Но  по  какому
праву, вдобавок к своим бедам, я гублю тебя?
      - Ты пьян, Сергей, и говоришь глупости...
      - Нет, я не пьян! Я только отчетливей понимаю свою вину  перед  тобой.
Я живу и в этом перед всеми виноват. Мое место... живым  я  только  мешаю...
путаюсь под ногами, как жалкий трус...
      - Не надо, Сергей, прошу тебя... перестань...
      - Вместе с руками надо было резать и сердце. Что же мне делать с  ним,
если оно болит... невтерпеж?! И водка не помогает. Мало... Сходи  купи  еще.
Я хочу напиться...
     Ближайшей к дому точкой железнодорожного полотна  был  переезд.  Сергей
прикинул -  идти  до  него  не  более  пяти  минут.  Поезда  ходят  часто  -
пассажирские, грузовые, маневровые...
     Очень давно  на  том  переезде  поезд  задавил  человека.  Перерезанный
пополам труп лежал по обе стороны рельсов, а  вокруг  толпились  любопытные.
Студент Петров шел в парк на танцы  и  тоже  присоединился  к  толпе.  Когда
мертвого по частям клали на носилки,  кто-то  громко  вскрикнул,  и  мужской
голос без тени сожаления бросил:
      - Ему уже все равно...
     "Почему презирают самоубийц? - на  миг  задумался  Сергей,  когда  Таня
ушла в магазин. - А им все равно... им все равно, все равно..."
     Он зубами зацепил пальто и кинул его на плечи. Ноги  противно  дрожали,
по лицу текли холодные капли пота. "Прости меня, Таня.  Я  не  виноват.  Так
сложилась жизнь. Тебе будет лучше. Через год-два ты это поймешь".
     Уличная дверь оказалась запертой. "Нарочно  или  по  привычке?"  Сергей
налег плечом, дверь не отворялась. "Даже  здесь  не  везет!"  Он  побежал  в
комнату, метнулся из угла в угол и в бешенстве ударил ногой в оконную  раму.
Посыпалась замазка, звякнули стекла, окно вывалилось в захламленный двор.
     "Я бы написал тебе записку, объяснил бы все, попросил прощения,  но  ты
сама знаешь: сделать этого я не могу. Танечка, родная,  прости  меня,  я  не
буду мешать тебе. Ты назовешь это подлостью, но так надо.  Иного  выхода  из
этой г.роклятой жизни нет".
     На углу улицы Пушкина ветер рванул с плеча пальто, и Сергей  еле  успел
удержать его подбородком. Издали он увидел, что переезд закрыт,  -  вереница
автомобилей выстроилась до самой гостиницы.
     "Где-то на подходе поезд. Грузовой или пассажирский?  Этой  дорогой  мы
ходили с Таней в  парк.  Кто-нибудь  скажет:  "Ему  теперь  все  равно...  -
Увидит, что инвалид, добавит: - Отмучился..." Больно не будет,  я  знаю.  Не
успеешь почувствовать".
     В  распахнутом  пальто,  без  фуражки,  Сергей  стремительно  бежал   к
переезду. Прежней боли в  ноге  не  чувствовалось,  она  сделалась  какой-то
деревянной и очень мешала идти еще быстрее. Рукава пальто трепал ветер  и  с
каким-то диким остервенением хлестал ими по спине
     "Таня увидит окно и догадается. Родная ты моя, сколько  горя  я  принес
тебе. Пусть это будет последнее. Прости... Этот прекрасный мир оказался  для
меня трудным, невыносимо трудным".
     Из-за здания драмтеатра тяжело  ухнул  и  засвистел  сиплым,  протяжным
гудком тепловоз.
     "Осталось метров двадцать. Скорее! Шахтеры скажут:  "Трус!"  Ребята,  я
не трус, вы это знаете. Быть лишним невыносимо... Поймите меня".
     В городском парке взвизгнула игривая мелодия и тут же  была  раздавлена
дробным стуком колес. Поезд выскочил на переезд. "Грузовой",  -  -  с  тупым
безразличием отметил Сергей и, сам не осознавая,  для  чего,  начал  считать
мелькающие мимо него колеса. По его лицу катились слезы, а он  скороговоркой
шептал:
      - Раз, два, три... - будто от того, правильно или нет будут  посчитаны
колеса,  зависело  что-то  очень  важное.   Под   тяжестью   вагонов   шпалы
вдавливались в землю, а рельсы, словно гибкие тростинки, дрожали и гнулись.
     "Разрежет сразу. Пригнуться и прыгнуть... только не  сильно...  головой
вперед... Эх ты, жизнь! За что же ты меня так?.."
      - Сирныки е? Сергей вздрогнул и оглянулся. Пожилой мужчина стоял
     рядом с ним и жестами как у глухонемого, просил спички.
      - Зачем они мне? - шевельнул бескровными губами Сергей.
     Человек обошел его сзади, пощупал рукава пальто и  повернулся  уходить.
Сделал несколько шагов в сторону,  резко  крутнулся  на  месте,  подбежал  к
Сергею и рванул за плечо.
      - Не дури, паря! Туда всегда успеешь! 3 глузду зъихав, чи шо! Сидай  в
машину.
     Сопротивляться чужой воле у Сергея не было сил.  Ему  вдруг  стало  все
безразлично. Какая-то незнакомая доселе пустота души и мысли  завладела  им.
Слегка подталкиваемый в спину водителем такси, он шел  к  машине  и  не  мог
сообразить, где он, зачем, что  собирался  делать  и  куда  ведет  его  этот
незнакомый человек.
      - Как тебя зовут?  Где  ты  живешь?  -  допытывался  шофер,  а  Сергей
смотрел на него пустыми стекляшками глаз и молчал.  Чувствовал,  как  в  его
мозг остриями вкалываются ледяные иголки, не вызывая ни холода, ни боли,  ни
страха.  На  короткие  мгновения  появлялось  желание  ответить  на  вопросы
таксиста, но что и как на них отвечать, Сергей не знал.
     Водитель включил мотор и дал газ. Машина сорвалась  с  места  и,  круто
развернувшись, устремилась в город. Куда и  сколько  они  ехали,  Сергей  не
помнил. Когда такси выехало за город, к нему, как  обрывок  незапомнившегося
сна, пришло: вернулась Таня и увидела разбитое окно.
      - Куда мы?.. - встрепенулся Сергей.
      - Мозги проветрить! - сердито ответил шофер, I С  минуту  опять  ехали
молча. Водитель достал папиросу, покрутил ее в руке и, скомкав,  выбросил  в
окно. Сергея начинало знобить. Холод зарождался где-то  внутри  и,  медленно
расползаясь, заполнял все тело.
      - Колы в мене загынув сын... - вдруг  тихо  заговорил  водитель,  -  я
теж... А потим подумав: що ж це робится? Виталик своих  дел  не  доделав  на
земле, и я сдаюсь... Говорю соби: Тимохвей, скилькы  ты  друзив  потеряв  на
шляху вид Смоленска до Берлину? Богато... А як ты мстив  хвашистам  за  них!
Так будь же солдатом до кинця дней своих! Зажми сердце, як  рану  в  бою,  и
вперед...  Живи,  працюй...  за  двоих...  Самовбивство  це   не   выхид   с
положения... А писля смерти сына житы не можно було... Один вин в мене.  Вся
радисть и надия... десятый класс кинчав... на мотоцикле  с  дружком  поихав,
и... тот калика, а мий... и не дыхнув... - Водитель помолчал,  вновь  достал
папиросу, постукал себя по карманам и, не найдя спичек, скомкал ее. - Ну,  а
как ты живешь? С кем?
      - С женой...
      - Она що... покынула тебя?
      - Нет... она хорошая...
      - Давно... руки-то?..
      - В этом году.
      - Жинка вид постели, навить, не видходила, кормила, поила...
      - Откуда вы знаете?
      - Морду тоби набыти, и того мало! Откуда  знаю...  Самого  себя  жалко
стало? Герой... Де дом?
      - На Ленинской.
     У ворот машина остановилась.
      - Сколько я должен? - буркнул Сергей.
      - Добряче  по  шее,  если  перед  женой   на   коленях   прощения   не
попросишь! - ответил шофер и потянулся открыть дверку.
     Из калитки бледная, с заплаканными глазами выбежала Таня. Сергей  вылез
из машины, понурив  голову,  остановился  рядом.  Таня  повернула  голову  и
увидела его.
      - Сережа! - вырвался крик.
     Она медленно подошла, каким-то отрешенным, невыносимо
     усталым движением стянула с головы косынку, уронила-  ее  на  дорогу  и
ткнулась лицом в грудь Сергею.
      - Непутевый ты мой...
     Подняла голову, Сергей посмотрел ей в глаза и покраснел.  Боль,  обида,
горючий упрек невысказанными, незаслуженными застыли в них.
      - Предатель! - Таня неловко замахнулась и хлестко  ударила  Сергея  по
щеке.
     Пыталась бежать, но тут же повернулась, порывисто обняла  голову  мужа,
прижала ее к груди и, глотая слезы, зашептала:
      - Я и в "скорой помощи", и в милиции... Не любишь ты меня,  Сережка...
скажи, за что ты так... Разве я виновата в чем?..


4

     В начале ноября Сергей получил вызов с Харьковского протезного  завода.
Все нужные документы были отосланы туда еще из  Донецка.  Сергей  мучился  в
догадках: согласится завод изготовить ему протезы или  нет.  "Их  цеплять-то
не за что, за плечи или за шею разве... Говорили же в больнице:  "Для  такой
высокой ампутации протезы не делают". И вот: "Предлагаем вам  прибыть  в  г,
Харьков по вопросу изготовления протезов плеч".
     Всю ночь перед  отъездом  Сергей  и  Таня  не  сомкнули  глаз.  Строили
предположения, какими будут искусственные руки, что можно будет ими  делать,
и оба боялись: а вдруг скажут там, в незнакомом городе,  -  напрасно  ехали,
помочь ничем не можем...
     Утром, едва засерел рассвет, Петровы,  смиряя  нетерпение,  отправились
на вокзал.
     В Харьков приехали во второй половине дня.  Завод  находился  метрах  в
пятистах, прямо перед вокзалом.
     Серое двухэтажное здание с  небольшими,  точно  в  старом  жилом  доме,
окнами, коричневая дверь, перед ней  скверик  с  засохшими  цветами,  пустые
скамейки - вот все, что жадно  схватил  Сергей  одним  взглядом,  ожидающим,
недоверчивым, тревожным.
     Метрах в пяти от дверей он остановился. Таня потянула
     за рукав:
      - Ты что, Сережа?
      - Подожди, дай отдышаться...
      - Страшно? - напрямик спросила жена, : - Да, - : не  скрывая,  ответил
он.
      - Где наша не пропадала! - задорно улыбнулась Таня.
      - Что ждет за этой дверью? Убьют надежду или... - тихо сказал Сергей.
     Врач,  седой  человек  в  очках,  не  отрываясь  от   бумаг,   привычно
приказал: - Раздевайтесь! Что у вас?
      - Ампутация обеих рук в верхней  трети  плеча,  ограниченные  движения
правой стопы  с  обширной  ожоговой  поверхностью,  -  одним  духом  выпалил
Сергей.
      - Вы из Луганска? - сняв очки, поднялся из-за стола врач.
      - Да. Только с поезда, - подтвердила Таня.
      - Хорошо, - неизвестно к кому обращаясь, проворчал  протезист.  -  Где
это вас угораздило?
      - В шахте, - кашлянул Сергей.
      - Протез правого плеча мы вам изготовим.  О  левом  не  может  быть  и
речи. Ампутация  слишком  высокая.  Предварительно  вам  необходимо  сделать
операцию. У  вас  не  в  порядке  кость,  и  нервные  окончания  выходят  на
поверхность кожи. При таком состоянии вы не сможете пользоваться протезом.
      - А без операции можно обойтись? - заволновалась Таня.
      - Таня! - укоризненно перебил Сергей. - Раз надо, значит, надо. - И  к
доктору: - Я согласен на все.
     К  вечеру  Сергей  лежал  в  больнице.  Таня  категорически  отказалась
вернуться в Луганск и, сняв квартиру неподалеку от клиники, осталась жить  в
Харькове.
     И опять потянулись нудные, длинные больничные дни. Нельзя сказать,  что
Сергей не боялся предстоящей операции. Нет, он боялся. С  внутренней  дрожью
вспоминал все прошлые, с ярким светом  огромных  ламп,  с  гнетущей  тишиной
операционной, с дурманящей волной  крови,  насыщенной  новокаином  и  болью,
отчего хотелось рвануться со  стола  и  закричать:  "Хватит!  Ведь  есть  же
предел человеческому терпению!"
     Побороть,  подавить  страх  помогала  засветившаяся  надежда   получить
протез. Как никогда раньше, Сергей понимал теперь нужность и  значение  этой
последней  операции.  Только  она   откроет   ему   возможность   какой-либо
деятельности. И Сергей торопил  время.  Он  готов  был  немедленно  пойти  в
операционную, лечь на стол и еще раз  пройти  через  боль,  страх,  лишь  бы
скорее получить протез.
     Таня в обход больничного  режима,  позволяющего  посещать  больных  два
раза в неделю  в  строго  отведенные  часы,  добилась  разрешения  приходить
каждый день.
     Целыми  днями  простаивал  Сергей  у  окна   палаты,   всматриваясь   в
многолюдный поток, проплывающий по тротуару мимо больницы. И о чем бы он  ни
думал в эти часы, глаза его машинально скользили по толпе, отыскивая  в  ней
жену. И когда в людском водовороте  мелькала  зеленая  косынка,  которую  он
всегда безошибочно узнавал  среди  сотен  таких  же,  глаза  его  загорались
радостью, сердце начинало учащенно биться, и он забывал обо всем  на  свете,
кроме этого родного, с задорно вздернутым кверху носиком человека.
     В палату Таня входила в белом халате, с застенчивой улыбкой  на  губах,
и Сергею каждый раз казалось, что вместе с ней в помещение  врывалось  яркое
солнце, которое властно раздвигало стены, наполняло все  до  краев  ласковым
теплом и светом. И, глядя со стороны  на  счастливых  от  встречи  супругов,
нельзя было подумать, что над этими  людьми  пронеслась  свирепая  жизненная
гроза. Трудно было поверить, что этот молодой человек с  поседевшей  головой
и двадцатилетняя женщина, пройдя  через  нечеловеческие  боль  и  страдания,
сумели сберечь кристально чистыми, необыкновенно  нежными  и  по-человечески
возвышенными чувства друг к другу.
      - Счастливый ты человек, Сергей! - с завистью говорили ему  его  новые
друзья.
      - Уж чего-чего, а счастья на мою долю выпало с  излишком,  на  пятерых
хватило бы! - не понимая причин зависти, иронически отвечал Сергей.
      - Что руки...  Ты  бы  посмотрел  на  себя  с  Таней  нашими  глазами.
Любовь - это тоже счастье. -  Говоривший  задумался,  помолчав,  добавил:  -
Некоторые и с полным комплектом рук и ног, а вот не  находят  общего  языка,
калечат друг другу жизнь... да еще как... и не замечают этого...
     Назначенный день и час операции надвигались все  ближе  и  ближе.  Были
сделаны  последние  предоперационные  анализы,  проведены  исследования,   а
Сергей не решался сказать  Тане,  на  какое  время  назначена  операция.  Не
хотелось прибавлять волнений в ее и без того беспокойную жизнь, и  вместе  с
тем Сергей чувствовал, что обидит ее, если не скажет. Лучше  пусть  обидится
на меня, чем будет затыкать уши под дверью операционной",  -  решил  наконец
он.
     В день операции  Таня  пришла  в  клинику  раньше  обычного.  Улыбаясь,
вбежала. в палату и остановилась в дверях.
     Сергей  лежал  на  постели  в  знакомой  позе,  бледный,   крестнакрест
перепоясанный через грудь бинтами.
      - Что такое, Сережа? - шепотом спросила она.
      - Все в порядке! Только с операции... - слабо улыбнулся Сергей.
      - Я так и знала.  Все  утро  меня  как  магнитом  тянуло  в  больницу.
Чувствовала, тут что-то неладно.
      - Чего ж неладного? Жив... даже улыбаться могу...
      - Как... операция?..
      - Хорошо, Танечка, хорошо. Разве может быть плохо?
      - Больно было?
      - Испытывал себя - выдержу или нет,  чтоб  не  пикнуть,  А  ассистент,
черт, все время забывал новокаин вводить.
      - Ты бы сказал...
      - Говорил. Смеется: "Смотри, доктор, сегодня у тебя  два  ассистента".
А тот ему: "Такие больные, коллега, не хуже нас в медицине  разбираются.  На
собственной шкуре практику проходили",
     В больнице обедали. Таня сидела рядом с  Сергеем  и  кормила  его.  Они
всегда затягивали время, отведенное на еду, чтобы  подольше  побыть  вместе,
поговорить или просто молча посмотреть друг на друга.
     В дверь вошла дородная женщина и оглядела больных,
      - Петров есть здесь?
      - Да, я... - Сергей почему-то испугался.
      - Вас просят сойти вниз, протез примерить,
      - Чего?
      - Протез.
      - Уже готов? - не веря своим ушам, переспросил Сергей,
      - Первый раз заказываешь?
      - Всю жизнь только тем и занимался, что протезы заказывал,  -  буркнул
Сергей.
     Не верилось, что сейчас, через минуту, он сойдет вниз, на первый  этаж,
и увидит руку, не живую, искусственную, которая отныне займет  место  той  -
мускулистой и сильной, и он должен принять  ее,  свыкнуться  с  ней,  как  с
частью своего тела. Сергей испуганно посмотрел на Таню, сорвавшимся  голосом
спросил:
      - Что делать, Тань?..
     Протез лежал на столе, согнутый в локте, с натянутой  на  кисть  черной
перчаткой.  Непомерно  длинный  большой  палец  неуклюже  прижимался   одним
кончиком к указательному, образуя неестественную щепоть. От  локтя  тянулись
ремни, сходились на уровне плеча в перепутанный клубок. Сверху, на  локтевом
сгибе, блестела никелированная гайка.
     "А если она раскрутится? - мелькнула шальная мысль.
     Человек в черном фартуке поднялся со стула и взял протез  в  руки.  Тот
щелкнул и разогнулся в локте. Ладонь оказалась перевернутой вверх, и  Сергей
с внезапной неприязнью отметил: "У меня пальцы были короче..."
      - Примерь-ка! Если что не  так,  не  стесняйся,  говори.  Чтобы  потом
претензий не было. А то вы  народ  какой!..  Поскорей  получить  и  айда,  а
потом - тут не так, там не эдак, трет, жмет, и понеслось...
      - Я первый раз...
      - И никогда не видел?
      - Не приходилось...
      - Тогда смотри. Вот эта тяга отжимает  палец.  Вот  так,  -  протезист
потянул за кожаный шнур, большой палец отошел от указательного  и  с  легким
щелчком вновь сомкнулся в щепоть. - В локте  протез  сгибается  от  движения
плеча вперед. Вот и вся механика.
      - Ясно, - ничего не поняв, сказал Сергей и насупился.  Он  уже  видел,
что прекрасная искусственная рука, гибкая и подвижная,  рисовавшаяся  ему  в
долгие часы послеоперационных  ночей,  останется  всего  лишь  мечтой.  "Но,
может  быть,  этот   примитивный   прибор,   называемый   протезом   верхней
конечности, хоть как-нибудь поможет..."
     Надев протез, Сергей ощутил  неживой,  отталкивающий  холод  металла  и
толстой бычьей кожи.  Холод  проникал  до  самых  отдаленных  клеток  мозга,
студил сердце, жестко отталкивал от себя. И, будто  приняв  этот  непонятный
вызов несовместимости, вражды  и  неприязни,  все  клетки  организма  Сергея
восстали против протеза, так же жестко отталкивали его, не хотели не  только
принять, но и допустить приближения к себе. Первым  желанием  было  поскорее
сбросить  с  себя  этот  инструмент  и  бежать  прочь.  "А  что  же  делать,
другого-то пет, может, свыкнусь..."
      - Неловко? - сочувственно спросил  мастер.  -  Так,  дружище,  у  всех
поначалу. С протезом надо сжиться.
      - Долго?
      - Кто  как.  Одни  быстро,  другие  долго.  Бывает,  вообще  не  могут
привыкнуть. Мучаются, мучаются, психанут - и в печку протез.
      - А потом?
      - Что ж потом! Винят нас, протезистов. А сам посуди: при чем  тут  мы?
Так природа устроена.
      - Я не выброшу. Мне работать надо. Да и зачем тогда было ехать сюда?
      - Это ты правильно  сказал:  работать.  От  безделья-то  с  ума  сойти
можно.  Был  у  нас  месяца  три  назад  гастролер  один.  Кистей  рук  нет.
Ба-тюш-ки-и! Чего он только не вытворял! Что  ни  день,  то  пьянка,  дебош.
Выгнали как миленького из больницы! А он  даже  за  протезами  на  завод  не
зашел. Я так понимаю: совсем они ему не нужны. Голову зря морочил!
      - Если бы мне только кистей недоставало... А то отчекрыжили...  дальше
некуда, - вздохнул Сергей.
      - Ты не унывай! - бодро перебил его мастер. - Главное,  чтобы  человек
сам себя не потерял вместе с конечностями. Вот ведь в чем вопрос! А  руки?..
Дело всегда найдется. Было бы желание и, -  мастер  потряс  кулаком,  -  это
самое... понял?
     Серым, непогожим днем Петровы возвращались в  Луганск.  В  купе  сидели
втроем. Щуплая седая  женщина  лег  шестидесяти,  их  попутчица,  переводила
взгляд с Сергея на Таню, с Тани на Сергея и  украдкой  вздыхала.  Всем  было
неловко, и потому молчали. Вагон вздрагивал, как  в  ознобе,  дробно  стучал
колесами, за окном мелькала тусклая, однообразная картина,  и  мысли  Сергея
текли медленно и безрадостно. "Неужели ничего не смогу делать протезами?  Не
может быть. Я должен научиться. Просто обязан! Иначе как  же  тогда...  Ведь
для чего-то же делают их. Пусть  неуклюж,  некрасив,  но  это,  наверное,  с
непривычки. Да разве в красоге дело! Лишь бы работать научиться ими".
      - Жена али кто будешь? - осмелев, быстро спросила попутчица.
      - Жена,  -  коротко  ответила  Таня  и  вся  как-то   подобра-лась   и
вытянулась.
      - Пензия-то хоть большая?