Она стояла у истоков.
     Анджела встает и выходит к столу. И Свенсон видит панковские булавки, торчащие из-под обличья примерной студентки. Он ждет, что она сейчас споткнется или стукнется об угол стола, но она - как дебютантка на балу - грациозно опускается на стул. Да нет же, даже при этой маскировке ее жесты будут теми же, ее манера держаться выдаст ее истинную натуру. Актеры все время так делают. А Анджела - девушка разносторонне одаренная.
     Комиссия словно отступает в сторонку, вверяет Анджелу Лорен: только она способна общаться с таким хрупким созданием.
     - Анджела, - говорит Лорен, - прежде всего мы хотим сказать, что все, кто тут присутствует, понимают, как трудно было вам решиться на это. Спасибо вам за смелость, которую вы проявили. И еще я хочу сказать, что все мы прослушали запись вашего... разговора с профессором Свенсоном. И пришли к единодушному выводу: нет никакой необходимости прослушивать ее здесь еще раз. Мисс Уолин, - кивает она на секретаршу Бентама, - переписала разговор на бумагу, для протокола.
     Так значит, их не заставят прослушивать запись публично! У Свенсона от радости голова идет кругом. Ему больше не придется слушать эту гадость, эту низкопробную подделку, эту ложь, из которой следует, что он уговорил Анджелу вступить с ним в интимные отношения, пообещав за это показать ее книгу Лену. Анджела сидит, сложив руки на коленях, - похоже, ей не хватает колец, которые она с удовольствием покрутила бы на пальцах. Утром, одеваясь, она упустила это из виду. На лице ее выражение крайнего раздражения и скуки, так знакомое ему по первым семинарским занятиям, но теперь у нее пронзительный взгляд мученицы, благочестивый и скорбный, и зажгло его пламя священной войны, которую она ведет с мужской тиранией и сексуальными домогательствами.
     - Ну что ж, Анджела, - говорит Лорен. - Может быть, вы для начала расскажете нам, как познакомились с профессором Свенсоном?
     Анджела презрительно выпячивает нижнюю губку. Они что, идиоты?
     - Я занимаюсь в его группе. Вернее, занималась.
     - Сколько в ней человек? - спрашивает Карл. Хочет проверить, какая у профессора нагрузка.
     - Восемь, - отвечает Анджела. - Со мной - девять.
     Амелия и Билл кидают на Свенсона оскорбленные взгляды. Да, нагрузка минимальная.
     - У вас с профессором Свенсоном возникли... некие отношения.
     - Да, это было как-то странно, - говорит Анджела. - Он все время вызывал меня на консультации. Это всех удивляло - больше ни с кем он таких консультаций не проводил. Студентам отлично известно, что в своем кабинете он... типа... почти не показывается.
     Лорен держит паузу - чтобы информация усвоилась. Свенсон не только растлитель малолетних, он еще и нерадивый преподаватель.
     - А что вы обсуждали на этих "консультациях"?
     - Ну, мою работу. Если это можно назвать обсуждением. Он, вообще-то, не вносил никаких поправок. Говорил только, что у меня хорошо получается и что нужно продолжать в том же духе.
     Слушание можно заканчивать прямо сейчас. Всякому уважающему себя преподавателю понятно: профессору не так уж и нравилась эта работа, он просто хотел встречаться с этой студенткой за пределами класса.
     - А теперь, Анджела, расскажите своими словами, как развивались ваши отношения.
     Если Лорен еще раз произнесет слово "отношения", Свенсон ее придушит. От-но-ше-ния. Его раздражает пришепетывание на третьем слоге.
     И тут из-под одежек новой Анджелы проглядывает старая Анджела. Она начинает вертеться, но сколько бы ни крутилась, с пути она не сойдет. Он может скакать козлом перед ее носом, она на него и не взглянет. Он чувствует, что, если она хоть разок на него посмотрит, что-то изменится. Она прекратит этот спектакль, снимет свои обвинения. Он рассуждает как охотник. Вот кем он стал? Охотником? Только охота не увлекла его настолько, чтобы он забыл о себе окончательно, - его приводит в ужас мысль о том, что всем этим людям известно про его отношения с этой странной вертлявой девчонкой.
     - У меня было такое ощущение, что он... ну... вроде как... заинтересован.
     - Заинтересован? - повторяет Лорен. - Заинтересован в этих отношениях?
     Анджела говорит:
     - Понимаете, я замечала, как он смотрит на меня во время семинара.
     Конечно, он смотрел на нее - во всяком случае, в ее сторону: она так агрессивно молчала, стучала своими шипами - кстати, куда они подевались? - по столу, когда другие студенты изливали души и раскрывали сердца. Свенсон надеется, что комиссия примет все это к сведению. Отныне они хорошенько подумают, прежде чем взглянуть на студента. Как, интересно, можно было не смотреть на Анджелу, наряд которой был подобран специально, чтобы вынуждать вас на нее смотреть, чувствуя при этом, что ваш взгляд нарушает ее право невидимкой скользить по миру.
     Свенсону нужно все вспомнить. Вспомнить, что именно происходило - чтобы держаться правды. Держаться реальности. Девушка, которой он был "увлечен", весьма отдаленно напоминает ту, которая сидит сейчас за столом. Очень трудно соотносить ту Анджелу и эту. Какая из них настоящая? Удивительно, но этого так и не узнаешь, даже если в своем творчестве она якобы открывает интимные стороны своей души. Но ведь Свенсон всегда предупреждал студентов: не следует считать, что эта душа - душа самого писателя.
     Лорен спрашивает:
     - А профессор Свенсон что-нибудь говорил вам?
     - Конечно говорил. Я приносила ему работу. То, что писала.
     - А как он относился к вашему творчеству?
     - Я ведь уже сказала. Ему все действительно нравилось.
     - Понятно, - говорит Лорен и, помолчав, спрашивает: - А почему вы решили, что ему это действительно нравилось?
     - Он оставлял мне сообщения на автоответчике, говорил, что ему очень нравится то, что я делаю.
     - На ав-то-от-вет-чике? - по слогам повторяет Лорен.
     - И все время просил принести еще.
     Вот это комиссия пусть отметит. Преподаватель хотел читать работы студентки. Жаль, они не знают, какой хороший у нее роман. Он хочет сказать об этом прямо сейчас - уточнить, что была причина просить ее приносить новые главы. Но если он сейчас встанет и скажет так вслух, это вряд ли ему поможет. Все решат, что он заблуждался. Да, заблуждался. Но не относительно ее романа.
     - А какие ваши работы интересовали профессора Свенсона?
     - Мой роман. Главы из романа.
     Когда она произносит слово "роман", голос ее чуть дрожит. Неужели комиссия этого не замечает, не видит, что в обличье этой якобы простодушной девчушки скрывается кровожадный убийца? Нет, они ничего не слышат. Никто из них - за исключением Магды, но та молчит - не может представить себе, что это косноязычное, полуграмотное дитя написало роман, который так увлек его, человека взрослого и опытного. Настроение у них падает - как и у него, когда он впервые услышал от Анджелы это слово. Свенсон читает по лицам Карла и Билла - нет, ради такой девицы мы бы местом рисковать не стали.
     - Может быть, вы расскажете нам немного о своем романе?
     - Что вас интересует?
     - Например, фабула. - Лорен надеется, что сейчас Анджела опять промычит что-нибудь нечленораздельное.
     - Там про девочку, которая влюбляется в своего учителя.
     Ну, теперь самое время пересказать комиссии тот эпизод, где девочка и учитель трахаются среди разбитых яиц. И не забыть отметить, что эта скромная невинная девица весьма точно описала происходившее.
     - А почему вы стали писать именно об этом? - спрашивает Лорен. - Откуда вы взяли эту фабулу?
     Анджела смотрит на нее непонимающе. Откуда, по мнению Лорен, берутся сюжеты?
     - Придумала.
     - Это понятно, - улыбается Лорен. - А как вы полагаете, не мог ли профессор Свенсон, прочитав ваш роман, решить, что вы... испытываете чувства к одному из своих преподавателей?
     - Мог, - говорит Анджела. - Наверное.
     Неужели шесть вполне разумных мужчин и женщин поверят, что Свенсон решил завести "отношения" с Анджелой потому, что прочел об этом в ее романе, - ну что он, ненормальный подросток, на школьном дворе расстрелявший из автомата своих соучеников, адвокаты которого заявляют, что на это его подтолкнула компьютерная игра?
     Лорен говорит:
     - Может, на мысль о том, что профессор Свенсон хочет завести с вами особые отношения, вас навело что-либо еще?
     Анджела должна подумать.
     - Ну, я случайно выяснила, что он брал в библиотеке сборник моих стихов.
     Так Анджеле было известно, что он читал ее стихи! Свенсон пытается понять, что это может значить. Когда она об этом узнала? Давно ли? Почему ему не сказала? Но тут Лорен спрашивает:
     - Как вы это обнаружили?
     Я время от времени заглядываю на эту полку. Проверяю - вдруг кто взял почитать мою книжку. Никто не берет. А тут раз смотрю - ее нет на месте. И я попросила знакомого парня, который работает в библиотеке, проверить по компьютеру. Оказалось, что книжку взял профессор Свенсон. И я догадалась - что-то происходит. Я никак такого не ожидала: неужели преподавателю больше делать нечего, кроме как ни с того ни с сего брать в библиотеке книгу с твоими стишками.
     Да, конечно, не ожидала. Но погодите! Неужели никто не заметил, что Анджела призналась в поступке, который, строго говоря, противозаконным назвать нельзя, но совершать не принято? Записи о выданных книгах касаются только читателя и библиотекаря. Впрочем, тут можно вспомнить о телефонных счетах, о медицинских картах. Ничего не осталось святого, ничего конфиденциального.
     - И что вы почувствовали, - спрашивает Лорен, - когда узнали, что вашу книгу взял профессор Свенсон?
     - Меня будто ограбили, - говорит Анджела. - И еще...
     - Что еще?
     - Я еще подумала, что если бы профессор Свенсон был - ну, не знаю, - обычным парнем и я бы узнала, что он взял в библиотеке мои стихи, я бы решила, что нравлюсь ему.
     Если бы профессор Свенсон был обычным парнем? А с чего это она взяла, что человек, берущий в библиотеке книгу, проявляет тем самым сексуальный интерес? Да, конечно, в чтении чужого произведения есть нечто сексуальное: это интимное общение с автором. Однако можно же читать... к примеру, Гертруду Стайн, и это вовсе не значит, что она тебе кажется привлекательной.
     - А когда вы впервые почувствовали, что профессор Свенсон хочет чего-то, выходящего за рамки отношений "студент - преподаватель"?
     Да когда они в первый раз заговорили, ваша честь, когда он взглянул на нее под перезвон колоколов. В классе было полно народу, а встретились их глаза. Нет, тогда он не понял, что происходит. Но теперь - понимает. Как это он стал романтиком? Да, приходится признать: то, каким видит его комиссия - старым расчетливым развратником, - не так унизительно, как правда. Но если Анджела догадывалась, чего он хочет, почему не сказала? Объяснила бы, какие чувства он к ней испытывает, какие она к нему, и он бы не потратил столько времени, пытаясь во всем разобраться. Избавила бы его от лишних волнений, от мучительных сомнений. Даже сейчас было бы не поздно. Но, с другой стороны, как она могла сама об этом заговорить? Как могла затронуть такую тему? Ведь он преподаватель, а она студентка. И судилище устроено по этой самой причине.
     - Наверное, когда я сказала ему, что мой компьютер полетел, а он предложил свозить меня в Берлингтон, в компьютерный магазин. Мне показалось тогда, что это... ну, как-то чересчур. Но я все говорила себе, что он просто хочет мне помочь.
     - А он хотел? - спрашивает Лорен.
     Да, разумеется. Так хотел, что угробил целое утро, чтобы свозить девчонку в Берлингтон. Что ж, хорошо. Есть Бог на свете, и Он наказывает Свенсона за мечты о том, чтобы эта поездка не кончалась, за то, что поездка туда же с собственной дочерью ему понравилась куда меньше.
     - Что же произошло в тот день? - спрашивает Лорен.
     - Сначала - ничего особенного. Профессор Свенсон немного нервничал. Словно боялся, как бы нас кто не увидел. Словно мы делали что-то недозволенное.
     Неужели Лорен забыла, что именно она их и видела, когда они выезжали из кампуса?
     - А потом... - подсказывает Лорен.
     - Потом мы ехали домой, и он говорил о чем-то... я не помню. Короче, он вдруг упомянул про своего нью-йоркского издателя, спросил, не хочу ли я дать этому человеку почитать свой роман, и вот тогда он положил мне ладонь на руку, а затем... на ногу.
     Анджела замолкает - пытается успокоиться. В зале полнейшая тишина.
     Ее может прервать кто угодно, достаточно лишь крикнуть: она лжет! Но если вмешается Свенсон, он все испортит, лишится единственного шанса услышать, что скажет Анджела дальше. И так и не выяснит, что же она тогда думала. Вернее, что якобы думала.
     - Он снова спросил, хочу ли я, чтобы его издатель прочитал мой роман, и я поняла, что он на самом деле имеет в виду, и... - Анджела пере ходит на шепот: - ... я сказала "да".
     Она сидит, уставившись в стол, но наверняка ловит благожелательные флюиды, исходящие от комиссии, все члены которой, и прежде всего Лорен, наверняка переспали бы с любым, кто пообещал бы им знакомство с крупным нью-йоркским издателем. А они ведь люди взрослые, опытные, в отличие от Анджелы - она же, в сущности, ребенок. Что могла она - они - сделать? Конечно, надо было ответить "да".
     - Что же было дальше, Анджела? - спрашивает Лорен.
     - Мы поехали ко мне в общежитие, и он предложил донести компьютер до комнаты.
     Предложил? Анджела сама попросила.
     - И вы согласились? - говорит Лорен.
     - Да, - отвечает Анджела. - Мне не хотелось его обижать. Я решила вести себя так, будто все это не в моей власти, понимаете, совершенно пассивно.
     Пассивно - не ее слово. Она его и произносит с трудом. Использует лексику, которую освоила за последние несколько недель.
     - То есть можно сказать, что в тот день, когда профессор Свенсон предложил проводить вас до комнаты, вы собой не вполне владели?
     - Именно так, - говорит Анджела.
     О да! У нее едва хватило сил бросить его на кровать.
     - А вы с профессором Свенсоном осуществили то... то, что, как вы полагали, вам придется сделать, чтобы он помог вам с книгой?
     Анджела говорит, запинаясь:
     - Я не уверена, что могу об этом рассказывать.
     - Все-таки попытайтесь, - говорит Лорен. - Сделайте глубокий вдох.
     Какое же это извращение: взрослая женщина, профессор университета мучает девушку-студентку, заставляя ее описывать такой инцидент в присутствии не только комиссии, но и собственных родителей. Да Свенсон мог бы трахнуться с Анджелой на алтаре часовни Основателей, что было бы пристойнее, чем эта дикая оргия. Однако ему не следует забывать, что Анджела сама все начала. Анджела выбрала такой путь.
     - Ну, мы занимались сексом. Собственно, мы только начали. А потом с профессором Свенсоном случилась... неприятность.
     - Неприятность? - Неужели комиссии это неизвестно? Кто-то шелестит своими записями.
     - У него вроде как зуб сломался.
     Все разворачиваются к Свенсону, который как раз трогает сломанный зуб языком. Они видят, как вздувается вдруг его щека. Его собственные рефлексы свидетельствуют против него.
     - И? - говорит Лорен.
     - На этом все закончилось, - отвечает Анджела.
     - А что вы почувствовали? - спрашивает Лорен.
     - Облегчение, - отвечает Анджела, и то же чувство испытывают все присутствующие. Интересно, каково сейчас родителям Анджелы? Что они думают про Свенсона? - Моей вины в этом не было. Я свою часть договора выполнила.
     - А профессор Свенсон сдержал слово? Он отвез ваш роман своему издателю?
     - Да. То есть, наверное, да.
     - А как вы об этом узнали?
     - Он мне сам сказал. Но солгал.
     - И как же он солгал? - спрашивает Лорен.
     - Он сказал, что отдал его издателю.
     - А на самом деле?
     Анджела замолкает. Возможно, они так и будут сидеть здесь до скончания века, наблюдать за тем, как она разыгрывает свою роль, делая вид, что впала в ступор. Но теперь, словно компенсируя самоустранение дочери, потихоньку выходят из ступора ее родители. Отца (отчима?) передергивает - или это икота? Жена пытается его удержать, не хочет, чтобы он нарушал правила приличия, но он явно желает высказаться. Хриплым от волнения голосом он кричит:
     - Ну скажи же им, дорогая! Новости-то хорошие!
     Дочурка оборачивается к отцу, и Свенсон узнает прежнюю Анджелу. Она закрывает глаза, трясет головой. Сгинь, проклятый! Но, открыв глаза, к своему неудовольствию, обнаруживает его на прежнем месте.
     - Анджела! - импровизирует Лорен. - Какие такие хорошие новости? - Хорошие новости в повестку дня не входят, здесь речь идет только о грехе и домогательствах.
     - Понимаете, профессор Свенсон мне сказал, что не сумел уговорить издателя прочитать мою книгу, и я ему поверила. Это меня очень огорчило. Расстроило. После того, что мы... ну, понимаете... после всего этого... А потом, недели две назад, мне позвонил человек по имени Лен Карри, издатель профессора Свенсона. Он сказал, что нашел рукопись на стуле в ресторане, где они с профессором Свенсоном встречались, и прихватил с собой. Хотел отослать по почте, но в такси по дороге домой начал ее читать. Теперь он предлагает мне контракт, хочет опубликовать роман, когда он будет закончен.
     Если бы это был настоящий зал суда, вернее, такой, какой показывают в кино, он бы взорвался от удивления и восторга. Но ученые мужи - люди благовоспитанные и зажатые, они не свистят и не орут. И все же Свенсону кажется, будто от их мозгов исходит приглушенное жужжание. Неужели никто не догадывается? Девочка - патологическая лгунья. Придумала святочный рассказ про Лена Карри и ее роман... Члены комиссии не смеются. Лица у всех строгие и мрачные. Они не успели скрыть свою реакцию, их мучают зависть и обида. Им надо прийти в себя, и тогда они сумеют изобразить искреннюю радость за успех студентки их университета.
     У Магды открыт рот, но она этого не замечает. Свенсон смотрит на нее и поспешно отводит взгляд. Такого их дружба не выдержит: Магда же просила его показать ее книгу Лену, он отказался, а вот рукопись Анджелы отвез. Нет, Магда от такого никогда не оправится: слишком уж много неприятных мелочей, и все одна к другой. Да нет, он себе льстит, Она все сумеет превозмочь. А вот дружбе их действительно конец. Вот он теряет еще одну драгоценную частичку жизни, которой никогда не дорожил как следовало бы: это была капля воды, которая понадобилась бы теперь, когда его колодец пересох. Только теперь он понимает, как любил, как любит Магду. Тогда почему же он уговаривал Лена Карри опубликовать книгу Анджелы?
     Лен Карри собирается издать роман Анджелы. Так вот почему затеяно это разбирательство? Да Анджела должна Свенсону ноги целовать, а не жизнь рушить. Что решила сделать, когда подумала, что Свенсон, ее верный рыцарь, не сумел помочь ей опубликовать книгу. Если она это тогда решила. Кто знает, что она делала и почему? Почему Лола-Лола посылала неуклюжего толстяка профессора торговать ее непристойными фотографиями?
     Отныне это Лен будет порциями читать роман Анджелы, Лен будет с ней его обсуждать, Лен первым узнает, чем заканчивается книга. Но Лен в нее не влюбится, ему это ни к чему, он не так утомлен жизнью, не так жалок и убог. Зачем ему спать с Анджелой, когда он живет в городе, где столько красавиц? И Анджеле ни к чему будет заставлять его в себя влюбляться, ведь контракт у нее уже в кармане.
     Вот что еще интересует Свенсона: почему Лен Карри не позвонил ему? Почему его вывели из игры? Что за тайный заговор? Он все размышлял о "Голубом ангеле", а надо было смотреть "Всё о Еве" . Эй, осторожнее... За этим поворотом тебя ждет безумие. Ему никогда не опубликовать новой книги. Весь мир захватит Анджела. Ну и пусть. Пусть забирает его себе.
     - Анджела, это... это замечательно! - говорит Лорен.
     - Поздравляем, мисс Арго! - бурно радуется Бентам. - Непременно известите, как все у вас сложится!
     Как легко Анджела добилась триумфа! Кому комиссия окажет предпочтение? Студентке, чей пример вдохновит будущих студентов и спонсо