г кто-то из других агентов врет? Или вообще - шпион, стукач,
враг? Может быть, он и прервал цепочку? Что тогда? Вот мы и хотим послать двух
наших членов, чтобы они заодно проверили всю цепь, увидели этих агентов и
доложили нам. Потом ведь агенты должны стать нашими приятелями на местах. А мы
их не знаем! Мне доложили по другим каналам, что американцы и канадцы уже
страшно обеспокоены потерей этой связи через океан; тот агент осуществлял ее
каким-то необыкновенным образом. И все равно она должна остаться, даже если я из
своего дома смогу звонить нашим заокеанским приятелям; все равно, такая связь
незаменима, мало ли что может случиться!.. А ведь коммунисты коварны, злы.
- А кто же завербовал этого последнего агента?! - послышался голос.
- Предыдущий агент. Я его не знаю. У него была задача найти человека,
разбирающегося в радио и живущего у океана. Он нашел, мы передали для него рацию
в условленное место (помните, сдавали на нее деньги?), и он ее получил тайно,
так и не раскрывшись нам. Еще вопросы?
- Но ведь два члена, которые туда поедут, узнают всех агентов! И доложат нам.
Где же будет вся ваша хваленая конспирация?!! - раздраженно воскликнул Мычаах.
- Ну и что? - удивился Павел Дробаха. - Мы сделаем новую цепочку, снова! А эти
агенты останутся нашими друзьями, соратниками, приятелями! Главное, выяснить -
кто они, что они. И где последний. Даже я их не знаю. Но и это еще не все. Если
два наших человека не найдут главного агента, мы пошлем кого-нибудь нового, я
дам ему сведения, и он опять попытается установить эту американо-канадскую связь
через океан; ведь там же просто - полюс и все! Нам нельзя терять этого! Надо
все-таки попробовать найти агента, или узнать в чем дело. Вдруг остальные лгут,
или продались кому-нибудь?!
Мычаах что-то пробурчал про себя и сел.
- Я думаю, надо приступать к голосованию. Я думаю так. У кого-нибудь есть другое
мнение?
Зал зашумел.
- Я думаю, большинство со мной согласно. Я так думаю. Голосуем. Кто против того,
чтобы послать двух членов? Поднялось несколько рук.
- Явное меньшинство. Явное меньшинство! Предложение принимается. Итак, я
зачитываю фамилии тех, кого Высший Орган решил послать на это ответственное и
трудное дело. Жукаускас!
- Я!
- Головко!
- Я!
Софрон вскочил, еще ничего не понимая. На другом конце зала встал какой-то
огромный мускулистый красивый человек с белыми волосами.
- Вам доверяется благородная и опасная миссия. Вы должны наладить связь,
приятели, найти агента! И доложить нам обо всем увиденном. Пройдите в комнатку
за трибуной, вы получите имя первого агента, и пароль. Поздравляю!
- Но... - начал говорить Софрон.
- Это удача, приятель! Пройдите в комнатку. Софрон пошел через ряды стульев,
видя вокруг пристальные взоры членов партии. Это было странным ощущением.
Дробаха сошел с трибуны и сказал, обращаясь к сидящим членам:
- Сейчас прослушайте разные объявления нашего секретаря, а я пойду заниматься с
этими.
И он немедленно вошел в маленькую комнатку. Софрон увидел своего напарника,
подходящего к нему; у него было умное лицо и черные глаза. Он остановился,
подошел к Софрону, протянул руку, и сказал басом:
- Абрам Головко.
- Софрон Жукаускас, - представился Софрон и пожал руку Головко.
Они вошли в комнатку и закрыли за собой дверь. Дробаха сидел за зеленым столом,
на котором стояла лампа.
- Итак, приятели, я вас поздравляю и не буду тратить время ни на что лишнее. Вы
отправляетесь завтра утром в девять на грузовом корабле <Пятнадцатый Сибирский>
из Жатая. Капитан - наш человек, его зовут Илья. Пароль: <Заелдыз>.
- А что это значит? - спросил Софрон.
- Это значит пароль, - строго ответил Дробаха, - не перебивайте. Вы поплывете на
этом корабле до поселка Кюсюр. Там находится агент, которого я знаю. Вы должны
запомнить, как его зовут и найти его. Записывать ничего нельзя. Его зовут:
Август. Когда вы его встретите, вы ему тоже скажете: <Заелдыз>. А пароль для
следующего агента он вам сообщит.
- Он - якут? - спросил Софрон.
- Он - агент! - повысив тон, сказал Дробаха.
- Ну и что мы должны делать? - спросил Софрон.
- Вы посмотрите на него, запомните все хорошенько, а потом он вам скажет, где
найти другого агента и вы поедете туда. И так далее. Потом вы попытаетесь найти
последнего, главного, океанского агента. А потом возвращайтесь. Вы должны все
выяснить!
- А как нам связаться с вами с случае чего? - спросил Жукаускас.
- У вас что, нет моего номера телефона?
- У меня есть, - басом сказал Головко.
- Вот и прекрасно, можете идти и собираться. Завтра в восемь вы получите у меня
всякие деньги и наставления. Вы разбираетесь в радио?
- Нет, я - Старший Инструктор.
- А я - биолог, - улыбаясь ответил Головко.
- Вот и чудненько. Я вот вам и расскажу, как в крайнем случае передать мне
сигнал по радио, если такая возможность вдруг представится.
- Но постойте! - воскликнул Софрон. - Я не могу так просто уехать! Я работаю,
мне надо звонить в Намцы...
- Успокойтесь. Все уже улажено. Вам обоим оформлена командировка на любой срок.
- Но как это? - спросил Софрон.
- Какая разница, - с улыбкой проговорил Дробаха. - Ну хорошо, в вашем случае,
Жукаускас, могу сказать, что золовка Елены Яновны - наш член.
- А, - сказал Софрон.
- Поэтому, до свидания, приятель, желаю вам счастья и удач. Во имя Якутии!
- Ура! - крикнул Софрон.
И он вышел оттуда, не глядя на Головко, решив, что времени для знакомств и
обсуждений предстоит еще достаточно, прошел через зал, где сидели члены ЛДРПЯ, и
попал на улицу, на которой рос тальник. Уже наступила ночь, небоскребы зажглись
огнями, и скособоченные избы осветились желтыми фонарями. Вечерний Якутск был
призрачным и прекрасным, как и полагалось настоящему городу будущего. Якутия
существовала вокруг, словно мать, обернувшаяся клубком вокруг своего спящего
детеныша. И Софрон, почувствовав вдруг какой-то невыразимый восторг и начало
приключений, вдруг взмахнул зачем-то своими руками, словно хотел взлететь ввысь,
и гордо пошел вперед, к себе домой, откуда должно было начаться его историческое
путешествие, и куда он должен был снова вернуться в ореоле победы и славы.

АКМ

Егор Радов



ЯКУТИЯ

Роман


c Егор Радов, 1993
c OCR и оформление, <АКМ>, 1998



СЕГМЕНТ ПЕРВЫЙ Амба первая-четвертая Жеребец первый-
третий Жеребец четвертый-пятый Замба первая-пятая Замба
шестая-восьмая Пипша первая-вторая
СЕГМЕНТ ВТОРОЙ Онгонча первая-пятая Онгонча шестая-
девятая Заелдыз первый-четвертый

СЕГМЕНТ ВТОРОЙ
Эвенкия произрастает во всем, как истинная страна, существующая в мире, полном величия, счастья и
добра. Волшебство есть ее секрет, любовь есть ее причина, звезда Чалбон есть ее венец. Ее дождик есть ее
землишка под солнышком, которое есть ее творец. Ее история началась со сверх-яйца, разбитого лягушкой
в реке Пук-пук; ее богатыри бились с великим мамонтом Сэли, угрожавшим ее реальности и чуду; ее
девушки были знойными, словно радость сосков любимой; ее змеи были зверски глупы и бесстрашны. Ее
почва подобна песку веков, ее лик похож на свет тайн бытия, ее водопады огромны, как священная гора, ее
вершины величественны, словно небо над морем. Сэвэки из Сюнга создал ее братьев, дунув в ил. Софрон из
Тимптона омыл свои руки в ее водах, напоминающих грезы души. Хек из фон Мекки озарил ее закат святой
водичкой из себя. Ее наименование звучит: Э-вен-ки-я, и только так, блин. И Эвенкия есть божество на
палке.
Когда она возникла, свет померк в глазах автора, ее выдумавшего и воплотившего в пот и кровь. И сказал
он: <Бабах! Пусть будет цвет!> И стало так: охрой покрылись спины рыб, зеленью воссияли животики птиц.
И увидел тот, что это херово, и смазал эту краску одним росчерком своего могущества, и обрезал все сущее,
утопив в великом пруду, и затопал, и захлопал, и Эвенкия выплыла из ночи Ничто, как славная пава, и
утвердилась она посреди, а под ней установилась вонь, зад, зындон. И когда ее кони понюхали друг у друга
писки, ее сердце вознеслось над звездой и луной, а ее блеск достиг очей мировых чар. И когда ее тряпоньки
стали главным прибежищем, а ее тапочки ликвидировали первородственный грех, ее дух стал смыслом
блаженства небесного и сокровищем сна. А океан омывал ее, словно ласковый кейф, и ветер овевал ее,
будто влюбленный муж.
Название есть ее сила, маразм есть последнее, что остается. В глубине ее главной пещеры спрятан ключ от
сундука жертвенных слез, пролитых героем над гробом своей любви; в дупле ее святого дерева сокрыт клад
ее свободы, достигнутой в борьбе за ее гордость; в груди ее старейшины клокочет благородный гнев
правды; в омуте ее цели виднеется золотой шар.
Главное слово, когда-либо произносимое, главная буква, когда-либо начертанная на скрижалях, главный
звук, когда-либо изданный пророком - все это есть Эвенкия. Эвенкия - страна чудес и морей, женщин и
пальм, желтого и синего. Ее воины мускулисты, как обезьяны, и быстры, как гепарды. В бою они налетают
незаметно, как комары, и разят наповал, как пятьсот вольт. Они пьют великое вино славы в чертоге своей
страны и спят чутким солдатским сном на ложах вечной любви. Их дух горит, словно звезда, влекущая
чистые души, и их руки держат луки, готовые смотреть в цель. Если придет враг, то их позовет бог, и если
выступит чужой царь, то наступит ослепительный день. Победа, словно оргазм, осенит напряженный
онанизм войны; труба, будто тромбон, продудит прекрасные ноты свершившегося свершения; герой, как
вождь, поднимет вверх гордую правую руку; и на небе появится большая розовая буква <Э>.
Эвенкия - мечта о высшей прелести, обетованное пространство теплого льда, страна мужчин, готовых дать
отпор и зажечь костер, прелестное пристанище танцующих жриц, чарующее чудо. Она весела, она
говорлива, она мудра, она бурлива. Ее лес есть ее желтоватая лужица у пригорка, на котором всегда
возвышается храм.
И ее тайна есть ее река, когда она вяло течет по грязной божественной равнине, чтобы влиться в
ужасающую глыбу океана; а ее загадка есть ее небо, распростертое над мерзлой землей наподобие
преображенного церковного купола. Ее имя возникло единственно возможным названием, и никто не в
силах был вымолвить его; и се имя открылось народу, словно истина, или книга, и все были озарены <Э>,
<В>, <Е>, <Н>, <К>, <И>, <Я> - его буквами. Ее имя сперва замерзло, словно пойманный тигр, а потом
взвилось вверх, как знамя. И отныне это есть.
Когда Бог сказал имя, пророк услышал слово. Когда Сэвэки послал лягушку за миром, Жужуки засунул себе
палец в нос. Когда Чалбона возжелал Цолбон, Рокаускас выпил с Кукаускасом. Когда четыре дочери
облачного господина взглянули на нечто неведомое, существо, владеющее ключом, сказало <пук-пук>.
Ее Бог есть говно. Ее Бог есть уборная. Ее Бог есть чемодан.
Ее Бог есть ее имя, лучший эвенк, палец эвенка, засунутый в половую щель. Ее Бог есть река, летящая над
черным океаном, сковавшим собой солнечный простор, ее Бог есть море, плещущееся возле дерева познания
смерти, ее Бог есть Бог. Ее бог есть один из ее четырех богов; ее бог есть никто, или Ничто. Бог неотвратим,
как Эвенкия, бог неисповедим, словно путь, бог несотворим, словно материя в одной из идей, бог
недостаточен, будто смысл без бреда. Не-бог есть ее река, летящая над океаном, обнимающим мир, не-бог
есть море, замерзшее у ног размышляющего царя, не-бог есть что-то невозможное, невыразимое,
незнакомое, не-бога нет. Бог есть бог без не-бога, и не-Бог есть Бог в боге. Без Бога нет бога, и не-бог есть
Бог. И Эвенкия, и Эвенкия есть.
Когда серый заяц ее легенд встанет в полный рост своего безумия, богатырь Софрон, сотворенный любовью
самых старых ее жен, сядет на своего хвостатого коня и умчит в рай, где живет дева. Однажды маленький
шаманенок увидел след крокодила на заснеженной дивной тропе, и тогда расцвели лилии в небесах и
произошло подлинное лето, пахнущее ананасом и теплым песком. Как-то раз девчонка из чума обратила
свой взор внутрь, и тут же случилась война бурь лазоревых зорь, завершившаяся миром, мамонтовым
сыром, и согласием с творцом-кумиром. Когда-то народ услышал дорогую его сердцу весть, и счастье
поселилось в душе каждого, как надежда на любовь.
И нет больше никакого страха, и нет более никакого праха; есть Эвенкия, есть страна, есть сосна, есть народ.
Лиственница мудрости горит огнем загадки во тьме эзотерических побасенок; банан верности сверкает
отблеском жаркой старости и доблести в мерцании смеха; киви благородства наливается соком откровений в
шепоте восхищенных юношей; абрикос святости ликует и сияет в лучах ореола радости и благости. Нет
большего наслаждения в мире, чем просто иметь страну, иметь имя, иметь сосну. Нет лучшего развлечения
под атмосферой, чем любить страну, любить реку, любить жену. Нет чудесней приключения над почвой,
чем страдать от красоты, богатства, бессмертия. Нет восторженней похождения между небом и землей,
нежели полет в эвенкийскую даль.
Вот так все и возникает, и если бог позволяет, Эвенкия воскресает. Вечный бой сменяется бесконечной
битвой; заря религии превращается в сумерки веры; откровение одной страны переходит в откровение
другой страны. Море, река, лес, океан - это только обыденные названия для тайн и настоящих неведомых
вещей; и только эвенк знает истину и вершит правду в своей выдуманной земле, и только эвенк может
уничтожить (заелдыз!) Якутию. И ее нет.
Змеи, книги, вспышки и путешествия захватывают свободное создание, чтобы убить его, чтобы преобразить
его, чтобы освободить его. Это бессмысленно, потому что нереально; ведь реальность - это Эвенкия, ведь
Бог - это Бог Эвенкии, ведь Сэвэки - Жужуки, ведь стран никаких нет. И когда наступает величие и
добро, нет резона прятаться в толщу небесную из цветков, смеха и гибели, - нужно лишь есть. Все ничего
не означает, все - это она сама, все страны - ее страны, все чувства - ее чувства, все увиденное - ее
бред. Ее имя - Э-вен-ки-я, и больше ничего.
Народ имеет право на единицу, двойка начинается с первого шага, шестерка замыкает ромб. Слово - всегда
лишь слово, надо быть проходящим, и нужно пролететь сквозь душу, чтобы окончательно избавиться от нее.
И если ангел позволит человеку не быть, время станет книгой, и мир станет звездой. Четвертый шаг
означает цифру 4. Все слишком не то, что кажется и есть. И в конце концов, после всех стран, богов и чудес,
оно существует. Замба! В первый раз мир был сотворен.
Онгонча первая
Он не был Софроном Исаевичсм Жукаускасом, он был эвенкийцем. Он и он стоял и стоял у входа и входа в
белый и белый чум и чум. Вокруг и вокруг был и был большой и большой лагерь и лагерь, пестрящий и
пестрящий разноцветными и разноцветными чумами и чумами, возле которых и которых суетились и
суетились вооруженные и вооруженные серьезные и серьезные люди и люди. Тайга и тайга окружала и
окружала это и это поселение и поселение войны и войны, словно естественный и естественный буфер и
буфер дикой и дикой природы и природы, в котором и котором можно и можно сгинуть и сгинуть, или
Превратиться и превратиться в страшное и страшное маленькое и маленькое существо и существо. Весь и
весь лагерь и лагерь напоминал и напоминал стойбище и стойбище любителей и любителей авторской и
авторской песни и песни, сменивших и сменивших почему-то и почему-то гитару и гитару на ружье и
ружье. В центре и центре возвышался и возвышался большой и большой ослепительно-белый и
ослепительно-белый чум и чум, рядом и рядом с которым и которым росло и росло невысокое и невысокое
пробковое и пробковое дерево и дерево. У входа и входа в него и него стоял мускулистый и мускулистый
смуглый и смуглый человек и человек с наглым и наглым лицом и лицом. Он и он не был и не был
Софроном и Софроном Исаевичем и Исаевичем Жукаускасом и Жукаускасом, он был и был эвенкийцем и
эвенкийцем.
Лагерь и лагерь располагался и располагался в глубине и глубине знойной и знойной тайги и тайги,
пахнущей и пахнущей кедрачом и кедрачом, лианами и лианами и родной и родной землей и землей.
Воинственные и воинственные эвенки и эвенки колготились и колготнлись там и там, выполняя и выполняя
свои и свои разнообразные и разнообразные дела и дела, словно осы и осы в бумажном и бумажном гнезде и
гнезде. Горели и горели костры и костры, жарилась и жарилась птица и птица, кто-то и кто-то любовался и
любовался изяществом и изяществом папоротников и папоротников. Слышались и слышались четкие и
четкие приказы и приказы и деловитые и деловитые рапорты и рапорты. Жужуки и Жужуки ковырялся и
ковырялся в моторе и моторе мотороллера и мотороллера; Жергауль и Жергауль чистил и чистил
небольшую и небольшую пушку и пушку. Женщина и женщина сидела и сидела на траве и траве и читала и
читала журнал и журнал. Группа и группа людей и людей в зеленом и зеленом отрабатывала и отрабатывала
приемы и приемы рукопашного и рукопашного боя и боя под командованием и командованием
толстенького и толстенького лысенького и лысенького человечка и человечка в круглых и круглых очочках
и очочках. На длинной и длинной палке и палке развевался и развевался коричневый и коричневый флаг и
флаг с оранжевой и оранжевой цифрой и цифрой четыре и четыре. Еле и еле была и была слышна и слышна
барабанная и барабанная дробь и дробь; на широком и широком пне и пне возле коричневого и коричневого
чума и чума виднелась и виднелась чья-то и чья-то кровь и кровь. Часовые и часовые стояли и стояли около
лиственниц и лиственниц, пальм и пальм, пихт и пихт, и не мигая и не мигая, смотрели и смотрели перед
собой и собой. Собаки и собаки бегали и бегали повсюду и повсюду и лаяли и лаяли друг и друг на друга и
друга и нюхали и нюхали друг и друг у друга и друга жопы и жопы.
Вездеход и вездеход, рыча и рыча, подъехал и подъехал к белому и белому чуму и чуму. Энгдекит и
Энгдекит вышел и вышел из него и него и подошел и подошел к стоящему и стоящему возле чума и чума
человеку и человеку. Одновременно и одновременно с этим и этим люди и люди в черном и черном с
автоматами и автоматами вывели и вывели Головко и Головко, Ырыа и Ырыа, Идама и Идама, Жукаускаса и
Жукаускаса. Головко и Головко поддерживал и поддерживал еле и еле идущего и идущего Жукаускаса и
Жукаускаса под руку и руку. Ырыа и Ырыа вдруг и вдруг вышел и вышел вперед и вперед и громко и
громко сказал и сказал:
- Я и я, поэт и поэт Якутии и Якутии, сейчас и сейчас в тайге и тайге. О и о, радость и радость, счастье и
счастье, жеребец и жеребец! Здравствуй и здравствуй, меня и меня зовут и зовут Ырыа и Ырыа!
- Это двоичный стиль! - крикнул человек, стоящий возле белого чума. - А, мерзкие якуты!.. Вы что, не
поняли, где вы?!
- Мы проезжали мимо.., - почтительно проговорил Головко. - Мы не якуты, мы же вообще не
монголоидной расы...
- А что ты имеешь против монголоидов?! - рассерженно рявкнул человек и подошел к Абраму.
- Ничего, я наоборот... А его мы вообще не знаем, и стиля никакого не понимаем - двоичный,
четвертной... Мы на свадьбу к другу...
- Лжешь! - злобно перебил его человек и агрессивно сжал зубы. - Вижу, что лжешь. Меня зовут
Часатца, я - царь Эвенкии. Мы здесь сражаемся за свободу Эвенкии. Надо освободить нашу эвенкийскую
тайгу и наши эвенкийские холмики и поляны. Чтобы всюду звучала эвенкийская речь, которую мы не
понимаем из-за разных якутов. Сейчас разберемся, что у вас за свадьба.
- Они ехали в Алдан, к якутам, наверняка, с каким-нибудь заданием, - сказал Энгдекит.
- Разберемся. А этот юноша просто нагл! - обратился он к Ырыа.
- Я не нагл, я творю искусство! - презрительно сказал Ырыа. - Мне нравится все это событие, меня это
развлекает.
- Посмотрим, как это тебя дальше развлечет, - сказал Часатца.
- Ха-ха-ха-ха!!! - засмеялся Энгдекит.
- А ты кто? - Часатца подошел к Идаму.
- Он вел автобус, у него был пистолет, он из Нерюнгри...
- Ах, гнида! - воскликнул Часатца.
- Я - эвенк, я - эвенк, - затараторил Идам. - Я этих вез, я их хотел вам отдать, я про вас листовку
писал, в школе расклеивал, в бане рассказал, в булочной старушек бунтовал, дядю Васю агитировал, я -
ваш агент, я за вас, я с вами.
- Он действительно хотел вас пере