вительно, Бентам бросил Мардж разбираться с последствиями пожара одну. Он стоит с бокалом в руке, картинно облокотившись о каминную полку.
     - Извините, Джейми, я не расслышал, - говорит Свенсон. - Что вы спросили? - Одно дело пропустить удар у себя на семинаре, и совсем другое - на ужине у ректора.
     - Вы работаете над романом?
     - Ну, теперь понятно, почему я сразу не услышал вопроса, - улыбается Свенсон. - Собственно говоря, да, работаю.
     Шерри с Магдой не сводят с них глаз, обе мечтают, чтобы сменили тему.
     - О чем ваш новый роман? - спрашивает Бентам. - Или вы уже рассказывали? Извините, я забыл.
     А что, если Свенсон и впрямь уже рассказывал? Каково ему будет узнать, что этого обычно цепкая память ректора не удержала?
     - Нет-нет, - успокаивает его Свенсон, - вам я не рассказывал. Вообще никому не рассказывал. Даже своей дражайшей и обожаемой, - кивает он на Шерри.
     - Не смотри на меня так, - говорит Шерри.
     Все хихикают.
     - Ну хотя бы как называется? - жеманно вопрошает Фрэнсис. - Неужели и это секрет?
     - Отчего же, - говорит Свенсон. - Он называется "Яйца".
     Чувствует он себя как героиня "Экзорциста" . Какой бес его попутал это сказать? Его так и подмывает оглянуться, посмотреть, откуда донесся этот голос.
     - Очень любопытное название, - говорит Дейв.
     - Тед, - шепчет Шерри недоуменно, - я думала, твой роман называется "Черное и черное".
     - Похоже, жены обо всем узнают последними, - говорит Дейв.
     - "Черное и черное"? - переспрашивает Рут. - Тоже интересное название.
     - И вполне понятное, - бросает Джейми.
     - Оба названия хорошие, - говорит Магда.
     Свенсону очень хочется выяснить, знает ли Магда, как называется роман Анджелы. Называл он его за ланчем или нет?
     - Название - коварная штука, - говорит Свенсон.
     Он больше не в силах это выносить, поэтому встает и направляется к двери - будто ему понадобилось в уборную. А почему бы и нет? Можно пойти и не спеша помочиться, а заодно хоть несколько минут отдохнуть от этого приятного общества.
     - Вот, на дорожку, - говорит Бентам.
     В стакан Свенсона льется водка. Он одним глотком выпивает половину. Он все еще чувствует жжение в горле, когда по пути в ванную сталкивается с Лорен Хили, выплывающей из кухни с плетеным подносом, на котором ровными рядами выложена новая порция крекеров с "Мармайтом". Обычно Лорен носит темные костюмы, но сегодня она в хлопчатобумажном платье, тоже темном, с высокой талией, с морем складок по груди - помпезном и по-девичьи кокетливом одновременно. Свенсон окидывает Лорен оценивающим взглядом, Лорен за ним наблюдает. Затем подплывает к нему почти вплотную. Она ниже его чуть ли не вполовину и, воинственно вскинув голову, оглядывает его снизу вверх.
     - Тед, зачем ты здесь? - почему-то таинственным шепотом спрашивает Лорен.
     - Это в каком смысле?
     - Ты же в штате. Тебе от Бентама ничего не нужно. Может, ты хочешь годичный отпуск? Или решил объявить новый семинар? А?
     Лорен что, решила, раз он принял приглашение ректора, он трус и подхалим? Или так тоскует по светской жизни, что готов идти, куда бы ни пригласили?
     - К телефону подошла Шерри. Иначе, уверяю тебя, сюда бы меня не затащили.
     Лорен, услышав это, вся съеживается. До Свенсона слишком поздно доходит, что она, быть может, вовсе не собиралась его унижать, а просто решила пококетничать. Но это он пресек, упомянув Шерри. Он точно и холодно констатировал факт: меня бы тут - с тобой, с вами со всеми - не было, если бы меня к этому не вынудила жена.
     Лорен, тряхнув головой - как собачонка, вымокшая под дождем, - удаляется с подносом крекеров. Свенсон отправляется в ванную, где мочится, но не как собирался - не спеша и с удовольствием, - а прежде долго стоит, вдруг смутившись оттого, что держит пенис в руке, ошарашенно разглядывает безупречно чистые, изысканных расцветок махровые полотенца Мардж, куски мыла, похожие на огромные карамельки. Он так счастлив хотя бы нескольким капелькам мочи - видно, с простатой проблемы, - что прощает себе мокрое пятно на брюках, хотя и понимает, что Лорен увидит в этом очередную декларацию воинственного мачизма.
     Он возвращается в гостиную, которая за время его отсутствия опустела. На мгновение его охватывает паника, но тут он слышит голоса в столовой, куда все, кроме этого грубого, невоспитанного и уже пьяного писателя, успели перейти.
     - Прошу прощенья.
     Свенсон устремляется к единственному свободному стулу, который - то ли это его вечное невезенье, то ли Мардж постаралась - оказывается рядом с Фрэнсисом Бекманом и напротив Лорен. Будь он понаглее, заставил бы всех передвинуться и сел рядом с Шерри, которая слегка встревоженно следит за ним с дальнего конца стола. Только вот будь он понаглее, он бы вообще сюда не пришел.
     Ректор раздает тарелки с едой. Мардж ухитрилась-таки спасти сосиски - сняла обгоревшие шкурки, а то, что осталось, мелко нарезала, смешала с мясной подливкой и подала с картофельным пюре - получилась импровизированная "пастушья запеканка". Это, конечно, не тот пир плоти, которым славятся Бентамы, но вполне съедобно. Гости оживились. Они склоняются над тарелками, по очереди бормочут комплименты в адрес Мардж и ее кулинарных способностей, старательно не замечая того, что подливка пропахла дымом и гарью. Запивают они это месиво реками кислого красного вина, которое ректор разливает из запотевшего графина.
     - Великолепно получилось, - одобряет Лорен.
     - Угу-мм, - соглашаются остальные.
     - Замечательно, Марджори. Ну что ж, друзья, - говорит Фрэнсис, - что новенького на баррикадах?
     Все продолжают есть - первым высказываться не хочет никто.
     - Как вам надежда и гордость Юстона? По сравнению с прошлым годом? Или с предыдущими?
     - Думаю, - начинает Берни Леви, - я никого не шокирую, если скажу, что каждую осень новички кажутся менее подготовленными, чем худшие ученики предыдущего года.
     - Точно, - презрительно усмехается постструктуралист Джейми. - Сдается мне, в нынешних школах совсем позабыли Драйдена и Попа .
     - А у вас как, Джейми? - спрашивает Фрэнсис. - Ваши что, из другого теста?
     Не собирается ли Джейми сказать ректору, что те пятеро или шестеро ни на что другое не годных старшекурсников, которые выбирают его семинар по теории литературы, способнее тех, кто идет к Берни? Даже Свенсон, к Берни теплых чувств не питающий, напрягается.
     - У меня в основном старшекурсники, - говорит Джейми. - Так что, когда они ко мне попадают, школьных учителей винить уже не в чем. Им успевают заморочить голову эти вот ребята, - показывает он на своих коллег. И смеется. В одиночестве.
     - Тут на днях интересный случай случился, - говорит Джерри СлоПеревод - Он показал, какие нынче студенты и как они отличаются от меня в их возрасте.
     - Я в их возрасте никогда не был, - признается Берни.
     - Мы в этом не сомневаемся, - с готовностью подхватывает Дейв, явно смущенный нападками Джейми.
     - "Случай случился"! - не выдерживает Джейми. - Господи помилуй!
     - Джерри, прошу вас, продолжайте, - говорит Бентам.
     - Шли занятия по введению в американскую литературу, - рассказывает Джерри. - Мы занимались Эдгаром По. Я решил начать с биографии... посвятить в кое-какие детали, так сказать, заинтересовать их бытовыми подробностями...
     - Бытовые подробности! - вмешивается Берни. - До чего мы докатились! Сценарий для ток-шоу.
     - Классно получилось бы! - говорит Джейми. - Например, По и его тринадцатилетняя кузина обсуждают свой брачный контракт в шоу Салли Джесси Рэйфел .
     - Интересно, - подает голос Рут.
     - Господи Иисусе, только не это, - говорит Свенсон.
     - Ой, Тед, ты такой предсказуемый, - тут же вступает Лорен. - Вечно заступаешься за писателей-мужчин.
     - Короче, я рассказал им, что у По были проблемы с алкоголем и опиумом, - продолжает Джерри. - Шатался по трущобам и тому подобное. Их очень интересуют эксперименты с расширением сознания. Но когда я стал рассказывать о супружеской жизни По, все вдруг притихли. Я спрашиваю, в чем дело, - молчат. Наконец одна молодая особа говорит: "Вы что, хотите сказать, что мы изучали произведения растлителя малолетних? Я считаю, прежде чем давать задание, нас следовало об этом предупредить".
     - Быть не может, - изумляется Дейв.
     - Может, - говорит Джерри.
     - Растлитель малолетних? - вздыхает Магда. - Бедный Эдгар Аллан!
     - Эдгар Аллан? Вот как? - усмехается Дейв. - Ох уж эти мне поэты! К великим обращаются по имени.
     Магде приятно, когда ее называют поэтом, и она, обернувшись к Дейву, улыбается ему.
     - Очаровательно! - Ректор кокетливо подпирает подбородок рукой и обводит взглядом всех сидящих за столом. - И многие из вас замечают повышенное внимание к... такого рода темам?
     Еще одна тайна раскрыта! Оказывается, продолжение следует - начинается обсуждение основных вопросов недавнего собрания коллектива. Сексуальные домогательства - это навязчивая идея Бентама? Или он выполняет свой профессиональный долг? Неусыпное наблюдение за правовым статусом университета, его бюджетом, его репутацией?
     - Мы должны быть крайне бдительны, - говорит Берни. - Когда я в своем кабинете разговариваю со студенткой наедине, дверь я оставляю открытой настежь. А в столе держу магнитофон, чтобы включить его, если дело примет рискованный оборот.
     Присутствующие смотрят на Берни с плохо скрываемым изумлением, не в силах представить себе студентку, которой взбредет в голову ждать от Берни домогательств.
     - Ну а каково мнение остальных? - спрашивает Фрэнсис. - Есть основания считать, что в Юстоне это животрепещущая проблема? Или всего лишь... обостренная реакция на современные тенденции?
     - Все это крайне опасно, - говорит Дейв Стеррет. - Скажем так, взрывоопасно.
     Гости сосредоточенно копаются в "пастушьей запеканке".
     Пока в Юстоне не появился Джейми, Дейв, будучи куратором Союза студентов-геев, много лет подряд тесно общался с самыми сексапильными членами этой организации. Когда Джейми и Дейв полюбили друг друга, весь университет вздохнул с облегчением; впрочем, поскольку к тому времени все уже успели узнать Джейми, беспокоиться стали за Дейва. Свенсон никогда не мог понять, почему Дейв - высокий, тощий, болезненно застенчивый, к тому же на редкость прыщавый - пользуется таким успехом. Очевидно, в нем есть скрытые ресурсы - исключительная честность или безудержная храбрость, ведь решился же он ответить на вопрос ректора, хотя любой другой, будь у него такое прошлое, сидел бы и тихо ел свое картофельное пюре.
     Дейв говорит:
     - На прошлой неделе мы изучали "Большие ожидания". Один из моих учеников - здоровенный малый, любитель пива - спросил, не намекает ли Диккенс на то, что Пип и Магвич состояли в гомосексуальной связи. Он что, хотел меня поддеть? Они все знают, что я гей. Я сказал, что, вероятно, есть литературоведческие труды на эту тему - он может к ним обратиться. Но я лично не считаю, что Диккенс имел в виду такое прочтение. А нас ведь прежде всего интересуют намерения автора.
     - Какие еще намерения автора? - кричит Джейми. - Дейв, как ты можешь! Неужели я тебя так ничему и не научил?
     Дейв к такому привык. Он пропускает реплику Джейми мимо ушей и продолжает:
     - Я думал, на этом все и закончится. Но на следующий день одна девица - она на занятиях говорит такое, что я подозреваю, в прошлой жизни она была протестанткой - пришла ко мне в кабинет и заявила, что после этого разговора не чувствует себя... в безопасности. Она так это произнесла... Признаюсь вам, у меня от таких слов мурашки по коже.
     - Почему это? - возмущается Лорен. - Вполне нормальное английское слово, с очень конкретным значением.
     - О господи, - вздыхает Джейми, - и тут семантика!
     - А ты что, Дейв? - спрашивает Магда.
     - Я ей напомнил, что разговор был начат не мной. Сказал, что хочу, чтобы мои студенты могли задавать любые вопросы. Прочел ей двухминутную лекцию о пределах академической свободы. После чего отправился домой и лег в постель с тяжелейшим приступом депрессии.
     - Н-да, - говорит ректор и поглядывает то на Дейва, то на Джерри. - А эти случаи - с По и Диккенсом, - они оба на прошлой неделе произошли?
     - Да нет, - отвечает Джерри. - С месяц назад.
     Бентам качает головой.
     - Статистика показывает, что обстановка, я бы сказал, накаляется. Вы что скажете, Лорен? У вас на занятиях подобное случается? По моему разумению, для области гендерных исследований это животрепещущая тема.
     Свенсон силится вспомнить, как называется семинар, который Лорен ведет на старших курсах. "Гек-гермафродит: гендерные маски и подлинная сущность Марка Твена. Или - Сэмюэля Клеменса?" Так шутили на факультете, когда вывесили список семинаров. Но теперь все знают, что желающих попасть к Лорен хоть отбавляй. Воспоминание о презрении, которым Анджела облила Лорен и ее трактовку "Джейн Эйр", греет Свенсону душу.
     - Конечно, случается, - говорит Лорен. - Я сама эти темы поднимаю. Хочу, чтобы они верили: я на их стороне. Хочу, чтобы они чувствовали себя на занятиях в безопасности - у меня, в отличие от Дейва, от этого слова мурашки по коже не бегут. Хочу, чтобы знали: они всегда могут со мной поговорить, и если у них возникают такого рода проблемы - будь то сексуальное домогательство или что еще, - они могут мне довериться, и я отнесусь к этому со всей серьезностью. Я считаю это своей обязанностью: будучи одной из немногих женщин...
     Лорен никогда не упустит случая напомнить, что она была первой женщиной, принятой в штат на английскую кафедру, и до сих пор единственная в штате.
     - Всем нам прекрасно известна история Юстона - мученическая гибель дочерей Элайи и так далее. Как бы то ни было, я убеждена, что, когда мы со всем этим разберемся открыто, атмосфера в университете изменится. Воздух станет чище. И тогда мы сможем - ничего не опасаясь - говорить обо всем, не опасаясь неловкостей.
     Так вот в чем ошибка Свенсона. Будь у него хоть капля мозгов или хотя бы зачатки инстинкта самосохранения, он бы создавал атмосферу доверия, располагал студентов к себе, говорил бы, как хочет, чтобы они чувствовали себя в безопасности. Тогда бы они вели совершенно свободные дискуссии о совокуплении с целым выводком кур.
     - Магда, а что с вашим семинаром? - спрашивает ректор. - Раз зашла речь о дамах вне штата, надо послушать нашу очаровательную поэтессу.
     - Даже не знаю, - говорит Магда. - Мне трудно. Все время допускаю ошибки.
     Хрипловатый голос Магды дрожит. Свенсону хочется помочь ей, увести из столовой. Не стоит Магде такое говорить. Этим людям доверять нельзя. Они принесут ей вреда больше, чем самый неуравновешенный студент.
     - Ошибки какого рода? - спрашивает ректор.
     - Кто-нибудь хочет добавки? - спрашивает Марджори.
     - Какие ошибки, Магда? - повторяет ректор.
     - О господи, - вздыхает Магда. - Просчеты. Ну хорошо, вот вам пример. Я заметила, что мои студенты ограничиваются в своих стихах довольно узким кругом тем. И я прочла им стихотворение Ларкина , начинающееся со слов "Они тебя затрахали, твои отец и мать".
     - Обожаю Ларкина! - Дейв, святая простота, первым решается нарушить гнетущую тишину. Все остальные просто остолбенели. Магда что, не хочет в штат?
     - Я понимала, что это... небезопасно. - Магда включает обаяние - решила подать себя в качестве преподавателя, ночами напролет думающего, как помочь студентам. - Много об этом думала. Понимала, что иду на риск. Но их реакция оказалась гораздо хуже, чем я предполагала. Они все просто с лица спали.
     Свенсон подливает себе вина. Сколько Магда выпила? У нее установка на саморазрушение? Жалко ее - у всех, даже у бессердечного Джейми, сердце кровью обливается.
     - Может, дело было не в лексике, - говорит Джейми. - Дело в самом Филипе Ларкине. Вот его почему-то переоценивают. Да что там есть, кроме самолюбования и жалости к самому себе? Сплошные муки капризного дитятки, изображающего из себя преклонных лет библиотекаря.
     - А какой он женоненавистник! - вступает Лорен. - Ни единой позитивной, жизнеутверждающей строчки во всех его произведениях!
     Для Свенсона слушать такое невыносимо. Он искренне любит прекрасные стихи Ларкина, в которых правды гораздо больше, чем хочется публике. Не помогает даже мысль о том, что мало найдется столовых, где если не все, то уж точно большинство присутствующих знает, кто такой Ларкин.
     - Магда, милая, - говорит Берни, - если ты хотела, чтобы твои студенты немножечко "расковались", следовало ссылаться на другие образцы. Вот Свифт, например. Свифт, как тебе прекрасно известно, мог быть очень и очень раскованным, местами порнографичным.
     Свенсон осушает бокал. У него очень странное ощущение: желание, нет, даже потребность высказаться жжет мозг. От чего это несет горелым - от его собственного серого вещества или от бентамовских сосисок? Череп раскалывается, но взрыва допустить нельзя. На Магду накинулись за то, что она произнесла слово "затрахали", а он на своих семинарах часами обсуждает описание скотоложских утех. Человеку, у которого на столе лежат непристойные стихи Анджелы, в это вмешиваться никак не следует.
     Мысль об Анджеле придает ему сил. Его раздрызганные чувства, сосредоточившись на факте ее существования, успокаиваются. Она словно бы стала приютом, в котором он может найти покой. Она напоминает ему о мире, существующем за пределами этого угнетающего душу ужина, о мире, где обитают молодые люди, мечтающие писать, что некоторым из них даже удается.
     И конечно же, именно в этот самый неподходящий момент, в этой самой неподобающей обстановке Свенсон начинает задумываться, а не влюбился ли он самую капельку в Анджелу Арго. Он же думает о ней, ждет с ней встреч. Нет-нет. Он только ждет с нетерпением продолжения ее романа.
     Он смотрит через стол на Шерри. Она тут же ловит его взгляд. Шерри любит его. Понимает. У них есть дочь. Они прожили вместе двадцать один год - здоровенный кусок жизни. Но Шерри терпит происходящее на этом ужине, а Анджела, наверное, не стала бы. Шерри привыкла к компромиссам - как и он, - а Анджела, наверное, до сих пор верит, что ей удастся этого избежать. Шерри хочет только одного - вытерпеть происходящее до конца. Анджела бы ни за что не пожелала мириться с их тупым самодовольством. Она бы закатывала глаза или же буравила взглядом дырки в полированном столе Бентама.
     Свенсон - ради Анджелы - обязан высказаться начистоту. Ему кажется, будто в носу у него появились серьги, на голове выросла ярко-зеленая шевелюра. Лоб горит, щеки раскраснелись, кожа на лице подобралась.
     - Мне вот что пришло в голову, - слышит он собственный голос. - Так сказать, новый подход. - Прочие гости оборачиваются к нему и видят, что лицо его алеет, как поджаренная креветка.
     - И что же это, Тед? - спрашивает Бентам.
     - По-моему, мы решили сдаться без борьбы, - говорит Свенсон. Шерри и Магда обеспокоенно переглядываются. Он подмигивает им и продолжает: - Мы поддались требованиям цензуры. А должны бы помогать им преодолевать трудности. Надо пытаться вернуть их в нормальное психическое состояние - как это делают сайентологи...
     - Тед, ты что, сайентолог? - изумляется Лорен. - Вот не знала! Интересно.
     - Тед - квакер, - говорит Дейв Стеррет, единственный, кто прочел - во всяком случае, утверждает, что прочел - романы Свенсона. И действительно, он часто приводит примеры - как будто его кто станет проверять.
     - Уже нет, - говорит Шерри. - Тед уже не квакер. - Шерри - знаток его внутренней жизни.
     - Естественно, я не сайентолог. Лорен, ты думаешь, я идиот? Я просто читал об их методах. И в них есть некоторый смысл. Тебя подсоединяют к детектору лжи и зачитывают вслух список слов, которые непременно вызывают эмоциональную реакцию. Мать. Отец. Ребенок. Секс. Смерть. Эти слова повторяют снова и снова, пока график не выровняется. Так может, нам устроить нечто подобное для этих обывателей, для зануд... долдонящих про се