ло. Тянуло дымком; из ближнего овина
раздавались постукивания цепов. По-слушник быстро зашагал прочь.
  Господин Марфушин в тот же день появился в Выш-нем Волочке на квартире
Мейстерзингера.
  Госпожа NN встретила послушника, сидя в глубо-ком и удобном кресле; на ней
был еще утренний туалет из легчайшего шелка большими цветами. Лег-кие
туфельки, расшитые золотом, спадали с ее ма-леньких ножек, а волосы еще не
были до конца убраны и локонами окружали высокий лоб и щеки, и рассыпались
по плечам; плечи госпожа NN зябко кутала в темно-красный платок.
  При виде госпожи NN послушник весьма оживился и пришел в такое
возбуждение, что во время разгово-ра с нею не мог уже стоять спокойно; он
то и дело подпрыгивал на месте - туловище его будто пружи-нилось и,
подаваясь вперед, вздрагивало; клобучок сам собою слетел с его головы, и
розово-синеватая лыси-на, покрытая совсем тонкой кожицей, то и дело
мель-кала перед глазами госпожи NN: Марфушин изгибал-ся.
  - Блистательная госпожа,- начал послушник вы-сокопарно,- во-первых,
позвольте, вам сообщить, что я совершенно пьян от распространяемых вами
духов, и потому многое мне будет простительно; во-вторых, хотя я весьма
невзрачен, но очень желаю вам понра-виться.
  - Что вы говорите, Марфушин,- остановила его госпожа NN,- если вам я
нужна, говорите как следу-ет, а не кривляйтесь.
  - Я не буду кривляться,- пообещал послушник и продолжал:- В-третьих, я за
вас опасаюсь, тааа-те,- любовь к Никодиму сводит вас с ума. Вы взяли на
себя непосильное и сделали неверный шаг, так приблизив Никодима к себе.
Короче говоря, я боюсь измены с вашей стороны.
  Госпожа NN весело и звонко рассмеялась.
  - Милый и глупый Федул Иванович,- сказала она сквозь смех,- ваши
подозрения неосновательны, но чего же вы хотите?
  - Я хочу быть посредником между вами. То есть хочу, чтобы между Никодимом
и госпожою NN ниче-го не было общего без моего в том участия,- ответил
Марфушин очень веско и серьезно.
  - Я понимаю вашу мысль,- сказала госпожа NN. глядя через плечо Марфушина в
окно,- но все же я хочу сохранить за собою свободу действий...
  - Даже тогда, когда Ираклий распорядится подчи-нить вас моему наблюдению?
  - Даже тогда.
  - Ну, значит, я не ошибался. Мне здесь' более нечего делать: мои
подозрения мало-помалу начинают оправдываться. Адью-с.
  И Марфушии повернулся, чтобы уходить. Дойдя до двери, он вполоборота,
через плечо по-смотрел на госпожу NN и спросил:
  - Может быть, здесь, в Волочке, вы говорите так, а в Петербурге будете
говорить иначе?
  - Нисколько не иначе - так же,- убежденно под-твердила госпожа NN.
  - Поставим точку над I! - воскликнул послуш-ник.- Сам Ираклий прислал меня
сюда с приказанием передать вам все, что я говорил, но в повелительной
форме.
  - Сам Ираклий! - повторила она испуганно. Послушник стоял и ждал, что
будет дальше.
  - Конечно,- сказала она, волнуясь и кусая губы,- если сам Ираклий, то мне
ничего не остается, как подчиниться вам.
  - Ну вот! - обрадовался господин Марфушин.- Давно бы так.
  И, повернувшись на одной ножке, стал лицом к гос-поже NN и сказал:
  - Манате, я вас люблю! - Руки его протянулись к ней.

  - Оставьте, господин Марфушин! - брезгливо от-страняясь, ответила она и
вышла в другую комнату.
  - Не понимаю женщин! Знаю их, сколько угодно, а не понимаю! Вот поди ж ты!
- воскликнул послуш-ник, покидая квартиру Мейстерзингера несколько ми-нут
спустя.

                                  ГЛАВА ХХУШ

  Поступок Арчибальда Уокера.
  Никодим плохо помнил, как он, выйдя от Лобачева, дошел до вокзала, как
получил билет и поехал. При-шел в себя он только на половине пути и вдруг
почувствовал, что у него в сердце и в голове больно переплетаются две
мысли: о матери и о выходе госпо-жи NN замуж - обе одинаково мучительные и
не дающие возможности в себе разобраться.
  По приезде в имение Никодим прошел к себе на-верх, заперся и просидел там
сутки с утра до утра, не заснув ни на минуту.
  Под руку ему попалась большая штопальная игла;
он вяло и тупо исколол ею несколько листов бумаги, несколько картонных
коробок, стоявших на столе, а потом спрятал ее в жилетный карман.
  Утром Никодим вышел осунувшийся, побледнев-ший; под глазами у него легли
темные пятна; по временам он вдруг вздрагивал, может быть, от устало-сти.
  Ерофеич предложил кофе, но Никодим отказался.
  - После. Успеется,- сказал он.
  - Валентин Михайлыч' здесь,- сообщил ему вслед Ерофеич, выходя за ним на
крыльцо.
  - Где же он? - спросил Никодим, не оборачиваясь и сумрачно глядя на землю.
  - Они в лес пошли, да не одни, а с двумя господа-ми.
  - С какими господами?
  - Одних-то я знаю, а других не могу знать.
  - Ну, хорошо. Я скоро вернусь.
  И Никодим зашагал к лесу. Вид его был печален и неблестящ; он уже неделю
не менял белья, оставал-ся, почти не раздеваясь, все в том же платье, в
кото-ром поехал шесть дней назад в монастырь; столько же дней не брился.
  В голове у него^мелькали отрывки из писем Ирак-лия и неизвестного. Ему по
временам вдруг казалось, что он знает, кто автор записки, найденной им в
днев-нике матери, и, следовательно, тот самый неизве-стный аноним,
которого Лобачев не нашел возмож-ным раскрыть. А кто Ираклий, даже в
малейшей степени не поддавалось определению...
  - Спросить разве Ерофеича об Ираклии, не знает ли он? - подумал было
Никодим, но тут же услышал поблизости от себя за деревьями громкий говор в
не-сколько голосов и веселый смех. Среди других голосов он узнал голос
Валентина.
  Никодим пошел на них прямо, лесом, продираясь через молодой ельник и
пахучие кусты черной сморо-дины. Миновав глубокую канаву, он сквозь сеть
по-луоголенных сучьев увидел на прогалине три челове-ческие фигуры:
Валентина, Уокера и третьего челове-ка, ему неизвестного.
  Валентин сидел на скамье, держа между ног ружье. Он был возбужден и весел,
и, видимо, разговор велся главным образом им. Уокер и неизвестный
ограничи-вались более краткими восклицаниями. Они стояли перед Валентином.
Все трое были одеты в охотничьи костюмы.
  Никодим подошел. Они обернулись. Никодим мол-ча подал Валентину руку,
молча поклонился Уокеру (ему он руки подавать не хотел), а по отношению к
третьему ограничился тем, что поглядел на него.

  Валентин понял, что третий незнаком с Никодимом, и представил его:
"Господин Певцов".
  Череп господина Певцова был украшен копной во-лос ярко-огненного цвета,
росших густо и могуче;
борода и усы у него были тоже рыжие, и даже брови и ресницы такие же. Но
это был не тот обыкновенный рыжий волос, который чем ярче, тем жестче и
грубее, напротив, он был мягок, нежен, волнист. Сам Певцов был преисполнен
изящества, но изящество это было совершенно животным, не походя нисколько
на чело-веческое. Никодиму он решительно не понравился.
  Против обыкновения с Валентином не было его собаки.
  - А где же Трубадур? - спросил Никодим, заме-тив это.
  - Ах, да, где же? - удивился сам Валентин, но, припомнив что-то, пояснил:-
Его не могли отыскать сегодня.
  - Валентин, скажи мне, кто такой господин Мей-стерзингер? - спросил
Никодим. Валентин поглядел с удивлением.
  - Я не знаю господина Мейстерзингера,- ответил он.
  - А я знаю,- заявил Никодим,- и господин Уо-кер тоже знает его. Господин
Уокер, объясните нам, пожалуйста?
  - Извините, вы ошибаетесь. Я не знаю господина Мейстерзингера,- сказал
Уокер; в голосе его было заметно дрожание.
  - Мейстерзингер - он же господин Певцов,- по-яснил Никодим.
  Господин Певцов рассмеялся.
  - Если сделать очень вольный перевод, пожалуй, будет и так,- подтвердил он.
  - Да, конечно, если сделать вольный перевод,- согласился Никодим и
добавил:- Это не более чем шутка, Я люблю пошутить.
  -'Ты болен, Никодим? - спросил его Валентин, заметив у него пятна под
глазами. '
- .Я здоров. Ничего! - ответил Никодим.
  - -Нам пора идти. Идем, господа,- вмешался Уокер."
- Сэр Арчибальд, мне нужно с вами перегово-рить,- заявил Никодим, очень
подчеркнув слово "нужно".
  - Пожалуйста, я к^ вашим услугам,- надменно ответил Уокер, слегка поднимая
свою голову, и, обра-тившись к своим спутникам, сказал им:- Я догоню вас
через пять минут.
  Валентин и Певцов пошли в одну сторону, Никодим и Уокер - в другую. Когда
они скрылись друг у друга из виду, Никодим спросил Уокера:
  - Отчего так много лживых людей я встречаю за последнее время?
  Уокер поглядел на Никодима сверху вниз: он не понял, что Никодиму нужно.
  - Господин Уокер,- продолжал Никодим,- спра-ведлива ли моя догадка, что
Певцов и Мейстерзин-гер - одно и то же лицо?
  Уокер молчал.
  - Господин Уокер,- сказал Никодим уже гораздо тверже,- умеете ли вы писать
по-русски?
  - Что за вопрос? Конечно, умею.
  - Нет, господин Уокер, вы не умеете писать по-русски.
  - Дерзости вашей не понимаю, или вы не в своем уме? Может быть, вы
желаете, чтобы я вам доказал свое умение?
  - Да, хочу.
  - Но я-то не вижу в этом смысла.
  - Господин Уокер,- начал Никодим совсем дру-гим голосом - мягким и
волнующимся,- неужели вы
откажете мне в этом даже тогда, когда от нескольких слов, написанных вами
по-русски, будет зависеть по-чти все в моей жизни...
  - Если вы так уверяете...- лениво произнес Уокер.- Что же, вам сейчас это
необходимо? - спросил он.
  - Да, сейчас... .
  - Видите ли,- ответил Уокер тихо и раздумчиво, но не глядя на Никодима,-
мне кажется, что в вашей просьбе кроется тайный умысел. Я не люблю этого.
Если вам что нужно, говорите прямо. Я устал от всяких ухищрений в жизни.
  - Правда, я могу получить от вас, что мне нужно, и другим путем,- решил
Никодим.- Видите ли, Фе-октист Селиверстович Лобачев показал мне несколько
писем: одни из них были подписаны именем "Ира-клий", а под другими стоял
только знак - так вот вторые-то, со знаком, не вами ли были написаны?
  Уокер побледнел.
  - Сам Лобачев показал вам письма? - сказал он упавшим голосом, даже как
будто не спрашивая Нико-дима, а лишь сознавая с ужасом, что Лобачев решил
от него отделаться и выдал его с головой. Но он в ту же минуту оправился.-
Вы, пожалуй, скажете еще, что Ираклий - это не кто иной, как сам Феоктист
Селиверстович? - спросил он насмешливо.
  - Нет, не скажу,- ответил Никодим,- но я еще должен спросить вас: не вы ли
писали и записку к моей матери, ту самую, что я показывал вам на квартире
у Лобачева?
  - Прекратим этот пустой разговор,- попросил Уокер.- Вы, кажется, серьезно
больны, и в голове у вас полная путаница.
  - Значит, вы мне не дадите ответа? Тогда я до-бьюсь его от господина
Мейстерзингера и повертываю обратно.
  Они повернули оба...
  - Никогда я не встречал человека, которого мне пришлось бы ненавидеть так,
как я ненавижу вас,- сказал Уокер Никодиму голосом, в котором звучали
вместе отчаяние, ненависть и сожаление.
  - За что? - удивился Никодим. - Вы мне сделали много дурного, но что я
сделал вам?
  - Вы - счастливейший из людей и уж тем передо мной виноваты. Другие теряют
полжизни на то, чтобы получить хотя бы только возможность прикоснуться к
предмету своих вожделений. А вы? Приходите и бе-рете себе все, без
остатка. А потом еще оправдывае-тесь! Вы догадываетесь, конечно, о ком я
говорю?
  - Я?.. Нет... Я не могу догадаться...
  - О госпоже NN - вот о ком.
  - Постойте, постойте, вы что-то путаете,- заго-рячился Никодим (но втайне
ему было неприятно услыхать имя госпожи NN из уст Уокера),- госпожа NN.
как мне сказал Феоктист Селиверстович, вышла замуж. Если вы хотите сводить
счеты со своими сопер-никами, обратитесь прежде всего к ее мужу. Если же
вы желаете со мною драться - я к вашим услугам всегда, а если не желаете -
то знайте, что я желаю.
  Уокер произнес сквозь зубы:
  - Или я рехнулся, или вы? Я перестаю понимать решительно все.
  И, оглядевшись кругом, вытащил из кармана рейтуз револьвер.
  - Встаньте туда, к дереву,- указал он Никодиму властно, обращая револьвер
дулом к нему.
  - Ах, вы так! Помните, как мы столкнулись с вами у камня, что из этого
вышло? - засмеялся Никодим, но очень спокойно, и, прежде чем Уокер успел
нажать спуск, ударил его по руке. Выстрел раздался, но пуля полетела к
лесу и, сорвав по дороге несколько сухих листьев, плавно упавших на землю,
ударила в дерево.
  Схватив Уокера руками за горло, Никодим одним рывком повалил его на землю
и отнял у него револь-вер.
  Отступив на шаг-другой с торжествующим видом, но вместе дрожа от волнения
всем телом, Никодим сказал поднимавшемуся Уокеру:
  - Теперь я мог бы вас попросить... Вот ваш ре-вольвер.
  Подал револьвер Уокеру и пошел прочь.
  Уокер повертел револьвер, обтер его полою курт-ки, постоял, как бы в
раздумье, потом медленно под-нес револьвер ко рту. На лице его мгновенно
отрази-лись и большая тоска, и утомление, и презрение к себе, сознание
безвыходности и невозможности вос-становить свою честь, и обида, и
пристыженность за дикую выходку против Никодима. Уокер спустил ку-рок.
  На выстрел Никодим обернулся, подошел, постоял над трупом, вынул из
кармана жилета штопальную иглу и. Бог знает зачем, попробовал воткнуть ее
в грудь Уокеру, но игла встретила что-то твердое и остановилась. Тогда
Никодим воткнул ее в торчав-ший рядом гнилой пень - всю, без остатка, и
очень быстрыми шагами скрылся в лесу.

                                  ГЛАВА XXIX

  Тень за рубежом.
  Валентин и Певцов прибежали на выстрел к трупу Уокера, когда Никодим был
уже в лесу, далеко от места просшествия. Вся обстановка и положение сэра
Арчибальда показывали, что он сам покончил с со-бою, но тем не менее
Валентин и Певцов в два слова сговорились не упоминать о том, что Уокер
ушел от них вместе с Никодимом.
  Никодим проблуждал по лесу несколько часов, как оглушенный, не разбирая
дороги, и вновь очутился на той же поляне, где он оставил труп Уокера.
Тело сэра Арчибальда было уже покрыто рогожей; неподалеку от него сидел на
корточках понятой из соседней дерев-ни и разводил костер, чтобы согреть
чаю - прилажи-вал козлы и подкладывал сухие прутья. В ту минуту, когда
Никодим показался на поляне, из лесу вышел и другой понятой: он, набрав
где-то в закоптелый чайник воды, нес ее; вода расплескивалась ему на штаны
и на сапоги.
  ...- Это что же, братцы? - спросил их Никодим, подходя. Он хотел спросить,
зачем они здесь и что станут делать с телом Уокера, но у него вышло так,
будто он не знал, что с Уокером случилось.
  - А Лобачевскому управляющему жить надоело или попался в чем -т приперло?
Бывает,-, ответил первый понятой, веселый и разбитной малый лет два-дцати
пяти.
  - Бывает,- повторил сокрушенно второй поня-той. Присядьте с нами, барин, а
то жутко что-то,- попросил он Никодима. Этот понятой был мужик уже в
почтенных летах и, должно быть, богобоязненный.
  Никодим присел на обрубок дерева, валявшийся тут, же._
- И что это люди,- сказал опять второй поня-той,- не пойму их никак.
Живут, живут - и готово!
  - Вот, видишь ли,- заметил Никодим ровным голосом,- а я еще за минуту до
смерти с ним говорил. Гордился человек.
  - Нечистый всегда гордого подтолкнет,- пояснил первый понятой.- Навесь
чайничек-то,- напомнил он второму.
  Едкий синий дымок от костра щипал Никодиму глаза; Никодим, захватив
несколько сухих сучьев с по-блекшими, но еще плотно державшимися листьями,
отрывал лист за листом и бросал их в огонь...
  Уже понятые напились чаю, а Никодим сидел все неподвижно и молчал.
  - Барин, а барин,- сказал первый понятой,- а правда ли, что душа человечья
еще будет к телу приходить?
  - Будет,- ответил Никодим убежденно, но не ду-мая о том, что говорит.
  - Ну вот видишь, я тебе говорил, что будет,- радостно подтвердил второй.
  - Прощайте, братцы,- сказал Никодим, вста-вая,- пойду.
  Он снова пошел в лес, опять не разбирая дороги, побродил там и через
полчаса вышел на ту же поляну.
  Понятые как будто встревожились.
  - Что это, барин,- спросили оба они в один го-лос,- вас все сюда манит?
  - Не знаю,- ответил Никодим равнодушно и при-сел на тот же обрубок.
  Посидев, он встал, повторил свое "прощайте" и по-шел по дорожке, ведущей к
дому.
  Валентин приблизительно через полчаса после это-го, очень растревоженный
самоубийством Уокера и не находя ему объяснений, прошел наверх к Никодиму,
думая, что брат сидит у себя. Он не нашел там Нико-дима и вышел через
дверь кабинета на крышу дома.
  С крыши дома Валентин прежде всего увидел тот распаханный бугор, по
которому когда-то бегал Тру-бадур, а на бугре, как раз на полосе
посередине его - Никодима. Кроме того, в конце полосы, у камня,
прислонившись к нему, сидел еще человек и, видимо, спал.
  Никодим шел полосою по бугру вверх, но шел необыкновенно. То он делал
несколько шагов вперед, высоко поднимая ноги, будто опоенный дурманом, то
отступал назад, все время озираясь и балансируя рука-ми, точно он двигался
нс по земле, а по канату.
  "Никодим сошел с ума!" - решил Валентин.
  Но Валентин ошибся: с Никодимом произошло со-вершенно иное: он случайно
очутился у бугра и слу-чайно пошел по нему вверх.
  Едва он сделал несколько шагов, как ему бросилась в глаза собственная
тень. Тень была необыкновенно черная и густая, но легла она, вопреки
порядку, не от света, а против света, вслед уходящему солнцу.
  Никодим тогда не поверил своим глазам и отступил на несколько шагов,
наблюдая за тенью. Тень отсту-пила вместе с ним. Он сделал несколько шагов
впе-ред - она подалась тоже.
  Никодим сошел с борозды влево - тень отделилась от него, цепляясь за
рубеж, но не переходя его; он пошел вперед - тень вместе с ним, по борозде.
  "Полно! Моя ли это тень? - подумал он.- Может быть, это душа Арчибальда?
Но где же тогда моя тень?"
Никодим посмотрел вокруг: другой тени от него не ложилось, черная, легшая
вправо, была единственной.
  Тут, очень смело и очень радостно размахивая рука-ми, Никодим пошел вверх
по бугру. Идти было нео-быкновенно легко, грудь глубоко вдыхала свежий
воз-дух, а сердце билось сильно и неизъяснимо сладко.
  Особенное чувство наполняло сердце - совсем те-лесное. Ему казалось, что
сердце - этот маленький кусок мяса, напоенный кровью, ширится, ширится
бесконечно, захватывает своими краями вот те дере-вья, растет еще дальше и
вдруг одним своим краем подступает к горлу.
  Слезы хлынули из глаз Никодима, и Никодим, тихо склонившись, лег на землю,
лицом прямо в борозду.
  Он плакал долго; вся мука последних дней выходила слезами, выкипала.
  Когда же он наплакался вволю - чья-то рука кос-нулась его плеча.
  Никодим поднял голову: рядом с ним сидел Марфу-

  шин, вытянув ноги вдоль Никодимова туловища, и гладил Никодима по плечу.
  - Измучились, Никодим Михайлович? - спросил его Марфушин участливо.
  - Нет! Теперь мне уже хорошо, а как трудно было, если бы вы знали.
  Марфушин продолжал его гладить.
  - Господин Марфушин, скажите,- спросил Нико-дим,- чья это тень шла со мною
рядом?
  - А где она?
  - Да теперь уж нет ее. Исчезла.
  - Арчибальда тень, наверное,- пояснил Марфу-шин,- впрочем, на этом месте
всегда тени ходят. Здесь ведь рубеж земли: по одну сторону мертвые ходят,
по другую - живые.
  На лице Никодима изобразилось, что он не понима-ет сказанного; послушник
это заметил.
  - Знаете, одна есть черта,- пояснил он,- если только за эту черту ступишь
- ты уж неживой чело-век. Но мы всегда рядом с чертою и не чувствуем, что
тут же, за чертою, проходят мертвые, заботясь о сво-их делах по-своему, а
не по-нашему...
  - Вы давно знаете Арчибальда? - спросил его Никодим.
  - Очень давно.
  - А вы видели его... труп9
  - Нет, еще не видел. Мне сказали, что он застре-лился.
  - Я был свидетелем этого.
  - Вы? - Лицо послушника выразило испуг и удив-ление.
  - Да, я. Что же в этом удивительного? Так есте-ственно.
  - Я ничего не говорю. Но все-таки для меня это было немного неожиданно. Я
видел сэра Арчибальда всего только вчера и никак не мог бы подумать, что
он сегодня разочтется с жизнью.
  - А я не удивился,- сказал Никодим,- я не\ лю-бил сэра Арчибальда, быть
может, потому и не уди-вился?
  - Никодим Михайлович, за что вы так вознен