Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
е в записке только об ;
одном шкафе и об одной посылке, а их оказалось десять и столько посылок.
- Не знаю,- ответил Феоктист Селиверстович, стараясь не свистеть,- я
заявил вашему, другу, что шкафов десять и вовсе не навязывал их ему. Это
было в его интересах - отправить посылки скорее, и он сам вызвался послать
их по назначению.
- Так,- протянул Никодим с некоторым разоча-рованием,- значит, в ящиках
были только образцы товаров?
- А чего же вы хотели бы в них? Частей распотро-шенных младенцев, мужей и
жен, что ли?
- К чему вы говорите такое, Феоктист Селивер-стович? Вы же можете извинить
мое любопытство, раз оно касается близкого моего друга. Меня больше
интересует, 'какие это были товары.
- Любопытство - дело святое. А мы - по чело-веческому нашему призванию -
торгуем помаленьку и притом товарами разными.
- Ну, а все-таки чем? У меня, Феоктист Селивер-стович, есть неплохонькое
именьице, и, быть может, в малости какой я тоже пригодился б вам в ваших
торговых делах?
Вопрос был предложен явно насмешливо, и Лобачев поглядел на Никодима
свысока и презрительно - буд-то поняв, что Никодим говорит совсем не о
том, зачем пришел.
- Какая может быть от вас польза, молодой чело-век, не знаю,- ответил он,-
а торгуем мы льном, табаком, пенькою и чем Бог пошлет торгуем. Всякий
товар прибыль дает.
Тут разговор их вынужденно прервался, так как из соседней комнаты вошел,
по-видимому, сидевший там до того высокий молодой человек. Он даже не
во-шел - такое определение было бы неправильно сов-сем - а надменно внес
свою красивую белокурую голову. Раскланявшись с Никодимом, вошедший сел на
стул, но ноги господина были столь длинны, что стул под ним казался
неудобно-малым. Никодим ус-мехнулся этому и в то же время подумал: как
вновь вошедший господин мог оказаться здесь, по-видимому, хорошо знакомым
с Лобачевым и даже на короткой с ним ноге? Никодиму казалось, что он понял
Лобаче-ва вполне - впечатление получалось отрицательное:
много думающий о себе человек, не останавливаю-щийся ни перед чем, чтобы
только заработать деньгу, но не умный, а только хитрый человек. Вошедшего
белокурого господина Никодим знал: это был англи-чанин (а может быть, и не
англичанин) по имени Арчибальд Уокер; они встречались года два тому назад
довольно часто на разных риг-йх„^х.
"Чего здесь сидеть,- решил вдруг Никодим,- пе-рейдем прямо к делу, а потом
можно и ретироваться от этих подозрительных людей",- и, вынимая тут же из
кармана заранее приготовленную записку господи-на \У, Никодим сказал
Лобачеву:
- Феоктист Селиверстович, я направлен к вам гос-пожою NN по интересующему
меня делу.
При имени госпожи NN Уокер насторожился, и Ни-кодим это заметил. Лобачев
на миг обернулся к Уоке-ру и, видимо, что-то сообразив, ответил
вопроситель-но:
- Да?
- Госпожа NN сказала мне, что вам известно поч-ти наверно, где сейчас
находится моя мать.
- Госпожа NN мне, действительно, очень хорошо известна, но вашей матушки я
не имею чести знать. И почему же вы, прежде чем направиться ко мне, не
Журфикс - день приема.
спросили госпожу NN, на каком основании она счита-ет, что мне что-то
известно о вашей матери? И разве ваша матушка куда-то пропала, что ее
приходится разыскивать?
- Да, пропала. А госпожу NN я спрашивал о том, о чем спрашиваете вы меня.
Но она не пожелала объяснить мне это.
- Так будьте же любезны посетить ее опять и пе-респросить. Удивительны эти
женщины - всегда бол-тают, что только им придет ц голову.
Никодим засмеялся.
- Легкое дело,- сказал он,- госпожа NN живет где-то под Архангельском, в
Исако горке, что ли. Съездить к ней не так просто - не то, что проехаться
на Надеждинскую.
- В Исакогорке? - переспросил Лобачев.- Да не может быть: она живет на
Пушкинской улице; жила на Надеждинской, а переехала на Пушкинскую.
- Вы, должно быть, меня за дурака считаете,- обиделся Никодим,- а я только
что вернулся от нее из Исакогорки и знаю, где госпожа NN, а вот это
извольте прочесть.
И он протянул Лобачеву записку господина \У. Ло-бачев взял ее, развернул,
прочел и сказал:
- Да я ее уж, пожалуй, с месяц не видел и, право, точно не могу сказать,
где она. Может быть, и в Иса-когорке.
А записку господина XV протянул Уокеру со слова-ми:
- Что вы скажете?
Тот прочел ее, но не сказал ни слова.
Разговор возобновил Феоктист Селиверстович.
- Ничегошеньки я не знаю. А есть здесь, в Петер-бурге, старичок один, Яков
Савельич...
- Якова Савельича я знаю,- прервал Никодим.
- Тем лучше. Так вот' он, пожалуй, может вам сказать о вашей матушке
что-нибудь. Ему всякие дела известны.
- Да вы-то откуда знаете Якова Савельича?
- Отчего же мне не знать? Якова Савельича все знают. К нему и обратитесь.
Да будьте еще любезны объяснить мне, как это у себя приняла вас госпожа NN?
- Позвольте,- сказал Никодим, приподнимаясь с кресла,- какое же вам до
этого дело?
- Да нет, вы меня не поняли. За ревнивого любов-ника, прошу вас, меня не
принимайте. Вы вот меня о шкафах спрашивали - так это было совсем
неинте-ресно, а госпожа NN куда интереснее, и стоит о ней' поговорить.
Только будучи человеком в женских де-лах весьма опытным, предупреждаю вас:
вы ей не доверяйтесь.
- Позвольте,- еще раз возразил Никодим,- я считаю такой разговор
совершенно неуместным.
Но Феоктист Селиверстович был глух. С кривой усмешкой и прежним свистом он
продолжал, не вни-мая Никодиму:
- И напрасно кипятитесь. Отчего же не погово-рить. Она дама
обольстительная во всех отношениях, и с такими особами иметь дело всегда
бывает приятно. Только вы, к сожалению, как я вас понимаю, немного
зазнавшийся молодой человек. И не пришлось бы вам поэтому самому плакать.
Знаете ли, за такими особоч-ками мужчины всегда вьются - а вдруг да вы в
чужой огород полезли и у вас найдется соперник подостой-нее, например,
меня многогрешного? А?
- Прошу прекратить этот бессмысленный разго-вор! - сказал Никодим в третий
раз и уже резко."
- Подостойнее, подостойнее,- продолжал Лоба-чев, все еще не слушая
Никодима.
Но в разговор вмешался Уокер. Голос его прозву-чал ровно, повелительно и
как бы из некоторого далека.
- Я тоже прошу прекратить этот разговор, так как, со своей стороны, не
могу допустить, чтобы кто-либо выражался о госпоже NN неподобающе.
Все трое обменялись взглядами. Лобачев взглянул на Уокера сперва немного
виновато, но затем презри-тельно и высокомерно; Никодим поглядел на Уокера
благодарно, но встретился с глазами, полными такой злобы, что не мог не
заметить ее, и растерялся: он не сразу понял, почему Уокер зол на него. Но
через минуту, когда уже все трое перестали смотреть друг на друга, он
вспомнил, что имя госпожи NN приходилось ему слышать и два года назад,
причем произносилось оно обыкновенно в неразрывной связи с именем
Арчи-бальда Уокера.
- Ах, вот что! - сказал себе Никодим и решитель-но поднялся с кресла.
Оставаться долее в квартире Лобачева он не мог.
ГЛАВА XV
Потеря записки. - Какая была фабрика.
Раскланявшись с Лобачевым и Уокером, но не. по-дав руки ни тому, ни
другому, Никодим вышел на улицу и тотчас же поехал к Якову Савельичу. Он,
однако, не думал, что Яков Савельич может знать что-либо об Евгении
Александровне, как уверял Лоба-чев,- даже напротив: Никодиму казалось, что
Лоба-чев советовал обратиться к Якову Савельичу только затем, чтобы
прекратить разговор.
Доехав до знакомого угла на Крестовском Острове, Никодим спрыгнул с конки
и бегом направился к особ-няку Якова Савельича. У калитки его встретил
Вавила и, не здороваясь, сказал Никодиму:
- А Яков Савельича дома нету.
В голосе Вавилы звучало нескрываемое торжество.
- А где же Яков Савельич?
- За границу уехали.
- За границу?
- Так точно - за границу. В Австралию, сказыва-ли. И где эта Австралия -
Бог ее знает.
"В Австралию",- повторил Никодим, повернулся и пошел прочь. С Крестовского
Острова он поехал домой, думая по дороге: "И к чему все эти хождения и
обходы: просто нужно съездить опять в имение, порыться в маминых письмах и
тогда, никого не спра-шивая, найдешь следы",- и вдруг вспомнил, что
запи-ску господина "\У он оставил в руках Уокера.
Побледнев сперва от этой мысли, он тут же, на ближайшей остановке, выбежал
из вагона, пересел в другой и направился опять к Лобачеву.
Запыхавшись, вбежал он в квартиру Лобачева, как только успел отворить ему
заспанный лобачевский слуга. Лобачев сидел за письменным столом и,
оборо-тив голову, с удивлением взглянул на Никодима.
- Феоктист Селиверстович,- сказал Никодим, за-дыхаясь,- вы не можете ли
мне сказать, где сейчас господин Уокер?
- Не знаю.
- Он мне нужен.
- Так что же?
- Где он живет? Или, может быть, он куда уехал?
- Не знаю. Какое мне дело до того, где живут и куда ездят разные...
- Позвольте. Господина Уокера я видел здесь у вас сегодня как вашего друга.
- Да что вам, собственно, нужно?
- Записку мою я оставил в руках господина Уокера.
- Ту самую, которую дали мне и которую я ему передал?
- Да, ту самую.
- Напрасно дали. То есть напрасно оставили, хочу
я сказать - дал-то ему я... Нет, голубчик, ничего не могу сказать. Как
сами знаете. Поищите его - не иголка, пропасть не может.
И Лобачев протянул руку, чтобы проститься.
Очутившись опять на улице, Никодим вышел к Об-водному каналу и пошел вдоль
его, не думая, куда идет. Набежала туча, и осенний дождь - пронизы-вающий,
неприятный - напомнил Никодиму о дей-ствительности. Оглянувшись, Никодим
увидел, что находится в местности уже за' Балтийским вокзалом. Повернув
сейчас же, он взял извозчика и отправился на Николаевский вокзал, чтобы
ехать домой в имение.
Купив билет, он в ожидании поезда прохаживался по темному помещению
вокзала и на одном из поворо-тов заметил в углу знакомую фигуру: в сером
пальто, с поднятым воротником, держа руки в карманах и нах-лобучив на
глаза шляпу, с палкой под мышкой, стоял Уокер.
Не помня себя от радости, Никодим бросился к нему.
- Господин Уокер,- сказал он,- как я рад этой случайной встрече. Ради
Бога, отдайте мне ту записку, что я сегодня давал прочесть господину
Лобачеву и которую он передал вам.
Уокер всей фигуры к Никодиму не повернул, а скривив в его сторону только
свою голову и глядя на Никодима сверху вниз, молчал.
Никодима это обозлило.
- Если вы не умеете стоять вежливо,- сказал он,- то, по крайней мере, хоть
отвечали бы.
- Не волнуйтесь. Записки у меня нет: я передал ее господину Лобачеву с
просьбой возвратить вам.
- Что вы говорите, я сейчас только от господина Лобачева, и он мне сказал,
что записка осталась у вас. Уокер промолчал.
- Как хотите,- произнес он,- можете мне и не верить. Но судите
беспристрастно: если поставить ря-дом меня и господина Лобачева - кому из
нас можно будет оказать больше доверия?
- Так поедемте сейчас вместе к Лобачеву.
- Сейчас я не могу: я уже взял билет на ближай-ший московский поезд.
Вернусь я через несколько дней и тогда буду к вашим услугам.
- Хорошо. А где же я вас найду?
- У господина Лобачева. Там всегда меня можно найти.
"Ну, как хочешь,- подумал Никодим,- а я все-таки поеду домой и посмотрю
еще письма мамы - быть может, найду что и поценнее, а в записке имя
мамы ведь вовсе не упоминается - все равно, если бы ты стал ее показывать
кому-либо, никто тебе не поверит, что это писано к маме".
И, поклонившись, отошел в сторону.
По рассеянности Никодим вышел двумя станциями 'раньше, чем следовало.
Удлинило бы это путь всего часа на три, если бы Никодим сразу нашел
лошадей. Но ему пришлось искать долго: все отказывались ехать, ссылаясь на
работу и плохую осеннюю погоду. Только перед самыми сумерками удалось
тронуться.
Первое время возница молчал и посвистывал. По-том, вдруг обернувшись,
спросил:
- А не ехать ли нам, барин, через Селиверстовщи-ну?
- Я, братец, дорог здешних не знаю,- ответил Никодим,- где хочешь поезжай,
лишь бы дорога была поглаже,
- Нонеча какие дороги. Ишь размякло. А я к тому, барин, что с утра
ничего еще не ел. Так у меня кум в Селиверстовщине - к нему и заехать:
поесть чего-нибудь. Да и выпить у него всегда можно.
О Селиверстовщине Никодим слыхал: это была очень длинная и грязная
фабричная слобода, верстах в десяти или двенадцати от его имения, фабрика,
к которой он когда-то ночью ходил за чудовищами, находилась на полпути
между слободой и имениями, и жители слободы работали именно на этой
фабрике, но ни в слободе, ни на фабрике Никодиму не доводи-лось бывать.
Понял ли возница молчание Никодима как согласие ехать через
Селиверстовщину, но через два часа пути они въехали в слободу. В полутьме,
при слабом свете редко расставленных фонарей и огоньков, мелькав-ших в
окнах, прошмыгивали то с одной стороны та-рантаса, то с другой
неопределенные тени - иногда человек вырастал рядом с тарантасом и с
любопыт-ством глядел на Никодима несколько мгновений, ста-раясь идти
вровень с лошадью. Никодим все отворачи-вался от таких: казались они
грязными, неумытыми, от них пахло и спиртом и потом, физиономии их были
грубы - и мужские и женские одинаково,- точно их кто топором вырубал, и
движения тяжеловесны и уг-ловаты. Грубая, но не громкая, а скорее,
ворчливая ругань слышалась в полутьме из-под навесов и от колодцев, где
звенели цепями журавли.
Чувство неопределенной жути стало забираться в душу Никодима, когда они
остановились у одного из крылец.
Хозяин встретил гостей с фонарем. Он тоже не
.возбудил доверия в Никодиме, так как ничем нс отли-чался от других
обитателей слободы: грубая, грузная фигура, лицо со следами сажи на лбу и
на щеках, непричесанные волосы, медная серьга в толстом ухе, рваная и
грязная одежда, тот же запах спирта и, главное, провалившийся нос - все
отталкивало в нем.
Пока возница что-то ел и пил водку, Никодим сидел на лавке в углу,
отказавшись от угощения, и огляды-вался по сторонам. Изба, как и обитатели
ее, была очень грязная и неприветливая: несколько раз на Ни-кодима набегал
из угла любопытный таракан и, шеве-ля усами, подолгу смотрел на
незнакомого гостя.
- Вы на фабрике служите? - спросил Никодим от скуки проходившего мимо
хозяина. Тот остановился и сказал:
- Так точно, у Феоктиста Селиверстовича Лобаче-ва.
, Никодима как громом поразило. Он даже привстал.
- Разве эта" фабрика Лобачеву принадлежит?
- Так точно, Лобачеву. Мы по дереву работаем.
Никодим не захотел расспрашивать далее. "Поедем-ка отсюда поскорее",-
шепнул он вознице, улучив удобный случай.
Тот подтянул кушак и заявил, что пора ехать. Хозя-ин проводил их на
крыльцо опять с фонарем и опять молча.
Когда они уже выехали за околицу и Никодим облегченно вздохнул, возница
засмеялся.
- А нос-то у кума того...подгулял. И поделом. Все от веселой жизни, барин.
- Скажи ты мне вот что,- обратился Никодим к вознице,- кто такой этот
самый Лобачев?
- А Бог его знает. Он здесь, кажись, давно не бывал. Сказывают, что не
русский, а англичанин он.
- Послушай, как же это может быть - Лобачев и вдруг англичанин? Ведь
фамилия-то русская.
- Вот поди ж ты. Сказывают.
- А кто же фабрикой управляет?
- Арап какой-то управляющим.
- Настоящий арап?
- Нет, не настоящий, а так его называют. Он тоже здесь редко бывает -
больше в Питере живет.
- Гм. А что же на этой фабрике делают?
- А черт их, знает что делают - не к ночи будь сказано. Людей делают.
- Что ты говоришь. Виданное ли это дело?
- А взаправду, барин. Руки, ноги, головы, тулови-ща делают из дерева, что
ли. Не то из камня, а может, и из железа - я не знаю.
- Да, наверное, руки и ноги искусственные. Для уродов и калек?
- Какое там для уродов! За границу отправляют - вот что. И животных всяких
делают. И коров. И еще делают такое - что и сказать-то не при всяком вслух
скажешь. Разве к кому уважения у тебя нет.
И, наклонившись к уху Никодима, он что-то зашеп-тал ему. Никодим не сразу
понял, но когда понял, то удивился еще больше, только не стал
расспрашивать. Молча проехали они остаток дороги. \
Прощаясь с возницей, Никодим все-таки сказал ему:
"А подозрительные люди - 'эти ваши слободские, и твой кум тоже". "Да, у
кума нос того... подгулял. Даром этого не случается. Ну, прощайте, барин.
По-корно благодарим",- ответил возница и, нахлобучив шапку, принялся
настегивать лошадь, как будто желая скорее скрыться с Никодимовых глаз.
ГЛАВА XVI
Столкновение у камня.
Отпустив встретивших его слуг, Никодим остался один. Он обошел и осмотрел
все комнаты дома, кроме черной залы и комнаты Евгении Александровны, а
но-чью, в одиннадцать часов, вышел к калитке посмот-реть, не пройдут ли
чудовища. Но они не показались.
Утром старый его дядька и когда-то камердинер покойного дедушки Онуфрия
Никодимовича, бывший крепостной Павел Ерофеич, брея Никодима перед кофе,
сказал:
- Не настоящею жизнью нынче живут господа. В бывалые-то годы, как барин
куда поедет, так и соб-ственного слугу берет с собою. За границу ли, в
Мо-скву там, или в Питер - все равно. Тот его ц выбреет, и вымоет, и
одежду в порядке содержит, а нынче что?
- Значит, ты, Ерофеич, со мной вместе чудить хочешь? - спросил Никодим.
- Зачем чудить? Вы барин степенный. Маменьке-то в радость такие дети.
- А если барин влюбится - по-твоему, что тогда верный слуга должен делать?
- А вы разве влюбились, Никодим Михайлович?
- Да, влюбился.
- Ну вот, коли влюбились, так честным пирком да за свадебку.
- Ловко выдумал старик. Да как на ней женишься, если она уже замужем?
- Замужем? - Тут лицо Ерофеича вытянулось
и выразило определенно полное разочарование. - Уж коли в чужемужнюю жену
влюбились, так об этом, барин, не говорят. Молчать надо... Там, как
хотите: я вам не судья, а на людей выносить не полагается.
- А если она не чужемужняя жена, а так просто... ну, любовница, на
содержании... что ли?
- Вот еще скажете, барин. Такая-то уж и вовсе в жены не годится - сегодня
она с одним, завтра с другим. Будто настоящих барышень нет. Да и в роду у
нас такого не водилось - Бог миловал.
- Нет,'Ерофеич, она замужняя... А, послушай, ты не знаешь ли чего-нибудь о
Лобачеве, Феоктисте Се-ливерстовиче?
- Господина Лобачева как не знать. Еще когда вы в гимназии были, они к
вашему батюшке частенько наезжали по разным делам.
- К нам? Сюда? Сам Лобачев?
- Да недолго они заезжали - с полгодика.
- Послушай, так папа его должен знать? "
- Разумеется, должны.
- А кто он такой - этот Лобачев?
- Да из себя видный такой. Только сомнительный человек. Говорили про них
разное. Мало ли что гово-рят.
- Федосий из Бобылевки, что меня сюда привез, сказывал мне, что он не
русский, а англичанин.
- Бобылевские-то его лучше знают, а здесь кто же его видал. Лет
одиннадцать назад было - все поди забыли.
- А на фабрике у него ты бывал?
- Нет, не довелось. Да какая это фабрика - тем-ное дело.
- Почему темное?
- Работают, можно сказать, большие тыщи наро-ду, а что делают, неизвестно.
- Людей делают, мне Федосий говорил.
- И за границу отправляют, сказывали. Оттого-то у басурмана такая сила
народу нынче и пошла. И чего наш царь смотрит?
- Заговорился Ерафеич. Я-то с гобою, как с пут-ным, а ты ахинею понес.
Разве можно людей делать на фабрике?
- Отчего нельзя? Хитрый человек все может. Впрочем, вам виднее. Мы люди
темные. За что ку-пил - по том и продаю.
- А что же еще про Лобачева говорили?
- Да, так... разное.
Никодим поглядел на старика. Тому, видимо, и хо-телось что-то сказать, но
уж никак он не мог решиться и даже бровь почесал.
- Ну что же? Рассказывай.
- Да нет... лучше увольте... до другого раза...
Разговор на том и кончился, но для Никодима при-бавился еще один вопрос:
зачем здесь бывал Лобачев одиннадцать лет назад и почему отец ничего о нем
не сказал Никодиму, хотя и знал, что Никодим ездил к нему.
И еще никак не мог примириться Никодим с мыслью, что между Лобачевым и
У