во всем виноват. Он отлично понимает, что это грех, непростительный грех: впервые за год с лишним проводит день с дочерью, а в глубине души мечтает о том, чтобы на ее месте была эта отвязная девица, студенточка, к которой он неравнодушен. Чему быть, того не миновать. Пусть все летит к чертям!
     - Университет отказывался предъявлять обвинение, - говорит Руби. - Кафедра тендерных проблем пригрозила, что подаст коллективный иск.
     Вот еще одна примета того, насколько велика разница между его дочерью и его учениками: в Стейте на девушку помочились, а университет бездействует. В Юстоне же устраивают собрания, преподавателей предостерегают: не дай бог сказать что-нибудь оскорбительное или двусмысленное.
     Свенсон говорит:
     - Совершенно справедливо. Кто-то же должен взять на себя ответственность.
     - Да не в ответственности дело, - отвечает Руби. - А в том, что тайн не должно быть. Всем известно, как опасно все тайное...
     А то! Тайна Свенсона - если откроется - сколько народу погубит. А если взять и рассказать все Руби, излить душу, снять с себя груз? Знаешь, когда я последний раз здесь был, возил сюда студентку, я ей помог купить компьютер, а потом мы пошли к ней в комнату и занялись любовью. Пытались заняться любовью...
     - Пап! - звенящим голосом говорит Руби. - Ты бы глаза открыл!

***

     Свенсон напрасно так волновался насчет повторного визита в "Компьютер-Сити". Здесь все переменилось до неузнаваемости. Он минут пять ищет, где бы припарковать машину. Пустырь перед магазином заполонили деловито снующие туда-сюда покупатели, они толкают перед собой тележки, коляски с младенцами, шумно что-то обсуждают, спорят, успокаивают ревущих детей. Свенсон замечает малыша, усердно колотящего по стопке коробок с дискетами. Тот, увидев, что Свенсон обратил на него внимание, на секунду замирает, но тут же возвращается к своему занятию.
     То, что здесь все по-другому, не имеет никакого отношения ни к Анджеле, ни к Руби. Они с Анджелой приезжали в будний день утром, а сегодня суббота, да еще после Дня благодарения - лучший в году день для покупок.
     Руби останавливается у входа, мрачно уставившись на толпу. Свенсон направляется к отделу компьютеров, она тащится в нескольких метрах позади. Для нее само собой разумеется, что он, взрослый, знает, куда идти, а он и на самом деле знает, но по совсем другой причине. Она оглядывает ряды клавиатур, мониторов, но не может сосредоточиться, не может заставить себя выбрать. Ну просто аутистка какая-то, думает Свенсон.
     Проходит несколько тягостных минут. Продавцы либо заняты, либо нарочно их не замечают. Наконец появляется нервический молодой человек. Он, похоже, побаивается Руби - существо противоположного пола, и это чувство явно взаимно. Она понятия не имеет, чего хочет, что ей нужно, что обозначают эти непонятные ряды цифр. Свенсон вспоминает, как Анджела бодро чирикала про гигабайты и RAM. Почему Руби ничего этого не знает?
     Руби глядит на паренька, потом на Свенсона. Она вот-вот разрыдается. Даже застенчивый продавец неуклюже пытается ее утешить. Ласково, по-братски, и Свенсон понимает: никак не для того, чтобы заработать побольше комиссионных, а исключительно чтобы не дать Руби у них на глазах рассыпаться на кусочки. Он показывает ей компьютер, который, по его словам, вполне может удовлетворить всем ее нуждам - будто она знает, каковы ее нужды, и сумела выразить это словами. В списке самых дешевых эта машина стоит третьей. Свенсон готов обнять парня, но понимает: это только усугубит неловкость ситуации.
     Каким-то образом им удается с минимумом неудобств оформить покупку, и они пристраиваются в хвост длиннющей очереди в кассу. Когда он приезжал сюда с Анджелой, никакой очереди не было. Продавец взял кредитную карточку Анджелы и куда-то упорхнул, Анджела бродила по залу и разглядывала компьютеры, а Свенсон наблюдал за ней. Карточку тут же принесли обратно, и Анджела расписалась.
     На сей раз все гораздо сложнее. Аппарат отказывается принимать кредитку Свенсона, отчего тот впадает в панику: он уверен, что незаметно жизнь его рухнула, на него свалилась беда - что-то связанное то ли с Анджелой, то ли с путешествием на Манхэттен.
     Юная кассирша говорит:
     - Такого никогда прежде не случалось.
     - Попробуйте еще разок, - советует Свенсон. Но и во второй раз не срабатывает.
     - Что же такое? - говорит Свенсон. На третий раз он возмущается:
     - Что, черт подери, происходит?
     Кассирша не подымает на него глаз, сидит, уставившись на экран. Наконец радостно улыбается. Аппарат принял карточку! Свенсон подписывает талон, и они с Руби уходят.
     Пока они стоят в очереди машин у склада, Свенсон пытается поймать по радио какую-нибудь музыку.
     - Пап, ты не мог бы это выключить? - говорит Руби. Он обиженно выключает радио.
     - Извини, - говорит Руби.
     - Можешь не извиняться.
     Парни на складе никак не могут найти заказ Руби. Проходит пять, десять минут. Свенсон старается сохранять спокойствие, но внутри у него все клокочет. Он нервно постукивает ладонью по рулю. Что-то детское, глубоко в нем сидящее, очень хочет дать Руби понять, сколько неудобств она ему доставляет. Пусть она хоть разочек почувствует себя виноватой.
     Руби смотрит прямо перед собой, а Свенсон непрерывно крутится, бросает сердитые взгляды на окошко выдачи. Ему хочется обнять дочку, прижать к себе, сказать, что все будет хорошо, что они с Шерри ее любят и всегда будут любить. Наконец откуда-то появляются их коробки и даже молодой культурист, которого в виде компенсации за задержку послали погрузить покупку в машину.
     Только выехав на шоссе, Свенсон находит в себе силы завести разговор.
     - По-моему, ты сделала хороший выбор, - говорит он. - Компьютер очень пригодится, тебе легче будет писать свои работы...
     - Истории болезни, - поправляет его Руби.
     Надо позвонить Анджеле, думает Свенсон.
     - Истории болезни, - послушно повторяет он.

***

     Три отрывистых удара по стеклу в двери. Так стучит только Анджела.
     Днем, вернувшись с Руби из "Компьютер-Сити", он позвонил Анджеле в общежитие, оставил на автоответчике сообщение - попросил зайти к нему в кабинет в понедельник утром. Если бы он позвонил ей домой, пришлось бы по телефону рассказывать про встречу с Леном. Нет, лучше уж лично. Тогда это показалось ему мудрым решением. Но теперь ему хочется вскочить и бежать, улететь первым же самолетом на Таити. Или еще куда. В Сиэтл. Он представляет, как сидит в какой-нибудь убогой гостинице над порновидеосалоном на краешке шаткой кровати и ему хорошо и спокойно - не то что сейчас.
     Анджела, как всегда споткнувшись, входит в комнату. Что она с собой сделала? Видно, посвятила День благодарения пирсингу: в губе у нее очередной шарик, новая серьга в ноздре, на подбородке - крохотная серебряная козлиная бородка. Наверное, дырки уже имелись. А дополнительные украшения нацепила, чтобы порадовать родителей. Ее образ Безумного Макса  дополняет вампирский макияж: белая пудра, черная губная помада, тени цвета копоти. В целом скорее похоже не на Безумного Макса, а на героиню "La Strada" . В глазах притаился страх, будто ее кто-то преследует. Не обидели ли ее дома? Может, родители разыгрывали из себя доброжелательных простачков специально для Свенсона?
     Анджела бросается в кресло. Говорит непривычно громко и резко:
     - Ненавижу, когда вы на меня так смотрите.
     Она что, за праздники совсем спятила? Или ее доконали выходные с родителями? Все эти украшения - только внешние симптомы. Свенсон читал, что шизофрения порой проявляется внезапно, в юности, часто когда человек покидает родительский дом. Должно быть, случилось нечто ужасное. Свенсону безумно хочется дотронуться до нее, утешить, но он вспоминает, что в прошлый раз, когда он себе это позволил, одно повлекло за собой другое.
     История их отношений такова, что простой жест сострадания может быть истолкован как заигрывание.
     - Как "так