брьской  революции  1918  года  в  Германии,  тоже
заплакал. Заплакал, приехав в Вену после присоединения Австрии к Германии,
растроганный возвращением на родину. Крокодиловы слезы, конечно. Не  пьет,
не курит, вегетарианец. И спокойно пускает под нож  тысячи  людей.  Натура
неуравновешенная. Но с НИМ ему придется взвешивать слова.
   Сталин  приказал  Молотову   прекратить   политические   переговоры   с
Германией, требовать прежде  всего  подписания  торгового  соглашения.  На
такую тактику Молотов мастер.  Волынить,  затягивать  -  его  стихия,  его
натура.  В  июне  и  июле  все  попытки  немцев  продолжить   политические
переговоры наталкивались на холодную сдержанность  Молотова,  требовавшего
подписания  торгового  соглашения.  И  только  22  июля  советская  пресса
опубликовала наконец сообщение: "Возобновились  переговоры  о  торговле  и
кредите между германской и советской сторонами".
   И наконец, через пять дней, Астахов прислал отчет о  беседе  с  ведущим
немецким дипломатом  Шнуре,  которая  состоялась  25  июля  в  Берлине,  в
отдельном кабинете фешенебельного ресторана "Эвест". Надо  думать,  хорошо
поели, дипломаты любят изысканную пищу, большие гурманы, тем более пьют  и
едят за государственный счет.
   Шнуре от имени фюрера заявил: "Германская  политика  направлена  против
Англии. Это решающий фактор. С нашей стороны  не  может  быть  и  речи  об
угрозе Советскому Союзу. Несмотря на все различия  в  мировоззрении,  есть
один общий  момент  в  идеологии  Германии,  Италии  и  Советского  Союза:
противостояние капиталистической демократии. Что может  Англия  предложить
России? Ни одной  устраивающей  Россию  цели.  Что  можем  предложить  мы?
Понимание взаимных интересов, отчего обе стороны получат взаимную выгоду".
   ЕГО тактика оказалась правильной. Главная забота Гитлера, чтобы  ОН  не
договорился с Англией. Но что _конкретно_ он предлагает?
   Сталин продиктовал телеграмму Астахову:
   "Если  немцы  искренне  меняют  вехи  и  действительно  хотят  улучшить
отношения  с  СССР,  то  они  обязаны  сказать  нам,  как  они   конкретно
представляют это улучшение. Дело зависит здесь целиком от немцев".
   Телеграмму подпишет Молотов. Но это телеграмма не дипломата. ЕГО текст.
Гитлер это поймет.
   Гитлер понял, и Гитлер торопился. Ответ был таков:
   "От Балтийского до Черного моря не будет  проблем.  На  Балтике  хватит
места обоим государствам. Вопрос с Польшей  немцы  урегулируют  в  течение
недели. Если русские пожелают, то Германия заключит с  ними  соглашение  о
судьбе Польши".
   Седьмого августа на ЕГО стол легло донесение разведки:  "Начиная  с  20
августа следует считаться с началом военной акции против Польши".
   На следующий день явился Ворошилов со срочным докладом: в  Монголии,  в
районе реки Халхин-Гол, японцы сосредоточили для генерального  наступления
войска под командованием генерала Камацубары.
   Угроза войны  на  два  фронта,  то,  чего  ОН  опасался  больше  всего,
становилась реальной.
   - О Халхин-Голе будешь докладывать по мере развития событий,  -  сказал
Сталин.  -  Как  переговоры  с   английскими   и   французскими   военными
представителями?
   - Переговоры начнутся завтра. Главная  трудность:  Польша  отказывается
пропустить через свою территорию наши войска. Не можем же  мы  на  коленях
умолять Польшу, чтобы она приняла нашу помощь.
   - Англия и Франция,  -  сказал  Сталин,  -  рассчитывают  на  то,  что,
оккупировав Польшу, Германия  выйдет  к  нашим  границам  и  эта  близость
подтолкнет Гитлера к агрессии против СССР. Они не  задумываются  над  тем,
что Гитлер может броситься не на нас, а на них. Ну что  ж,  попробуем  еще
раз их в этом убедить. Посмотрим, что дадут твои переговоры с их  военными
представителями. Вряд ли они образумятся.
   Он говорил с сильным  грузинским  акцентом,  ударяя  ребром  ладони  по
столу.
   Ворошилов сидел тихо, боялся каким-нибудь  неловким  движением  вызвать
гнев товарища Сталина.
   - Начинай переговоры, держись  твердо,  а  там  посмотрим,  -  заключил
Сталин.



27

   Вскоре пришел вызов.  Пропуск  в  милиции  Варе  выдали  без  задержки:
действовало звание Макса - Герой Советского Союза.
   Небольшие осложнения  возникли  в  Хабаровске.  Молоденький  лейтенант,
проверявший пропуска, спросил:
   - Почему ребенок не вписан в ваш паспорт?
   - Он вписан в паспорт отца.
   - У вас нет отметки о регистрации брака.
   - Мы не зарегистрированы.
   - А где свидетельство о рождении ребенка?
   - Неужели  метрику  ребенка  возить,  когда  в  гости  едешь?!  Товарищ
лейтенант! Все документы у меня проверили вдоль и поперек,  когда  пропуск
выдавали, что же вы Москве не доверяете?
   - Порядок одинаков для всех граждан, не нарушайте его в следующий  раз!
- И, обходя Варю взглядом, поставил штамп на пропуске.
   Хоть Макс был известен теперь всей стране как Герой  Советского  Союза,
повышен в звании и должности, ни праздничности, ни спокойствия в  их  доме
не чувствовалось. У Нины появилась седая прядка в волосах, рановато.
   - Папа тоже рано поседел, наверное, это у меня наследственное.
   - Ничего, - сказала Варя, - тебе даже идет.
   В разговорах Макс и Нина были сдержанны, и все же Варя поняла,  что  на
Дальнем Востоке, несмотря на победные реляции, происходит то же самое, что
и в Москве. В газетах та же злобная истерика, почти весь командный  состав
пересажали в тридцать  седьмом  году,  а  в  этом  году  пересажали  вновь
назначенных.
   Нина не хотела обсуждать эту тему, и  Варя  помалкивала  -  ни  к  чему
обострять  отношения,  надо  устроить  Ваню.  Однако  Нина  первой  и   не
выдержала.  Накануне  Макс  допоздна  задержался  на  партийном  собрании,
пришел, когда Варя уже  спала,  и  ушел,  когда  она  еще  не  встала.  За
завтраком Нина пожаловалась:
   - С этих собраний Максим приходит раздавленный. Вербуют в  осведомители
красноармейцев,  заставляют  доносить  на  командиров.  Сделал   замечание
рядовому, а он бежит к особисту,  несет  какую-нибудь  чепуху,  а  за  эту
чепуху - трибунал.
   И вышла из-за стола и больше об этом не заговаривала.  Жалко,  конечно,
ее, живет в страхе. А кто теперь живет не в страхе.
   Рассказ о Лене Будягиной Макс и Нина выслушали молча.
   Но, оставшись с Варей наедине, Нина сказала:
   - Получив твою телеграмму, я решила, что это ребенок твой и  Саши,  вам
обоим или тебе одной грозит опасность, тебя надо выручать. Мы  с  Максимом
не исключали, что Саша снова арестован, могут  прийти  и  за  тобой,  даже
подумывали, не придется ли тебя здесь выдавать замуж. Мы не колебались  ни
минуты: ты - моя сестра и ты знаешь, что Саша значит для Максима.  Кстати,
что с Сашей?
   - Ездит из города в город, работает шофером, где устроится, -  ответила
Варя сдержанно. Нина убеждена, что у них с Сашей все в  порядке.  Пусть  и
дальше так думает, хотя и резало по сердцу каждый раз, когда та  пускалась
в рассуждения об их с Сашей жизни.
   - Бедный Саша, - вздохнула Нина, - досталось ему, но, с другой стороны,
может быть, и посчастливилось. Если бы его забрали сейчас, а  сейчас  его,
безусловно бы, забрали, он слишком самостоятельный  и  принципиальный,  то
расстреляли бы.
   - По-видимому, это так.
   - В общем, мы предполагали, что вы с Сашей решили  оставить  ребенка  у
нас. И, повторяю, никаких колебаний не было, но сын Лены  и  Шарока,  внук
Будягина...
   - Я думаю, Шарок к делу не относится, - заметила Варя.
   - Это я так, к слову, - поправилась Нина,  -  но  внук  Будягина!  Если
узнают, то Максиму пришьют помощь врагам народа, навалят  еще  черт  знает
что, до меня докопаются, в общем, катастрофа.
   - Ты боишься?
   - Боюсь. Да. Все как снег на голову. Надо привыкнуть к этой мысли, надо
все обдумать. Есть  ли  гарантия,  что  сюда  не  дойдет  правда  об  этом
мальчике?
   - Исключено! Лена и под пыткой не признается, где  он,  понимает,  если
погибнете вы, то погибнет и Ваня. У нее версия - оставила сына на вокзале,
теперь это делают сплошь и рядом.
   - А Софья Александровна знает?
   - Я ей сказала, что это сын моей подруги, у нее арестовали  мужа,  сама
боится ареста,  смылась  из  Москвы  и  попросила  отвезти  ребенка  к  ее
родителям на Дальний Восток.
   Именно так она и сказала Софье  Александровне,  хотя  по  глазам  Софьи
Александровны видела, что та  ей  не  верит,  до  этого  она  ей  во  всех
подробностях  рассказывала  о  Лене  Будягиной,  даже  советовалась,   как
поступить с Ваней. Тем не  менее  Софья  Александровна  сделала  вид,  что
приняла эту версию. Надежный человек.
   - Хорошо, - не слишком  уверенно  согласилась  Нина.  -  Теперь  второй
вопрос. При мальчике никаких документов.
   - Твои соседи знают, что к тебе  приехала  сестра  с  сыном.  Все  меня
видели - я каждый день гуляю с Ваней. Здесь у вас каждый чих известен.
   - Да уж, все наши мужики на тебя заглядываются.
   - А в один прекрасный день я исчезну. Вы с Максом...
   - Варенька, называй его Максимом. Макс - это со школы пошло. Звучит  не
по-русски. А тут малейший иностранный звук воспринимается с подозрением.
   - Ладно. Вы с Максимом разведете руками: ну и сестрица, бросила ребенка
и укатила. Можешь  наворотить  на  меня:  беспутная,  развратная,  шляется
где-то.
   - Это уж чересчур, такие слова! - поморщилась Нина.
   - Ничего, ваши полковые дамы будут руки потирать от  удовольствия,  еще
от себя добавят: ходила тут  финтифлюшка,  вертихвостка,  строила  глазки,
сразу видно, что за  тварь.  Бедная  Нина  Сергеевна,  теперь  ей  с  этим
подкидышем мучиться.
   - Фантазии у тебя, - улыбнулась Нина. Но улыбка получилась вымученная.
   - Это не фантазии, а реальность.  Будут  обо  мне  языки  чесать,  а  о
"бедном подкидыше" забудут. Запишите его  Костиным,  мол,  даже  не  знаем
имени и фамилии его отца, думаем, наша милая сестричка тоже не  знает,  от
кого родила.
   - Хватит упражняться на эту тему!
   -  Подбрасываю  тебе  аргументы.  Ну  а  насчет  воспитания  советского
человека, будущего защитника родины, я думаю, ты сама найдешь слова.
   - Не иронизируй,  -  нахмурилась  Нина,  -  ты  уже  выросла  из  этого
возраста. И я, между прочим, подросла.
   - Если вы сочтете все же, что Ваня осложнит  положение  Макса,  прости,
Максима, я увезу его обратно.
   - И что будешь с ним делать?
   - Буду воспитывать как мать-одиночка.
   - Ладно, не пугай меня. Подождем. Обдумаем. Все решит Максим.
   На следующее утро Нина встала чуть свет, ждала, когда  проснется  Варя.
Сразу начала разговор, с места в карьер:
   - Не нравится мне твоя версия: "Бросила ребенка... Укатила... Не знаем,
где теперь ее искать..." Несерьезно это.
   Значит, обсудили ночью с Максимом  Варины  аргументы.  Варя-то  думала,
Макс у Нинки по-прежнему под башмаком. Изменилась ситуация.  Распоряжалась
всем  вроде  бы  Нина,  но  с  оглядкой  на  Максима,  и,  хотя   он   был
немногословен, свое мнение высказывал деликатно, Нинка с его решениями тут
же соглашалась.
   - Может, сказать иначе хотела здесь устроиться, но ничего не  вышло,  и
вот объявила, что завербуется на север, поедет туда счастья искать. И  тут
уж мы сами настояли, чтобы оставила у нас Ваню. Двух  лет  нет  мальчишке,
что ему-то мучиться в бараках и общежитиях. А устроит свою судьбу,  выйдет
замуж за  приличного  человека,  тогда  и  заберет  его  к  себе.  Как  ты
думаешь?..
   - Ради Бога, - засмеялась Варя, - хоть на север, хоть на юг! Правильно!
Это действительно будет звучать убедительней. - И не  удержалась,  поддела
Нинку: - Скажи Максиму, что я эту идею одобряю.
   Выслушав по приезде Вари историю мальчика, Максим больше разговоров  ни
о  нем,  ни  о  Лене  Будягиной  не  затевал.   Домой   приходил   поздно,
новоиспеченный командир полка, рачительный, дотошный и  требовательный.  В
свободные минуты беседовал с Варей ни о чем, о пустяках,  играл  с  Ваней,
мальчишка ему нравился, и мальчик встречал его радостно.
   А однажды, в последних числах августа, сказал, что сумел  договориться:
Ваню с 1 сентября возьмут в ясли.
   - Отслужит в яслях год, а как стукнет три, повысим в звании,  переведем
в детский сад, - добавил Максим добродушно.
   На следующий день Варя уехала в Москву.
   Приютить  у  себя  внука  врага  народа  -   Максим   хорошо   сознавал
рискованность такого шага. Но отослать мальчишку не мог. Лена -  ближайшая
подруга его жены, и он с ней дружил с детства, не раз и не два  сиживал  в
их доме на Грановского, любил  этот  дом  и  Ивана  Григорьевича  Будягина
любил, и в то, что тот "враг народа", не верил, как не  верил  в  то,  что
"враги народа" - его верные боевые товарищи. И Варе доверял:  все  сделала
правильно, вряд ли кто докопается. А если и докопаются, то он чем виноват:
подсунули мальчишку.
   Максим не любил врать, но если уж приходилось, делал это с той  лукавой
крестьянской простотой, которая убеждала любого.  Советуясь  с  комиссаром
полка и секретарем партийной организации, развел руками:
   - Давайте, братцы, думать. Родила девка безотцовщину, прискакала - буду
выходить  здесь  замуж.  Вышла  бы,  конечно,  красивая,  образованная,  с
невестами у нас дефицит, и с ребенком возьмут. Но я свою свояченицу  знаю:
останься  она  здесь,  такое  начнется,  все  бабы   со   своими   мужьями
передерутся. И из-за кого? Из-за родственницы командира полка. Пришлось ей
отказать. Поищи, говорю, миленькая, себе муженька в другом месте.  А  она:
ах, не хотите мне помочь ребенка воспитать, завербуюсь на  Север!  Тут  уж
моя жена не выдержала: езжай куда хочешь, говорит, но  мальчишку  зачем  в
полярную ночь тащить?! Он у тебя и так - кожа да кости! Не пустим! Оставим
у себя! Она отвечает: пожалуйста. И  укатила.  Когда  теперь  объявится  и
объявится ли вообще, неизвестно. Ну что ж, думаю, раз  так  уж  случилось,
воспитаем и без тебя сына полка. И нужная  моральная  обстановка  в  полку
сохранится. Такое вот решение я намечаю. Ваше мнение, товарищи?
   Товарищи с ним согласились. Высокая  моральная  обстановка  в  полку  -
самая  важная  задача  на  данном  этапе,  ибо  моральная   обстановка   -
неотделимая часть обстановки политической.



28

   После ухода Ворошилова Сталин позвонил Молотову:
   - Сообщи в Берлин: мы заинтересованы в переговорах. Но немцы торопятся,
надо дать им понять, что мы не торопимся, у  нас  нет  причин  торопиться.
Найди формулировку:  постепенно,  поэтапно...  Это  заставит  их  выложить
карты. Если их предложения устроят нас, тогда и мы поторопимся.
   Через три дня, 15 августа, Молотов явился  с  ответом  Риббентропа.  Из
текста было ясно, что ответ продиктован Гитлером и предназначен ЕМУ.
   Сталин, обдумывая каждое слово, начал медленно читать  послание  вслух.
Молотов внимательно слушал, хотя уже слышал и перечитывал это послание.
   - "Дорога в будущее открыта обеим странам. У Германии  нет  агрессивных
намерений  в  отношении  СССР.  Германо-советские   отношения   пришли   к
поворотному пункту своей истории. Решения, которые будут приняты, будут  в
течение поколений иметь решающее значение  для  германского  и  советского
народов..."
   Сталин прервал чтение, посмотрел на Молотова.
   - До чего любит цветисто говорить этот австрияк.
   - Оратор! - отозвался Молотов, знавший, что  в  слово  "оратор"  Сталин
всегда вкладывает иронический смысл.
   Сталин снова начал медленно читать:
   - "Интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются. Между  Балтийским  и
Черным  морями  не  существует  вопросов,  которые  не   могли   бы   быть
урегулированы к полному удовлетворению обоих государств (Балтийское  море,
Прибалтика, Юго-Восточная Европа и т.д.). Немецкая и  советская  экономики
могли бы дополнять друг друга... Имперский министр иностранных  дел  готов
прибыть  в  Москву  с  кратким  визитом,  чтобы  изложить  взгляды  фюрера
господину Сталину".
   Сталин опустил бумагу на стол, откинулся на спинку кресла.
   - Предложения  понятные.  Кроме  польских  территорий  Гитлер  согласен
повести разговор о Прибалтике,  Финляндии,  Бессарабии...  Однако  союз  с
_агрессором_ наш народ не поймет и не одобрит. Мы можем заключить  договор
о ненападении. Такой договор наш народ поймет  и  одобрит.  Такой  договор
означает, что СССР не будет воевать, что советскому народу обеспечены  мир
и спокойствие. Значит ли это, что мы отказываемся  от  своих  интересов  в
Польше, Прибалтике, Бессарабии и других районах Европы? Нет, не значит. Но
это должно быть оговорено отдельным, _секретным_ протоколом.
   Он помолчал, потом продолжил:
   - Конечно, когда-нибудь наши потомки узнают об этом секретном протоколе
и спросят: почему Сталин и  Молотов  заключили  секретный  протокол?  Ведь
большевики всегда были против секретных договоров, большевики опубликовали
секретные договоры, заключенные царем и его министрами. Да,  такой  вопрос
смогут  задать.  На  такой  вопрос  есть  ответ:  одно  дело  -  договора,
заключенные царским правительством против интересов народа, другое дело  -
секретные  договора,  заключенные  рабоче-крестьянским  правительством   в
интересах народа. Это разные вещи. И будущие  поколения  нас  поймут.  Как
подвигаются торговые переговоры?
   - Успешно. В этом месяце, я думаю, закончат.
   - Надо так поставить вопрос: сначала торговое соглашение, потом договор
о ненападении. Тогда немцы пойдут на все наши условия. Для немцев  пакт  о
ненападении означает,  что  СССР  не  будет  вмешиваться,  когда  Германия
нападет на Польшу.
   - Англия и Франция дали гарантии Польше, - заметил Молотов.
   - Они боятся Гитлера. Ну а если они решатся на войну с  Германией,  тем
лучше. Все они увязнут в такой войне, истощат себя, и  кончится  тем,  чем
кончилась предыдущая война, - революцией. И наконец,  японские  провокации
пора прекратить. Это должна взять на себя Германия, она  союзница  Японии.
Значит, - он поднял палец, - на послание Риббентропа ответишь так:  готова
ли  Германия  заключить  с  СССР  договор  о  ненападении?  Что   касается
секретного протокола, то разговор о нем только устный. Посмотрим, что  они
предложат.
   На другой день, 16 августа, Молотов  передал  эти  вопросы  германскому
послу Шуленбургу.
   А 17 августа Шуленбург зачитал Молотову  ответ  Риббентропа:  "Германия
готова заключить с СССР пакт о ненападении и употребить  свое  влияние  на
улучшение японо-советских отношений. Риббентроп готов завтра, 18  августа,
прилететь в Москву, имея от фюрера  полномочия  подписать  соответствующие
соглашения".
   Молотов замялся. Ни он, ни Сталин не смогут завтра принять  Риббентропа
- документы не подготовлены. И потому Молотов сказал, что в данный  момент
невозможно даже приблизительно определить время приезда.
   Этим ответом Сталин остался недоволен:
   -  Такой  ответ  Гитлер  может  расценить  как  нежелание  принять  его
министра: даже приблизительно не могу назвать. Почему не  можешь?  Можешь.
Подпишут торговое соглашение, тут же примем Риббентропа. Немедленно разыщи
немецкого посла и  передай  ему  такой  ответ.  И  вручи  проект  пакта  о
ненападении. Они сейчас любой пакт подпишут, времени у них нет.
   Молотов поднял на ноги свой аппарат, приказал  разыскать  Шуленбурга  и
снова пригласить его в  Кремль.  Шуленбург  явился.  Молотов  передал  ему
проект пакта о ненападении и заявил, что  Риббентроп  мог  бы  приехать  в
Москву сразу после подписания торгового соглашения.
   20 августа соглашение было подписано. А 21 августа в 15  часов  Сталину
было вручено послание самого Гитлера.

   "Господину Сталину. Москва.
   1.  Я  искренне  приветствую   подписание   нового   германо-советского
торгового соглашения  как  первую  ступень  перестройки  германо-советских
отношений.
   2. Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для  меня
определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия  возобновляет
политическую линию, которая была  выгодна  обоим  государствам  в  течение
прошлы