яки убедительно просят вас приехать  к  нам  на  обсуждение
повести.  Уверена,  вас  в  нашем  шахтерском  поселке   встретят   так   же
восторженно, как и в любом другом месте нашей необъятной Родины.
     Антрацит, Ворошиловградская обл.".

     "Уважаемый товарищ Титов!
     Вашу повесть "Всем смертям назло..." мы  поставили  на  самое  почетное
место в нашей домашней библиотеке.  Это  сравнительно  небольшое  по  объему
произведение произвело на всех членов моей семьи неизгладимое впечатление  -
оно учит нас правильно жить.
     Ваше творчество  убеждает  нас,  что  большая  любовь,  верная  дружба,
товарищество  способны  творить  чудеса,  преодолевать  любые   препятствия.
Проповедь высоких нравственных  идеалов  -  характернейшая  черта  советской
литературы  вообще,  поэтому  в  демократической  Германии  книги  писателей
первого   в   мире   социалистического   государства   пользуются   поистине
всенародным спросом. Для меня, как для женщины, подлинным примером  в  жизни
стала ваша дорогая подруга Рита.
     Я посвятила свою жизнь борьбе за мир, за  то,  чтобы  наши  дети  росли
гуманными, чуткими, порядочными людьми.
     Ваша книга - мой первый помощник в этом деле.
     Мице Ланге. ГДР, Лейпциг".

     "Только что прочитали вашу повесть - вашу  светлую  трагедию.  Читал  и
"горел". Спрятался в спальню от  жены  и,  как  мальчишка,  плакал.  В  моей
судьбе были тоже трагедии, но тогда я  не  мог  плакать,  а  над  книгой  не
удержался. Нет, я оплакивал не ваши раны. Не  мог  сдержать  слез  там,  где
сталкиваются мужество, преданность и святость.
     Большое вам спасибо от меня, от Раи - авансом (она еще не читала) и  от
всех тех, в ком ваш  труд  посеял  семена  подвига  и  святыни.  Как  у  нас
все-таки мало таких современных кинофильмов.
     Мне 30 лет. Прочитав вашу  повесть,  я  просто  с  этой  минуты  ощутил
железную необходимость быть лучше, чище, выше, чем раньше.
     Междуреченск, В. Юрченко".

     "Дорогая Рита!
     Сегодня получила "Литературную газету". Прочитала о  вас.  Плакала.  Но
как я вам завидую! Два года  назад  трагически  погиб  корабль,  на  котором
находился мой муж  (об  этом  сообщалось  в  газетах).  Как  я  молила  силы
природы, чтобы он вернулся каким угодно -  без  рук,  без  ног,  лишь  бы  я
знала, что для него жизнь не окончена и он  сможет  еще  что-то  делать.  Но
судьба оказалась беспощадной...
     Вот уже третий год мы с сыном Вовкой ждем, чего-то ждем, ждем  чуда,  а
оно не приходит. Это хуже любой пытки. И поэтому s так рада за  вас  всех  -
тебя, Славу, Танюшку.
     Будьте счастливы!
     Тамара Огарь. Находка".

     "Уважаемые Рита и Владислав Титовы!
     Пишу вам двоим, даже не знаю, кому больше. Обычно о своих  впечатлениях
принято писать автору.  Ему  же,  как  правило,  адресуются  все  похвалы  и
замечания. А мне хочется писать вам обоим.  И  не  обижайтесь,  Слава,  если
больше восторгов в этом письме придется на долю вашей жены.
     Счастливый вы человек, Владислав Андреевич, потому что у вас не  просто
жена, а настоящий, верный, искренний друг,  товарищ  и  помощник.  Думается,
что каждая строка вашей повести  -  это  гимн  (я  не  боюсь  этого  слова!)
верности, мужеству, преданности самого дорогого человека.
     Мне тоже немного досталось от  судьбы-злодейки,  хотя,  разумеется,  не
пришлось пережить и тысячной доли того,  что  выпало  вам.  Но  ведь  каждая
болячка болит по-своему. В  нескольких  словах  моя  история  выглядит  так:
первый раз я родился в ноябре - и это было давно. А  недавно  люди  в  белых
халатах трижды возвращали меня к жизни. У меня,  увы,  не  оказалось  такого
друга, какой был рядом с вами, хотя мы по-прежнему живем под  одной  крышей,
живем как добрые соседи, а порой и как недобрые...
     С искренним уважением Валентин, г. Минск".

     "Дорогой Владислав Андреевич!
     Получив ваш категорический отказ, приношу тысячу  извинений,  но  я  не
могу примириться с мыслью, что герои вашей повести не появятся на сцене.  Вы
убеждены, что все страдания, которые пережили Сергей и Таня, не предмет  для
сценического воплощения и даже не предмет театрального искусства. Я не  могу
с этим согласиться. Надо, просто необходимо ваших героев показать на  сцене.
Театр - это великая сила, и, если  тысячи  сердец  одновременно  забьются  в
унисон от сострадания, от жгучей обиды за какие-то свои  жизненные  промахи,
от  великой  гордости  за  современника,   ради   этого,   поверьте,   стоит
поработать. И хочется думать, что  каждый  спектакль  будет  хорошим  уроком
мужества для молодого поколения. Сергей  Петров  -  настоящий  герой  нашего
времени,  воплотивший  в   себе   лучшие   качества   советского   человека.
Первозданный смысл приобретают понятия любви и  верности,  самопожертвования
и целеустремленности. Герои вашей повести живут среди нас, и это придает  ей
огромную силу и убедительность.
     В поисках репертуара мне  приходилось  перечитывать  великое  множество
современных пьес. И должен вам  сказать,  многие  из  них  вызывают  чувство
протеста  и  возмущения.  Многие  драматурги  и  критики  пытаются   активно
утвердить на сцене дегероизацию современной жизни.  Ими  напрочь  отрицается
место подвига в сегодняшнем дне. Вот, например, в одной  пьесе  описывается,
как молодые, здоровые люди где-то на Арбате, в  тесной  квартире,  три  акта
мучаются, не зная, где и как применить свою молодую энергию.  К  концу  один
из "героев" решает поехать в  Сибирь.  Это,  видимо,  и  надо  понимать  как
подвиг нашего современника.
     Нет, тысячу раз вы не правы, дорогой Владислав  Андреевич!  Я  убежден,
что ваши Сергей и Таня должны, и как можно скорее, появиться  на  подмостках
советской   сцены.   Необходимо,    чтобы    как    дурной    сон    исчезли
лоботрясы-бездельники с их пустопорожними конфликтами.
     Я принадлежу к старшему  поколению,  более  тридцати  лет  своей  жизни
отдал театру и часто задаю себе вопрос: а не отстал ли я? Но  вот  моя  дочь
Татьяна, которой нет и  двадцати,  активно  убеждает  меня  в  необходимости
создания пьесы-спектакля по вашей повести "Всем смертям назло...".  "Я  сама
молодежь, живу среди молодежи, - говорит  она,  -  и  хорошо  знаю,  сколько
путаницы в головах юношей и девушек  и  даже  превратного  понимания  жизни,
настоящего геройства, любви и верности. У тебя большой театральный  опыт,  -
донимает она, - ты  обязан  поставить  спек  такль,  потому  что  он  нужен,
необходим нам как хлеб, как воздух".
     В  общем,  я  окончательно  и  безнадежно   заболел   идеей   поставить
спектакль. Да, но как это  сделать?  Необычное  построение  повести,  обилие
внутренних монологов,  раздумий  о  жизни,  а  главное,  очень  много  места
занимают физические страдания. В этом вы правы, страдания нельзя  тянуть  на
сцену. Но ведь есть же борьба человеческого духа! Вот  что  нужно  взять  за
основу.
     Что бы я ни делал, куда бы ни шел, меня всюду  преследуют  герои  вашей
повести. Я зачитал ее до дыр.
     Вы уж извините, но  я  не  удержался  от  соблазна  и  начал  энергично
работать  над  планом  пьесы.  Это  стало  моей  жизненной   необходимостью.
Естественно, у меня нет необходимых литературных данных, но есть  богатейшее
знание сцены, ее законов, обычаев, внутреннего движения.
     Я  контурно  сделал  наброски  будущей  пьесы  и  познакомил   с   ними
товарищей, членов художественного совета  нашего  театра.  По  этому  поводу
состоялось  специальное  совещание  в   идеологическом   отделе   областного
комитета партии. Товарищи одобрили идею  создания  спектакля.  "Поезжайте  в
Ворошиловград к Титову, - сказали они, - и непременно добейтесь его  помощи,
он наш земляк, родился на нашей Липецкой земле, не может он отказать!"
     На днях я приеду к вам. И не уйду, не добившись  вашего  согласия.  Как
хотите. Если к вам придет желание выставить меня за дверь,  все  равно  меня
это не остановит. Я должен добиться вашего согласия, и не  только  согласия,
но и участия в написании  пьесы.  Это  необходимо  нашему  народу,  и  совет
товарищей по партии я принял как партийное поручение.
     Дорогой   Владислав   Андреевич!   Коллектив    Липецкого    областного
драматического театра убедительно  просит  вас  оказать  помощь  в  создании
пьесы и спектакля по вашей повести в порядке пробы, в порядке  эксперимента,
только на нашей сцене. В случае неудачи за вами остается право запретить  ее
показ широкому зрителю. Лично я не допускаю  такой  возможности.  Я  верю  в
успех, в большой успех!
     С глубоким уважением Константин Миленко, режиссер  театра,  заслуженный
артист РСФСР, г. Липецк".

     "Господин Титов!
     Пишу это письмо в полной уверенности, что  не  получу  ответа.  Вас  не
существует на свете в тех деталях, которые изложены  советской  пропагандой.
Это  очередная  "утка"  коммунистов,  допинг  для   обездоленной   молодежи.
Интересно,  как  дальше  станет  выкручиваться  пропаганда?  Вам   же   надо
продолжать борьбу, а вас не существует!
     Эдвард Томпсон. Бруклин, США".

     Вечером, как это  часто  случалось,  пришли  друзья,  Виктор  я  Борис,
позвонили Геннадию. Мы вместе читали письма. Потом затеяли шахматный  турнир
на высадку. Затем Витька стал рыться в книгах, а мы втроем, втайне от  него,
обсуждали текст поздравительной телеграммы, которую пошлем Витьке завтра  по
случаю  его  избрания  на  пост  Почетного   председателя   Клуба   учебного
собаководства.  Его  кандидатуру,  так  же  тайно,  выдвинул  Борис.   Генка
прыскает от смеха над шахматной доской и густым басом тихо бубнип
      - Добавьте - президенту клуба... и больших творческих взлетов  в  деле
воспитания породистых щенят!
      - Подпишем - доброжелатель, - вставляет Борис.
      - Нет, - наблюдатель, - шепчет Генка.
      - Чего шепчетесь? Гиганты шахматной мысли! - подходит с книгой в  руке
Виктор.
      - Витя, а как ты думаешь... вот  как  врач,  будущий  доктор  наук,  у
животных есть эмоции?
      - Павлова почитайте! - отвечает тот и  настораживается.  Ребята  молча
двигают шахматные фигуры по доске.
      - Надька пристала... - не отрывая взгляда от доски, говорит  Генка.  -
Купи кобеля в дом. Сейчас мода такая, чтоб кобель на диване.  А  где  ж  его
купишь, если среди специалистов ни одного знакомого нет?
      - Да, без блата сейчас трудно, - в тон ему говорит Борис.
     Виктор пытается заглянуть  кому-нибудь  из  нас  в  глаза,  но  мы  все
сосредоточенно смотрим на доску.
      - Ферзем шахуй! - подсказываю я.
      - Гиганты мысли! - бурчит Витька и  отходит.  -  А  все  ог-того,  что
вовремя аппендикс не удалили!
     Моя подсказка Геннадию не помогла, через пять ходов Борис его высадил.
      - На картошках  потренируйся!  -  издевается  победитель.  -  Книжонки
почитай. У меня где-то были "Шахматы для начинающих".
      - Ну, заяц!.. - регочет Генка.
      - Слушайте, а ведь он верит в то, что пишет! - говорит Виктор.
      - Кто?
      - Да капиталист Славкин из Бруклина.
      - Конечно, верит! - говорит Борис и встает  из-за  стола.  -  И  верит
оттого, что он не может поверить в то, о чем  написал  Славка.  Ведь  ничего
подобного он за всю свою жизнь не встречал. Он просто не  может  представить
себе такой ситуации. Она совершенно невозможна в  том  мире,  в  котором  он
живет. Нет, несчастье возможно и  там,  даже  в  большей  мере,  а  вот  все
дальнейшее...
      - Вот-вот! - встрепенулся Витька. - Представьте себе на  месте  Сергея
Петрова этого Томпсона! Он бы не выжил, попади в такую катастрофу. И  совсем
не оттого, что мог быть слабее здоровьем или попал в  клинику,  где  ему  не
смогли бы оказать квалифицированную помощь. Совсем не от этого!  Скажите  на
милость, что творилось бы у него на душе, окажись он  в  такой  беде,  зная,
что он обречен, что на хлеб себе заработать уже не  сможет,  ведь  там  и  с
руками, ногами работы не могут найти, и вообще, если  и  Еыживет,  то  потом
умрет  с  голоду,  будет  растоптан   звериным   обществом,   где   выживает
сильнейший. Ведь что Славкин Сережка?.. Было трудно, но  ведь  его  подкорка
даже не думала о том, что если он останется жить, то пропадет  в  борьбе  за
существование. Она не угнетала его  безысходностью  будущего.  Сергей  знал,
что будет обеспечен государством, общество его не отторгнет, каким бы он  ни
стал.
      - Ты ответь ему, - сказал  Геннадий.  -  Это  не  просто  письмо,  это
составная часть той идеологической борьбы, которая происходит в мире.
      - Уже ответил, и примерно то же, о чем здесь Витька философствовал.
      - И фотографию с автографом пошли! - вставил Борис.
      - Гениально! Черт возьми, а я не догадался!

     "Уважаемый Владислав Андреевич!
     Примите  наш  скромный  подарок,  один  из  номеров  школьного  журнала
"Аэлита", посвященный вашей повести "Всем смертям назло...". 75  выпускников
этого года писали сочинения  по  вашей  повести.  Все  они  были  проникнуты
чувством  гордости  и  восхищения  своими   замечательными   современниками,
простыми советскими людьми. Редколлегия журнала решила отобрать те  из  них,
где раздумья о книге становятся раздумьями о жизни, о человеческом  счастье,
о мужестве, достоинстве и любви. Нам хочется, чтобы  строки  этих  сочинений
стали для вас свидетельством того, как  нужны  молодежи  правдивые  и  умные
книги.
     Ребята не  просто  желают  вам  счастливого  пути,  больших  творческих
успехов, они с нетерпением ждут ваших новых книг.
     Школа Э 82, г. Минск".

     В коленкоровом розовом переплете  двенадцать  отпечатанных  на  машинке
сочинений. Почти каждое иллюстрировано. Рисунки выполнены или черной  тушью,
или ярко-красной акварелью. Они кричат, рвутся со страницы в  жизнь,  жаждут
борьбы. Вот палата, черным полудужьем очерчена больничная  кровать,  на  ней
человек, опутанный ярко-белыми бинтами, и рядом с коротенькой челкой на  лбу
юная девушка. Губы ее плотно сжаты, и вся она  подобрана,  напряжена,  будто
приготовилась к прыжку. И в окно колдуньей заглядывает пышная ветка  сирени.
"Счастье Сергея Петрова", "О любви немало  песен  сложено..."  Черной  тушью
выведен  силуэт  шахтера.  Сведены  челюсти,  крепкий  подбородок  выступает
вперед, ярким факелом горит на каске лампочка.
     "Тебе было трудно, тебе было невыносимо  трудно.  Мучаясь  и  любя,  ты
поддерживала мужа. Ты дежурила ночами напролет у  его  постели;  ты  бегала,
убеждала, требовала, и люди подчинялись тебе, такой  хрупкой  и  слабой,  но
такой непоколебимой  и  сильной  в  своей  любви,  в  своем  горе.  Навсегда
останутся в твоем сердце воспоминания о страшных часах  операций,  когда  ты
стояла за дверью, за этой ужасной белой дверью...  И  твоя  любовь  победила
смерть. Ты победила, маленькая женщина с печальными глазами.  Я  преклоняюсь
перед тобой!  Я  еще  не  знаю,  как  сложится  моя  судьба,  но  ты  всегда
останешься моей совестью, моим мужеством. Ольга Багрова, 10-й "А" класс".

     Еще рисунок. Белый стол, раскрытая книга, горшок с  цветами,  и  рядом,
подперев кулачком щеку, маленькая женщина с большими черными глазами.
     "Любовь - великое чувство!  И  пока  она  есть,  в  домах  людей  будет
счастье. Я верю в это! Лена Половинкина, )0-й "А" класс".
     "Последняя страница. Вот и она прочитана. Начинаю  писать.  Перо  легко
скользит по бумаге. А как же писал он? Беру в зубы карандаш, пробую  писать.
Болят  глаза,  карандаш  не  слушается,  а  на  бумаге  остаются  непонятные
каракули.  Но  ведь  таким  способом  написана  вся  эта  повесть...  Наташа
Кочерженко, 10-й "Б".
     "Сережа! Ты очень спешил жить. Тебе  никогда  не  хватало  времени,  ты
сожалел о. слишком короткой жизни. Но даже эта  мгновенная  жизнь  прервана.
Будет ли ее продолжение? Больница... Операция  за  операцией.  Будет  ли  им
конец! И какой от них толк, если рук уже не спасешь. Рук-то уже  нет.  А  он
встает и шаг за шагом прорывает блокаду. Шаг, еще  шаг,  еще,  забыть  боль,
забыть все, только вперед... Сергей, ты видишь, какие  люди  тебя  окружают?
Ты будешь счастлив, потому что живешь  в  стране,  где  каждый  должен  быть
счастлив. Рая Циваненок, 10-й "Б".

     "Дорогой Слава!
     Ум отказывается осмыслить все, что перенесли ты и твоя жена.  Да,  наша
матушка Советская Россия богата людьми,  с  которых  можно  и  нужно  писать
портреты - новые повести о настоящих людях.
     Киев, К. Суровецкий, участник революций 1905 и 1917 гг.".

     "Когда читаешь вашу повесть, то еше и еще раз убеждаешься, что в  нашем
сегодняшем поколении шестидесятых годов есть своя
     Корчагины и Мересьевы. Сергей Петров  утверждает  лучшие  черты  нашего
современника, утверждает преемственность поколений. В образах Тани,  Сергея,
Егорыча, доктора Кузнецова мы  видим  настоящих  людей  нашего  времени,  им
хочется подражать, брать с них пример, они близки и понятны нам. Это уже  не
из далекого прошлого, а из нашего настоящего времени.
     Мы, воины Советской Армии, гордимся вами. Вы являетесь  для  нас  ярким
примером беззаветного служения Родине.
     Челябинск, комитет комсомола".

     "Перед тем  как  взяться  за  перо,  я  еще  раз  задумался  над  своим
безрадостным житьем. И хоть про это мне нелегко писать,  я  все  же  решаюсь
сделать это.
     Скоро мне сравняется тридцать.  Прожита  уже  половина  жизни.  Но  что
хорошего оставил я людям за прожитые годы? И как  ни  горько  сознаваться  в
этом - ничего.
     В детстве я рано остался без отца.  Он  погиб  на  фронте.  Материнской
ласки тоже было мало.  Мать  умерла.  Детский  дом  заменил  мне  мое  село,
сожженное фашистами, а родителей - воспитатели.
     Потом  пошел  учиться  в   ремесленное   училище.   Обучение   закончил
отличником,  получил  аттестат  слесаря-сборщика.  Семнадцатилетним   юношей
влился в ряды рабочего класса. Юность... Какая это чудесная  и  неповторимая
nopal Весь мир кажется таким огромным и  таким  малым.  А  сколько  крылатых
мечтаний теснилось в голове! Тогда, в  те  бурные  часы,  я  познал  радость
труда, понял, что без него не может быть счастлив человек.
     А потом... Потом случилось страшное, непоправимое, дикое, непонятное  в
моей судьбе. Мне стыдно об этом писать... В общем, оказался я  за  решеткой.
Получил на всю катушку, получил по закону,  и  все  равно  мало.  Да,  меня,
наверное, пожалели и не выдали сполна всего, что  причиталось  такой  мрази,
как я. Я ненавижу самого  себя.  А  когда  думаю  о  самоубийстве,  противно
дрожат коленки. Да и не имею я права на самоубийство. Надо до  конца  испить
свою чашу, расплатиться за содеянное. Это я сам себе присудил и  как  судья,
и как прокурор. И это не подлежит ни обжалованию, ни помилованию.
     Сколько хороших дел мог бы я совершить.  Ведь  здоровый  же  парень,  с
полным комплектом рук и ног. Противно вести бесцельный  образ  жизни,  когда
за стенами тюрьмы бурлит жизнь, люди творят, созидают, воспитывают детей.
     Если бы я мог закричать на  весь  мир  о  том,  чтобы  каждый  человек,
прежде чем искать легоньких, подленьких стежек в  жизни,  остановился  бы  и
подумал. Люди! Не  теряйте  свой  облик!  Нет  большего  счастья,  чем  жить
свободно и честно!
     Не знаю, зачем я пишу все это вам.  Кроме  гадкого  чувства,  наверное,
ничего не вызову. А я пишу и как сам себе пощечины бью. И  все  мало,  мало,
мало... Вот и чуть легче стало.
     Письмо мое ни к чему вас не обязывает.
     Георгий Б.. Магаданская область".

     "Простите мне, дорогой писатель, мою  малограмотную  писульку,  которую
пишу первый раз в своей жизни, Что бы вы делали, Владислав  Титов,  если  бы
тогда, в больнице, от вас ушла жена? Я уверена, вы бы не выжили. Врачи  есть
врачи, но человеку в любой беде  нужна  хоть  маленькая  радость,  тогда  он
становится сильнее. Рядом с вами была любимая, и вы победили.
     Будьте здоровы и счастливы. Рабочая стекольного завода М