атят!
- Перестань!.. - осуждающим тоном сказал ему Ылдя. - Надо бороться, дружок! А ты
хочешь, чтобы тебе на блюдечке все принесли?
- Извините, - буркнул Жукаускас.
Ылдя вдруг остановился, лукаво посмотрел в усталое лицо Софрона, подмигнул ему и
щелкнул его по плечу.
- Дружище мой! Ты же знаешь лучше меня, что в Алдан сейчас самолеты не летают.
Значит и аэродром закрыт. А раз он закрыт - откуда же котлетки?
- Ух, е! - обескураженно выдохнул Жукаускас. - Так что же, блин, делать?!
- Вешаться, друг, - хитро улыбаясь, сказал Ефим. - Ничего, потерпишь, брат,
человек может долго ничего не жрать.
- А пить, жажда?.. - укоряюще спросил Софрон.
Ылдя злобно развел руками, топнув ногой о почву.
- Ничего, обойдешься! - крикнул он прямо Софрону в лицо, брызнув слюнями. -
Попьешь в унитазе!
- Так он же закрыт! -- воскликнул Жукаускас, отворачиваясь и утираясь.
Ылдя, разозленно вздохнув, прошептал какое-то ругательство.
- Ты что - болван? Стекло разобьешь. Водопровод работает!
- А если нет?! - жестко спросил Софрон.
- Да иди ты в задницу! - обиженно отрезал Ефим и быстро пошел вперед, не
оборачиваясь.
Софрон смотрел ему вслед некоторое время, потом побежал за ним, догнал и положил
свои руки ему на плечи.
- Что? - рявкнул Ефим, поворачивая голову и останавливаясь.
- Извини, пожалуйста, не обижайся, - залепетал Жукаускас, - я - глуп, я не прав,
я случайно. Давай забудем, давай, как будто ничего не было, давай опять идти,
чтоб все нормально. Это просто мои нервы, моя психика, мои особенности, моя
слабость. Ну имей же снисхожденье, отнесись по-человечески, будь другом, прости
засранца. Ну хочешь, я сделаю приседания, попрыгаю, покукую, поползаю?
Ылдя посмотрел на Софрона, растроганно усмехаясь, потом слегка постучал его
ладонью по щеке, погладил затылок, причесал вихор на лбу, три раза чмокнул
воздух перед ним и тихо проговорил:
- Ладно, полно, полно. Все забыто, все в прошлом. Я попробую достать и воды, и
еды, нам нужно только проникнуть туда. И чтобы нас не взяли, и чтобы нас не
забрали. Ничего, милый, главное - надеяться, любить и не бояться. И тогда самое
высшее будет с нами, и Бог снизойдет.
- Я верю в Юрюнг Айыы Тойона! - тут же воскликнул Жукаускас.
- Слова и имена могут быть разными и любыми, - сказал Ылдя. - Важна истина и
красота.
- Так пойдемте же в аэродром! - радостно вскричал Софрон. - Перехитрим
советско-депский контингент, обойдем иннокентьевцев, покажем кукиш кому-нибудь
еще. Я верю в Якутию!
- На-на, - сказал Ылдя.
Они вышли из лиственничной рощицы, в которой росли жалкие бананы, заставляющие
мечтать о роскоши и несбыточной сочности, и медленно пошли вперед через пустое
поле, простирающееся до зыбкого горизонта вдали, где были видны забор, маленькая
башня и синий огоиек. Начались сумерки, ветер стих, бодрый холод таил в себе
надежду на существование тепла, и темные, похожие на мрачные клубы дыма, облака
вверху застилали звезды и луну, не позволяя им воссиять и осветить путь. Они
молчали; их путь их вел через этот безумный огромный простор вокруг,
напоминающий целую странную страну, или пропавший мир, в котором умер свет; и
никакой музыки не звучало для них ниоткуда, и никакие чудесные существа нс шли
им навстречу. Не было зари, не было покоя и уюта - только это одинокое бегство
от врагов к врагам; их души излучали затерянность в опасной забытой реальности,
существующей так же, как и все; их лица ощущали свежесть страшного воздуха, в
котором чудились смерть и оставленность, и только синий огонек был добр, словно
волшебная сказочная крестьянка. Травы настороженно шелестели под их ногами,
будто ночные змеи; наслаждение возможностью близкой гибели кружило им головы и
вселяло в них тяжелую веселость, напоминающую опьянение пыткой, или прощальный
тост воина-смертника; тропа, пересекающая это поле надежды, была пряма, как для
праведника дорога в рай, а деревья, оставшиеся позади, были черными и
загадочными. Жукаускас и Ылдя шли в поле навстречу своей судьбе, склонив головы
я напряженно смотря перед собой; у каждого из них существовала своя цель и
задача, и каждый проживал собственные мгновения и шел по собственному пути,
таинственному, словно истина, - но сейчас этот путь был для них единственным, и
реальность принадлежала им вдвоем, и они были готовы остановить этот миг и
праздновать здесь свой час; и они были счастливы.
- Как же здесь убийственно-тоскливо!.. - шептал Софрон, с восхищением озираясь
вокруг.
- Здесь невозможно! - восклицал Ефим, вытягивая перед собой руки.
- Я люблю это поле и нас сейчас! - говорил Жукаускас, лихорадочно щелкая
пальцами.
- Эта тропа стоит короны! - выкрикнул Ылдя, запрокидывая голову вверх.
Они шли, смеясь и грустно обнимаясь, и вечерняя тьма опускалась на них, как
будто призрачный кокон. Поле было бесконечно-прекрасным, как Якутия, но оно
закончилось в одной из своих точек, словно вселенная, завернувшаяся сама в себе,
и перегорождающий забор возник из небытия, как демонический страж, или
запрещающий знак.
- Мы подошли, - сразу же сказал Ылдя, указав на забор. - Надо перелезать и
бежать к самолету.
- Зачем нам самолет?! - спросил Жукаускас. - К тому же сейчас они не летают!
- Военные летают, - убежденно ответил Ылдя, - если их не захватили какие-нибудь
тунгусы, или нанайцы.
- Но они же летают на свои базы и городки!..
- А вы что, хотите здесь оставаться?! Слышали, что сказал Марга? Конечно, можно
побороться, переманить мое войско обратно, распять Ваню Инокентьева, но это все
долго и почти безнадежно. Одна маленькая пулька из автомата- и мне конец.
Поэтому я собираюсь сменить место своих развлечений. Да и гиблое это дело -
Якутия!
- Полетели к следующему агенту, - как бы невзначай предложил Софрон. - А потом в
Якутск вернемся, я вас представлю... Ведь Якутия - это высшее! И только наша
партия способна создать рай, рынок и фейерверки счастливых лиц! Кстати, где же
этот агент-то находится?..
Ылдя улыбнулся, насмешливо посмотрел на Софрона и покачал головой:
- Да уж бросьте... И дался вам этот агент...
- Но теперь-то вы можете сказать! Вы же больше не царь!
- А теперь я денег с тебя потребую, - сказал Ефим.
- Пожалуйста, - обрадовался Жукаускас. - У меня их полно! Рубли, рубляшники...
- Да погоди ты, дурачок!.. - воскликнул Ылдя. - Давай хоть отсюда как-нибудь
улетим! А там поторгуемся. Ну-ка через за6ор полезай - раз-два!
Софрон четко выполнил команду и скоро уже стоял прямо у летного поля с темными
самолетами, по ту сторону забора. Наверху забора появилось кряхтящее лицо Ылдя;
он подтянулся, охнул и спрыгнул неподалеку от Софрона, не устояв на ногах и упав
на мокрый песок.
- Стой, кто идет! - тут же раздалось откуда-то, и послышались стремительно
бегущие шаги.
- Блин! - выругался Ылдя. - Это караульный! Прячьтесь, сейчас мы его встретим.
Софрон вжался в забор, стараясь быть неразличимым; Ефим вытащил свой пистолет и
поднял его вверх.
Шаги приближались, учащаясь. И тут, когда показалась бегущая трусцой вдоль
забора черная тень воина, прижимающего к груди свой автомат, Ылдя вдруг выскочил
прямо перед ней с резвостью циркача и громко крикнул:
- Жуй!
От неожиданности караульный дернулся и на миг застыл. Тут же Ылдя со страшной
силой ударил его рукояткой пистолета в лоб; караульный пискнул и упал назад,
ударившись затылком об асфальт.
- Чудесно! - сказал Ылдя, пряча пистолет.
- Правильно, - радостно согласился Софрон. - Это все потому, что вы сказали
<жуй>!
- Да, мне нужно было звучное слово... Жуй, шуй... Не все ли равно. Берите его
автомат, и бежим в самолет. Быстрее!
- Но он же закрыт!
- Вон там, по-моему, они не догрузили, тот открыт, спрячемся за грузами,
быстрее...
- Я боюсь брать автомат!.. - воскликнул Софрон.. - Он очнется!
- Ну и трахните его прикладом в рот!
- Слушаюсь! - отчеканил Жукаускас, подошел к караульному, посмотрел в его
закатившиеся глаза, дебильное курносое лицо, и осторожно снял с него автомат,
приподнимая его туловище и голову. Караульный не пришел в себя. В центре его лба
кровоточила огромная рана, внутри которой белела черепная кость. Софрон надел
автомат на себя, молодцевато щелкнул каблуками и положил указательный палец на
спусковой крючок.
- Перестань, уходим, сейчас другие могут появиться!.. - злобно прошептал Ылдя. -
Давай, вперед, раз-два.
Они побежали к самолету зеленого цвета, стараясь не слишком громко стучать своей
обувью, и останавливаясь через какие-то промежутки, чтобы осмотреться. Но все
было почему-то тихо; может быть, остальным солдатам было просто на все плевать,
а может быть, они занимались друг с другом любовью, или изготавливали
какой-нибудь наркотик для своих удовольствий.
Ылдя и Жукаускас подбежали к самолету, забежали за его хвост и увидели, что его
низ раскрыт и представляет из себя широкий вход в самолетное нутро, а там
виднеются аккуратные штабеля темных больших ящиков.
- Видите, как замечательно! - сказал Ылдя. - Пошли туда!
- И откуда вы все это знаете!.. - воскликнул Жукаускас, проходя в самолет. - Это
вы так золото перевозили, да? Или это невозможно?! И где же мы тут разместимся?
И где же вода?!
Ылдя молча взял его за руку и повел во тьму, вглубь самолета, а потом, зайдя за
один из штабелей, сел прямо на металлический упругий пол, указав Софрону место
напротив. Софрон с удивлением посмотрел на него; Ефим облокотился о стенку
самолетного корпуса и заулыбался.
- Милый мой братик! - сказал он, зевнув. - Будем спать здесь. Это чудесное
место; здесь лучше, чем в поле. Кто знает, что будет завтра! Надеюсь, что нас с
вами не заметят, и мы куда-нибудь улетим, если этот военный лайнер полетит.
Перевозил я в своей жизни и золото, и алмазы, и кислоту, и вазы. Я не скажу вам,
как и где. Я даже вот царем был, блин! Ложитесь на пол и отдыхайте, друг мой,
пусть вам приснится ваш облик мира, ну а мне пусть приснится мой.
- Во сне я вижу только Якутию! - горделиво ответил Софрон, садясь перед Ылдя на
корточки. - А где же вода!! Вы же обещали, я сейчас умру...
- Ну и зануда же вы!.. - произнес Ылдя, засунув руку за пазуху и вытащил плоскую
желтую фляжку.
- Вот вам, держите, наслаждайтесь, пейте. Это - вода прекраснейшей в мире реки
Алдан, бывшего Тюмюка. Ох, Алдан, Алдан... Ты - моя религия, ты - мой Бог! Все в
прошлом, приятель мой, завершилось мое царство, прошло мое время, закончился мой
миг. Я сейчас буду плакать и размышлять, и, может быть, душа моя даст мне ответ,
а, может быть, скажет совет. Неужели реальность напрасна, и я - пустое смешное
существо?!
- Успокойтесь, - мягко сказал Софрон, беря флягу и отпивая большой глоток. - Все
правильно, все происходит. Завтра наступит что-то новое, и, возможно, вы станете
князем и объявите мир своим. Сейчас действительно нужно спать, и в самом деле
надо ждать. Ведь Якутия здесь!
- Значит, мы уснем и отдохнем?.. - трепетно спросил Ылдя, забирая флягу назад.
- Мы будем во сне, - сказал Софрон.
Они легли.



Онгонча восьмая
Наутро солнечный луч пронзил иллюминатор, и красное лицо сопящего во сне
Жукаускаса воссияло, отражая яркий свет. Софрону стало горячо и неприятно, как
будто бы его обмочил подошедший ребенок с фонарем. Вспышки радуг сверкали перед
его глазами, и он открыл их, прекращая это цветовое буйство. Он тут же узрел
нечто невыносимое, направленное на него, некий белый световой провал, точку без
границ и центров, вмещающую остальную блеклость вокруг и затопляющую возможность
ее видеть своей чудовищной над-видимостью; это был божественный клинок,
сжигающий тебя, это был сам переход куда-то еще, это был ослепительный ноль.
Было чудом туда смотреть; там наступало воскресение и сменялось высшей гибелью;
там святость становилась славой и преображала ужас; там тайна сгорала в
разрушительном огне высшего творчества и рождалась из ничего; и там был смех,
бред и зной. Софрон готов был вернуться, уничтожиться и вознестись - и он отвел
свой взгляд, закрывая глаза ладонью.
- Что, проснулись наконец? - прошептал чей-то голос. Софрон посмотрел туда, и
сквозь яркие световые пятна, застилавшие перед ним все, он увидел бодрого Ефима
Ылдя, сидящего около темно-зеленого ящика и курящего папиросу.
- Выж... - издал из себя Жукаускас, попытавшись сесть. В голове его звенело и
тарахтело; он пытался вспомнить свои сны, но помнил только крик: <Айхал!> и
какой-то охряной фон; он понял, что он не на корабле и не в машине, потом
обнаружил, что это самолет. Он захотел сказать что-то важное и обратился к
Абраму Головко, но тут он осознал, что Ылдя - не Головко, и тогда глаза его
ожгли слезы.
- Чего вы!? - спросил Ефим, затягиваясь. - Пока все нормально, нас не
обнаружили...
- Ах, вот в чем дело!.. - воскликнул Софрон, вспоминая на этот раз все.
- Тихо! - строго сказал Ылдя. - Здесь солдаты ходят, надо сидеть тихо. Кажется,
мы можем улететь. Пока вы спали, самолет догрузили и закрыли. Нас не увидели: мы
лежали за ящиками. Теперь будем ждать.
- Ах вот почему я слышал тарахтенье!.. - проговорил Софрон, нетвердо садясь.
- Да, это грузили, они начали на рассвете, куда-то торопятся. Я как раз от этого
проснулся, и с тех пор сижу, а вам все по фигу.
- Я хочу в туалет! - сказал Жукаускас.
- Потерпеть придется, - вкрадчиво заметил Ылдя.
- Не могу. Как это - потерпеть?! А если мы улетим только к вечеру?!
Ефим раздраженно посмотрел на Жукаускаса, остервенело затушил папиросу прямо в
пол и сплюнул куда-то назад.
- Как же вы мне надоели! - воскликнул он. - То пить, то наоборот... Вы на войне,
приятель! Что, в вашей партии вас не учили тяготам и лишениям? Как же вы будете
сражаться и бороться?
- Я не знаю такой партии, которая может научить человека не писять, - негромко
сказал Жукаускас.
- Есть такая партия!.. - весело заявил Ылдя. - Это - партия ЛДРПЯ!
- Э, вы не очень-то! - рявкнул Софрон, вставая - ЛДРПЯ не трогай, понятно?.. И
вообще, может, я по-большому тоже хочу, что мне, так и сидеть здесь внутри?!
- Фу, - сказал Ылдя. - Ладно, вылезайте из этих ящиков как-нибудь, и там должен
быть туалет.
- Вот так бы сразу! - обрадовался Софрон, удаляясь вдоль штабеля.
- Ублюдок, - проговорил про себя Ылдя и достал новую папиросу.
Через продолжительное время Жукаускас вернулся и выглядел очень радостным.
- Я нашел там прекрасный ход! - проговорил он. - Эти ящики кончаются, потом
направо, и сразу уборная!
- Дурачок, - сказал Ефим. - Я уже утром там был несколько раз.
- Так вы что, надо мной издевались!?.. - жалобно спросил Софрон.
- Так, пошутил, - довольно ответил Ылдя.
- Ах ты...
- Подождите, там что-то не то снаружи... Подойдем к иллюминатору!
Они осторожно посмотрели сквозь толстое круглое стекло. По летному полю бегали
озабоченные солдаты, некоторые из них несли зеленые ящики, офицеры отдавали
команды, самолеты вдалеке заводили моторы, издавая характерные звуки. Все как
будто бы дышало какой-то неуверенностью, настороженностью; казалось, что
происходят приготовления перед бегством.
- Их что, тоже завоевал Семен?.. - проговорил Ылдя, но тут раздался какой-то
грохот под полом и моторный шум. Через две минуты послышались голоса и шаги.
- Они открыли нижний вход!.. - шепнул Ылдя. - Сидим тихо.
- Кладите сюда, - сказал высокий голос. - Вот так. Осторожно.
Послышался стук об пол укладываемого тяжелого предмета.
- Все, пошли, - тихо произнес высокий голос, и через какое-то время шаги
смолкли.
Ылдя опять уставился в иллюминатор, присвистнул и повернулся к Жукаускасу.
- Смотрите, они все встали <смирно>, ничего не понимаю...
И тут раздался рев какого-то радио, усиленный многократно большим числом всюду
установленных громкоговорителей; это был человеческий злобный голос, и он вещал:

- Товарищи! Говорит подполковник Сасрыква! Товарищи! Говорит подполковник
Сасрыква! Товарищи! Говорит подполковник Иван Сасрыква!
Наступила пауза, голос замолчал и вновь возник:
- Я - советско-депский гвардии подполковник! Я командую эскадрильей, бля! Мы все
служили нашей депской родине, коммунистам, нах.. И теперь этого нет?! Где моя
Депия, которую я защищал, вжоп... Где она?! Прокукали ее, продали, прохезали,
проныкали. Одни комитеты ысыах, писиах, а Депии нэмае, нах... Это что - новый
мир, бля?! Я не могу этого потерпеть, товарищи, я - вьетнамец, я - афганец, и у
меня сердечко болит, вжоп... Я не могу жить, когда эти пидорасы и говно
управляют, нах... Сплошные пидорасы и говно! Они армию променяли на серпы с
яйцами, и думают, что им что-то пожнут и вылупят, бля. Так вот, что я решил,
товарищи, нах... У меня есть одна ядерная бомбочка, вжоп... Одна-единственная,
но довольно приличная, десять хиросим, ядерная ядреная бомбочка, бля. И я
подумал: да ебись все это конем, ваш Алдан, гондон, гандан. Через полчаса я
сброшу ее на ваши бошки, ха-ха-ха... Простите меня, товарищи, вжоп... Я знаю:
среди вас есть коммунисты, и они меня правильно поймут. Я ухожу из жизни стойко,
вместе с вами! Чтобы все эти эвены, якуты и прочие чурки и русопяты не
измывались над нашей Депией Советской. Я остаюсь здесь и отпускаю свои самолеты:
летите, милые, летите, воины ни в чем не виноваты. Да здравствует Депия, армия,
социализм, нах...! Прием окончен.
Сразу же после этого последовали быстрые команды, и солдаты суетливо побежали к
самолетам, одетые по боевой выкладке. Ылдя повернулся к Софрону, поражение на
него уставился и не смог выговорить ни звука.
- Да. - сказал Жукаускас, опускаясь опять на корточки там, где он спал этой
ночью.
- Это... как?! - спросил Ылдя, закрывая и снова открывая глаза.
- А... вот как! - выпалил Софрон, ударяя ладонью об пол..
- Это... серьезно?
- Мне кажется, вполне.
- А мы?!! - со страхом на лице воскликнул Ефим.
- А мы улетаем, разве вы не поняли? Только сидите тихо...
- Верно, верно, верно, верно... - зашептал Ылдя, пригибая голову к своему паху.
- Только бы взлететь, только бы взлететь...
- Молчите. Кажется, наш вход закрывают.
Действительно, раздались знакомые звуки. После этого послышались отдаленные
шаги, хлопанье двери, и в самолете начал работать двигатель.
- Летчик сел!- торжествующе сказал Ылдя, поднимая голову. - Но почему больше
никого нет?
- Не знаю, - безразлично ответил Жукаускас. - Как бы то ни было, мы, кажется,
куда-то улетим. На какую-нибудь базу, или в городок.
- Да хоть в задницу! Только бы здесь не остаться!
- Неужели же вам не жалко ваш Алдан, или Тюмюк?! Тут же было ваше царство!
- Ну, и что делать?- быстро спросил Ылдя.
- Надо попробовать остановить этого безумца! Как же можно допустить этот ужас,
эту катастрофу, эту блажь старого маразматика! Ведь тут же люди живут!
- Ну, попробуйте... - вяло улыбнувшись, сказал Ылдя. - Не знаю, как это у вас
выйдет... А я, в конце концов, плевал. Здесь сейчас гнусный Ваня Инокентьев, вот
пусть и накроется, А что до Алдана, так это - дерьмовый город, мерзкий, грязный.
Пускай взорвется к чертям; вдруг на его месте много золота образуется? Золото
лучше,чем жители. Вы, конечно, если хотите, можете попытаться что-нибудь
сделать...
- Я... - начал Жукаускас, но тут их самолет пришел в движение и медленно поехал
на свою стартовую полосу.
- Все! - торжественно молвил Ефим. - Мы отбываем. Перестаньте, не надо строить
из себя благородного защитника вшивых городков, главное, радоваться, что мы с
вами уцелеем!
- Это плохо, несправедливо, - мрачно заметил Жукаускас.
- Ну и ладно! - довольным тоном воскликнул Ылдя и вытащил из кармана папиросу.
- Ничего, - тихо заявил Софрон. - Вы еще пострадаете, помучаетесь, совесть-то -
вещь упорная.
- Да брось ты!.. - засмеялся Ефим.
Они ехали мимо спешащих солдат, мимо складов, деревьев и высокой травы к прямой
ровной дороге, с которой летательные аппараты отправлялись в небо, разверзшееся
сейчас над этим обреченным местом наподобие солнечного последнего спасительного
прибежища, куда можно сбежать, имея крылья и мотор, и которое словно звало в
свою высь спастись от жуткой гибели, и было прекрасно-синим, словно лучшая
бирюза. С какой-то другой полосы взлетал большой зеленый самолет, и дым струился
из его зада, как будто погребальный дым из трубы крематория; и этот прощальный
знак ун