и моря - и над
полюсом разверзались миражи битв и славных поражений, и какие-то божественные
женские фигуры вставали над ледяной пучиной, словно силуэты торжеств.
Однажды корабль вышел в абсолютную водную бескрайнюю гладь, некий речной
раструб, захвативший берега и небо, и Илья приблизился к Софрону, стоящему около
своей каюты и серьезно посмотрел в его глаза.
- Что? - спросил Софрон. - Где Тикси? Где Быков мыс?
- Вот он, - сказал Илья, никуда не показав.
- Где <Лысьва>, катер? Мне нужен человек, агент...
- Все не так просто, дружок - усмехнулся Илья. - Видишь, корабль стоит, мы
отъездились, все из-за вас, из-за политических дурачков...
- Вы же с нами! - гордо заявил Жукаускас, глотнув последний глоток <Анапы>. - Вы
же наш!
- Да мне уже все равно... - печально вздохнул Илья. - Давненько я на берегу не
был. Тут забастовка, бунт, они никого не пускают в город и в море тоже. Точнее,
в море пускают, но не всех. Видите, там стоят кораблики? У них и пушечки есть.
- А чего им? - устало спросил Софрон. Илья хмыкнул, поковырял в зубе и сказал:
- Они не хотят отдавать новой власти родные льды. Они заявляют, что не пропустят
в любимый холодный гениальный океан разных якутов, чучмеков, коми, ненцев и
украинцев. Украинцев можно. Я не понял, я запутался. Они обороняют море
Лаптевых, баррикадируются. У вас ничего не выйдет: никакой жары не наступит при
таких героях.
- Да ну!.. - изумился Жукаускас. - И здесь какие-то штучки-дрючки. Но мне нужен
катер <Лысьва>!..
- А хер его знает, где он! - огрызнулся капитан. - Идите в рубку, вызывайте.
- В какую рубку?! - воскликнул Софрон. - Давай вступим в бой с этими дураками!
Нам нужен полюс! Они что - коммунисты?
- У них ледокол <Ленин>, и они не любят всего этого бреда. Они не отдадут
северный простор. Вы просто идиотик.
Жукаускас подступил к капитану, беря его за грудки. Капитан оскалил зубы и
зарычал. Софрон сильно отбросил его, плюнув ему на колено. Капитан ударился
затылком об иллюминатор и охнул. Жукаускас бросился на него, но капитан успел
ударить его ногой в пах. Жукаускас согнулся, запыхтел и пукнул. Капитан подошел,
тяжело дыша, и похлопал его по спине. Жукаускас поднял голову и всхлипнул.
- Как я люблю вас, милый мой друг!.. - воскликнул Софрон, благодарно рыдая. -
Простите меня, извините!.. Просто мне слишком нравится эта реальность, этот мир,
эта действительность, и я немножечко обиделся и огорчился, но я все равно верю
во все самое любое, и никогда не променяю ничего на ничего! Вы же прекрасны и
море прекрасно, и пушечки чудесны, и истории занимательны! Не надо делать так,
не стоит расстраиваться из-за расстройств, не нужно участвовать, чтобы быть!
Давайте, повоюем, или, давайте, пошлем это все?..
- Вы глупы, но вы - великий!.. - растроганно сказал капитан, обнимая Софрона. -
Ерунда, вы все найдете, я помогу во всем, вы закончите то, что хотели закончить
и начнете то, что решили осуществить. Пойдемте в рубку, мы поищем человека и
<Лысьву>, а эти козлы пусть себе стоят, все равно их айсберги всем до пизды!..
- Конечно!.. - обрадовался Жукаускас. - Ведь Ленин сдох, а Якутия перед нами!
- И с нами Бог, и Бог с нами! - добавил Илья. Они быстро побежали наверх по
железной лестнице, радостно хохоча и подпрыгивая. Они открыли белую дверь и
вошли в небольшую каюту, где стояла какая-то мигающая огоньками аппаратура, и
прямо перед ней сидел на стуле большой рыжеволосый человек в тельняшке, и он
озабоченно смотрел на стрелку прибора, замершую около цифры <шесть>.
- Давай! - бесцеремонно сказал Илья. - Свяжись. Мне нужен катер <Лысъва>.
- Они никого не пускают, в поселке почти война, а здесь морской бой! -
озабоченно проговорил человек.
- Свяжись, тебе говорят! - крикнул Илья, топнув ногой. - Скажи: <Лысьва>!
Человек нажал на кнопку и бесстрастно произнес:
- Порт? Говорит <Коми>. Дайте <Лысьву>.
- Чего? - промяукал голос из динамика. - А в рот тебе не плюнуть?
- Вы видите... - извиняющимся тоном сказал рыжий человек, указав толстой рукой
на свои приборы.
- Дай-ка, я попробую, - предложил капитан, нагибаясь вперед. Человек нажал
кнопку, капитан отчетливо проговорил:
- Порт?
- Ну? - раздался тот же наглый мяукающий звук. Илья пододвинул свой рот прямо к
микрофону и медленно, делая паузы, проговорил неожиданным гипнотическим чарующим
голосом:
- Если ты не дашь <Лысьву>, у тебя отвалится хуй.
Никто ему не ответил; послышалось только напряженное сопение. Потом, после
долгого молчания, раздался раздраженный высокий вскрик:
- Да хрен с тобой!.. Получай свою <Лысьву>!..
- Вот как! - победительно произнес Илья, подмигнув Жукаускасу.
Тут же в громкоговорителе что-то запищало, а потом появился сердитый голос:
- Передовая охрана <Лысьва>! Чего надо!
Жукаускас немедленно бросился к радио и протараторил:
- Мне нужен работник Август Петров.
Все смолкло; рыжий радист закурил длинную папиросу.
- Я - Август Петров! - сказал в громкоговорителе злой бас. - Кому я нужен?!
- <Заелдыз>! - взволнованно пискнул Жукаускас.
- Надя?.. - радостно спросил бас.
Софрон что-то пробормотал про себя, потом ответил:
- Нет, не Надя. Инспектор ЛДРПЯ Софрон Жукаускас.
Бас захохотал.
- Вы чего, в самом деле существуете? А где же Надя? Бабенка - чудо!
Софрон издал злобный рык.
- Я - инспектор ЛДРПЯ, вы - агент, я приехал восстанавливать связь! Вы что - не
с нами?!
Бас опять заразительно захохотал, затем проговорил:
- Ну вы вообще даете! Я думал, вас нет, Надя просто так что-то придумала -
любовная игра, она вообще такая прикольная, а в ротик как берет... а в
попочку... а сбоку... обовьет собой, жаром пышет, поцелуи, прелесть... Да как
стонет, орет прямо, кошечка моя!.. Бывало, кончишь ей...
- Да замолчите вы! - проорал взбешенный Софрон, стукнув по какому-то прибору. -
Блядь!
Бас изумленно осекся, потом осторожно проговорил:
- Ты чего это, может, в рожу хочешь? А... Понимаю, понимаю. Ты же ейный муж,
точно, Жукаускас, это ее фамилия... Вот, блин, бывает же! Ну, ты извини меня,
братан, я не знал, видишь, как глупо получилось... Серьезно, не думал, не хотел
обидеть, по-дурацки все...
- Ладно, - замогильным тоном сказал Жукаускас. - Это все игры, в конце концов. А
я хочу и должен. Где находится последний агент, или вы вообще его не
завербовали?
- Как же, - уверенно ответил бас. - Да, ну дела... Да я ради Нади на все готов,
блин! Ой, извините... Я завербовал одного чудика. Но он, по-моему, абсолютный
псих. По-настоящему. Просто дебил. Да я ж не знал, что это в самом деле! Это
ведь игра была такая, как с Надей встретишься... Извините. Но он просто тронутый
окончательно, он...
- Где находится последний агент?! - яростно спросил Жукаускас, сжав кулаки. -
Где?!
Август Петров закашлялся и послушно сказал:
- Да он недалеко. На Яне. В Нижнеянске. Зовут Николай Уренгой. Улица
Первомайская, дом два, квартира шесть. Телефон - четыре, четыре, четыре. Одни
четверки. Но он - трехнутый, шизанутый!
- Как? - возмутился Софрон. - Вы наняли агента-дурачка!?! Значит, вся связь с
Америкой и Канадой...
- Да было там что-то, узнаешь! - оборвал его бас. - Вообще, если это все не
полное вранье и бред, то я - наш враг. Вы, гады, собирались всю эту Якутию
дурацкую преобразовать, чтобы она расцвела, а на фига она вообще нужна?! А мы,
значит, получаемся по-вашему <лимитчики>, <минетчики>?! И надо нас выпереть? Не
пройдет; не отдадим океан! Мы здесь стоим, и нас никто с места не сдвинет. И
наоборот напустим на вас все льды. Пусть вас еще больше заморозит, не хрена
устраивать такие бучи! Пусть у нас будет теплое русское море, а у вас - стылая
якутская мерзлота, флот - наш, порт - наш, и полюс - наш! И алмазы мы у вас
заберем, и вообще у вас ничего не будет. Все будет так, как было, а было все
нормально. Здесь была пурга, и будет пурга, и никаких.
- О чем это вы? - бесстрастно спросил Жукаускас. - Я ничего не понимаю. И чего
это вы все хотите? Все ведь совершенно.
- Не ври, парень, бля! - злобно завопил в громкоговорителе бас. - Мне Надя
рассказывала, но я думал, это - бред. Я и сейчас так думаю, но мало ли что... И
вообще, маразм и разброд. И Советской Депии нет, и Якутии нет, и тундра уже
испорчена и пропала, и почвы нет, и алмазов нет, и бананов нет.
- А что же есть? - насмешливо спросил Софрон.
- Есть флот и Ледовитый океан - наша родина, и мы будем биться за нее и никого
не пустим. Пусть нас спасут наши льды - единственная истина, которая еще
существует!! - проорал бас.
- Вот козлы... - тихо заметил капитан Илья.
- Ну а мне-то ведь нужно... - умоляюще проговорил Софрон. - Мне в Нижнеянск,
я...
- Да я за Надю разобьюсь! - выпалил Август Петров. - Если б не Надя, я бы тебя,
гад, в лед бы вмуровал, а из-за Нади я тебя отправлю. Только если ты мне
пообещаешь одну вещь.
- Какую? - взволнованно спросил Жукаускас.
- Когда ты вернешься, поцелуй ее от меня. Скажи: от Августа. Обещаешь?
- Обещаю, - твердо промолвил Софрон.
- Хорошо, - радостно заявил бас. - Тогда слушай. Через полтора часа из Тиксей
выйдет танкер <Ленанефть>, мы его пропускаем. Он идет как раз на Яну. Я скажу
капитану, он подойдет к вам, заберет тебя. Уяснил, братан?
- Да! - весело ответил Жукаускас.
- Но... ты помнишь?
- Да! - сказал Софрон.
- Ладно, пока. Прием окончен, люди. Все равно мы вас всех утопим в жутких
застывших льдах, и ничего живого не останется... Я - черт, я - дьявол, я -
Август! Скоро здесь будет вечная мерзкая зима... Скоро! Ха-ха-ха-ха,
ха-ха-ха-ха!!
- Любопытный персонаж, - проговорил Жукаускас, выпрямляясь. - Хорошо, посмотрим,
как он сдержит свое слово.
- А пока пойдемте есть нельму, - сказал капитан.
Софрон и Илья сели за белый стол, налили себе воды, взяли хлеб и большой кусок
жирной прекрасной нельмы. Они молчали и ели ее, и больше в этой каюте не было
никого. Жукаускас думал о чуде, и о величии, и о Якутии, и о единственности
мига, и о равнозначности прекрасного - доброго, злого и непонятного, и нельма
была вкусна, как невероятное кушанье, и хлеб был свежим, словно юные девушки в
утреннем озере. Жукаускас не имел сейчас никаких чувств, только одно восхищение
затопляло его, будто неподдельный любовный восторг. Пахло бензином, морской
водой, холодом и туалетом. Жукаускас пил воду, Илья медленно зажигал спичку, а
где-то слышались звуки мотора и плеск, и какой-то далекий протяжный крик
заставлял мечтать о сладких снах и о всеобщем преображении. Они сидели, смотрели
друг на друга, Софрон произносил ничего не значащие слова, а Илья улыбался,
будто ангел, и не отвечал ему. И вот пришла <Ленанефть>, Софрон пожал руку
капитану, вступил на ее борт, пожал руку своему новому капитану, прошел в каюту
и лег на койку, замерев от блаженства. И тогда корабль повез его вперед, и через
некоторое время вышел в огромное, ужасное, черно-медовое полярное - море,
похожее на вечность.



Заелдыз четвертый
Был утренний блеклый рассвет, запах гари и мокрых опилок. Танкер <Ленанефть>
вошел в Нижнеянскии речной порт и пришвартовывался к старому деревянному
причалу, стукаясь бортом о висящие потрескавшиеся автомобильные шины, смягчающие
удар. Матросы, бодро суетясь, затягивали канаты на специальных чугунных устоях,
и канаты скрипели, как собирающееся упасть дерево. Слышались далекие крики, шум
работающих моторов, едва различимые звуки радио; накрапывала изморось, и иногда,
когда из-за серой тучи показывался солнечный луч, воздух становился
душно-влажным, словно пар. На грязной, радужной от бензина, речной воде
покачивались обломки бревен и почерневшие доски; неожиданно раздавался гулкий
пароходный гудок, и опять смолкал; чайки садились на белую корабельную трубу и
долго сидели там; и какие-то люди в спецовках медленно ходили по берегу
туда-сюда, куря короткие сигареты. Огромные краны застыли в ряд вдоль берега, а
справа от них тянулся дощатый забор, покрашенный облупившейся выцветшей зеленой
краской, который ограждал весь порт. Над входом в низенькую кирпичную проходную
почему-то горела электрическая лампочка, и рядом стоял рослый чумазый солдат и
ел батон белого хлеба, запивая его молоком из пакета. Везде валялись поломанные
доски, остатки ящиков, ржавые железные листы, гвозди.
Мускулистые матросы, завязав канаты на узел, установили трап, и встали невдалеке
от танкера, заглушившего мотор. По трапу сошел пожилой лысый человек с
коричневым небольшим чемоданом, в зеленом плаще и очень грязных ботинках. Он
кивнул стоящим матросам и неспеша пошел к проходной, перепрыгивая через лужи.
Софрон Исаевич Жукаускас лежал в каюте и дремал. В дверь постучали, он
встрепенулся и поднял голову.
- Эй, пассажир! - раздался из-за двери звонкий голос. - Вставайте, приехали!
Софрон Исаевич громко зевнул и медленно встал с койки, подтягивая свои ситцевые
красные в белую крапинку трусы; его коричневые носки лежали на стуле, на спинке
которого висели затертые старые джинсы, клетчатая синяя рубашка и бежевый
джемпер.
Софрон Исаевич неторопливо оделся, насвистывая невнятную мелодию, подошел к
зеркалу и большой бордовой расческой расчесал свои в меру длинные
темно-каштановые жесткие волосы на прямой пробор. Он осмотрел свое курносое
небритое лицо, тонкую поперечную морщину на лбу, светло-карие, какие-то
выцветшие глаза - не широкие, и не узкие, длинные загибающиеся кверху ресницы,
оттопыренные уши, немного скошенный вниз подбородок, и раскрыл рот, оскаливаясь
и обнажая большие, широко расставленные резцы и сильно пломбированные задние
зубы. Высунув бледно-розовый язык, он скорчил какую-то идиотскую рожу, но тут,
заметив красноватый прыщ на щеке около уха, озабоченно закрыл рот и вздохнул. Он
приставил к прыщу указательные пальцы обеих рук и сильно нажал. Тут же выскочило
белое содержимое прыща, которое Софрон Исаевич сбил с ногтя щелчком, а затем он
нажал еще раз и выступила кровь с лимфой. Жукаускас вытер кровь, взял одеколон,
стоящий на тумбочке, и прижег это место.
Он вошел в туалет, расстегнул ширинку и пописал круто-желтой; резко пахнущей
мочой. Спустив воду, он застегнул штаны и слегка вымыл руки под заржавленным
краном, торчащим из стены.
Через пять минут Софрон Исаевич уже спускался по трапу, сжимая в правой руке
средних размеров сумку из кожезаменителя; в это же время на палубу вышел капитан
и окликнул его.
- Ну что, все нормально? Как вам?
- Море - просто чудесно!.. - обернувшись, ответил Софрон Исаевич. - Спасибо вам
большое!
Он ступил на грязную землю Нижнеянска и пошел вперед по направлению к проходной.

Он вышел из проходной, совершенно не обратив внимания на сонного человека в
черной форме, сидящего внутри за стеклом и пьющего чай из граненого стакана;
остановился и посмотрел налево.
Он стоял на грязной покореженной бетонной мостовой, продолжающейся до
трехэтажного серого кирпичного дома, а дальше виднелись скособоченные деревянные
трех-четырехэтажные дома, теплотрассы, и на них деревянные тротуары для ходьбы.
Под теплотрассами располагались свалки и огромные бесконечные озерки стоячей
воды, напоминающие какие-то канализационные каналы, а на домах пестрели
разноцветные лозунги: <Суть социалистической дисциплины в полной отдаче каждого
на своем рабочем месте>, <Партия делает все во имя человека, для блага
человека>, <Ручной труд - на плечи машин>, <Мы - хозяева поселка, наш долг - его
благоустраивать>, <Человек славен трудом>, <Успех начинается с порядка>, <Да
здравствуют советские бананы!> Софрон Жукаускас, улыбаясь окинул все это
счастливым взглядом и решительно направился к серому дому.
На доме была табличка: <Ленское речное пароходство. Нижнеянский речной порт>.
Софрон вошел в раскрытую дверь и оказался перед широкой пыльной лестницей. Прямо
на него двигался большой толстый человек в засаленном черном костюме, держащий
темно-коричневый портфель. Софрон Исаевич посторонился; человек выскочил на
улицу. Жукаускас поднялся на второй этаж и остановился около огромной
карты-схемы, изображающей море Лаптевых и реку Яну, на которой стоял Нижнеянск.
Рядом со схемой висела доска почета, и на ней вверху было написано:
<Мы придем к победе коммунистического труда! Ленин>; тут же был его красный
профиль. На доске были многочисленные фотографии людей; Софрон рассмотрел каждую
из них, особенно задержавшись на упитанной женщине с аккуратной прической, под
которой значилось; <Леонтьева Ольга Сергеевна. Ст. бухгалтер>. Жукаускас долго с
завистью глядел в это пожилое лицо, потом наконец отвернулся и пошел направо по
коридору. Рядом с двенадцатым кабинетом был начертан призыв: <Увеличим темпы
на... (пустовало) процентов!> На четырнадцатом кабинете висела табличка: <Волков
Олег Васильевич. Замзавснаб>.
Софрон Исаевич медленно, шаркая ногами, прошелся по коридору, потом повернулся и
ушел обратно на лестницу. Какие-то люди встречались ему на пути, но они как
будто бы не замечали его и быстро проходили мимо.
Жукаускас вышел из серого дома и пошел в поселок Нижнеянск. Он поднялся на
деревянный тротуар теплотрассы и стал идти по нему, смотря по сторонам. Слева
возвышался серо-синий дом странной формы, на котором была большая надпись:
<Бассейн Умка>. Справа на стене неказистого деревянного домика изображалось
северное сияние. В каждом окне виднелось обилие разнообразнейших комнатных
растений. Над уродливой, запертой на висячий замок дверью желтого
оштукатуренного домика красовалась яркая вывеска: <Диско-бар>. Софрон шел
вперед.
Неожиданно он остановился, зажимая нос. Омерзительный гнусный запах поразил его;
он стал недоуменно вертеть головой, рассматривая все окружающее, потом
расхохотался и развел руками.
Под ним, в водяных канавах вместе с объедками, строительным мусором, бумажками и
тряпками, плавало большое количество говна. Застойная вода этих канав, поросшая
осокой, была вся пропитана экскрементами, и имела характерный ржаво-коричневый
цвет, распространяя повсюду невыносимую вонь. Размалеванные женщины в ярких
нарядах, ходящие взад-вперед по теплотрассам, казалось, совершенно не замечали
этой вони и спокойно шли по своим делам стуча тонкими каблучками и дыша полной
грудью. Софрон смотрел на них, откровенно изумляясь несоответствию кричащих
цветов их макияжа с говняной канализационной водой под ними. Он попытался
вдыхать воздух через край своей рубашки, чтобы не чувствовать в полной мере
дерьмовый аромат, и какая-то женщина осуждающе оглядела его, а потом тряхнула
головой и пошла дальше.
- Все в говне, и я во всем, - сказал Софрон.
Он вошел в столовую, располагающуюся через три-четыре дома после <диско-бара>. У
конвейера выдачи стояло четверо рабочих в брезентовых одеждах. Софрон встал за
ними, взяв плохо вымытый, слегка жирный темно-коричневый поднос. Очередь
подвигалась; Софрон взял салат из моркови, какой-то старой и почти почерневшей,
зразы с вермишелью и чай. Заплатив в кассу небольшое количество рублей и копеек,
он схватил свой поднос двумя руками, вышел, осмотрелся и сел за свободный
голубой стол.
Морковь оказалась с сахаром и с небольшим количеством жидкой противной сметаны,
которая слегка пахла блевотиной. Жукаускас съел се и приступил к зразам. Зразы
были невразумительной формы и цвета и не имели никакого запаха; их окружала
холодная слипшаяся вермишель без подливы. Жукаускас съел одну зразу и половину
вермишели, потом быстро выпил чуть теплый сладкий чай, положил тарелки на поднос
и отнес все это в окно кухни.
- Спасибо! - сказал он худой пожилой женщине в белом халате, виднеющейся за этим
окном.
- На здоровье! - ответила она.
Софрон удовлетворенно погладил живот правой рукой, рыгнул и вышел из столовой.
Прямо напротив возвышался скособоченный бревенчатый коровник, откуда пахло
навозом и сеном, и перед ним со скучающим видом стояла пегая корова, и ее
ленивая морда была вся облеплена копошащимися в ее меху маленькими мошками.
Корова иногда делала вращательное движение головой, стряхивая мошек, но они тут
же садились обратно. Софрон осторожно обошел корову сзади, обратив внимание на
ее лениво покачивающийся хвост, и завернул за коровник по теплотрассе. Он
оказался у магазина <Вино>, рядом с которым стоял молодцеватый челове