- допытывалась старушка.
      - Нам хватает! - резко сказала Таня и отвернулась к окну.
     Сергей попросил папиросу, и Таня, ловко чиркнув спичкой,  прикурила  ее
и подала ему.
      - Спасибо! - буркнул он и вышел в тамбур.
     "Ну и вредный народ эти бабки! И все-то им надо, до всего-то  им  дело.
Теперь, пока всю биографию не разузнает,  не  отстанет!"  -  с  раздражением
думал Сергей; затягиваясь папиросой. Постепенно он успокоился, и  мысли  его
опять занялись протезом.
     "Вот хотя бы для начала научиться папиросу держать".  -  Сергей  согнул
протез в локте и поднял кисть ко рту. В соседнем купе щелкнула  дверь,  и  в
коридор вышла женщина. Он засмущался и опустил протез.  "Можно!  -  радостно
мелькнуло в голове. - А там, глядишь, и..."  Разогнувшись  в  локте,  протез
упал вниз и громко стукнул кистью о поручень. Из-за двери выглянула Таня,  и
Сергей, окончательно смущенный, ушел  в  купе.  "Если  бы  живой  рукой  так
ударился, было бы больно", - зло подумал он, но тут же  прогнал  эту  мысль.
Успокоившись, стал строить планы, как он начнет осваивать протез.
     Таня сидела рядом, веселыми глазами смотрела на мужа,  и  весь  ее  вид
без слов говорил: "Все в порядке, Сережа! Операция позади, мы едем домой,  а
там все будет хорошо". - "Все будет хорошо!" - улыбнувшись  одними  глазами,
поддержал ее Сергей.
     Старушка осмелела и нетерпеливо ерзала  по  лавке.  "Непременно  допрос
над Татьяной учинила, - сдерживая  улыбку,  подумал  Сергей,  -  и  по  позе
видно, всю подноготную нашу знает.  Таня,  она  человек  общительный,  любит
поговорить".
      - То, что от мамы на  частную  квартиру  ушли,  так  это  нехорошо,  -
очевидно продолжая прерванный разговор, сказала старушка.
      - Ничего  плохого  тут  нет,  -  возразила  Таня.  -  Комнатка  у  нее
маленькая, и потом, зачем ей и видеть, и переживать наши  невзгоды.  Мы  так
решили.
      - За квартиру-то сколько берут?
      - Двадцать рублей.
      - Креста на них нет, на хозяевах ваших!
      - А мы неверующие, - вступил в разговор Сергей.
      - Вы  вот  что,   касатики...   -   медленно   сказала   старушка,   -
переходите-ка жить ко мне. Платы  мне  никакой  не  надо,  нам  со  стариком
пензии хватает. Места на всех  будет.  Переходите.  И  нам  веселее,  и  вам
сподручнее. Дом у нас свой, кирпичный, под черепицу,  газ  намедни  провели.
Переходите, касатики.
      - Ну что вы, Даниловна, - смущенно ответила Таня. - Нам и там  хорошо.
Правда, Сереж?
      - Как же... вот так  сразу  и...  переходите...  Вы  нас,  мы  вас  не
знаем, - возразил Сергей.
     - И-и-и-их,  сынок...  -  вздохнула  Даниловна  и  подперла  подбородок
рукой, - шестьдесят второй годок на людей гляжу, чай, пора  и  различать  их
научиться. На лбу у каждого и не написано, кто он, да все равно  видно.  Она
сидела маленькая, тихая, с большими грубыми руками в темных  прожилках  вен,
и Сергею вдруг стало стыдно  за  свои  скоропалительные  мысли  о  ней.  "Из
породы Егорычей", - подумал он.
      - Спасибо, Даниловна! - искренне сказал Сергей. - Пока  нужды  большой
в этом нет, а припечет... - Дело ваше. Подумайте. А адресок на  всяк  случай
возьмите. Это недалеко от вас, на улице Артема. И перебраться поможем.
     В Луганск поезд пришел вечером.  Над  городом  висели  тяжелые  осенние
тучи, сеял холодный дождь. Тане, как и в  день  отъезда,  хотелось  пройтись
пешком, но, видя желание Сергея скорее добраться  домой,  она  передумала  и
взяла такси.
     Сергею действительно очень хотелось скорее попасть домой.
     Ставшие  нестерпимыми  фантомные  болн  в   отсутствующих   конечностях
подтверждали предположение о том, что с протезом не  так-то  легко  сжиться.
Желание сбросить его с себя как можно скорее становилось  с  каждой  минутой
все настойчивей |и непреоборимей. Казалось, сними сейчас протез  -  и  сразу
же  утихнут,  угомонятся  обжигающие  боли  в   пальцах,   локтях,   мышцах,
перестанут выкручиваться несуществующие суставы и исчезнет  сковывающая  все
тело тяжесть. v "Так вот какой ты жестокий!" - думал Сергей.
     Ночью он долго не мог заснуть. Беспокойно ворочался с боку на  бок,  не
находя телу удобного положения. Ждал, когда утихнут боли, а они не  утихали.
Мысленно  сжимал  и  разжимал  кулаки  и  чувствовал,  как  у  самого  плеча
дергаются мышцы, больно натягивая кожу.
     После харьковской операции воображаемый средний палец  на  правой  руке
заметно переставал слушаться. Он словно прирос к  большому,  и  все  попытки
Сергея оторвать его  не  приносили  успеха.  У  безымянного  пальца  исчезло
ощущение ногтя. В последние дни он  сильно  болел,  словно  ноготь  медленно
срывали, и вот боль ушла, и вместе с ней ушло ощущение  ногтя.  Сергей  знал
из рассказов врачей, что ощущение ампутированных рук может совсем,  навсегда
исчезнуть. Знал и боялся этого. Вот уже полгода, как у него нет рук,  но  он
чувствует их, они живут в ощущениях, снятся по ночам, болят всеми  болячками
и царапинами, приобретенными еще в детстве и в  последующие  годы.  Особенно
отчетливо Сергей чувствовал указательный палец левой руки  и  порез  на  нем
ниже сгиба.
     Ему было лет восемь, когда, играя перочинным ножом, он  поранил  палец.
Восьмилетний Сережа очень перепугался и с  оглушительным  ревом  прибежал  к
матери: "Палец отрезал, что же теперь будет?!"
     Но все обошлось. Палец зажил, только остался  на  всю  жизнь  бугристый
шрам. I
     И вот теперь, спустя полгода после ампутации рук, потерять их  еще  раз
было страшно. Однажды он хотел рассказать  Тане  об  ощущении  рук,  но  она
неожиданно заплакала  и,  уткнувшись  ему  в  грудь,  попросила:  "Не  надо,
Сережа, я боюсь..."
     Теперь,  лежа  рядом  с  ней,  Сергей  не  решался  поделиться   своими
опасениями.
      - Почему не спишь, Сережа? - шепотом спросила Таня,
      - А ты?..
      - Я...
     Таня замолчала. По окну шуршал  дождь,  далеко  в  ночи  тяжело  пыхтел
паровоз, протяжно  и  жалобно  гудел,  словно  безнадежно  звал  кого-то  на
помощь. Сергей вдруг сказал:
      - В  народе  говорят:  медведя  и  того   можно   научить   танцевать.
Попробуем!


СЕМЕЙНЫЙ ДНЕВНИК ПЕТРОВЫХ

      Первые записи в дневнике случайны, не. помечены  датами  и  сделаны  в
большинстве своем чернилами, рукой Тани под диктовку Сергея.


x x x

     О войне прочитано много книг. Попадались хорошие. Но впервые  я  увидел
войну своими глазами в  книгах  К.  Симоно-ва  "Солдатами  не  рождаются"  и
"Живые и мертвые". Навсегда запомнились  скорбные  шеренги  военнопленных  и
слова! "Казалось, что всю Россию взяли в плен".


x x x

      - "За бортом по  своей  воле".  Смелый  парень  Ален  Бомбар!  Вот  бы
попробовать, как он! А, Тань?
      - Ночью страшно. Акулы...
      - Представляешь, кораблекрушение, люди в море...  И  вместо  паники  -
надежда! Он же смог быть в океане шестьдесят пять суток, чем мы  хуже?!  Да,
надежда - великая сила!


x x x

     Куприн - замечательный писатель. Перечитал  всего.  Только  почему  его
герои такие бездеятельные? Мечутся из угла в угол, как мыши в  мышеловке,  и
не знают, что делать.


x x x

     Как много хороших стихов!
     Эх ты, модница, злая молодость, : Над улыбкой - седая прядь!  Это  даже
похоже на подлость - За полтинник седою стать!
     И еще:
     И какому кощунству в угоду, И кому  это  ставить  в  вину?  Как  нельзя
вводить горе в моду, Так нельзя вводить седину.
     Написала моя землячка - Румянцева. Молодец, Майя!


x x x

     Братцы проходчики дали всесоюзный рекорд. Бригадир - мой  друг,  вместе
техникум кончали. Эх, Витька, Витька!.. Хоть на денек бы к тебе  в  забой...
Наработался бы до чертиков, подышал бы шахтным воздухом, ей-богу,  легче  бы
стало... Сны меня, друг, замучили... совсем изведут...  Всю  ночь  застилают
глаза копры, терриконы...


x x x

     Сережка. Какая силища!
     Его буранами шатало
     От кроны до седых корней,
     А он стоял.
     Жег суховей,
     А он стоял.
     Мороза жало Зима вонзала до костей, А он стоял.
     Плетьми огней
     Сто молний по стволу хлестало, А он стоял.
     Стал только злей И выстоял.
     В Харьюзов. Умеют люди писать...


x x x

     Жизнь дорога каждому человеку. Каким бы он ни был. Жизнь  -  постоянная
надежда  на  лучшее.  Одни  подразумевают  под  этим   лучшим   материальное
состояние, другие - моральное удовлетворение, третьи, и  их  большинство,  и
то и  другое.  Разнит  людей  вопрос,  что  в  их  деятельности  первично  -
моральное удовлетворение или материальное состояние. И  из  этого  вытекает:
одни любят жить, другие - жизнь. Одни говорят: я дышу -  значит,  существую;
другие: я приношу пользу людям - значит, живу. Но умирать не хочется  любому
из них.  Первый  надеется  пожить,  второй  -  испытать  гордую  радость  от
сознания, что он нужен людям. Третьего не дано.


x x x

     1 ноября. Последний месяц осени, а на дворе теплынь. Скоро  праздник...
Что подарить тебе, Танечка?
      - Подари мне город на широкой ладони степи!
      - Если б мог, подарил бы самую яркую звезду с неба. Ведь  ты  подарила
мне жизнь! Свою и мою.
      - Нет. Любовь!
      - Это равносильно.


x x x

     Горсовет обещает к Новому году выделить комнату. А чем до того  времени
топить эту халупу? По ночам становится прохладно. Сверчок в углу  напоминает
детство. У отца в деревенской избе такой же певун  заливается  трелями  ночи
на-кролет. Миллион лет прошло с тех пор.
     Порой кажется,  какая-то  волна  выбросила  нас  на  другую  планету  -
планету боли и безысходного отчаянья.
      - Не сгущай краски, Сережа.
      - Рад бы... А куда спрячешься от солнца, людского смеха? Я  ведь  тоже
человек..


x x x

     "Комсомольская правда" опубликовала письмо одного  парня.  Работать  он
не  хочет,  всех,  кто  трудится,  презирает,   любит   красиво   одеваться,
танцульки, ресторан... Ну, и, как у нас водится, рядом печатают ответы  ему!
Воспитывают, стыдят! Черт побери, неужели то, что труд  и  жизнь  -  понятия
неразделимые, одинаково необходимые человеку, как мозг и  сердце,  надо  еще
кому-то доказывать! Обезьяны знали это!.. Да этого  выродка  надо  взять  за
шиворот и тряхнуть как следует.
     Говорят,  что  тот,  кто  долго  живет  далеко  от  родины,  заболевает
ностальгией. Что это за болезнь - не знаю. Но, наверное, что-то  похожее  на
мучительную тоску по работе.  Знал  бы  тот  младенец,  какая  это  жестокая
пытка!


x x x

      - Таня, не пытайся угадать мои мысли.
      - Я не угадываю, я знаю.
      - Ну и что?
      - Не принимай неудачу с письмом как поражение. И я уверена, что,  будь
твоя нога здоровой, ты бы научился  писать.  Но  что  делать?..  А  я  разве
плохой секретарь?
      - Отличный. Но где мне взять уверенность, что я еще что-то могу?


x x x

     Вчера мужчина спешил к автобусу.  Запыхался,  мокрый  весь,  на  работу
опаздывал. Подбежал, и... дверь закрылась, машина уехала. Как он,  бедолага,
ругался! Я стоял рядом и от зависти чуть  не  плакал.  Я-то  никуда  уже  не
опаздываю, меня никто и нигде не ждет.


5

     Город  секли  грозы.  Поздние,  ярые...  Столбами  вздымался  песок   в
переулках и островками оседал на асфальт, грузный, недвижимый,  пришпаренный
косым дождем.
     Таня боялась грозы. Раскат грома наводил на нее панический страх.  Она,
как ребенок, забивалась в угол, укрывала голову,  затыкала  уши  и  дрожащим
голосом спрашивала: "Сережа, кончилось?" Сергей не понимал ее страха.  Более
того - он неожиданно почувствовал, что во время грозы ему трудно  сидеть  на
месте, его неудержимо тянет на улицу. Что-то  созвучное  своей  душе,  своим
мыслям и чувствам находил он в диком неистовстве природы. Но что?  Сергей  и
сам не мор понять. Может быть, ему хотелось вот так  же  буйно,  свободно  и
широко излить свою душу,  высказаться  о  чем-то  сокровенном,  что  глубоко
сидело в нем и настойчиво просилось наружу.
     Вспомнил Сергей свой давнишний разговор с Егорычем. "Трудно  держать  в
себе все пережитое, перечувствованное, - говорил  старик.  -  И  даже  будет
такой момент, когда не высказаться, не поделиться  с  большим  кругом  людей
своими думами станет невмоготу. Человека потянет к бумаге.  Ты  не  исключай
этой возможности, Сережа".
     "Соломинку подбрасывает Егорыч,  -  думал  Сергей.  -  Заблуждается  по
своей доброте душевной. Кроме всего прочего, чего у меня нет,  чтобы  излить
свою душу, нужны еще и способности. А их не приобретешь, с ними рождаются".
     После смерти Ларина Сергей несколько раз возвращался  мысленно  к  тому
разговору. Но дальше заключения о том, что из этой затеи ничего  не  выйдет,
не шел.
     Однажды он вспомнил, как в школе, в порыве гнева за  несправедливо  (по
его мнению) поставленную двойку, он тут же, на уроке, глотая слезы,  сочинил
стих.  Стихотворение  было  длинным,  злым  и  нескладным.  На  общешкольном
собрании секретарь комсомольского бюро,  девчушка  с  куцыми  косичками,  во
всеуслышанье дала Сергееву творенью оценку и  в  качестве  первого  гонорара
потребовала объявить поэту строгий выговор с занесением в личное дело.
     "У русских поэтов всегда были трудные судьбы!" - утешил себя Сергей.
      - Декабрист! - издевались над сгорающим от стыда поэтом  хохотуньи  из
соседнего класса.
     Тернии оказались очень колкими, и школьник Сережка Петров,  решив,  что
он родился не в тот век, прервал свой путь к вершинам Парнаса.
     Позднее, в армии, Сергей  попробовал  написать  рассказ,  В  творческих
муках дневальный по  подразделению  не  заметил,  как  в  казарму  прокрался
рассвет и вместе с ним сердитый старшина. Солдаты поспали две  минуты  сверх
нормы, а рядовой Петров со всеми армейскими почестями  отхватил  два  наряда
вне очереди за грубейшее нарушение устава внутренней службы.
     В газете "Советский воин" вскоре появилась короткая заметка  о  воинах,
поехавших после демобилизации на освоение целинных и залежных земель.
     С замершим от  волнения  сердцем  солдат  прочитал  свою  фамилию:  "С.
Петров, авиамеханик Н-ской части".
      - Я   же   целый   рассказ   написал!    -    удивился    опомнившийся
корреспондент.  -  Что  они  с  ним  сделали!  Здесь  же  пятая   часть   от
написанного!
     Но в душе был рад и этой части, гордился ею, а газету  долго  хранил  в
солдатском вещмешке.
     Дальнейшие попытки Сергея напечатать свои творения на  страницах  газет
не имели успеха. Все его рассказы и очерки возвращались редакциями  назад  с
односложными, обидными ответами: "Опубликовать  не  можем,  советуем  больше
читать современных авторов, работать над языком..."
     И солдат читал, работал, но за перо больше  не  брался,  твердо  решив:
способностей у него нет.
     Эти мысли,  как  тучки,  робкие,  неуверенные,  медленно  собирались  в
большую тучу. Туча не  могла  быть  пленницей,  ей  становилось  тесно,  она
рвалась на простор, на свободу. Ей не хватало молний.  Егорыч  не  ошибся  в
прогнозе. Исподволь Сергей копил силы и жадно ждал грозу.  Не  осмыслив,  не
выплеснув наружу всего пережитого - жить стало невмоготу.


ИЗ СЕМЕЙНОГО ДНЕВНИКА ПЕТРОВЫХ

     "...в глубоком  понимании  горя,  душевного  страдания,  скорби  таится
огромная нравственная  сила,  помогающая  лю-.  дям  мужественно  переносить
тяжкие удары судьбы".


x x x

     Решено! Начинаю учить английский язык. Пригодится!


x x x

     Сережа, по ночам читать вредно. Или тебе дня не хватает?.


x x x

     Человеческая жизнь мизерно коротка  для  познания  того,  что  человека
интересует, В юности мы преступно небрежно
     тратили свое время. Что мы читали? Чем интересовались? Да и  читали  ли
с  должным  вниманием?  Сейчас  перечитываю  читаное,  и  в  каждой   строке
открытие.


x x x

     Мне все  говорят,  что  я  не  изменилась,  только  в  глазах  какая-то
озабоченность и усталость. Правда, Сереж? Ты об этом не говорил.


x x x

     Помнишь песню:
     Глаза твои усталые Еще красивей кажутся.


x x x

     Давай забудем и больше никогда не вспомним о  вчерашнем.  Без  упреков,
без оправданий... Ничего не было. Была водка. Ее больше не будет. И  спасибо
тому таксисту.


x x x

     Пришел вызов на Харьковский протезный завод. Быть или не быть?


x x x

     Харьков. Я взяла нашу тетрадь. Не  обижайся,  что  без  тебя  продолжаю
записи. Еще в Луганске я знала: если тебя положат в больницу, я  одна  домой
не вернусь. Не могу. И напрасно уговариваешь.


x x x

     Ты знаешь, Сергей, в своей любви к тебе я  открыла  что-то  новое.  Что
это, не пойму. Но, наверное, подобное чувство испытывает мать,  выстрадавшая
свою любовь к ребенку. Не знаю, может быть, это не так, но я люблю тебя  все
сильней и сильней.

     Четверг. Волнения и боль прошедших операций делили пополам, так что  же
случилось -  ты  не  хотел  поделиться  со  мной  этой,  последней?  Неужели
сознание того, что вместе с  тобой,  за  дверями  операционной,  переживает,
волнуется близкий тебе человек, не придает сил?
     Как увидела тебя в бинтах, испугалась. Показалось, что мы в Донецке,  а
впереди вечность операций.
     Ты уже спишь, Сережа? Сейчас 23, а у вас в 22 отбой. Что  тебе  снится?
Друзья? Шахта? Угадала?  Послушай,  я  прочитаю  тебе  стихотворение  Марины
Цветаевой:
     Любовь -
     Ятаган? Огонь?
     Поскромнее, - куда как громко!.
     Боль, знакомая, как глазам - ладонь,
     Как губам -
     Имя собственного ребенка.
     Спокойной ночи, родной.


x x x

      - Опять начала крутить волосы в колечки? - спросил ты у меня.
     Полгода не крутила, думала, забуду, так нет же,  вспомнила.  А  почему,
не знаю.


x x x

     Вторник. Не ожидала, что протез будет таким примитивным. Тебе  он  тоже
не нравится. В наш век и... такая стыка...
     Отчего это  так?  Где  же  высокий  технический  уреввиь,  кибернетика,
электроника?
     Крикунов и  хвастунов  у  нас  много.  Сделают  электронную  букашку  -
шуму... на всю вселенную...  А  вот  останется  без  рук  такой  букашечник,
всучат ему допотопный  костыль...  Тогда  бы,  наверное,  призадумался,  что
человек - это звучит гордо.


x x x

     Луганск. Протезы - это не массовое производство, дохода  они  не  дают,
затраты на их изготовление большие. Так кому они нужны! Инвалиды  как-нибудь
перебьются с первобыт-ными костылями.
     Потерпевший кораблекрушение увидел спасательное судно,  но  оно  прошло
мимо.
     Что он чувствует в этот момент? Наверное, ему  хочется  превратиться  в
чайку! Ну почему нет на свете волшебства! Неужели нет надежды на протез?


x x x

      - Сережа, не верю! Я понимаю тебя. Нам трудно сейчас.  Но  тем  крепче
должны быть наши нервы, тем настойчивей должны мы быть. Надо искать.  И  без
паники.
     Помнишь у Горького? Одни упали на  дно  лодки,  испугались  и  погибли.
Другие наперекор всему боролись и победили!


x x x

      - Ты права. Выше голову, черт возьми! Когда задыхался  в  бреду,  было
не легче. Выжил же...


x x x

      - У тебя опять в кровь растерта спина проклятыми ремнями протеаа.  Мне
страшно  смотреть  на  протез,  он  весь  в  крови.  Сколько  же  это  может
продолжаться?
      - Пака не научусь писать.
      - А если это физически невозможно?


x x x

     Врач запретил пользоваться протезом. Лечат  растертую  спину  и  плечи.
Кажется, его и незачем больше надевать. Разве  только  для  того,  чтобы  не
болтался пустым рукав.
     Кому нужны были эти поездки,  волнения,  операция,  ожидания,  надежда?
Никому.
     Снег выпал ночью. Сначала он шел вперемешку с дождем, но  к  утру  зима
одолела осень. Большие мохнатые  хлопья  повалили,  как  пух  из  распоротой
перины, и за несколько минут одели город во все белое. Ударил  мороз,  подул
северный ветер, и завыла зима снежной круговертью.
     Так уж устроен мир  -  с  п